лавки глаз, спросил Колька у
Сергея.
   - Понятно,  вам.  Так сказать, полный боевой комплект. Вы уж поделите
по-братски. Не поссоритесь, надеюсь?
   - Нет... Мы по совести.
   Колька  вновь  запустил  руку  в  чемодан,   который,  казалось,  был
неисчерпаемым.  Как рыбак, нащупавший руками в воде под корягой крупного
голавля,  он вдруг замер, затаив дыхание, и вытянул из чемодана школьный
ранец.  И  что  это был за  ранец!  Обитый черной узорчатой и,  конечно,
непромокаемой кожей (что это был только дерматин,  Колька ни в  жизнь бы
никому не  поверил!),  с  желтыми скрипучими ремнями,  двумя застежками,
светлым замочком и ключиком!..
   Нет, Колька никогда еще не имел такого ранца!
   Забыв обо  всем на  свете,  он  набил ранец тетрадями и  карандашами,
надел его на плечи и несколько раз промаршировал по избе. Легко, удобно,
и  главное-теперь ни  дождь,  ни  снег не смогут пробраться к  Колькиным
тетрадкам и книжкам.
   - Как, Микола, угодил я тебе? - спросил Сергей.
   Колька  прекратил  маршировку  и   покраснел.   Надо  же  быть  таким
неблагодарным!..
   Не снимая с  плеч ранца,  он кинулся к брату и принялся карабкаться к
нему на спину. Он тискал его, душил за шею, терся щекой о плечо.
   - Ну-ну,  -  со  смехом отбивался Сергей,  -  это уже не по правилам!
Сзади нападаешь.
   Он  оторвал Кольку  от  себя,  поворошил ему  волосы  и  подтолкнул к
чемодану:
   - Пошарь-ка еще! Там и для Кости кое-что найдется.
   Колька достал из чемодана черный плоский продолговатый ящичек.
   - Костя, тебе готовальня! - торжествуя, закричал он.
   Костя поблагодарил Сергея,  бережно взял у Кольки готовальню,  открыл
ее.  В  уютных черно-бархатных гнездышках покоились циркуль,  рейсфедер,
полный набор новеньких чертежных принадлежностей.
   Косте вдруг захотелось достать лист бумаги и начать вычерчивать тушью
орнаменты и геометрические фигуры,  такие затейливые и сложные,  с таким
тонким  и  причудливым переплетением линий,  чтобы  Колька  с  уважением
посматривал на его работу и без спора уступил ему целиком весь стол.
   - А готоваленка что надо...  с полным набором!  Получше, чем у Витьки
Кораблева, - сказал Колька и вновь подошел к чемодану.
   Теперь он  извлек из него несколько книг и  разложил их на две кучки:
"Сказки" Пушкина  и  "Басни" Крылова -  это,  конечно,  ему,  а  толстый
однотомник Некрасова - брату.
   Книги  заинтересовали Костю  больше,  чем  тетради  и  карандаши.  Он
заглянул  в   чемодан  и   вытащил  оттуда  десятка  полтора  брошюр  по
агротехнике:
   - А это кому?
   - Марина просила купить, - ответил Сергей и вдруг заметил, что Колька
вытянул  из  чемодана голубую шелковую косынку,  накинул ее  на  голову,
завязал под горлом узелком и, заглянув в зеркало, рассмеялся.
   - Это не нам,  Костя...  Это какой-нибудь... - Он подморгнул Сергею и
запел: - А я знаю кому, знаю!..
   Сергей  смутился,  отобрал  у  Кольки  косынку  и  спрятал  обратно в
чемодан. Туда же сунул и брошюры по агротехнике.
   - Вы  свое,  браты,  получили...  Остальное вас  не  касается.  -  Он
торопливо задвинул чемодан под лавку и сел обедать.
   Костя кинул на Кольку сердитый взгляд и укоризненно покачал головой.
