ину - и  мы  между  двумя крылатыми  человекольвами,
образующими портал. В подземном  лабиринте беспокойная суета;  арабы носятся
повсюду:  некоторые несут  наполненные землей  корзины,  другие  - кувшины с
водой для своих товарищей. Халдеи в своих  полосатых одеждах и остроконечных
шапочках  бьют  кирками неподатливую кочку, с  каждым ударом поднимая  целую
тучу  мельчайшей  пыли.  Изредка  с  какого-нибудь дальнего холма  доносятся
мелодии  курдской   музыки;   услышав  ее,  арабы   затягивают   хором  свой
воинственный клич и с новой энергией берутся за работу.
     Миновав львов, мы входим в главную залу. От нее остались лишь руины, но
по обеим ее сторонам стоят гигантские крылатые фигуры,  одни с головой орла,
другие -  созданные по человеческому подобию. В руках у них какие-загадочные
символические  предметы. Налево -  еще один портал, который  также  образуют
крылатые  львы. Один из них упал наискосок, загородив дорогу, и нам с трудом
удается  проползти  под  ним. За  этим  порталом  находятся крылатая  фигура
человека и две  плиты  с барельефами,  настолько, однако,  испорченные,  что
почти невозможно разобрать, что на них изображено. Еще далее, вероятно, была
стена, но сейчас от нее ничего не осталось. Исчезла и противоположная  стена
залы;  мы  видим лишь  высокую земляную насыпь, и  только  при  внимательном
осмотре удается обнаружить следы облицовки - остатки кирпичей из необожженой
глины, которые уже давно приобрели  тот  же  оттенок,  что  и окружающая  их
земля.
     Упавшие  алебастровые  плиты  водворены  на место. Так  мы  попадаем  в
настоящий  лабиринт  маленьких  барельефов, на  которых изображены  повозки,
всадники,  сражения  и  осады.  Нам  повезло:  рабочие  поднимают  очередной
барельеф. Затаив дыхание, в величайшем  нетерпении ждем мы, пока они кончат:
о каком новом событии ассирийской истории узнаем мы? Быть может, речь пойдет
о каком-нибудь еще неизвестном обычае или религиозной церемонии?
     Пройдя  еще  около   ста  шагов  среди  этого  царства  древностей,  мы
приближаемся    к   проходу,   охраняемому   двумя   гигантскими   крылатыми
человекобыками  из желтого известняка. Один из них еще цел, другой же  давно
разбился - большая человеческая голова валяется у самых наших ног.
     Мы проходим мимо и идем дальше. Вот еще одна крылатая фигура: в руках у
нее  красивый  цветок,  который она,  вероятно в  качестве жертвоприношения,
подносит  крылатому  быку.  Рядом с этой фигурой находятся  восемь  красивых
барельефов.  Здесь  и  царская  охота:  торжествующий  царь рядом со  своими
трофеями - львом и диким быком; и осада крепости, к стенам которой подведены
тараны.  Но вот мы уже достигли  конца  залы. Перед нами изысканно  красивая
скульптура:  два  царя  в  сопровождении крылатых божеств-охранителей  перед
фигурой  высшего божества.  Между  ними  -  священное  древо.  Впереди этого
барельефа  -  каменная  платформа;  в древние  времена  на  ней  стоял  трон
ассирийских монархов; здесь  восседали они во время приемов или  когда перед
ними дефилировали пленные враги.
     Слева  еще один,  четвертый  проход:  он  образован  двумя  львами.  Мы
проходим  мимо них, и вот мы уже  у края глубокой  пропасти. Над ее северной
стороной  нависают огромные  руины; на  сохранившихся  стенах  видны  фигуры
пленников, несущих дань: серьги,  браслеты, обезьянок. А у самого края стены
валяются  два  огромных  изваяния быка  и  две  крылатые  фигуры  высотой  в
четырнадцать шагов.
