смурный, что будет дальше.
     Александр  повернулся  к  Фердикке  и  произнес  несколько   странных
протяжных слов. По звучанию и строю его речи казалось, что он  изъясняется
на греческом  языке.  Но  говор  македонцев  был  смешан  с  фессалийским,
эпирским и фракийским, поэтому Феаген ничего  не  разобрал.  Зато  Дракил,
который три года жил на родине Александра, хорошо понял царя.
     - Вот каковы эти афиняне! - сказал сын Филиппа. - Самому Зевсу их  не
переделать. Отправь мерзавца к стрелкам Балакра. Утром в бою  какой-нибудь
варвар догадается пробить его стрелой.
     - А если не догадается?
     - Значит, счастливец этот грек. - Александр зевнул. - Останется жив -
пусть живет. Уж не думаешь ли ты, что я его испугался? На  заговорщика  не
похож. Он просто глуп.
     Фердикка взял марафонца за шиворот и вытолкнул  из  шатра.  Александр
окликнул Дракила. Купец опять повалился на ковер.
     - Ты поступил хорошо. - Александр снял с пальца  золотой  перстень  и
кинул его Дракилу, как собаке кость. - Слушай,  о  чем  говорят  воины,  и
рассказывай мне. Назначаю тебя командиром отряда вместо Феагена. А  теперь
- прочь, я спать хочу.
     Со стороны Гавгамел послышался душераздирающий крик осла. Ветер стих.
Стало светло. Александр проснулся и велел позвать Пармениона.
     - Как персы?
     - Всю ночь стояли в боевом строю, - ответил Парменион с досадой. -  И
сейчас еще стоят.
     - Хорошо! - Александр вскочил, с хрустом потянулся и ударил  в  гонг.
Телохранители внесли золотые тазы с водой для омовения, - они принадлежали
раньше Дарию; македонец захватил их под Иссой.
     Туман, что нависал над равниной  с  рассвета,  медленно  растаял  под
лучами восходящего солнца. И македонцы  увидели  войска  Дария.  Как  туча
закрывает половину неба, так и  это  огромное  скопище  вооруженных  людей
заполнило почти все пространство между Гавгамелами  и  грядой  холмов,  на
которых закрепился сын бога Аммона.
     Дарий построил свое войско в две линии: в первой  находилась  пехота,
во  второй  -  вспомогательные  отряды.  На  обоих  флангах  первой  линии
расположилась конница. Впереди  всего  строя  извивались,  подобно  змеям,
хоботы слонов и сверкали ножи двухсот колесниц. Царь и  его  свита  заняли
место в середине боевого порядка.
     Здесь собирались воины из многих азиатских  племен.  На  левом  крыле
виднелись бактрийские всадники, дахи  и  арахоты.  Рядом  стояли  пешие  и
конные персы, эламиты и кадусийцы. Правое крыло усеяли  конники  из  Южной
Сирии, Палестины и Месопотамии, лидийцы, парфяне,  саки,  тапуры,  албаны,
индусы, греки-наемники, служившие  персам,  и  мардские  стрелки.  Глубину
строя забили вавилоняне, ситакены, уксы и воины с берегов  Красного  моря.
Кроме того, перед левым крылом Дарий выдвинул  тысячу  наездников  скифов.
Конники из Армении и Каппадокии выступали перед правым крылом.
     Узоры и полосы длинных кафтанов, широких халатов, просторных хитонов,
коротких курток белые плащи, серые, красные и синие накидки  и  покрывала,
клетчатые  юбки,  кольчуги,  панцири,  кирасы,  тюрбаны,  меховые   шапки,
войлочные тиары и медные шлемы - все это сливалось в один сплошной и такой
пестрый и яркий ковер, что при взгляде на него рябило в глазах.
     Нестерпимо сверкали наконечники десятков  тысяч  пик,  звенели  мечи,
глухо стучали плетеные щиты, щелкали бичи, пронзительно ржали кони.
     Как и предвидел Александр, варвары устали от ночного бдения и теперь,
нарушив  строй,  сидели  на  корточках,  лежали  в   пыли   или   дремали,
прислонившись к лошадям и повозкам. Невозможно было охватить всю эту  орду
одним взглядом - обе  стороны  боевого  порядка  азиатов  терялись  далеко
справа и слева в клубах взметающейся кверху пыли.
     На  холмах  прокричали  рога.  Стан  македонцев  пришел  в  движение.
