Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
ила, - нашлась
она.
- И еще, - продолжил Ванько. - У вас, кажись, есть швейная машинка?
- Есть. Мама хотела променять ее на что-нибудь дорогое, чтоб попытаться
выкупить папу из концлагеря. Да токо ничего не вышло...
- А ты умеешь на ней шить?
- Так там и уметь нечего. Меня мама и кроить научила, да вот не из
чего. А тебе что-то пошить надо?
Борис смекнул, куда клонится разговор: ребята об этом уже как-то
толковали.
- А ты хотела б иметь шелковое платье? - задал он вопрос, показавшийся
ей неуместным.
- Охота тебе языком ляскать! - отмахнулась она.
- Я сурьезно спрашиваю.
- Поиздеваться захотелось!..
- Ты ведь знаешь, как я тебя уважаю! И издеваться никогда не позволю, -
не отставал Борис.
- Вот и подари, если уважаешь. У меня шелкового сроду не было.
- Готового платья, конешно, нет. Но ты сама сошьешь не хуже, чем...
- Отстань! Нашел, морда, чем шутить!.. - явно обиделась Вера.
- Да нет, он говорит правду, - вступился Ванько. - Я почему и начал об
этом разговор. У нас действительно имеется большой кусок шелка. Целый
парашют. Хватит обшить и пацанов, и тебе на платье, и еще останется.
- Ой, так это Борька не трепится?! - переспросила она обрадованно. -
Вот бы мама удивилась и обрадовалась! Наши голопузики совсем обносились.
- И у Тамары платье - сама видела...
- У нее же в этом месяце день рождения! Пятнадцать стукнет. Мы ей
первой и сошьем - вот будет подарочек! - словно дитя малое радовалась Вера.
- Ну, значит, договорились, - подвел итог Ванько. - Иди отдыхай. Ты и
вправду не боишься одна?
- А кого? Вора - так у нас красть нечего. Кроме того, на дверях крючки,
а ставни на прогонычах.
- Тогда - счастливо оставаться!
Д в е р ь заперта не была, и Ванько зашел в хату с уверенностью, что
здесь уже легли. Но ошибся: из спальни матери через щелку неплотно прикрытой
двери пробивался слабый свет и слышался говор. Проходя к себе, несколько
задержался, увидев обеих сидящими на неразобранной кровати. Тамара
судорожно, по-детски всхлипывала, а мать, обняв ее за плечи и пригорнув,
говорила, задумчиво и проникновенно:
- На веку, дочка, всего доводится хлебнуть. А в жизни, к сожалению,
больше горя, чем радости. И все нужно перебороть, пересилить... Тебя вот
рано постигло несчастье, но разве тебя одну? Скольким людям принес горя
проклятый германец!.. Слава богу, хоть вы с братиком в живых остались.
- Богу? - гневно вскинула она глаза. - Мама тоже все ему молилась, а
он... Нет никакого бога! Ваш Ваня - вот кому за это спасибо.
- Ну хорошо, пусть будет Ваня... не плачь. Его-то бог вам и послал.
- Нет! - решительно отвергла Тамара вмешательство бога.
- Нет так нет... Успокойся, детка...
Не дослушав, прошел к себе, разделся и лег.
Последнее время перед сном думалось о Варе. Скоро сорок дней, как ее не
стало, - вспомнилось и в этот раз. Старые люди, которые верят еще и в бога,
и в загробную жизнь, в этот день поминают покойников. Считается, будто их
души прилетают, чтобы проститься с теми, кого любили и с кем расстались.
Чушь, конешно. Суеверие. А вот хотелось бы, чтоб ее душа прилетела...
Повидаться бы, поговорить еще хотя бы разок, пусть и во сне.
От Вари мысли перекинулись на Тамару. Представил, что творилось в ее
душе, когда узнала страшную весть... Верно подметил Федя: не позавидуешь.
Хотя он, возможно, имел в виду не столько ее, сколько того, кто должен будет
сказать ей об этом. Но куда ж денешься!.. И у нее боль постепенно утихнет.
После самой ненастной ночи обязательно ведь приходит день.
На таких вот мыслях и поборол его сон.
Утром проснулся от прикосновения к лицу и расслышал шепот:
- Потрепай дядю за ушко, ему пора вставать.
Заметив, что он проснулся, Тамара выпрямилась - на руках у нее был
Валера -, говоря извинительно:
- Там тебя Федя спрашивает. У него какое-то важное дело. Хочет, чтоб ты
вышел во двор.
- Да? Ну, я щас. Токо оденусь.
Со словами "идем еще посмотрим, какие у кошечки красивые котятки" они
удалились. Вчерашней угнетенности видно не было; в обращении к брату Ванько
отметил нежность и спокойную ласковость.
Федя поджидал на лавочке.
- Привет. Что случилось? - обеспокоенно спросил Ванько.
- Важная новость! Только что полицайша жутко голосила, дергала на себе
волосы. И с какой-то теткой подалась в станицу. О причине догадываешься?
- Тут и гадать нечего! - не удивился приятель. - Насмерть или только
ранен?