     Так  как с этой стороны руины вплотную подходят к пропасти, возвратимся
к проходу, где  стоят  быки из  желтого известняка.  Пройдя  через него,  мы
вступаем  в  помещение,  окруженное  со  всех  сторон изваяниями  божеств  с
орлиными головами. На  одном конце его находятся  охраняемые двумя  жрецами,
или  божествами, ворота, а в середине другой портал,  у  которого  стоят два
крылатых быка. Куда бы мы теперь ни направили свой путь, мы окажемся в целой
анфиладе  комнат:  не  зная  их  расположения,  можно  запутаться.  Так  как
обыкновенно посреди комнаты лежит мусор,  весь раскоп состоит из серии узких
проходов-траншей, с одной стороны  ограниченных  алебастровыми  плитами, а с
другой   -   высокой   земляной   насыпью,  в   которой  кое-где   виднеются
полузасыпанные  разбитые вазы или покрытые разноцветной глазурью кирпичи. Не
меньше  часа  надо потратить на  осмотр  этой  галереи  с  ее  удивительными
скульптурами   и  многочисленными   рельефами.   Мы   видим  здесь  царей  в
сопровождении евнухов и  жрецов,  бесчисленные крылатые фигуры  с  сосновыми
шишками и  символами  божества  в  руках,  застывшие  в  благоговении  перед
священным деревом.
     Комнаты  соединены  между  собой проходами,  которые  образуют  стоящие
попарно  крылатые  львы и  быки,  в  каждой  из комнат  все  новые  и  новые
скульптуры, вызывающие одновременно и  удивление и  любопытство. Утомленные,
мы наконец выходим из этого  царства руин, но  не с  той стороны,  откуда мы
вошли, а с противоположной, и перед нами снова голая платформа".
     И Лэйярд,  сам потрясенный до  глубины души, добавляет: "Напрасно стали
бы мы искать хоть малейшие следы только что увиденных чудес: так и  кажется;
что  это  всего лишь видение, всего лишь рассказанная тебе восточная сказка.
Многие  из  тех,  кто  посетит это  место, когда руины  ассирийских  дворцов
зарастут  травой,  наверное,  заподозрят,  что все рассказанное здесь - плод
фантазии".


     Глава 23
     ДЖОРДЖ СМИТ ИЩЕТ ИГОЛКУ В СТОГЕ СЕНА
     Результаты   раскопок  Лэйярда   на  холме   Нимруд   были  не   просто
значительными: они превзошли все ожидания и затмили успех Ботта в Хорсабаде.
Казалось бы, после такого успеха он должен был поостеречься подвергать риску
свою репутацию  ученого  и  не предпринимать эксперимента, который как будто
вряд ли мог  завершиться удачей. Тем не менее среди множества  холмов Лэйярд
выбрал в качестве объекта для дальнейших раскопок именно куюнджикский холм -
тот самый, который на протяжении целого года безуспешно раскапывал Ботта.
     Это лишь на первый взгляд  абсурдное решение свидетельствует о том, что
Лэйярд был не просто удачливым археологом, рожденным под счастливой звездой:
он  извлек  некоторые  уроки  из  своих  предыдущих  раскопок, научившись, в
частности,  разбираться   в   характере  местности  и   использовать   самые
незначительные данные для важных обобщений.
     С ним произошло  то же, что случилось в свое  время со  Шлиманом: когда
этот бывший коммерсант, миллионер, принялся после открытия Трои  за раскопки
в  Микенах,  весь  мир  был  уверен,  что   его  первый  успех   был  чистой
случайностью, и что большая удача невозможна.
     Теперь,  так  же  как и  во  времена Шлимана,  всем  скептикам пришлось
убедиться  в   своей  ошибке,  ибо  только  на   этот  раз  Лэйярду  удалось
по-настоящему заглянуть  в  глубины  прошлого,  только  теперь  были сделаны
находки,  благодаря которым  давно исчезнувшая цивилизация предстала во всем
своем многообразии и богатстве.
     Осенью 1849 года Лэйярд приступил  к раскопкам  на куюнджикском  холме,
расположенном напротив Мосула, на другом берегу  Тигра, и обнаружил один  из
самых замечательных дворцов Ниневии.
     Проделав  вертикальный ход в  холме, он наткнулся  примерно  на глубине
двадцати  метров  на   слой  кирпичей.  Тогда  он  начал  вести  под  землей
горизонтальные ходы  по всем направлениям и вскоре обнаружил зал, а  затем и
дворцовые ворота с крылатыми изваяниями по бокам. За четыре недели работы он
открыл  девять комнат; как выяснилось впоследствии, это  были остатки дворца
кровавого  деспота Синаххериба (704-681  годы до  н.  э.) -  одного из самых
могущественных правителей ассирийской империи. Одни за другими появлялись на
свет  божий рисунки, рельефы, великолепные изразцовые стены, мозаика,  белые
барельефы на бирюзовом фоне; все это  было выдержано в холодных, мрачноватых
тонах - преимущественно черном, желтом и темно-лиловом. Рельефы и скульптуры
отличались  удивительной  выразительностью и  по  натуралистичности  деталей
оставляли далеко позади все аналогичные находки на холме Нимруд.
