не
побежден. Так я говорю?
     - Так, - прошептал согдиец.
     - Ну и что же? - Голос Танаоксара окреп. -  Зато  ты  положил  начало
славной войне против Искендера. Твое имя послужит путеводной  звездой  для
грядущих поколений. Через год будет сто Спантамано.  Через  десять  лет  -
тысячи Спантамано. Через сто лет - десятки  тысяч  Спантамано!  Из  одного
зерна, брошенного тобой в землю, вырастет много, без конца много зерен.  И
они тоже прорастут. Они тоже дадут новые зерна. И  рано  или  поздно  враг
понесет заслуженную кару.  Великие  дела  не  свершаются  сразу.  Нападай!
Сражайся! Когда нужно, отступай. И не забывай, во имя чего борешься.
     Танаоксар замолчал, откинулся назад и  прислонился  к  стене.  Тысячи
путаных мыслей пролетали в голове Спантамано,  как  стаи  обгоняющих  друг
друга стрижей.
     - Подбрось в костер  толстых  сухих  ветвей,  -  приказал  Танаоксар.
Спантамано повиновался. В храме стало  светло,  как  днем.  Старик  жестом
показал согдийцу место у своих ног. - Лежи! Думай!..
     Спантамано  растянулся  на  ковре.  Он  думал  до   рассвета.   Перед
Спантамано  развернулось  победное  шествие  необозримых  толп.  Они   шли
огромным волнующимся скопищем откуда-то снизу, из  холодной  черной  мглы,
ровным шагом проходили  мимо  Спантамано  и  двигались  куда-то  вверх,  к
розовым вершинам, за которыми разливалось  ослепительным  морем  радостное
сияние. Несметные ряды высоких, плечистых мужчин и тонких женщин выступали
из темноты, гордо откинув голову  и  протянув  руки  вперед,  к  свету,  и
растворялись наверху в сверкающих лучах. Их лица были суровы и спокойны, а
поступь тверда и размашиста. Из-под их ног по временам вырывались какие-то
мерзкие твари. Они злобно ощеряли  свои  пасти  и  с  визгом  пропадали  в
колеблющемся тумане. Иногда из рядов  выходили  какие-то  бледные,  жалкие
существа; они отставали  от  неудержимого  потока,  садились  у  дороги  и
плакали. И гремел и разливался над миром  чудесный  гимн;  голоса  мужчин,
женщин и детей сливались в захватывающем, крылатом напеве. Целую  вечность
мысленно глядел Спантамано на шествие, но ему не было конца.
     Под  утро  он  забылся  в  коротком  сне  и  поднялся  освеженный   и
удовлетворенный. Лицо его стало суровым и  спокойным,  как  у  тех  людей,
которых он увидел в ночных размышлениях. В сердце уже не было  горечи.  Он
знал, для чего существует и ради чего умрет.
     - Прощай, отец. - Спантамано поклонился Танаоксару до самой земли.  -
Ты, слепой, открыл мне глаза. И пока они не  закроются  навсегда,  я  буду
сражаться.
     - Возьми и привяжи к своей пике, - сказал Танаоксар, доставая длинную
прядь черных до блеска волос. - И за тобою пойдет каждый честный массагет.
Это волосы Ширака.
     С трепетом принял Спантамано дар старого Танаоксара.
     - Живи долго, отец.
     - Ступай, и да будет тебе благо.
     Спантамано быстро вышел из храма и остолбенел. В глаза ударило солнце
- не то, которое вот уже два месяца висело бледным  пятном  среди  туч,  а
настоящее солнце юга. За одну ночь  ветер  переменился  и  теперь  дул  со
стороны Марга -  теплый,  родной,  веселый.  Небо  очистилось  и  сверкало
прозрачной голубизной. Снег стал рыхлым и  с  хлюпаньем  проваливался  под
ногами. След тотчас же наполнялся талой водой.
     Наступила весна.


