и  счастливой страны. Здесь нет клочка
земли, который бы не был нивою, и нет нивы, которая не обещала бы
богатой жатвы. Справа остался  у нас Вильгельмсбад, где, говорят,
так весела  природа, что самый задумчивый,  самый угрюмый человек
не может не улыбнуться,  гуляя там. Слева провожала нас до самого
Франкфурта прелестная река Майн.

                                               Франкфурт-на-Майне

Франкфурт  прекрасный,  великолепный,  величественный  и  вольный
город. В  стенах его заключается целый  народ. Жителей считают до
50000,  в том  числе  7000 жидов.  В правительстве  участвуют две
воли: воля старшин и  воля народа. Такое правительство называется
Аристо-демократическим...

Годовой доход  с города 500000 флоринов.  Франкфурт можно почесть
средним магазейном Европейской  торговли и общею меновою конторою
Германии и  Франции. Положение на Майне и  при Рейне делает его к
сему способным. Мятежи беснующейся  Франции нанесли много вреда и
благоразумному  соседу  ее  Франкфурту.  В 1796  году  город  был
бомбардирован французами; но жители  вели себя как люди вольные и
честные.

Франкфурт удостоен  присутствием человека, который  жил некогда в
великолепных   дворцах,  управлял   пространным   государством  и
славился делами. Теперь он  в двух комнатах Английского трактира;
управляет  только  своими  страстями  и славится  -  великодушною
твердостию,  с  которою  сносит  превратности  своего,  жребия...

Согласись, друг мой! что  наш век есть век великих превратностей:
никогда общества людей не  были подвержены таким бурям, волнениям
и  переменам. Одна  только великость  души не  подвержена никаким
бурям  жизни,  никаким  превратностям  случая.  Давно  ли  минули
времена  тихие, когда  спокойствие почивало над  главами народов?
Цари  в великолепном  могуществе  своем сияли  на престолах,  как
солнцы в  небесах; мир, правосудие, чистая  вера и наследственные
добродетели делили  благоденствие поровну между всеми состояниями
людей.  Тогда  еще не  имели  понятия  о великих  ударах рока,  о
злополучии государей, о кровавом праве войны, о смешении племен и
народов...  Люди  чех   счастливых  времен  в  каком-то  приятном
усыплении провождали  беспечный век свой. Они,  конечно, не могли
чувствовать всей  сладости безмятежного  благополучия своего, ибо
человек  тогда  только  узнает  настоящую  цену  здоровья,  когда
постигают его  болезни; а  цену счастия познает во  время бед! Но
настоящее  поколение  людей,  рожденное  в бурях,  в  дни  ужаса,
смятений, великих страхов и тяжких печалей, когда ничего более не
слышно,  кроме  звуков  оружия  и стонов  человечества,  неутешно
рыдающего  в бедствиях  войны; нынешнее  поколение, говорю  я, не
может  вспоминать  без  сердечной  грусти о  благополучии  времен
протекших.  Каких превратностей  не  были мы  свидетелями? Слепое
счастие водило  иноплеменных завоевателей  из края в  край земли;
сила  наглою  стопою попирала  древние  рубежи царств;  безбожие,
смеясь,  разрушало алтари  веры, но, пораженное  громом небесным,
само  упадало у подножия  его. Никогда  не был так  переменен вид
Европы:  мирные  города  мгновенно  ограждались стенами;  древние
стены и твердыни мгновенно рассыпались в прах, природные государи
становились  простолюдинами;   люди  из  глубокой  неизвестности,
раздвигая  толпы мятущихся  народов,  восходили на  троны их.  Но
торжество порока, при  всех превратностях мнений людских, никогда
не  сравняется с  торжеством добродетели; никакой  блеск, никакое
могущество не  могут защитить первого от  тайной ненависти людей;
никакое  злополучие не  может лишить  последней ее  достоинства и
уважения благородных душ...

Во Франкфурте имели мы удовольствие встретиться с генерал-майором
Рейхелем, бывшим полковым командиром  в Апшеронском полку. На это
время занимал  он почетное  звание военного коменданта  в городе.

                                                            Маинц

Звон колоколов,  стук проходящих  конных и пеших  войск, бряцание
оружия и  шум народа  неслись навстречу нам  из-за высоких окопов
Маинца, когда мы приближались  к нему. Недавно ревела там смерть.
Рейн, величественный Рейн явился тут глазам нашим. В великолепном
течении своем  орошает он прекраснейшие  страны Германии. Сколько
народов  жили и  погреблись на  брегах сей древней  реки; сколько
столетий гляделись в водах ее!..