   Братишка затаился,  как мышонок,  и  бесшумно принялся убирать в шкаф
свое "приданое".
   Сергей ел щи и,  по привычке, косил глазом в раскрытый блокнот. Время
от времени он что-то отчеркивал в нем карандашом.
   Костя наблюдал за  старшим братом.  Вот  и  всегда так:  когда Сергей
возвращается из  района после какогонибудь совещания,  он  полон планов,
его мучает нетерпение.
   - Правление собирать будешь? - понимающе спросил Костя.
   - Нет,  правление у нас завтра.  Но поговорить с людьми нужно.  Ты бы
оповестил, Костя. - И Сергей назвал колхозников, с которыми ему хотелось
посоветоваться.
   Костя выскочил на улицу и быстро обежал дома колхозников.
   Вскоре в избе Ручьевых собрались бригадиры: пожилой, степенный Максим
Ветлугин  и  черный,   как  цы-ган,  Антон  Птицын.  Потом  во  главе  с
Новоселовым пришли несколько стариков - "государственные советники", как
называли их в колхозе.
   Неторопливо переступил порог  парторг  колхоза кузнец  Яков  Ефимович
Балашов.  Высокий,  сутулый,  с густыми, картинными усами, он был одет в
синюю замасленную спецовку.  Из нагрудного кармана ее торчали карандаш и
складной метр.
   В колхозе,  после учителя Федора Семеновича Хворостова,  Яков Балашов
для  ребят был,  пожалуй,  самым интересным человеком.  Для  него всегда
находилось много неотложных дел:  то  он  налаживал молотилку,  то чинил
автомашину, то сутками пропадал на электростанции.
   "Наш  рабочий класс!"  -  уважительно говорили про  Якова Ефимовича в
колхозе.  Подростки  табуном  ходили  за  дядюшкой  Яковом,  у  которого
"хватало про всякого", и часами торчали в кузнице. Хоть она и называлась
по-старому  кузницей,   но   скорее  напоминала  добротную  механическую
мастерскую:  имелись в  ней и  станки,  и  сварочный аппарат,  и  многое
другое,  что старому деревенскому кузнецу и  во  сне не снилось.  Ребята
собирали  для  Якова  Ефимовича  металлический  лом,   учились  у   него
слесарному и  токарному делу,  пайке  и  клепке и  с  гордостью называли
кузницу "цехом"...
   Позже всех пришла Марина Балашова с подругами.
   После рабочего дня девушки уже успели приодеться,  щеголяли беретами,
шелковыми  косынками,   расшитыми  блузками.   Марина   закутала  голову
цветистым ковровым полушалком.  Полушалок был ей очень к лицу, и Костя в
шутку прозвал его "крылом жар-птицы".
   Костя встретил девушек у порога и лихо козырнул:
   - Мотопехоте привет!
   Кличка эта  давно,  еще с  военных лет,  утвердилась за  высоковскими
комсомолками, и девчата на нее не обижались.
   - Вот так кавалер!  - улыбнулась Марина. - Звать - позвал, а местечка
посидеть не приготовил.
   Спохватившись, Костя ринулся в сени, загремел старыми ведрами, тазами
и через минуту втащил в комнату длинную скамейку.
   Сам он забрался на печку, где уже расположился Колька.
   Костя любил,  когда у них в избе собирались колхозники. Подперев щеки
руками, лежишь на печи и слушаешь разговоры взрослых о пахоте и сенокосе
о  конях  и  машинах,   о  семенах  и  удобрениях.  А  на  другой  день,
встретившись на  улице с  мальчишками,  тебе уже не  надо вместе с  ними
гадать,  куда это поехала колхозная трехтонка,  зачем на околице деревни
копают ямы и сваливают кирпич: все ты знаешь, все можешь объяснить.
   Сергей  зажег  лампу  под  широким  жестяным  абажуром и  рассказал о
сегодняшнем совещании в  районе;  их  колхоз  получил  задание  -  втрое
расширить посевы проса и в два раза увеличить его урожайность.