     Спантамано, жрец Алингар, чеканщик Варахран, земледелец Баро  и  перс
Датафарн ездили от табора к табору и  собирали  войско  для  нападения  на
Искендера.
     - Массагеты! - кричал Спантамано, взмахивая пикой с волосами  Ширака.
- Враг оплевал землю  Согдианы.  Если  вы  не  поможете  нам  сегодня,  то
Зулькарнейн придет сюда завтра. Точите кинжалы! Седлайте коней!  За  мной,
массагеты! Победим или погибнем.
     Обветренное, загорелое лицо. Смелые очи  глядят  на  всех  открыто  и
прямо. Рука твердо и властно сдерживает горячащегося коня.  Когда  звучный
голос  вождя  гремел  над  притихшей  толпой,  Варахран  бледнел,  а  Баро
сдержанно улыбался. После очищения  в  храме  Танаоксара  молодой  потомок
Сиавахша преобразился. Он окреп и даже ростом, кажется, стал выше. Правда,
в нем ничего не осталось от былой отчаянной веселости. Но зато  Спантамано
превратился в сурового, зоркого воина, уверенного в своей правоте и силе.
     - Идите за мной, массагеты! - призывал Спантамано, и массагеты шли за
неукротимым согдийцем, покидая у костров плачущих жен и детей.
     Одних привлекала легкая добыча в стане македонцев, других  сдвигал  с
места голод - всех  баранов  съели  зимой.  Однако  тех,  кто  примыкал  к
Спантамано с чистым сердцем, было неизмеримо больше. "Если вы не  поможете
нам сегодня, Зулькарнейн придет  сюда  завтра",  -  эти  слова  заставляли
задуматься самых черствых людей. Волосы  Ширака,  развевающиеся  на  конце
пики, волновали массагетов и пробуждали в них отвагу. Отряд Спантамано рос
день ото дня. Вождь  послал  Баро  и  сорок  пенджикентцев  по  городам  и
селениям  угнетенной,  но  не  покорившейся  Согдианы,  чтобы  народ  ждал
Спантамано и готовился к новому восстанию.
     Согдиец не  спал  ночей,  обдумывая  поход  на  Мараканду.  Он  отдал
последние камни за коней,  оружие  и  снаряжение.  Он  отказался  от  всех
удобств и запретил даже упоминать при нем о вине. Он удалил от себя  Зару,
и она прозябала в обозе под охраной жреца Алингара. Она для него больше не
существовала. Днем и ночью, не щадя себя, носился Спантамано по пустыне на
неутомимом скакуне, и люди с восхищением цокали языком:
     - Леопард!
     Они называли его так не  только  потому,  что  он  одевался  в  шкуры
пятнистого зверя. Он был смел и ловок, как леопард. Все свои помыслы отдал
согдиец борьбе. В душе Спантамано, не переставая, гремел и разливался гимн
солнцу, услышанный им под закопченным сводом храма Танаоксара.



                              НА ТРОПЕ ВОЙНЫ

                         Со скифами не  может  сравниться  ни  один  народ
                    не только в Европе, но и в Азии; ни один народ сам  по
                    себе не в силах устоять против скифов, если бы все они
                    жили между собой согласно.
                                                      Фукидид, II, 97, 5-6

     - Спантамано привет!
     - О Баро! Ты уже здесь! Ну,  рассказывай  скорей!  Что  происходит  в
Согдиане?
     - Мы объехали все города и  селения.  Народ  снова  поднялся.  Людей,
посланных сатрапом Оробой,  перебили.  Уничтожили  мелкие  отряды  юнанов,
занявших укрепления в прошлом году. Но...
     - Что?
     - Объединиться не успели. Искендер узнал  о  новом  мятеже  и  быстро
вышел из Бактры. Он разделил свое войско на пять отрядов  и  один  из  них
возглавил сам. Враги прошли по всей  Согдиане,  от  Бахара  до  Мараканды.
Народ сопротивлялся. Одних убили.  Других  склонили  к  сдаче  обещаниями.