     В Куюнджике был, между прочим,  найден  знаменитый рельеф, относящийся,
вероятно,  ко  временам Ашшурбанапала,  с  изображением  смертельно раненной
львицы.  В  ее тело вонзились стрелы, у нее перебит позвоночник,  но, волоча
парализованные задние  лапы, она в последнем усилии приподняла верхнюю часть
туловища и,  вытянув морду,  застыла в  предсмертном  рывке.  Этот рельеф по
глубине экспрессии и проникновенности можно смело поставить  рядом с лучшими
произведениями мирового искусства.
     Времена,  когда  все  наши знания  об этом  страшном и в  то  же  время
великолепном  и огромном  городе  ограничивались  лишь  беглыми  сведениями,
которые можно было найти  в  книгах пророков, миновали. Заступ  Лэйярда явил
этот город свету.
     Своим именем город  обязан  Нин - великой богине Двуречья. Он  возник в
древнейшие времена: уже законодатель Хаммурапи примерно в 1930 года до н. э.
упоминает о  храме Иштар, вокруг  которого  был  расположен этот  древнейший
город.  Но когда Ашшур и Кальха были уже резиденциями царя,  Ниневия все еще
продолжала оставаться провинциальным городом. Ее возвышение связано с именем
Синаххериба. В  пику  Ашшуру  -  резиденции своего отца,  Синаххериб  сделал
Ниневию  столицей государства, включавшего  в свои границы все  Двуречье: на
западе вплоть до Сирии и Палестины, а на востоке -  до владений диких горных
народов,   которые   не   удавалось   покорить   хоть    на   сколько-нибудь
продолжительный срок.
     При Ашшурбанапале  Ниневия достигла своего расцвета; она стала городом,
в  котором  "купцов  было  больше,  чем  звезд  на  небе",   политическим  и
хозяйственным  центром,  а  также  центром  культуры, науки  и  искусства  -
настоящим  Римом  эпохи  цезарей.  Однако  уже  при  сыне  Ашшурбанапала   -
Синшаришкуне,  который царствовал всего  семь лет, у  стен Ниневии  появился
Киаксар,  царь  мидийский,  со своей  армией,  усиленной  за счет  персов  и
вавилонян. Он осадил Ниневию, взял ее штурмом и сравнял с землей ее дворцы и
стены, оставив после себя одни лишь руины.
     Это  произошло в 612 году до н. э. Таким образом, Ниневия была столицей
Ассирии  и  царской  резиденцией всего около  девяноста  лет.  Чем  же  были
наполнены  эти  годы,  если  имя Ниневии не только  не  было забыто,  но  на
протяжении  последующих  двадцати пяти  веков  оставалось символом величия и
падения,   сибаритства  и   высокой   цивилизации,   ужасных   злодеяний   и
справедливого возмездия?
     Сегодня благодаря совместной успешной работе археологов и дешифровщиков
клинописи  мы  так  хорошо осведомлены о жизни  и  деяниях обоих  правителей
Ниневии - Синаххериба и Ашшурбанапала, а также о жизни их предшественников и
преемников,  что  в  состоянии дать на это  ответ:  Ниневия не  была  забыта
главным  образом  потому,  что   с  именем  ее  связаны  убийства,  грабежи,
угнетение,  насилие  над  слабыми,  войны и  всякие  ужасы,  кровавая  смена
правителей, которые держались  на  троне лишь силой террора и  которым почти
никогда не удавалось умереть своей смертью, - впрочем, их место занимали еще
худшие тираны.
