. э...  недомогающих
воинов. Скажи еще, что такой  великий  человек,  как  Искендер,  не  может
вернуться домой, не достигнув места, до которого добирался какой-то иранец
Кир. Ясно?
     - Да Александр.
     - Подай мое походное снаряжение!
     - Сейчас.
     - Но тут Фердикка доложил:
     - К тебе грек.
     - Откуда?
     - Из милетцев, переселившихся сюда при Ксерксе.
     - А-а! - протянул сын Филиппа зловеще. - Зови его сюда!
     Вошел  благообразный,  седобородый,  высокой  эллин  в  полугреческой
одежде.
     - О великий царь! - Он поклонился  низко,  по-согдийски.  -  Радуйся.
Сумею ли я поведать о том восторге, с которым мы ждали  тебя?  Наше  племя
нижайше просит повелителя мира отведать хлеб и воду Юнана.
     - Хлеб и воду? Ты скажи: вы из выселенных карийцев?
     - Да, царь.
     - Вы сражались против меня при Гавгамелах?
     - Помимо своей воли, царь.
     - Помимо своей воли? Хорошо, я отведаю твой хлеб и воду.  Далеко  ваш
город?
     - Недалеко, царь, - пробормотал старик. От резких слов Александра ему
стало не по себе.
     - Мы заедем туда.
     - Премного благодарен, славный царь!
     Эй, Мараканда, город сбывающихся надежд! Эй вы, старейшины,  беспечно
дремлющие  в  темных  дворцах!  Эй,  жрецы,  бормочущие   заклинания   над
неугасимым огнем в закопченных храмах! И  вы,  воины,  мерно  шагающие  на
городских  стенах  и  считающие  звезды  на  черном  небе!  И  вы,  купцы,
перебирающие  в  ночной  тишине  золото  и  алмазы!  И  вы,  ремесленники,
отдыхающие после дневного труда! Эй, Мараканда!
     Ты погружена в сон и не знаешь, что здесь в крутой башне под плоскими
крышами твоих домов, я не смыкаю глаз  до  поздней  ночи.  Я,  Спантамано,
потомок Сиавахша, мысленно говорю тебе: если бы половина радости, поющей в
моем сердце, перешла бы в сердца твоих жителей, ты не безмолвствовала  бы,
как сейчас, Мараканда! Тысячи факелов озарили бы стены твоих  дворцов,  на
перекрестках пылали бы веселые костры и прекрасные девушки плясали  бы  на
твоих площадях.
     Кто в Согдиане счастливей Спантамано? О Мараканда, город  сбывающихся
надежд! Пришел конец унижениям, которые я испытывал с детских лет. Никогда
уже не повторятся косые взгляды, ядовитые усмешки, обидные намеки и прямые
оскорбления, которые мне отравили юность. Как семуг, воспарил я над твоими
древними башнями, город Двуглавых Птиц. Не зачах  род  Сиавахша,  проросло
его семя для новой славы. О  предки,  скитающиеся  во  мраке!  Пусть  ваши
печальные лица озарятся  на  мгновение  радостной  улыбкой  -  имя  вашего
потомка Спантамано звучит ныне в устах всякого живущего.
     Кто во всей Согдиане сегодня счастливей  Спантамано?  Вот  я  сижу  у
широкого окна, и первая женщина Согдианы, богиня, достойная рода Сиавахша,
склонила голову свою на мои колени. Я слышу ее взволнованное дыхание.  Она
покрывает мою руку поцелуями. Око доброго бога Охрамазды остановило на нас
лучезарный взор, и  голубой  туман  обволакивает  нас  мягкой  пеленой,  и
грезится нам, будто  мы  витаем  в  облаках  далеко  над  бренной  землей.
Прохладный ветер с берегов Зарафшана  овевает  наши  нагие  плечи.  И  мы,
замирая, слушаем голос рождающей все живое Анахиты.
     Кто в Согдиане счастливей Спантамано? Сам Искендер Зулькарнейн,  царь
царей и сын бога Аммона, обнимает меня, как брат любимого брата. Я получил
от него богатые дары. Я пил вместе с ним из одной чаши. Да  живет  века  и
тысячелетия имя благородного Искендера!  О  мудрец  Паллант,  благодарение
тебе, ты рассеял  мои  сомнения.  Да,  Согдиана  при  Искендере  вздохнула
свободно, и Мараканда  ликует,  славя  освободителя.  О  Мараканда,  город
сбывающихся надежд! О Мараканда...


     Тишину рассек чей-то вопль:
     - Спитаме-е-ен!