Восстание подавлено.
     - Опять!
     - Да. Вот возьми.
     - Уголек?
     - Его дала мне одна бедная старуха.  Это  все,  что  осталось  от  ее
жилища.
     - Эта старуха - сама Согдиана! Она зовет меня домой. Едем, Баро!
     - Нет.
     - Почему?
     - От верных людей, находящихся среди воинов Оробы, я проведал о  том,
что сатрап посылал сюда человека...  узнать,  где  ты  скрываешься.  Тайна
раскрыта.
     - О дайвы! Плохо.
     - Конечно плохо. Ороба известил об этом Искендера. Искендер  приказал
двум  полководцам  напасть   на   стоянку   Дейоки.   Я   запомнил   имена
военачальников. Один - Койнос. Другой - перс Артабаз.
     - А! Знаю этого шакала.
     - Они уже идут сюда. Жди через три дня.
     - Та-ак. Дай мне подумать. Скажи: много ли воинов оставил Искендер  в
Бактре?
     - Немного.  Оставил  полководцев...  э-э...  трудно  выговорить   эти
имена... Кол... Фол... А!  Вспомнил.  Полиспер-хон-та,  Аттала,  Горгия  и
Мелеагра.
     - Говорят, Мелеагра опасен.
     - Все они опасны.
     - Итак, Артабаз и Койнос хотят меня поймать?  Хорошо  же!  Спантамано
покажет вам вислоухие собаки, какой длины клыки у леопарда! Собирай отряд!
Мы выступаем по Тропе Войны.
     - Куда мы пойдем?
     - На Бактру. Переправимся через Вахш на юге Хорезма  и  доберемся  до
Бактры по левому берегу  реки.  Так  мы  незаметно  проскочим  между  теми
юнанами, которые стоят в Марге, и теми, которые  рыщут  по  Согдиане.  Мой
замысел таков: юнаны ищут нас тут, а мы вдруг появляемся - где? Под  самой
Бактрой! Ты согласен?
     - Да.
     - Так живо на коней!


     Воины средней пехоты Эварх и Леонид сидели на верху сторожевой  башни
и грелись на весеннем солнце. Копья и  щиты  валялись  у  их  ног.  Внутри
шлемов, снятых и  брошенных  рядом,  ползали  пестрые  азиатские  букашки.
Леонид негромко играл на кифаре, которую таскал в мешке всю  войну.  Эварх
слушал, подперев рукой подбородок. Прошло три года с тех пор, как Эварх  и
Леонид сидели вот так при Гавгамелах и следили за горячим спором Дракила и
Феагена. Война обломала молодых бактрийцев. Огрубели их лица.  Зачерствели
сердца. Но греков никогда не покидала тоска по далекой родине.
     Эварх еле слышно подпевал товарищу и все глядел и  глядел  на  запад,
где за тысячи переходов отсюда сияла  несбыточной  мечтой  омытая  теплыми
морями Эллада.
     Замок Банд, который они охраняли с прошлого лета, стоял  возле  одной
из малых рек, сбегающих с  Парпансид.  На  языке  бактрийцев,  как  слышал
Эварх, слово Банд  означало  "запор".  Крепость  вдвойне  заслуживала  это
название.  Она  запирал  дорогу,  ведущую  из  Артаксаны  на  восток,   по
направлению к  Бактре.  Кроме  того,  здесь  находилась  плотина,  которой
местные  жители  перегородили  речку,  чтобы  не   вся   вода   текла   на
северо-запад, к Оксу. От плотины во все стороны отходили  каналы.  Из  них
бактрийцы орошали поля. Путь от Банда до Бактры,  расположенной  вверх  по
левому протоку той же речки, отнимал три  дневных  перехода.  Недалеко  от
Банда начиналась пустыня. Население было вокруг редкое, место - спокойное,
и греки предавались отдыху.
