ях что? Вас с Алисой вот
так  -  лбами столкнуть, а все для секундомера. Из вас дух вон, а ему кубок по
общей  сумме  показателей.  Плевать ему, кто первый, вы или Бабурина. Эх, я бы
вам мог кое-что рассказать, да... вон, глядите, как воркуют.
    Наташа  непроизвольно  глянула в тот угол, где, увлеченные беседой, сидели
Алиса я Степан. Чудинов, видимо по старой тренерской привычке, положил руку на
плечо Алисе, а другой рукой показывал какие-то, должно быть, приемы, двигая ею
возле  самого  колена  Алисы.  Заметив  взгляд Наташи, он с несколько излишней
поспешностью снял руку с плеча Алисы. Наташа встала и быстро вышла, так сильно
толкнув вертящуюся дверь, что она еще долго крутилась за ней...
    Чудинов вскочил:
    - Наташа,  куда  вы?  -  Он подозрительно поглядел на Тюлькина.- Ты ей тут
ничего не накрутил, а?
    - Да  что  ты, Степан! - оправдывался Тюлькин.- Я ей просто рассказывал...
кое-что  про  Москву,  какая  потеря для нас, что ты отбыл, покинул нас, она и
расстроилась...
    - Ох,  Тюлькин!  -  Чудинов  коротко  шагнул, подошел вплотную и незаметно
поднял  кулак,  прикрыв его своим плечом от посторонних взглядов.- Смотри ты у
меня,  как  бы  я  тебе когда-нибудь не повредил твою материальную часть! - Он
хотя  и  шутил,  но  в  глазах  у  него проступило нечто, заставившее Тюлькина
быстренько пойти на попятную.
    - Ну вас всех, ей-богу... Голова у меня прямо-таки от вас болит и пухнет.
    Тетя Липа за своей стойкой услышала это и тотчас же посоветовала:
    - А может быть, вам освежиться с дороги? Вот у нас парикмахер тут.
    С нескрываемым восхищением Тюлькин воззрился на тетю Липу:
    - Ух, черт, могучая же вы дамочка! В цирке не работали?
    - Не   приходилось.   Уж  вы  скажете,  в  цирке,-  застыдилась  Олимпиада
Гавриловна.-  Я на Иртыше на грузовой пристани работала, начальником, да потом
радикулит замучил от сырости. Спасибо Адриану Онисимовичу, парикмахеру нашему,
мазь  дал  очень  пользительную. Сперва веснушки свел, а потом для втирания. И
как рукой сняло.

    С  Дрыжиком  у  Тюлькина  завязалась  совсем  свойская,  дружеская беседа.
Намыливая пухлые щеки приезжего, парикмахер разоткровенничался:
    - Мои  кремы  широко известны среди местного населения. На чистом коровьем
масле изготовляю.
    Тюлькин покровительственно кивнул, сколько позволяла простыня, подвязанная
под горло.
    - Шайбочки идут? - спросил он.
    - Простите, не вник в вопрос?
    - Монеты, говорю, много загребаешь?
    Дрыжик обиделся:
    - Вы   меня   дурно  понимаете.  Я  чисто  безвозмездно,  для  друзей,  по
знакомству.   В   целях   науки,  не  больше.  Снабжаю  также  мазями  местных
спортсменов.  Тут  довольно  капризная  погода,  а  это  иногда  может  вредно
отразиться.  Вы,  полагаю,  слышали,  что  у  нас  тут, у местных, есть старые
охотничьи  секреты  в  смысле  лыжных  мазей.  У  нас  снег  особенный, на дню
состояние три раза меняется.
    Тюлькин  разом  насторожился.  Он  вытащил  руки из-под простыни и пальцем
провел по губам, чтобы снять мыло.
    - Как  же,  слышал!  Говорят, у вас тут мази - чудо прямо. Сами лыжи идут.
Мечтаю достать для себя лично хоть грамм триста.
    - Для себя лично желаете брать? - насторожился Дрыжик.