     Спантамано вздрогнул. Зара испуганно подняла  голову.  Десятки  собак
разразились внизу свирепым лаем. Казалось, там, у входа во дворец, кого-то
ударили палицей, так отчаянно закричал он во второй раз:
     - Спи-та-ме-е-ен!..
     Спантамано отстранил жену и вскочил на ноги.  От  страшного  крика  у
него застыла, казалось, в жилах кровь.
     - Баро! - позвал он срывающимся голосом. Великан тотчас же явился  из
соседнего зала. В его тяжелой руке мерцал светильник. - Возьмите факелы...
узнайте, кто там!
     И в это время снова раздался крик - жуткий  крик,  словно  у  кого-то
вырвали язык, сдирали кожу:
     - Спи-та-мее...
     Онемевшие от страха Спантамано и Зара стояли у окна, тесно прижавшись
друг к другу. Толпа  телохранителей  шумела  внизу.  Свет  факелов  озарял
встревоженные лица. Заскрипели ворота.  Баро  и  Варахран,  сопровождаемые
другими телохранителями, волокли под мышки  какого-то  человека.  За  ними
следовала девушка в покрывале. Заперев ворота,  воины  прошли  во  двор  и
скрылись за углом. Через некоторое время шаги телохранителей загремели  по
каменным ступеням лестницы, ведущей наверх. Баро и Варахран втащили в  зал
человека, обрызганного кровью. Кровь темнела повсюду - на голове,  плечах,
руках, спине и даже на ногах.
     - Опустите на пол, - приказал Спантамано. - Факелы ближе! Переверните
его!
     Баро перевернул  несчастного,  откинулся  от  неожиданности  назад  и
вскрикнул:
     - Баланд!
     Да, то был Паллант. Но как не походил он на того  Ралланта,  которого
Спантамано видел совсем недавно! Его мудрый лоб пересекали свежие кровавые
рубцы. Сгустки крови висели на кончике носа и запеклись на губах.
     - Влейте ему в рот вина, - сказал Спантамано. Отпив  глоток  крепкого
напитка, Паллант очнулся, открыл мутные глаза и зарыдал.
     - Они убили всех! - причитал он, отирая  лицо  дрожащей  рукой.  -  И
стариков. И женщин. И детей... Всех! Только мы с Эгиной уцелели  случайно.
О Адрастея, богиня неизбежности!..
     - Кто убил? - Спантамано схватил друга за плечо. - Кого убил?
     - Александр уничтожил наш город.
     - Что?! - Спантамано отшатнулся от  Палланта.  Согдиец  хотел  что-то
сказать, но горло его сдавило судорогой. И он только  обвел  глазами  лица
телохранителей.
     - Это правда? - обернулся  Варахран  к  Эгине.  Она  стояла  в  углу,
скромно опустив голову. Мокрое и грязное покрывало  висело  на  ней  серой
пеленой.
     - Да, - горестно прошептала гречанка.
     - Дайте ему еще вина! - прохрипел Спантамано, несколько оправившись.
     Кубок вина вернул Палланту силы. Он успокоился и заговорил, то и дело
испуская тяжелые вздохи и стоны:
     - Я прежде не рассказывал тебе, Спитамен, о нашем прошлом.  Стыдился.
Я происхожу из эллинского рода жрецов бранхилов. Мои  предки  жили  далеко
отсюда, в городе Милете, что стоит на берегу Эгейского моря.  Бранхиды  не
знали горя, пока  к  Милету  не  подступил  иранский  царь  Ксеркс.  Чтобы
огромные  изображения  богов,  целиком  отлитые  из  чистого  золота,   не
достались персам, бранхиды зарыли их в землю. Заняв город, Ксеркс  схватил
жрецов и подверг их пытке, желая узнать, где  скрыты  изваяния.  Бранхидов
истязали много дней. И один старый человек не выдержал  и  раскрыл  тайну.
Золотые боги попали в руки персов. После этого эллины возненавидели нас  и
объявили каждого бранхида  предателем  и  богопродавцем.  Опасаясь  мести,
бранхиды ушли на восток, в Согдиану. Вместе с ними переселилась сюда часть
мастеров из эллинского племени карийцев.
     С тех пор миновало сто пятьдесят лет, и почти все бранхиды  забыли  о
том, что произошло когда-то. Сегодня, едва стало известно,  что  во  главе
отряда гетайров к нам приближается сам  Александр,  в  городе  не  нашлось
человека, который бы не возликовал.
