шапку  и
растянулся на ковре. - Пей и радуйся - пришел твой час, Ороба!
     - Искендер богатые д-дары прислал?  -  заискивающе  спросил  наутаке,
разливая по чашам вино.
     - Дары, - Спантамано приподнялся, изумленно уставился на  тестя.  Его
охватило бурное веселье. - Ах-ха-ха-ха! Так ты ничего не знаешь? Правда, я
тебе и  не  говорил  ничего.  Теперь  можно  раскрыть  тайну.  Я  поднимаю
восстание.
     - А?.. - Ороба выронил чашу. Напиток растекся по ковру темной  лужей.
- К-какое в-восстание?
     - Против Искендера!
     - Что? - Наутакец  отпрянул  от  Спантамано,  будто  внезапно  увидел
прокаженного. - Что т-ты г-говоришь?
     - Да, восстание! - продолжал Спантамано, не замечая состояния  Оробы.
- Сейчас самое подходящее время. Горцы Узрушаны отрезали  грекам  путь  на
Мараканду. Я отправил гонцов к сакам тиай-тара-дайра, тиграхауда и жителям
Ферганы. Они окружат Искендера и не выпустят его из мешка до тех пор, пока
сюда не подоспеют отряды Хориена, Вахшунварты и  других  старейшин.  Тогда
ударим на Искендера со всех сторон. Там и придет ему конец.
     - Ума ли... лишился, - пробормотал Ороба, и Спантамано увидел, что от
ласковой улыбки тестя не осталось и следа.
     - Ты чего, а? - спросил он удивленно.
     - Твоя з-затея мне не н-нравится, - сухо ответил наутакец.
     - Почему?
     - П-потому, что у т-тебя ничего н-не выйдет! Искендер  разгонит  всех
в-вас, как с-стаю бродячих собак.
     - Ты сам, видно, ума лишился! - рассердился  Спантамано.  -  Кто  нас
разгонит,  если  поднимется  вся  Согдиана,  если  к   нам   присоединятся
массагеты? Пойми - Искендер в ловушке. И он пропал, если мы разом на  него
навалимся!
     - Не знаю, к-кто из вас п-пропал, - сказал Ороба.  -  Я  думал,  т-ты
умней.  Зачем  ты  с-сам  лезешь  в  пасть  тигра?  Искендер  сделал  тебя
с-сатрапом Согдианы. Чего тебе е-еще надо?
     - О! Ты вот как заговорил! - Спантамано нахмурился. -  Так  знай  же:
для меня зазорно получить из рук чужого  царя  власть  над  Согдианой,  по
праву  принадлежащей  роду  Сиавахша.  Понятно?  Не  для  того  Спантамано
избавился от Бесса, чтобы посадить на шею нового хозяина.
     - Безумец! И ты в-веришь, что тебе э-это удастся?
     - А почему бы нет? Где сказано: "Согдиана создана для того, чтобы  ею
вечно управляли иноземные цари? "Раз боги сотворили ее именно Согдианой, а
не другой страной, значит, она заслуживает своего места под солнцем.
     - Все это с-слова, -  процедил  наутакец  злобно.  -  По  мне,  пусть
Согдианой управляют х-хоть одноглазые духи гор, лишь бы они п-пощадили мою
жизнь и о-оставили мне половину монго добра.
     Спантамано долго молчал, пораженный такой откровенностью. Наконец  он
сказал хрипло:
     - Вот ты, оказывается, какой. Не дума же, что тебе удастся  заслужить
благоволение  юнанов,  как  ты  заслужил  своей  низостью  благосклонность
персов. Ты слышал, какое преступление совершил Искендер в Узрушане?
     - Слышал. И поделом дикарям. Пусть не плюют в пламя, зажженное богом.
Не беспокойся, уж я-то не прогадаю.
