Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
ак дернула веревку, что та выскользнула из руки, -
бедолаге не терпелось, видимо, скорее укрыться и от назойливых насекомых.
Тропинка, по которой поднимался Андрей, пролегала по меже между
огородом и полосой акациевой поросли, неширокой и негустой, с выкошенной
между деревцами и сложенной в копешки травой. Сразу за акациями - хуторской
проселок, за ним, до самой гравийки простиралось подсолнуховое поле.
У самого двора заросли акации словно бы расступились, дав место
небольшому кудрявому терновничку. Сюда и завернул Андрей разгрузить карманы.
Нескольких кур, устроившихся здесь в холодке, появление постороннего
нимало не потревожило: они продолжали шебуршиться в небольших углублениях,
обдавая себя измельченным черноземом. Их предводитель и охранник - высокий,
стройный петух с пышным малиновым гребнем и длинными сережками, в ярчайшем
оперении - встретил чужака настороженным "кок-коко!", похожим на "стой, кто
идет!". Затем смело подошел ближе, посмотрел одним оком, другим и громко
прокудахтал. Андрей понял это как приветствие.
- Здорово, Петя, здорово, - сказал, выстругивая более приличную чеку
для закрепления штанов. - Ух, какой ты красавчик!
В ответ на похвалу красавчик приблизился на расстояние вытянутой руки и
кудкудахнул еще раз. В это время во дворе показалась Марта, и он, сняв с шеи
прящ и повесив на сучок, выбрался наружу. Петух недовольно пробормотал
что-то вслед.
Посреди двора, огороженного от улицы плетеным ивовым забором, завис на
четырех деревянных столбиках и печной трубе, увенчанной старым, без дна,
ведром, покатый навес летней кухни. Под ним на столике Андрей увидел другое
ведро - новое и еще мокрое, и теперь только ощутил шершавую сухость во рту.
- Ты че, так и пойдешь? - удивился, найдя помощницу непереодетой;
поискал глазами кружку, - А чем бы напиться?
- Напейся из ведра, Машка не брезгливая. Она уже в сарае?
- Ага, - переведя дух, подтвердил, напившись. - Вырвалась и галопом в
холодок. А ты здря меня не послушалась!
- Правильно не "зд-ря", а "зря", - поправила она произношение. - Если
ты насчет длинного рукава, то не беспокойся: прихватила и себе, и для тебя.
Держи, - передала хозяйственную сумку. - Напою дерезу - и бежим.
- Мама знает, куда ты и с кем?
- Ее нет дома, а дедушка разрешил и даже похвалил.
- Я заскочу к нему на секунду, - предупредил Андрей, но в это время тот
сам показался из сеней; подслеповато щурясь, приблизился.
- Здрасьте, деда! - первым поздоровался гость.
- Это ты, Андрюшка... А я сразу не понял, о каком Андроне речь. Тебя и
не признать - так загорел да возмужал. Здравствуй, - подал он руку - Отчего
не заходите?
Годы-невзгоды густо посеребрили голову, оставив нетронутыми лишь густые
брови, из-под которых все еще молодо улыбались добрые голубые глаза. Под
этим сызмалу знакомым взглядом Андрею стало неловко: вспомнил, что давно
собирался, да так и не удосужился навестить уважаемого человека.
У старика было довольно необычное имя - Готлоб. Взрослые добавляли к
нему слово "дед", а мальчишки звали просто Деда. От родителей Андрей знал,
что Деда с дочерью, зятем и внуком Рудиком живет на хуторе Дальнем со дня
основания здесь лет двенадцать тому назад его южной окраины. Эта смешанная
(отец у Рудика русский), но очень дружная семья в числе других переселенцев
из Ставрополья прибыла на Кубань накануне коллективизации. Вместе с казачьей
беднотой создавали колхоз, назвав его "Путь вперед". Жизнь поначалу не
заладилась: страшная голодовка 1933 года унесла многие жизни, особенно
детские. Андрею, Рудику и еще четверым их сверстникам суждено было выжить.
Перед войной Деда несколько лет сторожил колхозный сад, и ребятам
дозволялось приходить сюда "помогать". Веселое, счастливое было время!
Фрукты, ягоды с весны и до поздней осени - ешь хоть лопни. А что за
удовольствие носиться в догонялки, по-обезьяньи сигая со ствола на ствол, с
ветки на ветку в высоких густых фундуках!