   - А  ведь был слушок,  что совсем просо из посевного плана снимут,  -
осторожно заметил бригадир Ветлугин.
   - Разговорчики о том, что просо - бросовая, невыгодная культура, надо
будет оставить,  -  сказал Сергей.  -  Придется нам просом по-серьезному
заняться.
   И,  посмотрев на Марину,  он спросил,  как она отнесется к тому,  что
большую часть посевов проса правление закрепит за ее бригадой.
   - А  ты  почему про главное не сказал?  -  в  свою очередь,  спросила
Марина.  - Как все-таки урожайность проса мы будем поднимать? Говорилось
об этом на совещании?
   - Был  разговор,  -  ответил Сергей.  -  Надо,  конечно,  все правила
агротехники выполнять, за посевами ухаживать лучше...
   - Уж я ли не ухаживала!.. - вырвалось у Марины.
   Развязав полушалок и  обмахиваясь,  она поднялась со  скамейки.  -  А
только  на  старую  агротехнику особо  надеяться нельзя.  Толку  от  нее
немного...
   - У  нас,  кажется,  школьники какой-то  опыт  с  просом проводят?  -
вспомнил Яков Ефимович.
   - Да-да!  -  Сергей приподнял абажур над лампой и осветил лежащего на
печи  Костю:  -  Ну-ка,  спустись,  доложи!  Какие у  вас  там  успехи в
"просяной бригаде?"
   Костя вздрогнул и полез вниз,  но потом,  сообразив,  что откровенный
рассказ о неудавшемся опыте ничего,  кроме стыда, ему не принесет, вновь
забрался на печь.
   - Пусть Варька Балашова докладывает... - буркнул он.
   - Не вышло ничего у школьников, я знаю, - сказала Марина. - Вот тут и
гадай, как к этому просу подступиться! Я сколько книг перечитала - и там
никакого ответа.  Выходит,  что сей просо,  трудись,  старайся, а урожая
выше тридцати пудов с  гектара не жди.  Да что оно,  заколдованное,  это
просо? Человек с ним и поделать ничего не может?
   - Погоди,  не  горячись!  -  остановил ее  Яков Ефимович,  поглаживая
густые усы. - Мы понимаем... Задание не из легких. Было бы дело попроще,
второй бригаде не поручали бы.  Значит,  думать надо,  искать... Так,как
же,  дочка?  Берешься?  Ты  ведь не  одна.  У  тебя комсомольцев полно в
бригаде. Поддержат!
   Марина переглянулась с подругами и, вздохнув, села на скамейку:
   - Раз надо - будем стараться!
   Сергей посоветовал Марине списаться с Андреем Новоселовым.
   - Ребятишки уже писали ему,  - сказал дед Новоселов. - Молчит Андрей.
Значит,  нечего еще ему посоветовать нам. Не добрались, видно, ученые до
проса, других забот хватает.
   Но Сергей все же настоял, чтобы Марина дала телеграмму учителю Федору
Семеновичу: пусть он повидает Андрея, поговорит с ним.
   Посидев еще немного,  колхозники начали расходиться.  Сергей вышел их
проводить.
   Костя и Колька слезли с печки.
   - Ты  посмотри,   какую  я  картинку  новыми  карандашами  нарисовал.
Называется:  "Костя докладывает".  Хочешь,  на память подарю?  -  Колька
сунул брату в руки тетрадочный лист бумаги и отбежал к двери.
   На листе был нарисован забившийся в угол печки чубатый мальчишка.
   Костя вспыхнул и порвал рисунок на мелкие клочья.
   - Ладно... Попадешься и ты мне на карандаш! - погрозил он брату.