     -  У  меня  руки  и  ноги  затекли,  -  жаловался  начальник   отряда
Полисперхонт, - где бродят эти скифы? Поколотил бы их немного и размялся.
     Тоскливо звучали струны кифары. Эварх не выдержал и ударил кулаком по
кирпичному парапету башни:
     - Надоело!
     - Что? - Леонид перестал играть и  обиженно  раскрыл  рот.  -  Кифара
надоела?
     - Не кифара! - Эварх ожесточенно пнул свой  щит.  -  Надоела  Бактра.
Надоел поход. Все надоело!
     - Тихо! - Леонид повернул  голову  вбок  так  быстро,  что  хрустнули
шейные  позвонки,  и  бросил  вниз,  на  жилище   Полисперхонта,   взгляд,
испуганный, как у лани, услышавшей рычанье тигра.
     - А что? - сказал Эварх.
     - Забыл, как убили Феагена?
     Эварх сразу присмирел. Помолчав, он прошептал:
     - Смелый был человек.
     - Из-за этого и пропал.
     - А мы не умрем?
     - Кто знает.
     - Конечно, издохнем. Дракил - тот вернется домой. А нас, поверь  моим
словам, не минует стрела  какого-нибудь  варвара.  Мы  кто?  Сброд,  овцы,
выкормленные на убой. А Дракил - величина.
     - Да, высоко  поднялся  лысый  марафонец.  Помнишь,  как  он  сначала
пресмыкался перед Феагеном? А сейчас - гиперет,  ведает  доставкой  хлеба,
охраняет самого царя  и  выполняет  его  поручения.  И  Лаэрт  возле  него
пригрелся.
     - Дракил выдал Феагена, поэтому и взлетел,  точно  ворон.  Донеси  на
меня, и тебя Александр приласкает.
     - Не болтай, - оборвал его Леонид. -  Я  тебе  не  Дракил.  Не  путай
купрус и копрус (медь и навоз). Лучше скажи: не поймали еще Спитамена?  Ты
вчера открывал ворота гонцу из Бактры. Он ничего не говорил?
     - Пока не поймали.
     - Схватят. - Леонид встал и широко  потянулся.  -  Куда  он  денется?
Ах!..
     Он вдруг раскинул руки, выпучил глаза, подогнувшимися  ногами  сделал
два неверных, заплетающихся шага и повалился на товарища.
     В спине Леопарда торчала стрела.


     -  Как  дела,  Фаллосперхонт?  -  Спантамано  постучал   по   макушке
обалдевшего грека рукоятью бича и сурово усмехнулся: - Не ждал?
     Нагой и бледный Полисперхонт стоял на коленях и стыдливо  прикрывался
случайно  подвернувшимся  щитом  (когда  массагеты  напали,  грек   спал).
Полисперхонт не сводил остекленевших глаз со своих людей.  Они  лежали  во
дворе замка густыми неподвижными рядами, все  триста,  и  массагеты  ловко
отсекали им головы и насаживали их на пики. Все триста! Он  остался  один.
Тело Полисперхонта мелко дрожало. И грек, славившийся  до  того  чистым  и
звучным голосом, жалко просипел:
     - Что... что вы делаете?
     Он кивнул на  головы.  И  Спантамано  уловил  смысл  его  слов,  хотя
Полисперхонт говорил на греческом языке.
     - Триста... всего триста голов, - сказал он спокойно  и  показал  три
пальца. - А там, - Леопард махнул рукой на север, -  Согдиана...  понятно?
Ты, - он ткнул грека кулаком и ударил себя ребром ладони  по  шее,  -  сто
двадцать тысяч - Согдиана! Понятно, Фаллосперхонт?
     Полисперхонт сгорбился и низко  опустил  голову.  Сейчас...  удар!  И
конец.
     Но  Леопард  не  убил  Полисперхонта.  У  высокопоставленного   грека
отобрали щит, обмазали навозом лицо, посадили его задом наперед на осла  и
погнали по дороге. Спантамано приказал сжечь ворота Банда. Дейока сказал:
     - Давайте разрушим плотину.