И после дружба его с ребятами не прекращалась: располагая свободным
временем пенсионера, мастерил ребятам ивовые кубышки для рыбалки в лимане,
раколовки (ерик кишел раками), научил многих вязать сетки. Если добавить к
сказанному, что Деда любил ребят наравне с родным внуком, станет понятно,
почему гость чувствовал себя смущенным.
- Собирались, Деда, да все как-то... - произнес он виновато.
- А я, признаться, по вас крепко соскучился...
- Дедушка, мы, может, задержимся, - вернулась с пустым ведром Марта, -
так ты скажи маме, пусть не беспокоится, ладно?
- Скажу обязательно. Желаю успеха!
Последние слова сказаны были вдогонку, и ребята скрылись за калиткой.
Сразу за нею - неширокая пыльная дорога вдоль всего хутора, за нею -
доцветающее подсолнуховое поле, за которым в плавнях - в камыши или даже в
воду плеса - опустился на парашюте летчик. Жив ли еще? ранен и куда именно?
эти и другие вопросы волновали и тревожили обоих спасателей.
- Лиман - это далеко отсюда? - поинтересовалась Марта.
- С километр, не меньше. Токо вот где он приводнился...
- Хорошо, если б не приводнился, а приземлился бы на берегу.
- Рад бы ошибиться, да токо навряд: слишком хорошо знакомы эти места.
Сразу за двором, где дорога свернула в сторону балки, слева показался в
подсолнухах проезд. Неширокий, но достаточно наторен: по весне возили сено.
А прошлой ночью по нему протопало немало ботинок и конских копыт, которые
основательно прибили сорную растительность. Свернув в него, Андрей
предложил:
- Не возражаешь, если пробежимся? Хуть мы и сэкономили время, а чем
скорее начнем искать, тем лучше.
Какое-то время она бежала с ним наравне, но недолго. Заметив, что
отстает, притормозил и он.
- Ты че, уже и выдохлась? Дай руку, - предложил помощь.
- Не могу больше, сердце выскакивает... немножко передохнем.
Видя, что она и впрямь еле переводит дух, недовольства высказывать не
стал, только заметил:
- А мне хуть бы что.
Зашагал рядом, помахивая сумкой и поглядывая в ее сторону. Марта,
расстегнув спереди платья несколько пуговиц, подула в пазуху, достала оттуда
носовой платок ("карман там у нее, что ли? "- подумал он) и стала промокать
обильно выступившие росинки на разгоряченном лице.
Идти молча было как-то неприлично, но Андрей решительно не знал, о чем
можно говорить с незнакомой девчонкой; молчала и она, тоже, возможно,
находясь в подобном затруднении. Наконец, ему пришла на память сценка в
терновничке, и он сказал:
- Петух у деда красивый... Ты заметила?
- Конечно! Тебе он тоже нравится? - оживилась она.
- А то! Такого на всем хуторе поискать. А еще он смелый и вежливый. -
Видя, что она слушает заинтересованно и со вниманием, охотно продолжил
найденную тему для разговора: - Я был зашел в терен, что напротив груши,
карманы освободить. Ну, и он тут с курами в холодке... Делаю свое дело,
вдруг слышу: "Куд-кудах!". Глядь, а он совсем рядом. Важно так посмотрел на
меня, неначи вспоминает: где это я тебя видел? Хвост дугой, перья так и
переливаются, будто райдуга после дождя...
- Надо говорить "радуга", без "и" краткого... Это он у тебя угощения
просил, - пояснила Марта, улыбаясь; она тоже все дольше и смелее задерживала
на собеседнике взгляд. - Его научил выпрашивать дедушка, но он и другим
проходу не дает. Стоит только мне во дворе присесть, тут как тут:
"Куд-кудах, дай вкусненького!". И какой умница: возьмет из рук угощение - и
сразу зовет подружек, сам никогда не съест. Настоящий рыцарь! Я его очень
люблю.
- То-то он и обиделся, когда я уходил, не угостив: что-то бормотал мне
в спину. Ну ты как, отдышалась?
- Ой, бежим, уже отдохнула, - спохватилась она. - Только не очень
быстро, ладно?