     Мы облачились, как для празднества, в лучшие хитоны (Паллант  показал
свою дорогую, но изорванную одежду). Мы несли навстречу македонцам амфоры,
полные меда и вина. От корзин с плодами,  овощами  и  виноградом  ломились
хребты ослов. На устах сияли  улыбки  радости.  Сердца  были  открыты  для
добра. И юноши пели гимн в честь Аполлона. Ты, Спитамен, пять лет скитался
по чужим краям, и даже за это время истосковался по родине. А ведь  мы  не
видели  родину  сто  пятьдесят  лет.  Когда  мы  узрели  Александра,   нам
показалось, будто родина сама отыскала нас, чтобы  разгладить  морщины  на
наших лицах...
     Паллант снова зарыдал.
     - Оказывается, они не  забыли  преступления,  совершенного  одним  из
наших предков. Они убили всех!  Вино  из  опрокинутых  амфор  смешалось  с
кровью стариков. Головы детей  падали  рядом  с  плодами  граната.  Копыта
македонских коней давили кисти винограда и кисти  рук  наших  женщин...  Я
выбрался из груды трупов, нашел в подвале Эгину, и мы по оврагам  доползли
до Мараканды. Скажи, мне, Спитамен! - Грек поднялся к согдийцу, глаза  его
просили сочувствия. - Разве не варварство - мстить за преступление  одного
человека целому роду, его отдаленным потомкам?  И  так  поступил  человек,
которого воспитал Аристотель, ученик самого Платона...
     Паллант сокрушенно развел руками и сник. Спантамано долго молчал. Да,
Искендер оказался не таким добрым человеком, каким  прикидывался.  Глупец!
Ты так раскис от его похвал и настолько одурел от кубка вина, поднесенного
хитрым македонцем, что совсем забыл об  опасности!  Правда,  тебя  сбил  с
верного пути этот Паллант. Но бедняга ни в чем не повинен -  ведь  он  сам
верил в Александра и сам же за это поплатился. Не  прошло  и  месяца,  как
Искендер явился в Мараканду, и вот уже проливается кровь.
     "Но... - Спантамано с усилием потер виски, - но кровь проливается  не
согдийская. Расправа с бранхидами - дело самих юнанов.  Хорошо  ли  будет,
если Спантамано вмешается в чужие  дела?  Пристойно  ли  потомку  Сиавахша
совать нос туда, где никакой надобности в нем нет? Ведь Искендер и пальцем
не тронул ни одного согдийца".
     Прервал эти размышления приход одного из телохранителей. Воин сказал:
     - Я был дома. Мой отец дворцовый служитель.  Он  говорит,  что  вчера
между главарями юнанов завязался спор, и Зулькарнейн убил своего молочного
брата.
     Новость, которую принес телохранитель, поразила всех не  меньше,  чем
рассказ Палланта. Согдийцы издавна считали молоко матери священным. Людей,
вскормленных из одной груди, на всю жизнь связывала неразрывная дружба.
     - Ты говорил: юнаны от персов  нас  освободят,  -  обратился  Баро  к
предводителю. - Но чем они отличаются от иранских головорезов?
     Эти слов а положили конец колебаниям Спантамано. Он решился.
     - Варахран!
     Чеканщик последовал за  начальником  в  другой  зал.  Даже  здесь,  в
Мараканде, он не хотел покидать Спантамано, хотя  старый  Фрада,  которого
сын уже видел, настойчиво звал его в тесную мастерскую на рынке.
     - Возьми пятьдесят воинов и догони Искендера.  Скажи,  что  я  послал
тебя ему на помощь. Следи за каждым шагом  чужого  царя,  гонцов  посылай.
Станет опасно - вернись. Понятно?
     - Да.
     - Выезжай сейчас же!
     Варахран поспешно вышел. Зара удалилась вместе с  Эгиной  на  женскую
половину дома. Измученный Паллант уснул. Но  Спантамано  долго  не  смыкал
глаз. Теперь он стыдился вдохновенных мыслей, витавших  в  его  голове  до
прихода Палланта. "Кто во всей  Согдиане  счастливей  Спантамано?"  Ах  ты
осел! Сказал бы лучше: кто несчастней Спантамано! К чему все клонится?  Не
станет ли в делах верх низом, а низ верхом?
     - Спантамано! - услышал согдиец тревожный шепот вернувшейся  Зары.  -
Что ты задумал?
     - Ты о чем? - спросил он мягко.
     - Зачем ты послал Варахрана туда?
     - Куда?
     - За войском Искендера.
     - Надо, богиня.
     - Прошу тебя, мое сердце, не  замышляй  дурного  против  юнана.  Если
Зулькарнейн узнает...
     - Все будет хорошо, луна. Все будет хорошо. Обними меня и ни о чем не
беспокойся.



                        "КИРЕСХАТА! КИРЕСХАТА!.."