     Он говорил, не глядя на Спантамано.  Глаза  его  блудливо  бегали  по
сторонам. Таким гнусным показалось отпрыску Сиавахша  худое,  иссохшее  от
жадности и пороков лицо Оробы, что  Спантамано  едва  не  ударил  по  нему
ногой. Самое страшное - Ороба был так туп и глуп, что непоколебимо верил в
свою правоту и считал человека, сидящего перед ним, сыном осла  и  круглым
дураком. И Оробу не переубедил бы сам Охрамазда.
     - Да, ты никогда  не  прогадаешь!  -  Голос  Спантамано  сорвался  от
бешенства. - Прежде ты продавал себя персам. Теперь ты готов продать  себя
юнангам. Так продайся лучше мне, единокровному согдийцу!
     И он бросил Оробе горсть драгоценных камней. Ороба преобразился.  Его
глаза, миг назад темные от затаившегося в них страха, радостно заблестели.
Но ненадолго. Ороба с огромным напряжением, с душевным скрипом и скрежетом
отодвинул лалы и просипел:
     - Не надо... не надо  ничего.  Ты  думаешь,  камни  спасут  от  гнева
Искендера, если я примкну к тебе?
     - Значит не поможешь мне? - вскричал Спантамано. -  Мне,  мужу  твоей
дочери?
     - Чтобы я помогал мятежникам? - Ороба всплеснул руками - Бедная Зара!
Если б я знал, какие мысли в твоей беспутной голове, разве я отдал  бы  за
тебя мою дочь? Я скажу ей, чтоб она вернулась ко мне. Уходи  прочь.  Я  не
хочу знаться с таким опасным человеком.
     - Я уйду. - Спантамано поднялся и сцепил  руки  за  спиной,  чтоб  не
прикончить Оробу на месте. - Но знай и ты - нет для меня выше позора,  чем
быть зятем такой грязной твари. Одно утешает - не все старейшины  Согдианы
подобны тебе, подлый выродок. И не  забывай:  когда  Спантамано  уничтожит
юнанов, он припомнит этот разговор. Я и сейчас перегрыз бы тебе горло,  да
не хочу лишнего шума.
     Ороба всполошился. Ах, он слишком круто обошелся с потомком Сиавахша!
А если Спантамано и на самом деле  победит  Искендера?  Тогда...  Наутакец
перепугался. Он изобразил на лице улыбку, но Спантамано резко повернулся и
ушел.
     "Глупец! - проклинал себя Ороба. - Кто тянул тебя за  язык?  Наобещал
бы три мешка, а там было бы  видно.  Эх-хе!  Ну  ладно,  дело  сделано,  -
успокоил он себя. - Теперь... как вести себя теперь?  Этот  бродяга,  если
победит Искендера, доберется-таки до моего горла..."
     Самый злой человек среди людей - кто любит себя больше всех на свете.
Нельзя верить ласковой улыбке - прикидывается. Он злой по сущности  своей,
потому особенно опасен. Такие не наносят своих ударов открыто.  Они  тайно
отравляют человека, если не настоящим ядом, то ядом клеветы.
     "Если победит... Хорошо же! Сделаем так, дорогой Спантамано, чтоб  ты
не победил Искендера".


     Спантамано  вернулся  мрачный,  как  дайв.  Увидев  его,  Зара  гордо
вскинула голову. Но потомок Сиавахша даже не взглянул на жену  и  ушел  на
террасу. Женщина смутилась - она ждала, что супруг  начнет  уговаривать  и
ласкать. Тогда бы она стала холодно его  отстранять,  словно  муж  ей  бог
знает как надоел, и вволю потешила свое сердечко.
     Но Спантамано, кажется,  и  думать  забыл  о  ней,  и  его  поведение
исторгло из ее глаз слезы. Желая уязвить мужа, Зара позвала рабыню и  ушла
к Оробе, хотя ей хотелось остаться. Она громко  хлопнула  резной  створкой
двери, чтоб он услышал и бросился за нею. Однако Спантамано точно оглох  и
онемел.
     - Не возвращайся к этому бродяге, - сердито сказал отец. - Он доведет
тебя до плохого. Пусть забирает свои алмазы и проваливает вон отсюда.