Показался Александр. Он стискивал ногами обвешанные волчьими шкурами  бока
знаменитого Букефала и размахивал копьем. Чуя запах волчьих шкур, конь так
и рвался вперед. Голову царя покрывал рогатый шлем. Грудь и спину облегала
глухая кираса с изображением Медузы Горгоны. От кирасы к бедрам,  а  также
спереди и сзади, свисала бахрома медных пластинок. Полы красного хитона не
достигали колен. Руки оставались голыми до локтей,  за  спиной  развевался
короткий, но широкий плащ. Из пятидесяти тысяч глоток вырвался крик:
     - Слава Александру!!!
     Крик этот долетел до персов и разом поднял  их  на  ноги.  Александр,
сдерживая горячившегося коня, отдавал короткие  приказания.  Их  выполняли
быстро и без суеты, - командиры уже с вечера знали, что им делать.
     В середине войска Александр  поставил  фалангу  -  шестнадцать  тысяч
триста восемьдесят четыре тяжеловооруженных  воина-гоплита,  выстроившихся
шестнадцатью рядами по тысяче и двадцать четыре человека в каждой шеренге.
Фаланга равнялась по фронту двум тысячам шагов. Один человек по  фронту  и
шестнадцать в глубину составляли малый отряд-лох. Колонна  из  шестнадцати
воинов по фронту и шестнадцать в глубину (двести пятьдесят шесть  человек)
образовывала синтагму. Из шестнадцати синтагм складывалась малая  фаланга,
из четырех малых фаланг - одна главная. Гоплиты держали в  руках  длинные,
по двенадцать локтей, пики-сариссы и большие прямоугольные щиты. Их головы
защищали гребенчатые шлемы. Сбоку у всех висели мечи.
     Правый фланг войска занимали  гейтары-всадники,  закованные  в  латы,
вооруженные сариссами и кривыми фракийскими  мечами  махайрами.  У  них  с
круглых бронзовых касок свешивались на спину конские хвосты. Гетайров было
здесь восемь, или по шестьдесят четыре воина в каждой иле. Командовал  ими
Филота, сын Пармениона.
     Промежуток между фалангой и отрядом гетайров заполнили воины  средней
пехоты-щитоносцы, которым  в  бою  надлежало  обеспечивать  успех  тяжелой
конницы. У отборных  гипаспистов,  как  их  называли,  щиты  были  окованы
серебром. Щитоносцев возглавлял Никанор, второй сын Пармениона.
     Левым  крылом  руководил  сам  Парменион.  Здесь,  рядом  с  фалангой
гоплитов, стояли: отряд Кратера, греческая  пехота  Эригия,  сына  Лариха,
затем фессалийская и греческая средняя конница под началом  Филиппа,  сына
Менелая. Вокруг старого Пармениона, находившегося на крайнем левом фланге,
сгрудились воины города Фарсала, лучшие из фессалийских наездников.
     Впереди по  бокам  всего  боевого  порядка  рассыпались  фракийцы  из
племени агриан, вооруженные дротиками, пэоны, стрелки Балакра  (среди  них
находился и Феаген),  отряды  босоногих  лучников  и  пращников  и  легкая
конница. Позади боевого порядка, чтобы  отразить  удар  персов,  если  они
пойдут на окружение, Александр поставил восемь тысяч двести воинов средней
пехоты.
     Таким образом, если азиаты лучше всего укрепили середину  войска,  то
македонцы главную свою ударную силу-тяжелую конницу гетайров-поставили  на
правом фланге. Если войско персов напоминало орла, распростершего  крылья,
то войска македонцев походило  на  секиру,  повернутую  лезвием  вправо  и
вперед. Удар конным  кулаком  справа  был  излюбленным  и  боевым  приемом
македонцев,  так  как  обрушивался  на  слабо  укрепленное   левое   крыло
противника и сразу же расстраивал его ряды.
     "А,  старый  мудрец!  -  вспомнил  Александр   о   своем   наставнике
Аристотеле,  которому  доставил  в  детстве  так  много   хлопот.   -   Ты
воображаешь, что  люди  грядущего  будут  называть  меня  жалким  учеником
Аристотеля, что Аристотель вечно будет выше Александра? Нет  же,  философ!
На кой бес мне твои политика, логика, этика, поэтика, риторика,  физика  и
ботаника? Ты за малый замкнутый город богобоязненных  пахарей?  Ты  против
огромных государств, крупных и шумных городов, против торговли и  ремесла?
Зато не против них я, Александр! Ты учил меня - ну так что  же?  Я  сделаю
все наоборот, чтобы люди грядущего не считали меня цепным  псом  афинского
ученого..."