                          К вечеру этого дня они прибыли в землю халибов.
                          Этот народ никогда волов не впрягает, чтоб пашню
                          Плугом поднять. Не разводит он сладких плодов.
                                        Аполлоний Родосский, "Аргонавтика"

     Выйдя из Мараканды, войско Александра направилось на восток по долине
Зарафшана и, миновав Пенджикент, разоренный отступающими персами, достигло
укрепленного селения Захмат.
     Здесь дорога разветвлялась. Прямо  лежала  тропа,  ведущая  к  горным
владениям, расположенным по верхнему течению Заравшана. Где-то там укрылся
бактриец Вахшунварта. Вторая тропа пересекла реку и возвышающиеся  за  нею
горы и пропадала на юге, в стороне Окса. Третья уходила на  северо-восток,
туда, где стояла знаменитая Киресхата. По ней и двинулся Александр.
     - Киресхата! - пели гетайры.
     - Киресхата! - скрипели ремни портупей.
     - Киресхата! - похрустывали в кострах ветви шиповника.
     - Киресхата! -  говорил  негромкий  перестук  щебня,  сыплющегося  по
откосам.
     - Киресхата! - исступленно трещали цикады.
     Македонцам не терпелось быстрей дойти  до  города,  построенного,  по
слухам,  на  краю  земли.  Александру  волей-неволей  придется   повернуть
обратно. Домой! -  это  слово  десятки  тысяч  людей  повторяли  мысленно,
просыпаясь или засыпая  на  коротких  стоянках.  Но  вслух  его  никто  не
произносил, чтобы не разделить участь Клита.
     Александр тоже молчал. Он не раскрывал тайных замыслов,  боясь  новой
вспышки возмущения со стороны командиров  и  войска.  Всякий  бунт  сейчас
грозил непоправимой бедой.
     Страна,  завоеванная  Александром,  притаилась.  Согдийцы  пристально
изучали  нового  властителя,  каждый  неверный  шаг,  каждый   рискованный
поступок мог явиться поводом к всеобщему восстанию. Царь  приказал  воинам
вести себя смирно, не обижать местных жителей. Чтобы пресечь  грабежи,  он
еще в Мараканде велел закупить  у  купцов  провиант.  Хлеба  и  мяса  было
достаточно. Но с фуражом просчитались.  Пастбищ  в  пути  оказалось  мало.
Запасы ячменя иссякли  уже  на  десятый  день,  -  тяжелая  горная  дорога
отнимала у животных много сил; воины давали коням двойную долю долю зерна.
     Можно было остановиться, передохнуть,  разбить  колонну  на  части  и
рассеять конницу по мелким горным лугам. Но Александр  торопился.  К  тому
же, в случае внезапного нападения,  рассыпавшееся  по  ущельям  войско  не
удалось бы достаточно быстро  собрать.  Решили  купить  ячмень  у  горцев.
Александр вызвал Дракила, - марафонец занимался теперь доставкой кормов  и
продовольствия. Царь вручил Дракилу мешочек золота.
     - Пошли людей  в  горное  селение.  Прикажи,  чтоб  честно  заплатили
варварам и скорей вернулись.
     При виде мешочка Дракил проглотил ком, подступивший к горлу,  спрятал
монеты за пазуху и поспешно удалился, заверив повелителя,  что  все  будет
точно выполнено. Но прежде чем  пойти  в  обоз,  Дракил  укрылся  в  своей
палатке и пересчитал драхмы.
     - Столько золота варварам достанется, - пробормотал купец и пересыпал
в свою сумку половину монет. -  Обойдется  и  так.  Не  станут  же  дикари
торговаться с посланцами самого Искендера.
     Удовлетворительный, он явился в обоз, переговорил с рябым  Лаэртом  и
вручил ему оставшееся золото.
     - Честно заплати варварам и возвращайся, - приказал он другу.
     "Чтоб ты пропал, - подумал рябой Лаэрт. -  Я  отдам  дикарям  столько
денег? Обойдется и так. Или мы разучились владеть пиками?"
     Отряд выехал в горы и пропал. Македонцы ждали товарищей до вечера, но
так и не дождались. Зато, когда наступила ночь, в горах запылало множество
костров. Казалось, но македонцев глядят с угрозой тысячи огненных глаз. По
временам  до  стоянки  долетали  пронзительный  вой  и  тревожный   грохот
барабанов.
     Видно, случилась беда. Александр  приказал  устроить  заслоны.  Утром
войско медленно двинулось вперед, каждый миг ожидая нападения. На вершинах
скал маячили горцы. Феаген, шедший в передовом  отряде,  вспомнил  перевал
через Парпансиды. Дело и здесь не кончится добром. В отличие от лукавых  и
осторожных жителей долин, горцы сразу хватались за оружие.