     - Пропади он пропадом! - воскликнула она, горько плача.
     Оба долго и дружно ругали пройдоху Спантамано, благо, сам  "пройдоха"
не слышал, и легли спать, твердо  решив  отделаться  от  потомка  Сиавахша
навсегда.
     Спантамано с горя выпил чуть не пол вазы вина.  И  вновь  -  песня  о
горшке. Проклятый Ороба! Дружина одного из крупнейших владетелей  Согдианы
очень пригодилась бы. Вахшунварта и Хориен помогут, конечно, однако войско
без людей Оробы  -  все  равно  что  неполный  колчан.  Эх!  Пусть  только
подоспеют отряды Вахшунварты и Хориена, и он покажет  Оробе,  кто  из  них
безумец!
     - Гонец от Вахшунварты!  -  сообщил  Варахран.  Чеканщик  приехал  из
Киресхаты вчера и теперь не отходил от Спантамано.
     - Зови скорей! - Спантамано просиял. Наконец-то! О друг  Вахшунварта!
Разве он оставит Спантамано в беде?
     - Вахшунварта не принял дара. - Гонец, хмурый,  усталый,  как  лошадь
после  скачек,  протянул  Спантамано  два  алмаза.  -  Он  отказался  тебе
помогать. "Спантамано безумец, - сказал Вахшунварта.  -  Кто  из  смертных
победит Искендера? Передай своему хозяину: пусть  укроется,  подобно  мне,
среди гор и не плюет в пламя, зажженное богом".
     - "Так говорил Ороба, - вспомнил Спантамано. Он был потрясен, что  не
мог произнести вслух и полслова. - Боже! Еще одна стрела выпала  из  моего
колчана. Теперь вся надежда на Хориена".
     - Гонец от Хориена! - объявил Варахран.  Осыпанный  дорожным  прахом,
точно мельник мукой, гонец достал из-за пазухи два рубина:
     - Хориен отказался помогать. Он, прости меня, назвал тебя  глупцом  и
велел передать, чтоб ты спрятался в горах и не плевал в  огонь,  зажженный
рукой бога.
     "Так  говорил  и  Ороба",  -  подумал  Спантамано  и,   к   изумлению
присутствующих, расхохотался.
     - Гонец из Абгара!
     - Гонец из Нахшеба!
     - Гонец из Ярката!
     - Гонец из Маймурга!
     - Гонец из Бахара!
     Из всех рустаков - крупных округов Согдианы - возвращались измученные
гонцы, и все приносили одинаковое известие - старейшины оседлых общин, эти
благородные састары, ихшиды, пати, афшины, хвабы и бузурганы, как они себя
громко  именовали,   отказывались   выступить   против   македонцев.   Они
отговаривали Спантамано от его "безумной затеи" и не забывали  о  пламени,
зажженном десницей божества.
     Выслушав последнего гонца, он зарычал, будто волк, прижатый  собаками
к стене ущелья. Лицо его стало белым, как сосуд  из  китайской  глины.  Он
схватил боевой топор и помчался по залам, размахивая им направо и  налево.
Он разносил в щепы резные двери и низкие  столы  из  красного  дерева.  Он
сокрушал бронзовые жертвенники, дробил глиняных идолов и разбивал  дорогие
вазы. От пронзительного крика у рабов, затаившихся по углам, вылезли глаза
на лоб. Совершив погром внутри дворца, Спантамано вырвался  на  террасу  и
увидел камни, отвергнутые старейшинами. Потомок Сиавахша пинком сбросил их
в бассейн, зашвырнул туда же  топор,  упал  на  кошму  и  разрыдался,  как
женщина.
     Он плакал долго, потом заснул. В полночь очнулся  от  холода,  осушил
сосуд вина; по залам  испуганно  притихшего  дворца  раскатился  тоскливый
голос:
     - О-о-ой! Горшок замучила тоска... така-тун, така-там! Разбился он на
три куска... така-тун, така-там!