Держась несколько впереди, Андрей стал оглядываться чаще - якобы для
того, чтоб не отрываться, а на самом деле - из интереса, каковой начинала
вызывать в нем новая знакомая. Оказывается, вовсе она не "подлая", как
обозвал он ее про себя там, в балке. Скорее, дажеть красивая. Токо больно уж
нежная с виду. Сказано - городская: проходит лето, а она загореть не
успела...
Марта, полагая, что привлекает внимание своим жалким видом, в ответ
смущенно улыбалась, говоря про себя: не думай, я вынесу это испытание - и
бег, и жару, и любые трудности!
- А ты че, в марте, что ли, родилась? - пристроившись о бок и намеренно
сбавив темп, спросил он.
- Почему так решил?
- Да у нас это самое... телочку корова в марте привела. Ну, мы ее так и
назвали -Марта. Я и подумал...
- Скажешь, тоже!.. - улыбнулась она. - Просто мне дали чисто немецкое
имя.
- Поп, что ли?
- Почему? Мама с папой. А они по национальности немцы.
- Ка-ак - немцы?.. Ёк-карный бабай! - Андрей резко остановился. - Ну и
лоп-пух же я!
Марта, проскочившая немного дальше, вернулась озабоченная:
- Что случилось? Что-нибудь забыл?
- Наоборот - вспомнил, - холодно произнес он, поставив сумку к ее
ногам. - Забери и возвращайся: тебе со мной нельзя.
- Нельзя? Но почему-у?
- Долго объяснять... Вобщем, я передумал.
0шеломленная неожиданным поворотом дела, Марта, казалось, лишилась дара
речи. Недоуменно смотрела, как, набычившись, удаляется ее еще мнуту назад
дружелюбно улыбавшийся единомышленник, к которому она успела проникнуться
благодарностью и симпатией. Какая ж муха его укусила вдруг?..
Но вот он остановился, словно одумавшись. Помедлив, развернулся и,
глядя под ноги, ускоряя шаг, затрусил в обратную сторону. Пробегая мимо, на
нее даже не глянул. На этом ее оцепенение кончилось, она кинулась следом,
решительно остановила:
- Объясни же, что случилось... Не молчи! Отказался от поиска?
- Ниче не отказался! Вот токо сбегаю за рубахой.
- Но ведь я же взяла и для тебя! ...
- Ну, это самое... Вобщем, я еще седни не завтракамши.
- Я и поесть прихватила.
Запас причин был явно исчерпан, а истинную называть не хотелось.
Выручили босые ноги - именно их разглядывал он все это время:
- Кроме того, я забыл про обувку, а там знаешь, скоко разных колючек!
- Почему ж не сказал мне во дворе? - не сдавалась и она. - И я не
сообразила, а дедушкины чувяки были бы тебе в самый раз. Хочешь - сбегаю?
Сам ведь сказал: дорога каждая минута.
Не хотелось Андрею иметь дело с незнакомыми немцами, но все возможные
отговорки были исчерпаны. Ничего не оставалось, как выложить правду в глаза.
- Ежли хочешь знать, то я немцам не доверяю.
- И мне тоже? Но почему? - искренно удивилась она.
- А ну как вы заявились к нам на хутор, чтоб шпионить на фрицев, когда
придут.
Пальцы, крепко державшие его руку, враз разжались, лицо потускнело, на
глазах сверкнули слезы. Спросила голосом, дрожащим от обиды:
- Ты так решил потому, что мы одной с ними национальности? Раз серый,
значит, волк - так по-твоему?
- Ну, не совсем так. Про теть Эльзу, что жила до вас, я бы плохо не
подумал, хуть она и немка. Их все у нас знают. Но они с Рудиком куда-то
делись, а на их месте - вы. Почему?
- Тетя Эльза - мамина сестра, они даже двойняшки... - Слезы капали с ее
ресниц, растекались по щекам, но Марта говорила без всхлипываний, лишь
подрагивавшие губы выдавали глубину ее обиды, - Они уехали потому, что на
них могли донести фашистам. Или ты не знаешь, что дядя был у вас секретарем
партячейки?.. А там, где они сейчас, их никто не знает.
Андрей вспомнил, что отец Рудика действительно был, как говорили,
партейный; он в числе первых ушел добровольцем на войну. Ежели все так, как
она говорит, то на этот раз погорячился он.