     - Зачем? - хмуро спросил Спантамано. - Ведь мы нанесем этим ущерб  не
Искендеру, а нашим друзьям бактрийцам. Вода уйдет, посевы зачахнут.
     Пристыженный Дейока отъехал.
     Сотни бактрийцев сбегались  к  дороге,  по  которой  массагеты  везли
Полисперхонта. Селяне швыряли в ненавистного грека куски земли, которая по
вине пришельцев до сих пор оставалась невспаханной.
     Весть о набеге распространилась  с  непостижимой  быстротой.  Уже  на
второй день вся южная Бактрия  знала,  что  Спантамано  разгромил  греков,
населявших замок Банд. Люди вооружались  палками,  топорами,  кинжалами  и
торопились к Спантамано. Леопард, явившийся к замку Банд во главе  трехсот
всадников, через три дня подступил к самой Бактре с трехтысячным войском.
     В городе оставался отряд греческих наемников Аттала  и  было  немного
хворых  гетайров,  схвативших  в  долине  Золотоносной  Реки   тропическую
лихорадку. Мелеагр спрятался в Драпсаке, а отряд  Горгия  усмирял  горцев,
закрывших перевал через Парпансиды и отрезавших путь  на  Кабуру.  Поэтому
Аттал не решился сделать вылазку против Спантамано. Он засел в цитадели  и
принялся обстреливать подступивших массагетов и бактрийцев  из  онагров  и
баллист.
     Спантамано знал: без осадных приспособлений замка не взять. Да  он  и
не стремился к этому. Осада отнимет много дней и много жизней, а Искендер,
проведав о походе Леопарда к Бактре, может нагрянуть  со  дня  на  день  и
устроить у стен города побоище. Нападать внезапно  и  уходить  неожиданно,
наносить удары там, где враг не ждет, изматывать его быстрыми  налетами  -
вот о чем думал сейчас потомок Сиавахша.
     Он созвал  на  совет  предводителей  Массагетов.  Тут  был  Гарпат  -
громадный человек, одним ударом кулака убивающий лошадь;  на  привалах  он
пел тонким, почти  женским  голосом  печальные  песни.  Тут  был  Зафир  -
мечтательный юноша, любитель цветов, которыми он заботливо украшал себя  и
своего коня. Зафир даже с закрытыми глазами,  по  звуку,  пронзал  стрелой
скачущего  во  весь  опор  всадника.  Тут  был  трусливый  Дейока,  -   он
присоединился к Спантамано потому, что опасался мести греков и македонцев,
рыскавших сейчас по его опустевшему стойбищу.  Свой  род  Дейока  отправил
далеко на север, к устью Вахша, а сам с двумястами  воинов  последовал  за
потомком Сиавахша. За спиной Леопарда  все-таки  не  так  страшно,  как  в
пустыне или зарослях у моря среди враждебных племен.
     - Что скажете? - Спантамано кивнул на башни замка. - Станем осаждать?
     - Ничего не выйдет, - ответил Гарпат.
     - Лучше возьмем добычу и уйдем, - сказал Зафир.
     - Добыча! - Дейока облизнулся.
     - А вы как думаете? - обратился Леопард к Варахрану и Баро.
     - Послушаемся Зафира, - решил Варахран. - Он прав.
     - Конечно, - добавил Баро.
     - Хорошо. Забирайте все, что найдете, и уйдем обратно, ибо  Кратер  -
тот, которого мы били под Маракандой уже спешит  сюда.  Так  донес  гонец.
Кратер зол, от него добра не жди, съест, даже не оставит костей.
     В Бактре  скопилось  много  скота,  зерна,  сушеных  плодов,  тканей,
сосудов, масла и вина, награбленных македонцами в городах и селениях  юга.
По указанию Спантамано воины стали выносить добро из хранилищ и  погружать
его на ослов и верблюдов.  Работали  быстро,  но  без  суеты  -  спокойно,
молчаливо и деловито, беря пример со своего вождя.