     Синаххериб был первым  полусумасшедшим цезарем  на троне  этого города,
ставшего  центром цивилизации, так же  как  впоследствии  Нерон  был  первым
цезарем  Рима.  Да  Ниневия  и  была  ассирийским  Римом,  могущественнейшим
городом, столицей мировой державы,  городом  гигантских дворцов,  гигантских
площадей, гигантских улиц, городом новой,  неслыханной дотоле  техники.  Это
был  город,  где  власть принадлежала узкой  прослойке господ  независимо от
того, на  чем  они основывали  свое право  господства:  на  праве крови  или
происхождения, расовом  превосходстве, деньгах, насилии или же на изощренной
комбинации всех  этих "достоинств". И в то  же время это был город бесправия
серой массы  - тех,  кого не  спрашивают,  а  наказывают, - рабов, обязанных
работать и лишенных всяких прав. Не раз их пытались с помощью  красивых слов
прельстить иллюзией  свободы; они  должны  были работать,  как говорили, для
того, чтобы другие  могли воевать. Эта  вечно мятущаяся  между  восстанием и
добровольным рабством  (такие  приливы и отливы наблюдались  каждые двадцать
лет), слепо  верящая своим правителям масса была готова на любые жертвы; как
на   убой   собирали  людей   из  самых  разных   городов  страны,  городов,
поклонявшихся разным богам, а нередко гнали и из других стран.
     Вот  каким городом была Ниневия. Ее дворцы, отражавшиеся  в Тигре, были
видны издалека.  Она  была  окружена бастионом  и большой  стеной. Про стену
говорили: "Та,  которая  своим  ужасным  сиянием  отбрасывает  врагов";  она
возвышалась на фундаменте из четырех  плит,  стоявших по ее  углам. В ширину
эта стена  имела  сорок кирпичей (десять  метров), а в высоту - сто кирпичей
(двадцать четыре метра); в ней было проделано пятнадцать ворот. Вокруг стены
был  ров шириной  сорок  два метра;  около  Садовых  ворот  через  него  был
перекинут каменный мост - настоящее чудо архитектуры того времени.
     В западной части города был расположен дворец, "равного которому нет на
свете", роскошный дом Синаххериба. Старые постройки, мешавшие строительству,
он приказал срыть.
     Строительная горячка, обуревавшая Синаххериба, с особой силой сказалась
при  постройке в Ашшуре помещения для празднеств в честь бога Ашшура. Вокруг
храма на площади в 16 000 квадратных метров в скалах  были  пробиты огромные
ямы, соединенные между собой подземными каналами. Ямы были наполнены землей:
царь хотел видеть на этом месте сад!
     Свое  царствование  Синаххериб  начал  с  улучшения  своей родословной:
отказавшись от собственного  отца Саргона, он объявил  себя  прямым потомком
царей, правивших еще до потопа, - полубогов Адапы и Гильгамеша.
     "Синаххериб  был  во  всех отношениях  натурой  необыкновенной.  Он был
чрезвычайно  одаренным, способным  человеком, увлекался спортом, искусством,
наукой и  в особенности техникой; но все эти достоинства сводил  на нет  его
бешеный, неукротимый нрав: своенравный, вспыльчивый Синаххериб не соразмерял
цель  и средства  и шел  напролом  к  поставленной цели.  Именно  поэтому он
представлял   собой   полную   противоположность  хорошему  государственному
деятелю" (Мейснер).
     Его  правление  ознаменовано  войнами. Он  воевал в Вавилонии, сражался
против галлеев и касситов, в 701 году выступил в поход против Тигра, Силона,
Аскалона и  Экрона, он вел войну против  Езекия из Иуды, советником которого
был  пророк  Исайя.  Он  хвастался,  что  уничтожил в  иудейской  стране  46
крепостей и бесчисленное множество деревень. Но под Иерусалимом ему пришлось
пережить свое Ватерлоо. Исайя предсказал: "Не войдет он в этот  город, и  не
бросит туда стрелы, и  не  приступит к  нему со щитом, и  не насыплет против
него  вала". "И  вышел  ангел  Господень и  поразил  в стане Ассирийском сто
восемьдесят  пять тысяч человек.  И встали поутру, и вот все тела  мертвые".
Сегодня мы знаем, что войско Синаххериба уничтожила тропическая лихорадка.
     Он предпринял "военные  прогулки" в Армению. Он вновь и вновь вел войны
против  Вавилонии,  которая  не  хотела  покоряться  его  сатрапам. С флотом
спустился он  к берегам Персидского  залива и, словно саранча, обрушился  со
своим войском  на Персию. Его сообщения  о  собственных деяниях  чрезвычайно
пышны и крайне недостоверны.