     Так он пел и бродил вокруг бассейна, топча цветы, пока не свалился на
густые заросли базилика и не  захрапел.  Баро  поднял  его,  как  ребенка,
уложил на террасе и укрыл теплым ковром. Варахран отозвал Баро к бассейну,
и они о чем-то шептались до  самого  рассвета.  Утром  Варахран  разделся,
нырнул в бассейн (благо, вода была прозрачной) и достал со дна рубины.
     Спантамано проснулся больной и сразу же потянулся за вазой.  Но  Баро
мягко отстранил руку от сосуда.
     - Чего тебе, дурак? - свирепо заорал на него потомок Сиавахша.
     - Не надо пить, господин, - ласково уговаривал его Баро.
     - Не надо, - повторил Варахран.
     - Вы в своем уме, а? Чего же тогда "надо", дубины вы несчастные?  Все
покинули бедного Спантамано. Даже супруга и та убежала. Я остался один  во
всей Согдиане! Что мне еще делать, если не пить?
     - Надо не пить, а бить, - веско сказал Варахран.
     - Кого?
     - Искендера.
     - О! Какой ты храбрый. Как бить? Бузурганы от меня  отвернулись.  Нас
вместе с дахами, пенджикентцами и  теми  бактрийцами,  которые  в  Наутаке
отделились от Вахшунварты, осталась всего тысяча.  Другие  разъехались.  А
юнанов - пятьдесят тысяч. Да  еще  Ороба  к  нему  переметнется.  Они  нас
пинками разгонят!
     - Не разгонят, - возразил Варахран.
     - Почему?
     - Потому что нас не так мало, как тебе кажется.
     - Значит, я разучился считать, - едко усмехнулся Спантамано. - Скажи,
мудрец, сколько же нас?
     - Пятьсот тысяч, - серьезно ответил Варахран.
     - Что? Ха-ха-ха! Кого - пятьсот тысяч? Ворон на крышах Мараканды? Или
лягушек в Зарафшане? Или блох в твоей шапке?
     -  Нет.  Пятьсот  тысяч  ремесленников  и  пахарей,   пятьсот   тысяч
согдийцев, живущих в городах и селениях. - Варахран поднялся. - Подожди! Я
сейчас...
     Через минуту он вернулся, ведя за собой двух  белобородых  согдийцев.
Спантамано  узнал  их:  один,  сухой,  подвижный,  -  мастер  Фрада,  отец
Варахрана; другой, рослый и крепкий, - землепашец Ману, родитель Баро, тот
самый Ману, который в Наутаке требовал у Спантамано защиты от людей Бесса.
Старик есть старик, богат он или беден - надо уважать. Спантамано, кряхтя,
привстал  и  приложил  руку  к  сердцу.  Фрада  и  Ману   с   достоинством
поклонились, сели на ковер. Варахран кивнул отцу:
     - Рассказывай!
     - Чего тут долго рассказывать? - воскликнул Фрада  сердито.  -  Какие
они освободители, эти юнаны? А, господин састар? От  последнего  имущества
нас освобождают...
     -  Пока  ты  писал  бузурганам  письма,  Гефестион,   глава   юнанов,
оставшихся в Мараканде, разослал воинов по округам и стал грабить народ, -
пояснил Варахран потомку Сиавахша.
     - Да? - удивленно спросил Спантамано.
     - Да! - злобно повторил Фрада. - Открыли на  дорогах  посты,  обирают
проезжих. "Пошлина! - говорят. - Пошлина!" И хохочут,  чтоб  им  пропасть.
Переплывешь через реку - давай лодочный сбор. По мосту проедешь  -  плати.
Идешь на рынок - давай за вход. Купил вещь - плати рыночный сбор. Продал -
опять раскошеливайся. Переписали дома,  добро  и  доходы  -  гони  десятую
часть. Да еще подушную подать с каждого человека требуют. Я  и  не  думал,
что грабить можно так тонко и хитро.