     Александр махнул рукой. Громко запели флейты. Войско покинуло  холмы,
развернулось левым  крылом  и  медленно  двинулось  по  равнине  навстречу
азиатам. Александр со своими телохранителями  держался  на  правом  крыле,
поблизости  от  гетайров.  Из-под  десятков  тысяч  топающих  ног   кверху
поднялось столько пыли, что небо стало  желтым,  как  земля.  Было  трудно
дышать. Зорко следя  за  врагом,  устало  бредущим  по  мглистой  равнине,
Александр заметил вдруг, что размах его  войска  оказался  короче  размаха
иранского полчища. Он сразу понял - это помешает ему  нанести,  по  обычаю
македонцев, удар по левому крылу неприятеля. Больше того, враг может легко
охватить македонцев и с левого и с правого фланга.
     - Филота! - крикнул он сыну Пармениона, ехавшему недалеко от царя.  -
Забирай вправо! Птолемайос, передай  Пармениону,  чтобы  двигался  уступом
позади нас.
     Сын Пармениона повернул конницу вправо. Персы увидели  перестройку  в
рядах  противника.   Дарий   Кодоман   решил,   очевидно,   что   наступил
благоприятный момент для сокрушительного удара. Воины, управляющие боевыми
колесницами, хлестнули лошадей.  Двести  смертоносных  повозок,  утыканных
кривыми ножками, помчались вперед. За ними  с  тяжелым  и  гулким  топотом
бежали слоны.
     Феаген  стоял  с  потемневшим,  осунувшимся   лицом   впереди   всего
македонского войска и ждал, намертво стиснув пращу. За его спиной замерли,
подавшись вперед, стрелки Балакра. Феаген забыл сейчас обо всем, - Дракил,
донос, Александр вылетели из головы,  едва  марафонец  увидел  врага.  Ему
хотелось жить. Чтобы  тебя  не  убили,  надо  убивать.  Персы  брызнули  с
колесниц тучей стрел. Греки, спасаясь от бронзовых жал, все разом упали на
землю.  Первая  колесница  летела  прямо  на  Феагена.  Он  уже   различал
раскаленные зубы людей  и  лошадей.  Сейчас!..  Феаген  вскочил,  закрутил
пращой и влепил свинцовый шар прямо в лоб возницы. Возница осел в  кузове,
нелепо дернув за длинные вожжи; кони рванули в  сторону,  поперек  дороги.
Персы пытались выправить бег лошадей, но пэоны убили их из  луков.  Вторая
колесница с ходу врезалась в первую, остальные сбились в кучу.
     Стрелки Балакра, агриане, пэоны напали на колесницы со  всех  сторон.
Железные серпы, прикрепленные к дышлам,  осям  и  сбруе,  рвали  полуголых
лучников на куски, отсекали руки и головы. По  изогнутым  лезвиям  стекали
струи алой дымящейся крови. Бородатые возницы в пестрых хитонах и  кожаных
панцирях визжали от ярости и страха. Проворные фракийцы  избивали  возниц,
лезли в колесницы и поворачивали  их  против  иранцев.  Пятидесяти  боевым
повозкам азиатов все же удалось  прорваться  сквозь  густую  толпу  легких
пехотинцев. Они ринулись на греческую фалангу. Воины, как  было  условлено
еще с вечера, расступились. Колесницы зашли  в  спину  тяжелых  пехотинцев
первого ряда, но тут их захватили и уничтожили щитоносцы запасных лохов.
     Неудачной оказалась и атака  слонов.  Когда  громадные,  колыхающиеся
туши гигантских животных очутились в гуще легкой пехоты, фракийцы и эллины
забушевали вокруг них, как бушует во время  сильного  ветра  вокруг  лысых
глинистых бугров  молодой  тростник.  Под  ноги  слонов  бросали  доски  с
железными шипами. Стрелки поражали их в глаза и убивали  вожаков,  сидящих
наверху в башнях. Схватка людей и  слонов  походила  на  мифическую  войну
богов и титанов, и четвероногий титан с ревом шарахался от  пучка  горящей
травы, которым бог норовил прижечь ему длинный  хобот.  Кое-кто  ухитрялся
обрезать ремни, стягивающие  морщинистые  бога  сынов  джунглей,  и  башни
вместе со стрелками с грохотом  валились  на  головы  дерущихся.  Наконец,
заботливо подобрав убитых и раненых вожатых, слоны повернулись и  побежали
назад. Тогда персы, воспользовавшись сумятицей, двинули вперед во всю свою
первую линию.
     На правом крыле  завязался  упорный  бой  скифов  с  легкой  конницей
македонцев. Скифы, дахи, бактрийцы и арахоты ловко и быстро метали  стрелы
и сбивали македонцев с лошадей,  но  затем  отступили,  отбиваясь  прямыми
кинжалами. Между левым крылом и серединой персидского войска  образовалась
пустота. Этого и ждал Александр.