Едем  чрез длинный  на  судах мост;  справа замечаю  ряд плавучих
мельниц.  Входим  в Маинц.  До  какого  жалкого безобразия  можно
довести  прекрасный   город!..  Лучшие  палаты,   дома  и  церкви
превращены  или  в  арсеналы, или  в  казармы,  или в  магазейны.
Бледность  - общий  цвет  лиц, и  даже прекрасного  пола, который
здесь  опять прекрасен.  Велико было несчастие  жителей маинцких.
Они только что вырвались  из страшных когтей смерти!.. Ужаснейший
мор  свирепствовал в  стенах  осажденного града.  В течение  трех
месяцев  умерло 6000  жителей  и, как  говорят, до  20000 солдат.
Первых  хоронили по  кладбищам;  других с  утра до  вечера возили
возами,  как дрова, и  бросали, как  ничтожных тварей, по  рвам и
вертепам  за  городом. Хищники  Европы  валялись  в снедь  хищным
вранам,  и  на распутиях,  казалось,  земля  не хотела  принимать
отягченных  преступлениями.  Ужаснейший  разврат, лютейший  самой
язвы, свирепствовал в сии дни гнева небесного. Воспаленные огнями
сладострастия  солдаты  врывались  в  дома, исторгали  трепещущих
дочерей из рук их родителей и увлекали в змеиные норы свои. Часто
груды тлеющих  трупов служили  им постелью. Ни  слезы, ни моления
невинности не  умягчали злодеев, отнимавших у  нее жизнь и честь.
Замученные жещины валялись по улицам.

                                                          Франция

"La belle  France! Прелестная Франция!  - восклицают беспрестанно
французы-учители.  - Вот  земной  рай!.. Переезжайте  Рейн, и  вы
увидите  цветущую  землю, счастливый  народ,  на  каждом холме  -
виноград,  в каждой долине  - деревню!  На что ни  взглянете, все
удивит, утешит и очарует вас. Там (во Франции) деревья обременены
плодами,  нивы  - волнующимися  жатвами, окрестности  веселящимся
народом. Переезжайте за Рейн,  и вы увидите страны благополучные,
изобилием  и многолюдством  кипящие". Вот  в чем  уверяют бродяги
французские  и  вот  чему,  к несчастию,  верят  люди  русские!..
Переезжают  за  Рейн  -  и  где  votre  belle  France!  Где  ваша
прелестная Франция...Ужасно  опустелые края, земля нагая, деревья
увядшие и  повсеместное безлюдье. Вот  что представляется глазам:
вижу  пространство,  но  не  вижу  деревень;  поля  необработаны,
окрестности  унылы,  тернии  и   волчцы  растут  на  месте  жатв!

В  городах  лучшие  дома  -  казармы или  больницы.  Толпы  нищих
встречают,  провожают   и  всевозможными  хитростями  и  уловками
нападают на  кошелек и  сердце проезжего. Один  пугает вас своими
ранами,  другой  рассказывает  о  своем  увечье,  третий  кричит,
четвертый  поет.  "Вот  бедная  сирота!  -  говорит  какая-нибудь
старуха, подводя к вам маленькую девочку. - У нее нет ни отца, ни
матери;  одно  сострадание проезжающих  кормит  и одевает  ее"...
Просительную  речь  свою говорит  она  целую четверть  часа, а  в
заключение  восклицает:  "Дайте  ей  франк!" "Что-нибудь  убогому
старику!", "Что-нибудь бедному мальчику!", "И мне!..", "И мне!.."
или "Купите у меня  цветов!", "У меня сладких пирожков!", "У меня
ягод" и  проч., и проч. Вот что  услышите, приехав на станцию. Но
тут уж лучше просто давать милостыню, нежели что-нибудь покупать,
ибо  продавщицы  цветов  и  лакомств  с прегрязными  руками  и  в
презапачканных лохмотьях.