     - Вот. - Ману достал из-за  пазухи  глиняную  пластинку.  -  Очистили
амбар, зернышка теперь не найдешь, а взамен черепок оставили. Написали  на
нем что-то... Я откуда знаю, что? На кой бес мне этот черепок? В  пищу  не
годится. Думал: монеты у юнанов такие, показал на базаре - никто не берет,
смеются. А, чтоб тебе на зубы духу Айшме попасть!
     Он с сердцем кинул черепок в бассейн.
     - Народ встревожен, господин састар, - сказал Варахран сурово.  -  Он
готов постоять за себя. Но ему нужен вождь. Брось клич - и завтра  к  тебе
явятся тысячи храбрых людей.
     - Храбрых людей, вооруженных палками! - передразнил его Спантамано. -
И эти храбрые люди сразу разбегутся, увидев длинную пику юнана.
     - Не думай плохо о простом человеке, - угрюмо сказал Баро. -  Простой
человек не хуже бузургана. А может, и лучше. Ты не обижайся за эти  слова,
но... ты сам видишь - бузурганы продали тебя, а народ не продаст.
     - Народ! - воскликнул Спантамано раздраженно. - Так он и  послушается
нас.  Ремесленники  подчиняются  старейшинам  касты,  селяне   -   родовым
бузурганам, а бузурганы...
     - Бузурганы! - рассердился Баро. - Сегодня  бузурган,  завтра  никто,
если пойдет наперекор воле народа. Пусть прячутся с дружинами  в  пещерах,
без них обойдемся.
     - А если хочешь, чтоб у всех были не  палки,  а  мечи  и  секиры,  не
раздавай алмазы направо и налево: лучше купи у саков бронзу,  ремесленники
сделают столько мечей, сколько потребуется.
     И Варахран протянул Спантамано камни, вынутые из бассейна.
     - Хм... - Спантамано удивленно глядел на чеканщика и пахаря. - Вы  не
так уж глупы, как мне казалось. И вы думаете, у нас кое-что получится?
     - Конечно, получится! - воскликнул Варахран.
     - Еще как! - добавил Баро.
     Спантамано порывисто поднялся. Ты воображал,  что  никому  не  нужен?
Оказывается, нужен! Ты твердил себе,  что  одинок?  Оказывается,  рядом  -
тысячи людей, которые не оставят в трудный час! Будто пелена спала с  глаз
молодого согдийца. Он искал опору и не находил ее - вот  она,  опора!  Вот
сила, которая по мановению его руки свернет, опрокинет и растопчет горы!
     - Так чего же вы сидите? - рявкнул Спантамано. - К дайвам састаров  и
бузурганов! Народ поднимайте!


     И народ поднялся.  Тысячи  селений  ожили  по  кличу  Спантамано.  От
Змеиных Ворот до Бахара и от Бахара до Нахшеба - по всей Согдиане, день  и
ночь, словно перекликаясь, тревожно и ритмично гремели барабаны. На бурных
общинных советах разгорался спор между родовой знатью и  простым  народом.
Несмотря на угрозы бузурганов, народ снаряжал по одному  воину  от  каждых
пятидесяти семейств и выделял для  Спантамано  овец,  зерно  и  масло.  По
дорогам  Согдианы  шли  толпа  за  толпой  бахарцы  и   нахшебцы,   жители
Пенджикента и Маймурга. Привел из Наутаки сто пахарей Ману, отец Баро.  Он
вооружил  своих  людей  пиками,  сделанными  Фрадой,  отцом  Варахрана,  и
присоединился  к  отряду  пенджикентцев.  Пестрая  толпа  плотно  обложила
Мараканду и приступила к осаде трехбашенного замка, где укрылись юнаны.