- Если б был еще живой, она бы так не убивалась. Аж до нас было слышно.
Но я о другом: теперь она вернется к себе в станицу и может прихватить с
собой и Жданку!..
- Ну уж это - дудки!
- Вот и я про то же! - Федя заметно горячился. Они прошли и сели перед
скирдешкой, где и вчера, на куль кукурузной бодылки. - Ее нужно вернуть
обратно. Если не в обед, то обязательно вечером перехватить по дороге домой
и спрятать.
- Ты - как Миша: с ходу, - охладил его пыл Ванько. - Так нельзя.
- Почему?
- А если Пантелей всего лишь ранен? Подлечится, вернется и начнет
докапываться: куда, мол, делась? С ним шутки плохи.
- Об этом я как-то не подумал, - согласился Федя.
- Поэтому подождем точных известий. А перехватить - пара пустяков. Хотя
и тут надо обойтись без свидетелей...
- Борис заикался, что будет пасти за Веру, - вспомнил Федя и стал
прикидывать, когда очередь дойдет до Шапориных. - Точно: послезавтра
припадает им.
- Тем лучше, обойдемся без лишних глаз.
- Только вот что с нею станем делать? Не резать же ее на мясо!
- Тут ты прав. Надо что-то придумать... А что, если... - Он умолк, в то
время как собеседник смотрел ему в рот. - Сделаем вот что: отведем буренку к
тете и обменяем на хлеб.
- Не понял: у нее что, много хлеба? Да и корова вроде есть.
- Тут такое дело. Когда, перед отступлением, наши взорвали элеватор,
многие живущие поблизости от него крепко поднажились. Натаскали домой и
кукурузы, и пшеницы - вобщем, всякого зерна. Думаю, тетя поможет найти на
Жданку выгодного покупателя. Точнее - менялу, и мы возьмем за нее
натуроплатой.
- Не мешало бы! Тем более, что полтора едока у нас добавилось.
П р о ш л о й осенью Мише - как, впрочем, и остальным ребятам - едва ли
не ежедневно приходилось ходить в степь за топливом. И уже в сентябре им
стали попадаться на глаза странные стежки-дорожки. Их становилось все
больше, они в разных направлениях пересекали степные заросли. При
внимательном разглядывании выходило, что это - работа зай-цев: стебли
бурьяна срезаны у самой земли, словно ножницами. А расплодилось зайца, надо
сказать, немало: выскакивали из лежек едва ли не через каждые сто-двести
метров.
Еще тогда пришла Мише догадка, что на этих стежках можно добывать
дармовое мясо. Достаточно лишь изготовить из проволоки петли и установить их
при помощи деревянных колышков на пути косого. Они наверняка шастают ночами
по этим своим магистралям!
Следует сказать, что натолкнул Мишу на эту мысль поэт Некрасов.
Когда в классе проходили "Деда Мазая", он спросил у учительницы, как
следует понимать: "Если б силками его не давили"? Та объяснила: силки -это
петли. Волосяные, если для ловли птиц, а на зверя, в том числе и на зайца, -
проволочные.
Тогда он ходил в школу, притом - в четвертый класс, а это, как
известно, безбожно большие домашние задания. Пока их приготовишь, пока
сходишь за солодарем для топки - не до зайцев. Да и проволока - где ее
взять?
И вот недавно, когда он случайно увидел сгоревшую автопокрышку, его
осенило: в ободах проволока - как раз то, что надо, отличная миллиметровка!
К сожалению, та оказалась пережженной и ржавой. А вот если самому обжечь,
аккуратно, - будет годняк!
Этим делом он сегодня и занялся.
Разложив в огороде небольшой костерок, обжигал на нем обод, с немалым
трудом вырезанный из покрышки, некогда стибренной в МТС. Уже во многих
местах по окружности обода виднелась свернутая в кольцо проволочная лента,
когда кто-то, незаметно подкравшись, закрыл ему ладонями глаза. Обычная, в
общем-то, ребячья шутка, и когда стоишь, то достаточно попытаться
расстегнуть неизвестному штаны, как тот оставляет затею. Но Миша сидел на
пятках да к тому же руки - по локоть в саже.
- Борис, ты? - попробовал он угадать шутника. - Хветь, не мешай,
видишь, я занят. - В ответ - молчок. - Убери лапы, не то изгваздаю - не
отмоешься!
После столь категоричного предупреждения неизвестный убрал наконец
руки, и взору предстал... дружески улыбающийся Рудик. Недавний сосед и
старый приятель.
- А, это ты, - с подчеркнутой прохладцей сказал Миша. - Каким ветром?
- Ну, во-первых, здравствуй, - пришлось тому пригасить улыбку.
- Привет. Ежли не шутишь.
- А ветром - с твоего подворья, - стал пояснять Рудик. - Иду по-над
двором, вижу дым черный и паленым сластит, вроде как резиной. Чем это,
думаю, Патронка занимается?
- Между прочим, клички у нас уже из моды выходят... Так что и ты эти
детские штучки бросай, понял? - назидательно и все так же холодно заметил
Миша
- Какой ты стал сурьезный - прям не узнать! - попытался разрядить
обстановку Рудик.