     Долина стала тесной. Дорога входила в  узкое  ущелье.  Царь  приказал
остановиться. Вперед была послана разведка. Но не успели  воины  пройти  и
ста шагов, как услышали отчаянный крик. Кто-то в греческой одежде скатился
по откосу. Разведчики подняли грека и приволокли  к  Александру.  Это  был
беотиец Лаэрт.
     Что с тобой? - спросил царь. Но  Лаэрт  так  запыхался,  что  не  мог
говорить. Его окатили холодной водой. Постепенно он отдышался и рассказал,
что в первом же селении их  схватили,  начали  избивать.  Тех,  кто  успел
бежать, настигли сегодня утром. В  живых  остался  один  Лаэрт,  начальник
отряда.
     - Ты не лжешь, негодяй? - грозно спросил Александр. Ему не  верилось,
чтоб горцы без всякой причины напали на греков. А впрочем... кто их знает?
Скатили же обитатели Парпансид на перевале камень.  -  Может,  вы  обидели
дикарей словом или делом?
     - Богиня правосудия Фемида видит,  кто  прав,  кто  виновен!  -  Грек
закатил глаза.
     Александр подошел к нему, содрал с  груди  обрывки  хитона  и  увидел
висящую на ремешке плоскую кожаную сумку. Лаэрт  сник.  Александр  отвязал
сумку, высыпал монеты на землю, пересчитал их и повернулся к Дракилу?
     - Другая половина, конечно, у тебя?
     Марафонец сокрушенно развел руками и молча повалился на колени.
     - Вы сорвали мой замысел, подлые воры, и  я  вас  проучу,  -  зловеще
произнес царь. - Разувайтесь!
     С некоторых пор, по обычаю персидских царей, Александр носил с  собой
толстую палку из красного дерева. Он зашел  сбоку,  размахнулся  и  ударил
палкой по четырем тесно прижавшимся друг к другу голым  пяткам.  Дракил  и
Лаэрт завизжали, как поросята. Отвесив  десять  добрых  ударов,  Александр
велел гетайрам отволочь провинившихся в обоз и  бросить  в  колесницы.  Их
вина была так велика, что они по своей тупости этого даже не  понимали.  И
царь отложил окончательный приговор до более подходящего  времени.  Сейчас
предстояло решить судьбу горцев.
     - Жизнь эллина, - сказал Александр гетайрам, -  дороже  жизни  тысячи
варваров. Пусть знает об этом вся Согдиана.
     Царь приказал шести отрядам лучников и  пращников  подняться  крутыми
тропами к вершинам скал, обойти горцев сзади, ударить по ним с двух сторон
и сбросить в ущелье.
     Затея удалась. Около тысячи  горцев  погибло  от  стрел  и  свинцовых
шаров, другие  разбежались.  Часть  азиатов,  ища  спасения,  на  веревках
спустилась в ущелье и тут  попала  под  кривые  махайры  тяжеловооруженных
македонцев.
     Но битва с горцами на этом не кончилась. Едва  македонцы  выехали  на
открытое пространство, сбоку, из-за круглого холма, на них налетели  тучей
всадники, вооруженными боевыми топорами. Это случилось так неожиданно, что
гетайры не успели опомниться, и  горцы  смяли  их  первые  ряды.  Какой-то
ловкач пробился прямо к Александру, весело скаля  зубы,  вскинул  над  ним
секиру. Александр закричал, прикрылся щитом. Горец нанес удар такой  силы,
что секира раздробила окованный золотом щит, разрубила бронзовый панцирь и
рассекла левое плечо сына бога Аммона.
     В то же мгновение Птолемайос Лаг пронзил отважного азиата сариссой, а
Фердикка подхватил сползающего набок повелителя.
     - Всех до одного... - прошептал Александр побелевшими губами. -  Всех
до одного...
     Фердикка  передал  потерявшего  сознание   царя   на   руки   младшим
телохранителям и сделал знак трубачам. Оправившиеся  гетайры  развернулись
на  ровной  площадке  и  окружили  вражеских  всадников  плотным  кольцом.
Произошло то, что  происходило  за  эти  пять  лет  много  раз,  -  горцы,
вооруженные тонкими дротиками, секирами на коротких  топорищах  и  луками,
бесполезными в рукопашном бою, не  выдержали  натиска  длинных  и  прочных
крушиновых сарисс.
     Так как  бежать  им  было  некуда,  они  рубились  как  могли  своими
бронзовыми кинжалами, пока не упали все до  одного  под  ноги  обез