- А твой где отец? - поинтересовался, заметно подобрев.
- Мой папа тоже красный командир и воюет против фашистов!
- Ну, ежели так, - пошел на попятную, - то извиняюсь. Беру свои слова
назад.
Однако теперь Марта, отвернувшись, заходилась энергично всхлипывать,
тереть глаза и шмыгать носом.
- Здрасьте, опомнилась!.. - Дотронулся до плеча, принялся успокаивать:
- Не плачь. И не обижайся: не за себя я испугался, за него. Больше не буду,
слышишь? Идем, а то зря время теряем. Видишь, я уже выражовываюсь правильно.
- А как же с обувкой? - улыбнувшись сквозь слезы и перестав
всхлипывать, напомнила она.
- А, ерунда, не привыкать!
Обидное недоразумение было так же скоро забыто, как и возникло, а
потерянное время решили наверстать бегом. Большая половина проезда
оставалась уже за спиной, когда Марта начала-таки отставать; он подал руку:
- Потерпи, вон уже и край виден. Выскочим из этого пекла, а там должен
быть свежий ветерок.
Но добежать до краю не получилось: в нескольких метрах от него Андрей
сам, выронив ее ладошку и несколько раз прыгнув на одной ноге, сел вдруг
посреди дороги.
- Что с тобой, ногу подвернул? - испугалась Марта, видя, что держится
за стопу.
- Да вот, екарный бабай!.. - показал осколок бутылочного стекла; из
подушечки большого пальца сочилась кровь. - От же не везет - обратно
задержка!..
- Зажми ранку и подержи, я - сейчас, - посоветовала она, схватив сумку.
Порывшись, достала из нее сверток, быстро развернула - в нем оказались
бинты, ватные тампоны, пузырек с коричневым содержимым и небольшие блестящие
ножницы.
- Ну ты, Марта, даешь! - удивился пострадавший. - Откуда у тебя все
это?
- У меня мама доктор. Отпусти-ка палец. Ну вот, уже и не кровоточит. -
Смочив ватку потом с его лица, протерла ею пораненый палец и смазала порез
йодом; ловко забинтовав, стала укладывать принадлежности.
- Если почувствуешь, что повязка ослабла, сразу скажи: надо, чтоб не
слетела, а то все насмарку. Не забудешь? - предупредила, управившись.
- Постараюсь. Спасибо. Это самое... - окинул ее взглядом. - У тебя что
заместо платья?
- Шаровары до щиколоток и кофта с длинным рукавом.
- Не белая, случайно?
- Голубая, а что?
- Белое сильно заметно, а это в нашем деле нежелательно. Давай-ка
заодно и переоденься.
- Ты прав. - Доставая свои вещи, сообщила: - А тебе с длинным рукавом
ничего не нашлось, кроме вот из маминого гардероба. Пройдет? - показала
нечто цветастое и на пуговицах спереди.
- Впольне. Токо я надену потом, а то жарко.
- Слово "вполне" пишется и произносится без мягкого знака, - поправила
она уже в который раз произношение и добавила: - А еще я положила тебе
трусы.
- Это, как его... Тожеть мамины?
- Такое скажешь! - глянула осуждающе. - Рудькины остались. Где-то и
рубашка лежит, но я в спешке не нашла. - Натянув шаровары и задирая платье,
попросила: - Отвернись на минутку, - и, не дожидаясь исполнения просьбы,
стала стаскивать через голову.
Андрей отвел глаза, но успел заметить "карман" для носового платка:
уголок его торчал из промежутка между чашечками бюстгальтера. Похвальная,
казалось бы, предусмотрительность помощницы, "положившей" трусы, поначалу
оценена им не была: упоминание о них говорило за то, что его видели
голозадым... Конешно, он сам виноват, что так оплошал, но все-таки
неприятно, подумалось ему. А просьба отвернуться вызвала даже чувство
оскорбленного самолюбия: "Сама, небось, подглядывала, а тут в ливчике - и
отвернись. Цаца какая! "
Но это он подумал, а сразу ответил так:
- Пож-жалста! Не больно интересно. Не видел я, что ли, ваших сиськов,
что ли!..
- Интересно, где ты насмотрелся "сиськов"? - сделала она ударение на
последнем слове; однако объяснять правильность произношения в этот раз не
стала.