     Зару охватило волнение. Бежать! Уйти к юнанам, от них в Мараканду,  к
Оробе!  Измученная  бесконечными  скитаниями   по   пескам,   оскорбленная
равнодушием супруга, она  постепенно  дошла  до  того,  что  возненавидела
Спантамано. Этот человек был для нее загадкой. Чего он добивается?  Сдайся
муж Искендеру, он стал бы царем Согдианы, жил бы в роскоши и почете.
     Так нет же! Спантамано нарочно лезет туда, откуда нет  возврата.  Что
побуждает его к диким поступкам? У  Зары  было  время  подумать.  И  после
долгих размышлений она решила, наконец, что муж  лишился  разума.  А  кому
хочется слыть женой сумасшедшего?
     Ночью, замирая от страха, Зара выскользнула из шатра, чтобы добраться
до замка и попросить приюта у греков. Но у входа ее останови жрец Алингар.
     - Зарежу, - коротко сказал  он.  Зара  увидела  мерцающее  при  свете
костра лезвие кинжала и с воплем бросилась обратно. Немного  успокоившись,
она попыталась вылезти из шатра со стороны, противоположной входу... но  и
тут ее подстерегал бдительный жрец.
     Женщина упала перед Алингаром на колени, умоляюще протянула руки.
     - Отпусти меня! Неужели у тебя каменное сердце? Отпусти!..
     Алингар молчал. Тогда женщина, достойная своего  отца,  предложила  в
обмен на свободу тело. Жрец долго смотрел  на  Зару.  Глаза  ее  бесстыдно
мерцали. Жреца влекло  к  этой  горячей  женщине.  Но  тут  он  подумал  о
Спантамано, который отлучил себя от  земных  благ  ради  Священного  Дела.
Алингар  почувствовал,  что  совершает  смертный  грех,  слушая   гнусный,
прерывающийся шепот обезумевшей дочери сатрапа.  Жрец  приставил  к  горлу
Зары кинжал и мрачно сказал:
     - Зарежу.
     И дочь Оробы ушла в шатер, точно  побитая  собака.  Она  до  рассвета
металась на ковре, а утром объявила, что удавится покрывалом, если муж  не
явится к ней. Спантамано явился.
     - Чего тебе?
     - Отпусти меня домой?!
     - Домой? - Он держался спокойно, однако  его  глаза,  вспыхнувшие  на
миг, сказали Заре, какая злоба живет в этом человеке. - Нет. Ты моя  жена,
и ты обязана переносить страдания, которые переносит твой муж.
     - Я не хочу быть твоей женой.
     "Эгина так бы не сказала, - подумал Спантамано. - Ах,  Эгина,  Эгина!
Чем больше дней  проходит  со  дня  твоей  гибели,  тем  ближе  ты  мне  и
родней..."
     - Ну и что же? - ответил потомок Сиавахша. - Хочешь ты или нет -  все
равно ты моя супруга во веки веков.
     Он еще раз гневно посмотрел на нее и вышел.
     - Будь же ты проклят, - прошептала Зара.


     Когда всю добычу погрузили на  вьючных  животных,  Спантамано  сказал
Дейоке:
     - Ты со своим отрядом иди на  запад  и  охраняй  скот  и  караван.  Я
двинусь к Драпсаке. Хочу посмотреть, каков из себя Мелеагр.  Встретимся  в
Банде. Случится беда - шли гонца через горы.
     Дейока  едва  удержался  от  радостного  восклицания.  "Если  Мелеагр
свернет тебе шею, - подумал он, - то вся добыча достанется мне".
     Итак, Дейока отправился на запад. Массагеты, восставшие  бактрийцы  и
пенджикентцы Спантамано идут на  юго-восток  и  осаждают  Драпсаку.  Замок
встречает их ядрами баллист и онагров. Кочевники  с  криком  бросают