Странно, что во всех  местах, которые мы проехали, только и видны
дети  да  старики, женщин  множество.  Где ж  цвет юношества?  Он
подкошен косою  смерти на полях войны!  Народ и благоденствие его
поглощается  военным правительством.  Что есть тут  хорошего, так
это большие дороги: чудесные дороги! Проезжаем несколько станций,
не  спускаясь,  не  возвышаясь,  все  по  ровной  глади,  как  по
натянутому холсту; ничто не  остановит повозки, нигде не получишь
толчка. Дорога чиста, как ток: на ней, как говорится, ни сучка ни
задоринки. Я  в первый раз отроду  по такой прекрасной еду. Около
себя видишь горы, а  под собой не чувствуешь их. Чудесная здешняя
дорога проведена  в виде  огромной толстой плотины  или наподобие
крепостного вала.  В прямом направлении  пробитые горы, срезанные
холмы, засыпаны рвы и  овраги и проложен гладкий путь, шоссе. Это
шоссе в  некоторых местах  на два, на  три и на  четыре аршина от
горизонта  от  земли возвышается.  Суди  ж,  сколько должно  было
приложить тут  трудов и  сколько тысяч рук  занято сею необъятною
работою!..  Но во Франции  никогда не  было мало рук  и счастлива
была  она, пока  руки  сии не  сделались хищными,  дерзкими  и не
окунулись в крови! Сперва руки поселян возделывали нивы в долинах
и лелеяли виноград по  горам; руки рабочих строили города, дома и
дороги;  руки  ремесленников ткали  прекрасные  шелки свои;  руки
воинов поднимали оружие только в защиту отечества; руки вельмож с
честью управляли  шпагою и пером; а  руки государя крепко держали
скипетр. Тогда умы были  остры, сердца веселы, души благочестивы.
Франция  молилась, пела  и любила  государей своих. Но  когда это
было?  Очень давно!..  Настали другие  времена и привели  с собою
другие   правы:  половинное   просвещение  затмило   здравый  ум;
непомерная  роскошь  вельмож   и  богачей  расстроила  поселян  и
огорчила   бедных;   уроки   лжеумствователей   зажгли   страсти;
вольнодумство  потрясло   алтари  веры.   Тогда  излишество  рук,
употреблявшееся на украшение областей, обращено на совершенное их
опустошение.  Оружие заменило  и  плуг, и  косу, и  мирный посох.
Ужасная   буря,    возраставшая   из   самого   сердца   Франции,
разрушительными  вихрями  понеслась  по  всем концам.  Революцией
назвали  великий перелом  древнего порядка  вещей, ниспровержение
трона и расторжение всех союзов с богом, добродетелями и тишиною.

Революция   значит  переворот   -  и   конечно  во   Франции  все
переворотилось  и  превратилось!..  "Guerre  aux chateaux  (война
замкам)  et  paix  aux  cabannes  (и  мир  хижинам)!"  -  кричали
защитники  равенства  под  предводительством  генерала Кюстина  и
нещадно  разоряли  и грабили  дворцы  и  палаты. "Да  здравствует
король!"  -  кричали  защитники   трона  и  дрались  как  львы  с
нарушителями прежнего порядка. "Свобода! братство! равенство! или
смерть!"  -  кричал  беснующийся народ  - и  свобода,  братство и
равенство  были только  на языке  и в  мечтах, а смерть  на самом
деле.  Война, смерть  и разрушение,  взявшись за руки,  ходили по
цветущим берегам величественного Рейна.  Их след был след кипящей
лавы  и всепожирающей  саранчи.  Нож стал  тогда любимою  забавою
безумной  Франции:  она резала  им  других и  себя. Бури  мятежей
согнали многие  тысячи народа  с родной земли под  чуждые небеса,
конскрипция, или  перепись, влекущая молодых  людей поочередно на
убой,  повергла земледелие  и хозяйство  в крайний  упадок. Бури,
секира, дожди  и времена искоренили, истребили,  смыли и сгладили
сады,  винограды и  даже  следы жилищ  человеческих. Левый  берег
Рейна,  всегда  улыбавшийся,  видя  себя  столь  благополучным  в
цветах, виноградах и жатвах  своих, теперь мрачен, пуст, печален,
показывает  раны и  опалы свои  от молний  мятежной войны.  Вот в
каком  состоянии  нашли  мы  преддверие мнимопрелестной  Франции.

                                                           22 мая

Проселком,  влево от  Маинца, проехали  мы чрез  города Киршгейм,
Винвайлер и Кайзер-Лаутерн, где,  вспав на большую дорогу, идущую
из  Мангейма,  поехали  на  Гамбург.  Пустота,  необработанность,
безлюдье,  дичь -  вот  слова, из  которых путешественник  должен
составить описания свои страны сей. Кто бывал в польско-жидовских
городах, тот  разве может  иметь понятие о  нечистоте, поражающей
взоры и  обоняние в здешних.  Во многих местах видал  я на улицах
босоногих мальчишек,  в лохмотьях,  играющих в карты  на навозных
кучах! Другие полощутся в лужах или валяются в грязи, ни о чем не
заботясь.  От   Кайзер-Лаутерна  до  Гамбурга,   на  28  верстах,
встретили  мы только  трех  человек, копающих  дикую ниву:  двух,
работающих  волами, и  одного,  собирающего травы.  Где ж  земля,
кипящая  народом? А  французы  все кричат,  что им  тесно жить!..