    - Да,  я  сам  любитель  в  выходной  на лыжах походить. Со своей стороны,
попрошу  взять  на  память.-  Он  порылся  под  простыней  в  кармане, вытащил
перочинный  нож  с  большим  набором  лезвий,  раскрыл  все  ножички. Нож стал
походить на большого рака. Тюлькин протянул его парикмахеру.
    - Вот,  прошу  принять  в  знак  уважения  и приятного знакомства. Вот тут
написано "Коля". Это лично я. От меня - вам. Прошу.
    Дрыжик  внимательно  осмотрел нож. Он ему понравился, но, вспомнив что-то,
парикмахер подозрительно оглядел своего клиента:
    - А сами вы, извиняюсь, не из "Радуги" будете?
    - Кто,  я? Да нет, какое там! Я по радиочасти специалист. Трансляцию вести
буду  с  Карычевым.  Слыхали про такого? Евгений Кар, известный, вот я с ним и
прибыл,  сопровождаю. А это для себя, так, на прогулочку в выходной для личных
надобностей. Знаете сами: не подмажешь - не поедешь. Тонко замечено?
    - Ну,  тогда  можно  будет  вам сделать,- уступил Дрыжик, вертя в руках уж
очень  ему приглянувшийся ножик.- А лыжнику бы не дал. Я хоть сам в прошлом из
Мариуполя,  но болею целиком за местных.- Он густо намылил Тюлькина.- Говорят,
чемпионка  какая-то из Москвы приехала, известная. Курьез будет, когда ее наша
Скуратова за собой бросит.
    Тюлькин  что-то замычал под мыльной маской, прикрывавшей половину его лица
и обрекавшей на вынужденную немоту.
    Дрыжик наклонился к нему:
    - Беспокоит?..  Смешно  думать!  Скуратова  -  это  же  сила.  Как  она  в
Свердловске   сейчас   на   отборочных  прошла!  Ее  сам  Чудинов  тренировал,
заслуженный  мастер.  Говорят, из-за нее и Москву бросил... Тут намедни клиент
один  приходил,  тоже  из  лыжников  местных,  так  смеялись  мы с ним до слез
буквально, когда насчет этой Бабуриной разговор зашел.
    Тут  Тюлькин не выдержал. Как говорится, в нем взыграло ретивое. Как-никак
он  был давним болельщиком Алисы. Он вскочил, разбрызгивая в ярости мыло, одна
щека в пене, другая уже наполовину выбритая, отстранил от себя рукой бритву, с
которой к нему наклонился Дрыжик.

    - Над  кем  смеялись?  Над  Бабуриной?  Да  она  чихать не захочет на твою
Скуратову! Она заслуженная, как лауреат все равно. Ее Буденный вот так за руку
благодарил  при  всей публике на стадионе. Маршал! А ты лезешь ко мне со своей
Скуратовой, гигиена!
    Дрыжик  свернул  салфетку, аккуратно уложил кисточку в чашку, сказал очень
тихо и даже с печалью:
    - Виноват,  возможно,  не  дослышал.  Вы на кого, если не ошибаюсь, чихать
собрались, на Скуратову? Так я вас понял? Да?
    Решительно  схватив  помазок, он с силой бросил его снова в чашку так, что
на  зеркало  полетели лепешки мыла. Потом он отодвинул прибор подальше от края
стола,  дрожащими  пальцами  снял  с Тюлькина простыню, скомкал ее и бросил на
столик:
    - Извините меня, но вам придется пройти через улицу напротив.
    - Куда  напротив?  -  возмутился Тюлькин, утирая салфеткой выбритую щеку и
щупая  другую,  намыленную.- Да брось ты, в самом деле, добрей щеку! Куда же я
такой, с одного боку бритый, пойду?
    Дрыжик кротко, хотя в голосе его уже бушевал огонь, проговорил:
    - При  вашем  однобоком  рассуждении  это  будет  вполне как раз. Пройдите
напротив,  там  добреют,  а я лично с вами заниматься не могу.- Он ожесточенно
мыл  руки  под  краном  умывальника,  потер  щеточкой ногти и потом решительно
стряхнул воду с пальцев.