     - Филота, ко мне! - завопил он диким голосом. Точно молнией  осветило
его разум. И за то кратчайшее мгновение, пока длилась эта  вспышка  гения,
Александр мысленно увидел все поле боя, движение отрядов - крупных и малых
- и, казалось, заглянул в глаза каждому воину  -  македонцу  и  персу.  Он
передернулся с головы до пят  от  возбуждения.  Его  охватила,  как  юного
сокола, взмывающего  над  пеной  волн,  бесконечная  уверенность  в  своей
великой несокрушимой силе. Он  схватил  подоспевшего  Филоту  за  плечо  и
крикнул - коротко и звонко, будто одним рывком выдернул из ножен кинжал:
     - Клин!..
     Гетайры быстро перестроились. Острие клина возглавил  сам  Александр.
Резко, перекрывая шум сражения,  затрубили  рога.  Раздался  грохот  тысяч
щитов - македонцы ударили о них копьями для устрашения противника.  Тысячи
глоток изо всей мощи грянули пэан-гимн в честь Ареса Эниалийского.  Тысячи
людей охватило чувство единодушия. Из тысяч глаз хлынули слезы восторга.
     Александр намертво ухватился за древко сариссы,  пригнулся,  наклонил
голову, точно собираясь разметать всех кривыми  рогами  своего  золоченого
шлема, и ринулся вперед, в образовавшийся в рядах иранцев  прорыв.  Следом
за ним тучей двинулись гетайры. Слева на персов ударили  сомкнутым  строем
тяжелая македонская фаланга. Пятьдесят тысяч греко-македонцев и сто  тысяч
разноплеменных азиатов сошлись в кровавой схватке - последней схватке,  от
исхода которой зависела судьба Персидского царства.
     Справа на клин обрушились бактрийцы, дахи и арахоты. Слева  накатился
вал из "бессмертных" - телохранителей персидского  царя,  мидян,  индусов,
мардских стрелков и греков-карийцев, служивших Дарию. Спереди македонскому
клину противостояли ситакены, уксы и воины с берегов  Красного  моря.  Все
это был храбрый народ, но сегодня азиаты дрались без обычного задора,  так
как не спали всю ночь.
     Александр  кинулся  на  ближайшего  перса   и   ударил   его   острым
наконечником сариссы прямо в лицо. Азиат,  обливаясь  кровью,  рухнул  под
копыта  бешено  плясавших  коней.  Глаза  его  соседа,  рослого  иранца  в
полосатом платке, встретились  с  глазами  рвущегося  вперед  македонского
царя.  Иранец  метнул  взгляд  на   шлем   "юнана"   -   так,   по   имени
восточно-эллинского племени ионян, живших в  Малой  Азии  и  подчинявшихся
Дарию, называли персы всех греков  и  македонцев.  По  бокам  Александрова
шлема отходила пара огромных, изогнутых, зазубренных рогов-символ  родства
с богом солнца Аммоном, которого египтяне изображали в виде  барана.  Перс
побелел и прянул назад. Над рядами сражающихся прокатился вопль:
     - Зулькарнейн!
     - Он здесь! - вызывающе крикнул сын Филиппа. Он слышал,  что  варвары
дали ему прозвище Искендер Зулькарнейн - Александр Двурогий.
     - Искендер Зулькарнейн! - повторяли азиаты. Трусы повернули  коней  и
бросились бежать. Смелые  устремились  к  Александру,  чтобы  умереть  или
обагрить свой меч кровью ненавистного юнана, по злой воле которого вот уже
три с половиной года на земле не стихает война.
     Бактрийцы  пронзали  гетайров  стрелами.  Но  Александр   продвигался
вперед. Гиркане захватывали македонцев волосяными веревками  и  стаскивали
их с коней. Но Александр продвигался вперед. Дахи прыгали на ходу под ноги
македонских лошадей, ловко увертывались от копыт и  сбоку  поражали  врага
секирой. Но  Александр  продвигался  вперед!  Индусы  без  промаха  метали
топорики, разбивали шлемы и черепа, но Александр продвигался вперед, и  за
ним гигантским камнепадом,  сметающем  все  на  дороге,  шли  гетайры.  Ни
стрелы, ни веревки, ни топоры, ни кинжалы  -  ничто  не  могло  остановить
конников, закованных в бронзу и выставивших  далеко  перед  собой  длинные
пики-сариссы. Македонцы наносили удары прямо в лицо и быстро  расталкивали
вражеских наездников. Клин разрушал нестройные ряды  азиатов  и  неуклонно
внедрялся в середину персидского войска,  целясь  острием  прямо  в  Дария
Кодомана.