        "Глава 14"
   КОСТИН УРОЖАЙ

   Утром к  Ручьевым заглянул Митя Епифанцев.  Колька обрадовался ему  и
достал с полки спичечную коробочку:
   - Видал, какого я жука нашел! Рогатый, с усами... У тебя есть такой?
   Но  Мите было не  до  жука.  Он  отвел Костю в  сторону и  недовольно
шепнул:
   - Слушай, Ручей, надо же совесть иметь!
   - В чем дело?
   - Вырастил опытно-показательные сорняки вместо  проса,  а  убирать их
кто за тебя будет? Чужой дядя? Похорошему прошу: вырви ты их, пока Федор
Семенович не вернулся.  Не позорь наших юннатов! И землю надо перекопать
на делянке...
   Костя поднял голову.  Что греха таить, делянка с просом теперь совсем
его не интересовала.  Мальчик хотел было сухо ответить, что больше он не
юннат и  на  пришкольный участок ему ходить незачем,  но воспоминание об
учителе заставило его сдержаться.
   - Ладно, уберу... - неохотно согласился он. - Не плачь только!.. -
   В  этот же день Марина Балашова встретилась в  правлении с участковым
агрономом и долго беседовала с ним по поводу проса. Они наметили участок
поля,  обдумали. каким сортом семян лучше всего его засеять, но главного
так и не решили: как же поднять урожайность проса?
   Расставшись  с  агрономом,   Марина  вышла  из  правления  колхоза  и
задумалась: с чего же все-таки начинать?
   Вот так же,  совсем молоденькой девушкой,  после окончания семилетки,
она пришла работать в  колхоз.  Про себя Марина тогда решила,  что навек
распрощалась со школой. Но вышло наоборот. Работа в поле порождала много
недоуменных вопросов. Пришлось частенько обращаться к Федору Семеновичу.
Учитель  подбирал девушке  книги,  брошюры,  находил  в  журналах нужные
статьи по агротехнике, помогал советами.
   И Марина поняла,  что школа не кончилась, что тропинка к дому на горе
забудется не скоро.
   И  сейчас ноги  невольно вели  Марину к  "школьной горе".  Ведь Федор
Семенович не только учитель и  директор школы,  он еще и агитатор и член
правления артели, и двери его квартиры всегда открыты для колхозников.
   Может быть,  учитель подскажет,  что делать,  с  чего начать работу с
этим просом?
   По  старой  привычке,  Марина  зашла  на  пришкольный участок.  Около
зеленой  изгороди она  заметила плодовый питомник.  Девушка  присела  на
корточки,  осторожно потрогала тоненькие красноватые саженцы и  невольно
вспомнила  свои  ученические годы,  когда  Федор  Семенович  только  что
организовал юннатский коллектив и увлек ребят мечтой вырастить при школе
плодовый  сад.   Но   привезенные  из   других  областей  саженцы  плохо
приживались на высоковской земле, гибли от морозов. Тогда юннаты, собрав
семечки яблок и  груш,  заложили на  пришкольном участке свой  небольшой
питомник.   Выращенные  из   семечек  саженцы  оказались  выносливыми  и
сильными. С них и начался школьный сад - первый сад в округе.
   С   каким  волнением  ждали  школьники  урожая!   Наконец  сад  начал
плодоносить.  Урожай был невелик -  всего несколько сотен яблок и  груш.
Небольшую часть их школьники съели тут же в  саду,  остальные плоды были
розданы на  пробу колхозникам -  пусть все убедятся,  что и  на  скупой,
неласковой высоковской земле могут расти свои сады!
   С  тех  пор  плодовый питомник при  школе расширялся из  года в  год.
Каждый  ученик,  добросовестно  потрудившийся  на  участке,  имел  право
выкопать в питомнике несколько саженцев и посадить их у себя на усадьбе.