    Чувствуя,  что  произошло  что-то  не  совсем  ладное,  и  уже хорошо зная
нелегкий  характер  своей  воспитанницы,  Чудинов отправился к ней в интернат.
Дверь открыл Сергунок.
    - Тетя Наташа у себя?
    - А  ее  нет,-  удивился  Сергунок,-  она еще не возвращалась. Она к своим
домой собиралась.
    Делать было нечего, пришлось идти к Скуратовым.
    Еще  на  крыльце Чудинов почуял запах скипидара и какой-то гари. Навстречу
ему  из кухни вышел Никита Евграфович, который сейчас же поманил его за собой.
Попросив   Чудинова   немного   обождать,  он  вернулся  к  занятию,  которое,
по-видимому, было прервано приходом Степана. Никита Евграфович что-то варил на
плите,   переливал   из  одной  жестянки  в  другую,  нюхал,  мешал  щепочкой,
священнодействовал. Едкий чад заполнял весь дом.
    - А  Наташи  нет,-  сообщил  он,  витая в облаках дыма.- Редко заглядывать
стала,  все с детишками там да с тобой на подготовке. Ну как считаешь, шансы у
нее есть?
    - Шансов-то много, да упрямства еще больше,- пожаловался Чудинов.
    - Это верно говоришь. Это уж она в нашу мать такая. Однако, как полагаешь,
эта  московская, Забубырина, что ли, не обставит Наталью нашу, не осрамит, как
в прошлом годе в Москве?
    - Надеюсь, нет.
    - Хорошо!  С  тебя  взыск  будет,  А я вот мазь ей нашу родовую, охотничью
изготовил.  Дело-то  на  крайний мороз поворачивает. Тут с мазью не ошибиться.
Ну,  а  уж  я в этих смыслах угадываю без промашки. Секрет нашего семейства. Я
тебе вот доверяю. Хоть и не переучивался я сам на твой манер ходить, поздно уж
мне,  а  доверяю, однако. На вот, передашь сам Наталье... Три номера тут. Вот,
где три креста поставлено на жестянке, это на крайний мороз. Если и ударит, то
как раз этот состав подойдет. Наталья сама знает, не впервой ей.
    И  Никита  Евграфович  вручил  Чудинову  три разноцветные банки с заветной
фамильной мазью.


    ГЛАВА 16
    Тайны масок и секреты мазей

    Вечером я увидел Чудинова в городском парке, который был превращен сегодня
в  огромный  каток.  Гирлянды  цветных  фонариков отражались в матовом зеркале
льда.  Город  устраивал  карнавал  в  честь  открытия спартакиады. По ледовым,
похожим  на  полоски станиоли дорожкам проносились пары конькобежцев, одетые в
яркие маскарадные костюмы. Из рупоров гремела музыка.
    На  ледовой  площадке,  окруженной зрителями и залитой светом прожекторов,
под  общий хохот плясал, кружился огромный матерчатый жираф. Передние ноги его
разъезжались  на  коньках  и,  хоть  убей,  не могли приноровиться к движениям
задних  конечностей,  принадлежащих другому конькобежцу, также спрятанному под
пятнистым  чехлом,  который  изображал шкуру жирафа. Какой хохот и визг стояли
тут!  Поощряемый аплодисментами и веселыми пожеланиями, жираф встал неожиданно
на  дыбы,  взвился  почти вертикально и замахал в воздухе коньками на передних
ногах.  Тут  он  вдруг упал, весь перекрутился, а когда встал, задние ноги его
поехали в одну сторону, а передние - в другую. То-то была потеха!
    Пестрой  поющей фалангой проносились по ледовым аллеям сцепившиеся за руки
фигуристы  на  коньках.  Кавалеры  в  средневековых  костюмах, в развевающихся
плащах катили перед собой на легких санках замаскированных дам. Чиркали коньки
о  лед,  покачивались  цветные фонарики в морозном искристом воздухе. Погружая
всех  то  в  красный,  то  в зеленый, то в золотисто-оранжевый свет, вертелись
прожекторы, на которых меняли беспрерывно цветные заслонки.