     - Дарейос! [Дарейос - греческая передача персидского имени  Дариавуш;
русская форма - Дарий] - рычал  Александр,  потрясая  копьем.  -  Дарейос!
Выходи на поединок, трусливый шакал!  Ты  бежал  от  меня  под  Иссой,  но
сегодня тебе не удрать!..
     Сын Филиппа произнес эти слова по-персидски (научился за три года), и
Дарию, услышавшему голос непобедимого македонца,  небо  показалось  меньше
блюда. Как и под Иссой, он первым из всех повернул коня и метнулся прочь с
поля битвы... Он так спешил, что уронил по  дороге  шлем,  лук  и  царскую
мантию.
     Заметив бегство Дария, воины  левого  крыла  побросали  мечи  и  тоже
поворотили лошадей. Скопища всадников  и  пехотинцев  с  топотом  и  шумом
мчались  по  равнине,  словно  стада,  спасающиеся  от  степного   пожара.
Македонцы следовали за ними по пятам,  опрокидывали  бегущих  сариссами  и
рубили махайрами.
     У самых  Гавгамел  царя  догнал  посланец  Пармениона.  Он  торопливо
сообщил, что левому крылу македонского войска приходится  очень  трудно  -
отряды индусов и персидская конница прорвали строй и добрались  до  обоза.
Там завязался ожесточенный бой.
     - О,  старый  осел!  -  выругался  Александр.  -  Где  твои  глубокая
мудрость, зоркий глаз, точный удар, которым ты вечно хвалился?!
     Он  скрепя  сердце  прекратил  преследование   Дария   и   во   главе
разгоряченных битвой гетайров  напал  на  правый  фланг  азиатов.  Индусы,
парфяне и основные части персов, дравшиеся здесь, ринулись  на  Александра
сплоченными рядами и  начали  действовать  по  примеру  самих  македонцев,
лобовым напором. Если обычно они гоняли коней туда и сюда и бросали дроты,
то сейчас старались сокрушить все, что ни стояло на их  дороге,  -  теперь
они бились не  за  Кодомана,  а  ради  собственного  спасения.  Шестьдесят
гетайров было изрублено на месте. Прорвавшиеся  азиаты  покинули  равнину,
заваленную телами убитых и раненых, и пропали в стороне  Арбел.  Парменион
лишь  после  этого  захватил  персидский  лагерь,  где  меж  поваленных  и
разодранных шатров бродили уныло трубящие слоны и верблюды.
     Александр, выбранив Пармениона, снова кинулся в погоню  за  Дарием  и
мчался, убивая всех, кто попадался по пути, к Арбелам, пока  не  стемнело.
Перейдя через реку Лику, он остановился и велел раскинуть палатки - люди и
лошади нуждались в отдыхе. Сбросив рассеченную варварской  секирой  медную
кирасу и хитон, запятнанный кровью неприятеля, царь искупался.  Глаза  его
сверкали, щеки и лоб пылали от возбуждения.
     - Клитарх! - заорал он, растирая грудь куском чистого полотна. -  Эй,
Клитарх!
     Явился придворный  летописец  Клитарх,  тощий  и  мрачный  человек  с
морщинистым лицом и крючковатым носом.
     - Где твой свиток? Пиши: "При  Гавгамелах  пало  сто  тысяч  азиатов.
Персидского войска не существует. Владычеству  Дарейоса  Кодомана  положен
конец..." Написал?
     Македонец опять схватился за доспехи.
     Слово Клитарха.
     "После битвы у Гавгамел, уже к утру следующего дня,  мы  оказались  в
четырехстах двадцати стадиях к юго-востоку. Войско подступило  к  Арбелам.
Как всегда перед битвой, наш царь,  да  будет  ему  благо,  сам  вышел  на
разведку. Узнав то, что ему хотелось узнать, он  построил  соответствующим
образом войско и рассредоточил отряды  в  глубину.  Вторая  линия  придала
боевому порядку большую  устойчивость  и  послужила  щитом  для  отражения
внезапных  ударов.  После  короткого  сопротивления  город  пал,   подобно
десяткам иных городов, стоявших  на  пути  сына  бога  Аммона.  Дорога  на
Вавилон открылась. Он сдался нам без единого выстрела - сказочный город, о
котором я так много слышал у себя на родине, великая  столица,  где  около
двухсот лет назад служил наемником  брат  лесбосского  поэта  Алкея.  Того
сам