Местоположения  здесь есть  прекрасные; но не  очаровательные. По
обеим  сторонам дороги  холмы  и высоты,  покрытые развалинами  и
лесом. Во  многих местах, по дороге,  встречаются порядочные дома
без окон  и дверей!  Здешние деревни совсем не  то, что немецкие:
тут  нет ни  красивых улиц,  ни светлых  домиков, ни  порядка, ни
опрятности. Один изрядный дом  какого-нибудь барона или маркиза в
средине, а около него кучи вместе слепленных, старинною поседелою
черепицею покрытых, низких, убогих  и часто курных лачужек; улицы
в  навозе,  народ в  лохмотьях...  Вот  картина деревни  здешнего
края!..

Нашу Россию  не называют прекрасною; а  селы ее по Волге  и Оке в
самом  деле  прекрасны. Дожди  здесь  сильны,  шумны, внезапны  и
скоропреходящи - не такова ли и слава французов!..

                                         23 мая. Город Сент-Ароль

От  Рейна и  до сих  мест язык  французский не  есть еще  общим и
единственным:  большая  часть жителей  говорит  по-немецки; но  с
Сент-Ароля начинается  уже повсеместное  владычество этого языка.
Очаровательные звуки его гремят в палатах и хижинах, на площадях,
в лачугах и шинках[4]!...

Здесь, (в Сент-Ароле) язык  французский сыграл со мною прекрасную
шутку!  Приезжаю в  трактир, мне  отводят комнату; вхожу  и слышу
самый  чистый и  плавный  выговор французский.  Привыкнув слышать
язык  сей  всегда в  лучших  наших  обществах, невольно  предаюсь
мечтам  и  воображаю,  что  там, за  стеною,  сидит  какая-нибудь
знатная   женщина,  женщина   воспитанная,  потому   что  говорит
по-французски, и  верно, милая,  потому что так  нежно произносит
слова... Уступаю  любопытству, иду  заглянуть в другую  комнату -
это кухня; а та, которой слышал голос, ничего более, как кухарка:
но какая кухарка? - не немецкая, а неопрятная, в грязи, в крови и
в саже запачканная растрепа! Очарование исчезло, но представилось
рассуждение: сколько,  подобных этой, кухарок, прачек  и проч., и
проч.   выезжают   к  нам   в   наставницы!  Возьми   запачканную
француженку, брось  ее в  России, где-нибудь на  поле: не пройдет
недели - и ты  увидишь ее в богатом доме, в роскоши и в почестях.
Я читал  одну небольшую французскую  комедию, где представляется,
что на Новом мосту (Pont-Neuf) в Париже сходятся несколько мужчин
и  женщин. Всякий  горюет о  своем горе.  Из мужчин одни  ушли из
тюрем,  другим приходилось  не миновать  их; из  женщин некоторые
обокрали госпож  своих, другие потеряли все  способы жить на счет
своих  прелестей. Те  и другие  по разным  причинам, из  страха и
отчаяния, предвидя казнь, стыд  и голод, решаются кинуться в Сену
и все  пороки и  проступки свои утопить  с собою вместе.  Уже они
готовы, берутся  за руки, хотят кидаться...  как вдруг послышался
знакомый  голос: "Безумцы!  Что вы  делаете? Вы отнимаете  у себя
жизнь,  в  которой  можете  найти  еще  тысячу  радостей,  тысячу
наслаждений...  Вы  страшитесь бедности  и презрения;  оглянитесь
назад -  богатство и уважение ожидают  вас! За мною, товарищи! за
мною:  я  укажу вам  земной  рай  для французов;  переселю вас  в
страну, где ласки, подарки и деньги посыплются на вас как дождь!"
"Что за  страна эта?"  - восклицают все в  один голос. "Россия!..
Россия!.." - отвечает бродяга. "В Россию! В Россию!" - кричат все
вместе и  бегут садиться в дилижансы  или почтовые коляски. Я это
читал;  а те,  которые живали  в Париже,  говорят, что  можно это
видеть, и видеть не на театре, а на самом деле.