    Все  кругом  пело,  неслось, сверкало, перекликалось, хохотало, толкалось,
куролесило,  и  только  мрачный,  но  решительный  Чудинов,  продираясь сквозь
пеструю  карнавальную толпу, одинокой и деловой фигурой своей нарушал, как ему
самому  казалось,  всю  панораму  маскарадного  веселья.  Я  сидел  на террасе
грелки-ресторана  с  Алисой  Бабуриной.  Мы увидели Чудинова и подозвали его к
себе.
    - Скуратову не видели? - спросил он сразу.
    - Найдется ваша Скуратова! - засмеялась Алиса.- Идемте к нам лучше. Хотите
глинтвейну горяченького?
    - Подожди,- сказал я,- кажется, она мне встречалась вон в той аллее, когда
я сюда шел, и, по-моему, в расстроенных чувствах. Что, опять у вас разрывушки?
Не время.
    - Еще бы! - пробурчал Чудинов.- Ну и характер!
    Алиса бросила на него хитренький, насмешливый взгляд:
    - Она, должно быть, коварно скрылась под маской. Может быть, мне надеть на
себя  что-нибудь,  чтобы  вы,  Степан  Михайлович, обратили внимание на старую
знакомую?
    - А  то хочешь,- предложил я,- могу вызвать через радиоузел по знакомству.
"Внимание! Гражданку Скуратову Наталью разыскивает ее тренер".
    - Да  нет  уж,  обойдусь без твоей трансляции! - сердито заметил Чудинов.-
Так  ты  говоришь,  в той аллее? - И он ушел в том направлении, куда я показал
ему.
    - Степан,-  крикнул  я  ему  вдогонку,-  мне надо было бы сказать тебе два
слова!.. Простите, Алиса, я на минуточку.
    - Захватите  горячего  кофе  в  термос  на обратном пути, и хватит вам там
секретничать. Встретились дружки!- съехидничала Алиса.
    Я нагнал остановившегося Чудинова:
    - Ну что, у вас нелады?
    - Не говори! - Чудинов махнул рукой.- Пожалуй, я действительно вел себя не
совсем так, как надо...
    - Да  как  тебе  сказать...  Если  учесть  характер  твоей Скуратовой, так
конечно... Но вообще сейчас не время рассуждать. Иди и винись, нечего уж тут.
    - Да где я ее найду?
    - Я  же тебе сказал: по-моему, она в том направлении. Спеши! Ну, а я пошел
за термосом.

    Наташа  сидела  в  одиночестве  на одной из далеких аллей. Сюда доносились
веселые  взвизги,  музыка,  а Наташа все больше и больше погружалась в мрачное
беспокойство и грусть. И правда, что может быть печальнее, чем сидеть одинокой
в праздничный вечер и издали прислушиваться к чужому веселью!
    Неожиданно  Наташа  увидела  странную  фигуру,  которая  не очень уверенно
приближалась  к  ней  по льду аллеи. Человек в черном плаще, в большой шляпе с
перьями,  скрыв лицо под черной полумаской и укрываясь бортом плаща, подошел к
Наташе,
    - Здравствуй и внемли! - проговорил он замогильным голосом.
    - Это  еще  что  за  чучело?  -  не очень любезно спросила Наташа.- Вы кто
такой?
    Маска, сгорбившись, глухим, таинственным голосом возвестила:
    - Тот, кто некогда спас тебя в пургу.
    - Ах,  вы  тоже?  Это,  кажется,  уже четвертый по счету. Сколько же вас -
целая  спасательная  команда?  Обратитесь  к  Ремизкину, редакция "Зимогорский
рабочий".
    - Спас тебя и твоего питомца,- упрямо вещала маска.
    - Оставьте. Надоело. Я уже забыла давно про это.