     У Спантамано не было ни баллист, ни онагров. Согдийцы и  дахи  лезли,
помогая себе ножами,  по  откосам,  кидая  на  стены  веревки  с  крюками,
приставляли к башням шаткие  лестницы,  взбирались  наверх  и  падали  под
ударами неприятелей. Спантамано послал к сакам за бронзой.  Но  когда  она
прибудет? Воины привязывали к оперенным меднодоспешным  македонцам  вреда,
если не считать ничтожных царапин на руках. Да и не  всякий  согдиец  умел
обращаться с луком или мечом. Селяне привыкли к мотыгам, а не к оружию, их
не обучали боевым приемам, как обучают людей из военной касты. Но дубинами
они  владели  неплохо,  и   если   уж   какой-нибудь   зазевавшийся   юнан
подворачивался под руку, его не спасали  ни  панцирь,  ни  шлем  -  селяне
обмолачивали врага, как ячменный сноп.
     Македонцев было здесь не  так  у  много;  они  не  успевали  отражать
согдийцев, упрямо наступавших со всех сторон. Одна из трех башен досталась
туземцам. Тогда македонцы сделали вылазку,  прошли  мимо  дворца  Оробы  и
напали  на  осаждающих  сбоку.  Острыми  наконечниками  сарисс  они  ловко
пронзали людей, защищенных  только  износившимися  хитонами,  и,  умертвив
около тридцати человек, без потерь возвратились в  замок.  Если  бы  Ороба
отрезал македонцам путь, им пришел бы конец. Однако он  этого  не  сделал.
Тысяча его людей, вооруженных, как говорится, до зубов, спокойно наблюдала
со стен за побоищем.
     На четвертый день осады пастухи донесли Спантамано,  что  со  стороны
Змеиных Ворот к Мараканде движется отряд  Юнанов.  Значит,  они  прорывали
окружение! Спантамано отчаянно выругался. Он знал: толпы храбрых, но плохо
вооруженных и необученных согдийцев  не  выдержат  удара  Длинных  Пик.  С
македонцами надо воевать не в открытом  поле,  а  по-скифски,  посредством
засад. Спантамано приказал войску отступить на правый берег Зарафшана.
     - Проклятый Ороба! - бормотал Спантамано, гоня лошадь через  воду.  -
Трусливый Хориен!  А  Вахшунварта?  Он  тоже  трус  и  предатель,  хотя  и
держится, как святой. От этих святых никогда не было  и  не  будет  проку,
чтоб им пропасть! Выступают  важно,  брюхо  несут  чинно,  смотрят  гордо,
говорят красиво, а внутри... внутри сидит подлец. Ах, пройтись  бы  палкой
по вашим благообразным рожам!
     - Я не зря доказывал, что Спантамано глуп, как овца, -  сказал  Ороба
дочери, увидев отступающих согдийцев.  -  Едва  показался  Искендер,  этот
сброд голодранцев бросился бежать, как будто их пятки маслом смазали.
     Зара прикусила губу и промолчала.
     К Мараканде подошел не Александр, а Фарнух, - царь сейчас  гнался  по
ту сторону Яксарта  за  саками-тиграхауда.  Фарнух  соединился  с  отрядом
Гефестиона, оставленным в Мараканде перед походом на Киресхату, и пустился
преследовать Спантамано. Ему  удалось  захватить  сотню  пеших  согдийцев.
Остальные успели скрыться среди густых зарослей раскинувшихся  по  берегам
Зарафшана.
     Знойная долина,  поросшая  непролазным  кустарником.  Густо  и  дико,
словно шерсть на боках медведицы, переплелись прямые, кривые, развесистые,
корявые, разлапистые стволы, ветви и стебли тополей, тамариска,  уходящего
корнями в щебень и  гальку,  громадных  ясеней,  приземистой  грушелистной
курчавки, различных  ив,  -  как  низкорослых,  многостебельчатых,  так  и
древовидных,  высоких,  точно  башня  толщиною  в  один  обхват,  а  также
узколистного  лоха,  тростника,  вейка,  солодки,   рогоза,   облепихи   и
мирикария.
     Все это запустило сосущие корни во влажную почву  безлюдной  поймы  и
спуталось так, что по зарослям трудно продраться  даже  тигру.  У  каждого
растения свой цвет.  Серебристые  листочки  лоха  никогда  не  примешь  за
мелкую, цвета окиси хрома листву солодки, пол