     Однако   все   мыслимые  границы  безудержного  самовластия  Синаххериб
перешагнул в  689  году: он принял  решение стереть  с лица земли  вновь  не
покорившийся ему Вавилон и сделал  это со всей основательностью.  Чуть ли не
все  жители  были  перебиты:  улицы  были буквально завалены  трупами,  дома
разрушены, храм Эсагила  и  его  башня обрушены в канал  Арахту, соединявший
Евфрат с  Тигром. В довершение всего в город были  спущены воды Евфрата; они
затопили  улицы,  площади  и остатки домов. Но всего  этого Синаххерибу было
мало.  Уничтожив город физически, он пожелал проделать это же  символически,
по его приказу на корабли была погружена вавилонская земля, затем ее отвезли
в Дильмун и там развеяли по воздуху.
     Покончив с войнами, он занялся внутриполитическими  вопросами. Из любви
к  фаворитке Накии он назначил своим преемником Асархаддона, одного из своих
младших  сыновей, и заставил оракула  одобрить это решение. Затем  он собрал
своего  рода  вече, на  котором присутствовали старшие братья Асархаддона, а
также ассирийские чиновники  и представители народа,  и спросил их, согласны
ли   они  с  назначением  Асархаддона  наследником  престола.  Все  ответили
утвердительно.  Это не помешало, однако,  его старшим  сыновьям, действуя по
традиции,  напасть на отца,  когда тот молился своим богам в одном из храмов
Ниневии, и умертвить его.  Это произошло в конце 681 года до н. э. Таков был
конец Синаххериба.
     Все  это  только часть той кровавой  истории,  которую Лэйярд  открыл с
помощью  заступа.  Другую   ее  часть  он  восстановил  позднее,  когда  ему
посчастливилось найти  в  двух  помещениях,  которые,  насколько можно  было
судить, представляли  собой  позднейшую  пристройку  к  дворцу  Синаххериба,
большую библиотеку.
     Мы  не  оговорились,  и   даже  в   сравнении  с   нашими  современными
библиотеками  это  не  преувеличение.  Книгохранилище,  найденное  Лэйярдом,
насчитывало тридцать тысяч томов, вернее, тридцать тысяч глиняных табличек!
     Ашшурбанапал (668-626  годы до н. э.), который  был обязан троном своей
бабке,   фаворитке    Синаххериба   Накии,    был    по   характеру   полной
противоположностью Синаххерибу. Его надписи, составленные нередко в не менее
высокопарных  тонах,  чем  надписи его  предшественников,  свидетельствуют о
склонности  и  стремлении  к миру,  благополучию  и покою.  Это, однако,  не
означает, что  он не вел  войн.  Его братья  (один из  них,  верховный  жрец
лунного     божества,     носил     на     редкость    длинное     имя     -
Ашшур-этель-шаме-у-ерсити-убаллитсу), в частности Шамашшумукин,  который был
царем Вавилона, доставили ему немало хлопот. Ашшурбанапал  разрушил  царство
эламитов  и  завоевал   отстроенный  его  непосредственным  предшественником
Асархаддоном Вавилон,  но не разрушил его, как Синаххериб,  а отнесся к нему
милосердно.
     Кстати  говоря,  во время осады  Вавилона,  которая длилась два года, в
городе  пышным  цветом   расцвел  так  называемый  черный  рынок,  та  самая
спекуляция  из-под полы, в  которой  Западная  Европа, пережившая  ее  две с
половиной тысячи лет  спустя,  после  мировых  войн,  склонна  видеть вполне
современное,  якобы  впервые  возникшее   явление   и  верное  свидетельство
неблагополучия  экономики. Так, например,  сила  зерна (сила  - мера, равная
двум  с половиной литрам)  стоила теперь сикль серебра  (один сикль содержал
8,4  грамма серебра);  в мирное  же время за  эту цену можно  было купить  в
шестьдесят раз больше зерна.
     Некий  поэт,  прославляя  Ашшурбанапала, говорит (о  Синаххерибе  этого
нельзя было сказать):
     Покоились (при нем) оружие мятежных врагов,
     Колесничие распрягли свои упряжки,
     Острые пики и копья их лежали без дела,
     И отпустили тетиву у луков;
     И тем, кто с помощью силы
     Пытался решить спор или вести борьбу с противником,
     Не давали бесчинствовать.
     Ни в городе, ни в доме
     Никто не пускал в ход силу, "чтобы присвоить
     Имущество товарища,
     И на территории всей страны
     Никто никому не причинял ущерба.
     Одинокий путник мог спокойно
     Совершать свой путь на самых дальних дорогах,
     Не было разбойников с их кровавыми деяниями,
     И никто не совершал никаких насилий.
     Вся земля была мирным домом,
     И чисты, как масло, были все четыре страны света.
     Однак