    - А  я  тебе  напомню,-  еще более глухо и настойчиво продолжала маска.- Я
достал  фляжку,  я  повязал  шарф тебе, я оказал: "Мальчика возьму сам. Можете
идти? Помощь близка". Я говорил так?
    Наташа  озадаченно прикинула взглядом - тот, кажется, был выше ростом. Она
не  знала, прогнать этого надоедливого незнакомца, рассердиться или превратить
все дело в обычную карнавальную шутку.
    - Я говорил так? - прохрипела маска.
    - Да... говорил... то есть не вы, а тот, кто нашел нас тогда, говорил так.
    - Я  спасал  тебя,  чтобы ты принесла нашему городу славу,- уже совершенно
потусторонним  голосом,  давясь,  заверещала  маска.-  Помни, ты должна прийти
первой,  самой  первой,  только  первой!  Думай  о славе родного города. Слава
близка. Преодолей гордыню. Иди к своему учителю и внимай его советам.
    Наташа вспыхнула:
    - Слушайте,  может  быть, пора прекратить этот неостроумный маскарад? Хоть
нос у вас и под маской, но суете вы его не в свое дело.
    - Я  повинуюсь  тебе  и  уйду  сейчас обратно во мрак тайны,- не отступала
маска,-  но  ты  запомни,  что  я сказал. Ты выиграешь, и тайна рассеется, все
станет ясным. Не веришь? Вот взгляни: на шарфе, которым я укрыл тебя, была вот
такая  метка.- На короткий миг приоткрыв плащ, он показал серый шейный платок,
на  котором  была вышита большая буква "С". Он тотчас запахнул плащ.- А теперь
смотри, вон там... вглядись!
    Наташа  невольно  обернулась,  чтобы  посмотреть,  куда  показывает маска.
Никого не разглядев, она оглянулась...
    Но черный плащ уже прошуршал за заснеженным кустарником.
    - Вот  еще!  Скажи  пожалуйста!..  Кто  же  это  тут  разглагольствовал? А
впрочем...
    Постояв  в  нерешительности  и  еще  раз  оглядевшись, она двинулась туда,
откуда доносились звуки оркестра.
    Как  назло,  у  буфетной  стойки,  где наливали горячий кофе, была большая
очередь,  и  меня  порядком  задержали  здесь.  Когда я с пирожными и термосом
возвратился   на   террасу   грелки-ресторана,   я   застал  там  Наташу,  уже
разговаривавшую с Бабуриной.
    - А  он  вас  только  что  искал,- объясняла Алиса, по-видимому отвечая на
вопрос  Наташи  о  Чудинове.-  Они только что с Карычевым... Ну, наконец-то! -
закричала  она,  увидев  меня.-  Я совершенно закоченела! Давайте скорей кофе.
Наташа,  хотите  чашечку?  Вообще,  давайте  познакомимся как следует. Чудинов
всегда меня учил, что надо хорошенько знать своего противника.
    Наташа присела возле нашего столика, продолжая настороженно вглядываться в
глубь аллей.
    - Ну, вас-то я хорошо знаю,- сказала она.- Вы меня в прошлом году обошли в
Москве,  как  во  поле  березоньку стоячую. Вспомнить стыдно. Да и от Чудинова
только и слышу: Бабурина на прямой да Бабурина на подъеме...
    Алиса улыбнулась, довольная:
    - Значит,  все  мои  секреты  уже  вам  выдал. А может быть, и вы, товарищ
Наташа,  со  мной  поделитесь?  Говорят,  у вас тут местные мази какие-то есть
секретные, чудодейственные.
    Едва  она  произнесла  это,  как  между  деревьями,  окружавшими  террасу,
появилась  странная  фигура в черном плаще, полумаске и широкой шляпе с пером.
Наташа продолжала всматриваться в аллеи.
    - Так  как же насчет мазей-то этих, сверхсекретно таинственных? - спросила
еще раз Алиса.
    - В  том  секрета  нет,  могу  поделиться, если хотите,- отвечала Наташа и
заметила за деревом странную маску, Та или не та?