Нет ничего  противоположное, как  француз, женатый на  немке: это
буря с  тишиною. Сердит на русских,  нагл в обращении, говорлив и
хвастлив - верно француз!..  "Отчего у вас так разорено и пусто?"
"Где!"  - говорят французы  и дивятся:  им кажется, что  земля их
цветет и  блаженствует. Однако лучший из  писателей их, Делиль (в
своем L'Homme  des champs), горько  оплакивает упадок земледелия,
явно  жалуется  на   разорительные  последствия  войны  и  громко
порицает  растление нравов.  "Франция,  - говорит  он, -  подобна
кораблю, который буря гонит  по неизвестным морям и ветры терзают
со  всех сторон".  В  другом месте  уподобляет он  отечество свое
увенчанной лаврами могиле: извне обманчивая зелень, внутри тление
и  смрад!  Этих  стихов,  однако  ж, нет  в  изданиях  парижских.

                                                           24 мая

"Не ездите чрез Мец: там бунтуют и режут русских!" - твердили нам
на всех  почтах. Мы  из Курсета взяли  правее и выехали  прямо на
Гравло,  оставя Мец слева.  "А! Вот  куда собрались они,  вот где
можно  видеть людей!"  -  сказал я  сам себе,  подъезжая  к Мецу.
Множество домов, мыз,  деревень, садов, рощиц, перелесков, дорог,
обсаженных  высокими деревьями,  и туда  и сюда идущих,  едущих и
гуляющих по них людей  представляется глазам в окрестностях Меца.
Окрестности эти  в самом деле  красивы и живописны, и  если б вся
Франция  была  подобна  им,   то  и  я  невольно  воскликнул  бы:
прелестная Франция!  Тут под каждым холмом  деревенька, на каждой
высоте дом  с башнями;  скат каждой горы  одет виноградником. Сам
Мец  -  старинный  город,  окруженный огромными  валами,  которые
заросли  садами  и деревьями.  Пушки  покоятся  под тению  рощей.
Теперь  в  нем  буря и  буйство.  Мы  переехали прекрасную  речку
Мозель.  Франция  есть   земля  вин:  Мозельское  славится  между
прочими.   Его  получают   тут,  около   Меца.  И   здесь  дороги
удивительны: французы  растворили горы,  чтоб их провести;  а где
утесы слишком высоки, там  дорога извивается улиткою по ребрам их
и нечувствительно возводит вас на самый верх.

Опять по-прежнему: "Та же  пустота!" - сказали мы, проехав с милю
за  Meц. С  высоты горы,  по которой  шла дорога,  видны открытые
холмистые  и  ровные  поля;  но  ни  больших сел,  ни  садов,  ни
Виноградов уже  не видно было. Здесь-то  не научиться земледелию!
"Как зовут  эту реку  (Мозель)?" - спросил я  у своего извозчика.
"Рекою!"   -   отвечал   он  и   уверен   был,   что  дал   самый
удовлетворительный  ответ.  Я  не  знаю,  в  чем  нельзя  уверить
французов!  Люди, порядочно  одетые, стало не  простые крестьяне,
спрашивали у меня на последней станции, известно ли нам, русским,
что пленные французы, сосланные в Сибирь, соединились с турками и
разоряют Россию!.. Хорошо знают географию!!!

"От кого можем мы  получить квартиру для ночлега?" - спросили мы,
приехав в  Гравелот. "От господина мэра!"  - отвечали нам. "А где
ваш  господин  мэр?"  -  "В  своем присутствии".  Идем  вслед  за
проводником -  и что ж за  присутствие, где заседает мэр? Простая
изба-мазанка,  в сенях коровы  и свиньи;  около - навоз.  Сам мэр
завешен фартуком  и шьет  сапоги. Около него  несколько мальчиков
твердят склады. Этот мэр  вместе и школьный учитель. Господин мэр
принимает нас  довольно ласково, отпускает  несколько острых слов
на счет  русских, оставляет  шило, берет перо и  пишет нам билеты
для  квартир.  Благодарим,  хотим  уйти...  "Постойте,  постойте,
милостивые  государи! - закричал  он нам  вслед. - Вы  недавно из
России:   скажите,   какие   меры   приняты   против   французов,
соединившихся с турками?" "Отсутствие войск наших, - отвечали мы,
- не позволяет принять  надлежащих мер, и новое бедствие угрожает
еще России: беспокойные крымские  татары вступили в тесный союз с
сердитыми  чукчами"...  Ты смеешься,  а  господин  мэр и  учитель
поверил  -  и  мы расстались.  Невежество  мэра