Не  было  отказа  в  посадочном материале ни  колхозникам,  ни  соседним
школам,  ни  работникам МТС.  Когда высоковский колхоз начал закладывать
свой  сад,  юннаты  подарили  ему  несколько сот  саженцев,  помогли  их
посадить и долгое время являлись как бы негласными шефами молодого сада:
окапывали плодовые деревья, обрезали их корни, проводили прививку.
   "Человек многое может",  - говорил Федор Семенович юннатам, а ребятам
льстило, что их маленькие руки так по-хозяйски обращались с землей.
   Часто по  вечерам,  после дневной работы на школьном участке,  юннаты
пускались путешествовать по звездным дорогам. Сладко пахло землей, белым
широким трактом лежал Млечный Путь,  кричали во ржи коростели... Учитель
говорил  им  о  коростелях и  о  звездах,  о  колхозной  земле  и  Иване
Владимировиче Мичурине.  Говорил о том,  что земля как книга:  ее только
надо уметь раскрывать на нужной странице,  и  землю надо учить.  как вот
их, ребятишек, учат учителя в школе.
   И  Марина мечтала:  хорошо бы  съездить в  город Мичуринск,  показать
ученикам Ивана  Владимировича выращенные высоковскими школьниками яблоки
и овощи!  Хорошо,  если бы вся земля стала такой же красивой, полезной и
щедрой, как вот их пришкольный сад и огород!
   "Интересно было тогда у нас в школе!  -  подумала Марина. - И жили мы
все дружно, весело. Наверное, я с тех пор и к земле привязалась..."
   Пройдя через плодовый питомник,  она вышла к  дальнему углу участка и
здесь около канавы увидела запущенную делянку и  на  ней Костю и  Кольку
Ручьевых.  Братья с  сердитыми лицами вырывали из  земли  толстые стебли
сорняков.
   - Это и есть опытная делянка?  -  усмехаясь,  спросила Марина. - Сеял
просо, а вырос лес дремучий.
   Костя вскинул голову и  нахмурился.  Вот уж  некстати появилась здесь
Марина!
   - Это все он... погоревший юннат постарался! - подал голос Колька.
   - Почему же погоревший? - спросила Марина.
   - Вытряхнут его скоро... за особые заслуги.
   Костя недовольно покосился на брата:
   - Не  твоего ума дело!  Накинь лучше платок на  роток...  -  И  вдруг
вспылил:  -  Я  как учил?  Сорняки с  корнем вырывать надо...  А ты одни
верхушки сощипываешь!
   - А зачем такие вырастил?
   Марина покачала головой:
   - Ох, братцы, братцы! Все задираете друг дружку!
   Она  нагнулась и  вырвала из  земли  несколько сорняков.  Потом вдруг
подалась вперед и  присела на  корточки:  среди густых сорняков,  как бы
потеснив их в стороны, рос высокий, раскидистый стебель проса.
   - Костя, что это?
   Не  успел  мальчик ответить,  как  Марина  заметила поодаль еще  один
стебель,  потом еще и еще... Она быстро вырвала все их из земли, собрала
в снопик. Сноп получился тяжелый, высокий - Марине почти до пояса.
   - Чудо-то какое!  -  Девушка посмотрела на Костю:  -  Ты что, поливал
посевы?
   - От меня капли им не перепало.
   - Может, подкармливал чем?
   - И не думал.
   - С чего же они разрослись так? И вширь и в высоту... Их даже сорняки
не заглушили!
   - Кто их ведает... - неопределенно протянул Костя.
   - Нет, нет, ты расскажи: что же ты все-таки делал с просом?
   - Да почти ничего... Только одну прополку провел...
   - Хороша прополочка!  -  фыркнул Колька.  - Больше половины стеблей с
корнем вырвал...
   - Ну  и  вырвал!  -  вспыхнул Костя.  -  А  если им простору не было,
задыхались растения...
   - Как...  как ты говоришь?  -  встрепенулась Марина.  -  "Простору не
было, задыхались"? Почему тебе это - в голову пришло?