- Мало ли где! Но я сподтишка не подглядывал, как некоторые...
- Ой, Андрошка, я сразу же и отвернулась - ей... честное пионерское!
веришь?
- Ла-адно, поверил... Ты давай поторапливайся.
- Я уже готова, идем. - Заметив, что слегка прихрамывает, спросила
участливо: - Болит?
- Нисколько. Это самое... Я имя свое сказал тогда неправильно: меня,
вобще-то, звать Андреем. А Андрон - кличка.
- Правда? А почему именно такая?
- Да цыган был у нас в колхозе с таким именем, кузнец. Черноволосый да
кучерявый, как я. Но ты не подумай, он появился, когда мне было уже лет
десять. Просто батя у меня тожеть чернявый.
- Я, признаться, приняла тебя за цыганчонка... А это твое "екарный
бабай" считала за цыганское ругательство.
- Ниче не цыганское и не ругательство, просто приговорка такая.
- Между прочим, неприятная на слух: так и кажется, что ты хочешь
заматериться.
- Ну, ежели так кажется, то я больше и не буду, - пообещал Андрей.
Эта ли его уступчивость, или тому появились уже и другие причины, но
Марта, поймав его взгляд и улыбнувшись, сказала с задоринкой:
- Ты начинаешь мне нравиться... как любила говорить одна моя
учительница. - Но уточнила: - За чуткость, справедливость и еще - что
слушаешься старших.
"Тожеть мне, старшая! - подумал он про себя. - Обещал заради уважения.
Потому как и ты мне начинаешь".
Подсолнухи кончились, дышать и впрямь стало легче. Хотя солнце,
подбиравшееся уже к зениту, калило на полную августовскую мощь, но
долетавший со стороны плавней свежий ветерок, обдувая, приносил какую ни
есть прохладу.
Торная дорога растворилась в спелой степной траве. От нее влево
ответвилась тропинка, в конце которой виднелось кладбище с потемневшими от
времени деревянными крестами, поросшее сиренью и небольшими фруктовыми
деревцами. Обогнув его справа, со стороны гравийки, ребята вышли в открытую
степь.
- А мы с тобой не первые, кто поспешил на выручку, - заметила Марта
немного в стороне мужчину в темном картузе и белой рубашке; тот тоже их
обнаружил и остановился, поджидая.
- Наверно с час потеряли с этими задержками... - Всмотревшись, Андрей
нахмурился: - Интересно, что делает тут эта дылда. Не поверю, что он
поспешил на выручку!
- Ты его знаешь?
- Знако-омы... Возьмем правее, не хотел бы и из-за него время терять.
- Идет нам наперерез. Мне боязно, - призналась она.
- Да ну, глупости! Не боись.
С ними сближался всего лишь рослый парень - узкоплечий, белобрысый, лет
двадцати; из-под лакированного козырька казацкой фуражки времен гражданской
войны выбивались вихры чуба; верхняя губа и подбородок поросли светлым
пушком, еще не ведавшим бритвы; левый глаз с прищуром, придававшим
продолговатому лицу насмешливое выражение.
- Це ты, Андрон, - заговорил первым, встав спереди так, что пришлось
остановиться, - А я дывлюсь: шо за парочка - Сэмэн та Одарочка? - Перевел
взгляд на Марту: - Чия така овэчка?
- Сам ты баран! - Андрею не нравилась бесцеремонноить, с какой тот
разглядывал ее сверху донизу; встал между ними. - Отвали, че уставился, как
кот на воробья...
- А шо, низ-зя? - Перевел взгляд на чеку вместо пуговицы, скривил в
ехидной ухмылке тонкие губы. - И куды ж це вы направляетэсь?
Хотел отпаять позаковыристей, вроде "на кудыкало, куда тебя дерьмо
кликало", но сдержался: не след задираться; сказал:
- На лимане, слыхал, ожины навалом поспело. А ты че тут шляешься?
- Хто, я? Парашуту шукаю.
- Какую еще "парашуту"?
- Та хиба нэ бачилы, як нимци яроплана сбылы?
Передернув плечом, как если бы понятия не имел, о чем речь, заметил
насмешливо:
- Тебе во сне, что ли, приснилось?
- Ц