    А  человек  в  плаще  в  тот же миг сорвал с себя маску и шляпу и оказался
всего-навсего Тюлькиным.
    "Это не тот!" - решила Наташа.
    - И  я  говорю!  -  жизнерадостно  прокричал Тюль-кин.- Правильно, товарищ
Наташа,  какие  тут  могут быть секреты? Все свои. Кубок нашенский будет, если
выиграем.  А  мы  никому  не скажем. Тайна. Гроб. Могила неизвестного солдата.
Разве нет, товарищ Карычев?
    - Ну,  у  меня  рот  на замке,- пообещал я.- Всегда молчу. Такая уж у меня
сегодня профессия - радиокомментатор.
    Наташа встала:
    - Видно, Степан Михайлович уже ушел. Мне тоже пора. Всего вам лучшего!
    Тюлькин последовал за ней, осторожненько нагнав в аллее.
    - Так как же насчет мази?
    - У меня при себе нет,- сказала Наташа.- Как получу, дам.
    - Ладно. Заметано,- обрадовался Тюлькин.

    Чудинов  сидел  на  скамье  в боковой аллее и рассеянно чертил прутиком на
гладком  снегу,  по  которому  скользили  светлые  пятна  качавшегося  фонаря:
"Скуратова".  Услышав шаги и заметив подходившую Наташу, он спешно одной ногой
сровнял  надпись  на  снегу, но не успел стереть первую букву. Наташа заметила
это,  села  молча  на  скамью  возле  Чудинова,  взяла  у  него из рук прутик,
притоптала снежок и рядом с буквой "С" вычертила "Ч".
    Чудинов легонько хмыкнул. Оба помолчали. Наташа заговорила первая:
    - Вы  что, сердитесь на меня? Ну, не сердитесь, Степан Михайлович. Неправа
я, конечно. Наехало на меня... Было и прошло. Смешно в такое время... Завтра в
восемь я на тренировке. Хорошо? Кончили злиться?
    - Да  я  на  вас и не думал злиться,- откровенно признался Чудинов.- Я сам
вас искал. Обидно, что по таким пустякам, и вдруг...
    - Ну  хорошо,  хорошо,-  перебила  его  Наташа  и  совсем тихо добавила: -
Неужели  вы  думаете, что я вас могла подвести в такие дни? Только я вам скажу
правду, мне как-то очень грустно. Я сегодня поняла...
    - Что  вы  такое  там  поняли?  -  начиная  уже  легонько закипать, просил
Чудинов.
    - Я поняла: вы все это делаете для Бабуриной, чтобы доказать ей...
    Чудинов  вскочил,  вырвал  у  нее почему-то из рук прутик и с ожесточением
швырнул его в кусты.
    - Слушайте,  вы,  Хозяйка  снежной горы, уральский самородок, леший меня и
всех вас тут кругом забери! Что вам далась Бабурина? Вы думаете, одна Бабурина
на свете?
    - Это, кажется, вы так думаете.
    - Я  так  не думаю и вам не советую, а рекомендую думать, что вам придется
иметь  дело  с  добрым  десятком  лыжниц,  которые  сейчас  нисколько  не хуже
Бабуриной.  Например,  та  же Авдошина из Вологды, вы видели ее в Свердловске,
или  Бадаева  кировская,  Румянцева,  Нина  Гвахария!  А  я  только  и  слышу:
"Бабурина, Бабурина"!
    Наташа радостно смеялась:
    - Ну, ругайте, ругайте еще!
    Чудинов  опустился  на скамью, осторожно потянул Наташу за руку, заставляя
присесть рядом.
    - Попробуйте  только  не  показать  время  лучше  всех!  -  Он  стал очень
серьезным.-  Только  это нелегко будет, Наташенька, предупреждаю. Шансы у всех
равные.
    Наташа решительно замотала головой:
    - Нет, у меня больше.
    Чудинов никогда не видел еще ее такой.
    - Это почему же вы так думаете?
    - Потому,  что  за  меня  -  вы,- произ