   - А мне опытник Свешников из денисовского колхоза сказал:  "Сей редко
- попадешь метко". Вот я и попробовал просо прополоть...
   - Ну, а дальше, дальше что стало с твоим просом?
   - Что ж дальше... - насупился Костя. - Не полупилось у меня ничего...
Да и с ребятами я разругался...
   - Так, значит, и забросил свой опыт?
   - Отболело у меня это дело...
   - Ах ты, Ручей бурливый! Держать тебя некому.
   Марина  с  сожалением покачала головой  и  еще  раз  обошла  делянку,
выискивая среди  сорняков  стебли  проса.  Но  ничего  больше  найти  не
удалось.
   - Да-а...  небогато уродилось.  С  целой делянки -  один снопик...  -
задумчиво сказала Марина,  а потом неожиданно попросила: - Ты мне можешь
уступить свой урожай?
   Костя недоверчиво поднял голову.  Что это?  Подвох,  шутка?  А  вдруг
прюсяной снопик попадет на  юннатскую выставку и  там напишут что-нибудь
вроде: "Урожай бывшего юнната Ручьева - один сноп с делянки"?..
   Но Марина смотрела на мальчика серьезно, почти строго.
   - Какой это урожай!  Курам на смех!  -  пробормотал Костя.  - Возьми,
коль не шутишь.
   - Спасибо!  -  кивнула Марина и, как ребенка прижимая просяной сноп к
груди, пошла к школе.
   Двухэтажное  вместительное здание  школы  было  срублено  из  крепких
сосновых бревен,  которые  лоснились на  солнце,  как  огромные восковые
свечи.   Кое-где   на   них   проступала  смола,   похожая  на   кусочки
засахарившегося меда.
   Сбоку к школе примыкал небольшой флигелек,  где жил Федор Семенович с
женой.
   Ученики  не  случайно звали  директорскую квартиру "КП"  -  командным
пунктом.  Она  была  отделена  от  школы  бревенчатой  стеной,  и  Федор
Семенович всегда легко улавливал,  что происходит в классах и коридорах.
Доносилось ровное,  слаженное,  словно из улья,  гудение-и он знал,  что
урок  ведет  Клавдия  Львовна.  Воцарилось мертвое  молчание  в  седьмом
классе-и  дич ректор невольно улыбался:  "Покорил Илья Васильевич своими
рассказами.  Теперь звонка не  будь хоть до  вече" ра -  ребятишки и  не
вспомнят".  Трещала и содрогалась в перемену лестница, ведущая на второй
этаж:  "Опять пуническая война!" -  догадывался Федор Семенович и спешил
унять расшалившихся шестиклассников.
   Марина постучала в  дверь флигелька и  вошла в  учительскую квартиру.
Причудливая это была квартира:  всюду -  на столе,  на подоконниках,  на
стульях -  лежали стопки тетрадей,  книги,  альбомы,  коллекции жуков  и
бабочек;  на стенах висели пучки сухих трав,  снопики ржи и  пшеницы;  в
углу шуршал листом бумаги колючий ежик,  а в клетке, нахохлившись, сидел
седой лунь.  Совсем недавно школьные птицеловы захватили луня  в  темной
риге,  и  сейчас Клавдия Львовна вместе с Галиной Никитичной осматривали
подбитое крыло птицы.
   Марина  поставила в  угол  снопик  проса  и  долго  шаркала ногами  о
половичок у двери, хотя на улице было сухо и туфли ее были чистые. Потом
поздоровалась с учительницами и спросила:
   - А  Федор Семенович все еще не  приехал?  Ой,  как же  он  мне нужен
сейчас!
   - Теперь уж  скоро будет.  Телеграмму прислал.  Посмотри!  -  Клавдия
Львовна кивнула на стол. Марина взяла телеграмму и вслух прочитала:
   - "Все  хорошо.  Дома буду седьмого.  Хворостов"...  А  про  здоровье
ниче