- А я, воще, такой и был, воще. К твоему сведению.
- Слушай, ты че? - не вытерпел отчужденности старый приятель. - Никак
дуешься на меня?
- Разве заметно?.. Но и ты тоже гусь: смылся вдруг, не сказав ни слова
даже ближайшему соседу.
- Просто не было возможности. Потому как увезли ночью и неожиданно.
- Кто, куда и почему, если не секрет?
- Вобще-то секрет. - Рудик тоже перешел на прохладный тон.
- Я-асненько... А теперь, значит, привезли?
- Тебе, надеюсь, известно, что Марта куда-то делась? - вопросом на
вопрос ответил Рудик.
- Еще бы... И не токо она.
- Так вот. Дедушка и до этого прибаливал, а после и совсем был слег.
Присматривать за ним стало некому, целыми днями один. Тетя и предложила нам
вернуться домой.
- Тетя, говоришь? 3начит, это она вас увезла, а потом захотела и
привезла. С помощью фрицев. Пон-нятно...
- Я тебе как другу объяснил, а ты все с подковырками! - всерьез
обидевшись, выговорил Рудик. - Если что против меня имеешь - скажи
начистоту, а нечего...
- Что за спор, а драки нет? - Это незамеченным подошел Борис. Положив
охапку колышков, подал руку: - Привет, Рудя! Так ты, значитца, насовсем?
- Да вроде. А ты откуда знаешь?
- Шел сичас мимо и видел теть Эльзу. Я в вашей акации кольев вот
нарубил, - пояснил он, присаживаясь.
- А я зашел к Патрон... к Мишке, а он чей-то, как неродной.
- Значит, имеются причины, - взял Мишину сторону Борис.
- Можно узнать, какие?
- А они, вобще, разные... У меня, например, претензий больше к твоей
тетке, чем к тебе, - довольно неопределенно объяснил он. - Хотя и ты
поступил по-свински.
- Мне Мишка уже выговаривал... А что плохого сделала вам тетя?
- Ну, если не считать того, что работает на фрицев... - Борис выдержал
паузу и продолжил: - Так она еще и трепло. Чуть Ванька не подкузьмила -
пообещала освободить да и забыла. Хотя ты этого, конешно, можешь и не знать.
- Я знаю больше, чем ты думаешь. Просто у нее в тот день не получилось.
Не забывай, что она там на птичьих правах. Но утром разбилась бы в доску, а
Ванька выручила бы. Это она велела вам передать.
Миша, заинтересованный, перестал возиться с ободом.
- А про Андрея с Мартой - никаких вестей дополнительных не принес?
- Я ж не знаю, что вам известно, а чего нет.
- Известно токо то, что они пропали. А как, куда и почему?
- Они попали в облаву, и их заграбастали вместе с другими пацанами из
станицы. Зачем? Чтобы обезопасить от партизан эшелон с награбленным добром.
- И что, увезли аж в Германию?
- Очень даже может быть.
- Ну и ну, воще! Вот так новость, воще...
- Да, такие вот дела... Вам привет от дедушки, - перешел он на другую
тему. - Приглашал зайти в гости.
- Обязательно! Вот управимся - и проведаем, - пообещал Борис. - Он как
- жив-здоров?
- Был совсем плохой, но теперь уже ходит. А зачем вам эти колья?
- Хочем петли на зайцев поставить. Помнишь, в прошлом годе дорожки в
степи были? Так вот, в этом уже новых наделали! Миш, два десятка хватит?
- Для пробы хватит. - И он снова принялся энергично соскабливать ножом
обуглившуюся, чадящую резину с проволочного вкладыша.
- Ну, вы мудрите, а я пройду к Феде. Он дома, не знаешь?
- А где ему быть? - Борис снял рубашку, готовясь заняться вторым
ободом. - Не дома - так у Ванька.
Е щ е в сенях Федя учуял запах размолотой кукурузы и по шуму за дверью
догадался, что Ванько вращает жернов своей незаурядной мельницы. Сработал
ее, эту мельницу-крупорушку, с год тому назад по его заказу Серафимыч,
элеваторский кузнец, мастер золотые руки. Представляла она собой две
увесистые дубовые колоды, поставленные одна на другую. В соприкасающиеся
плоскости впрессованы были стальные, лучеобразно расходящиеся от середины
пластинки для размалывания зерна. Федя с Борисом сдвоенными усилиями могли
провернуть верхний жернов не более нескольких раз кряду, зато Ванько пуд
кукурузы превращал в крупу и муку за каких-то полчаса. К приходу товарища
дело уже близилось к концу.
- Тебе помочь? - спросил на всякий случай Федя.
- Бери ведро и будешь подсыпать в воронку. - Ванько стряхнул с рукава
мучную пыль и вытер взмокший лоб. - И пришел бы чуть раньше!
- Я ж не знал, что у тебя работа. А кукуруза вроде как не нашенская.
- Ага. Желтая какая-то. Элеваторская: вчера от тети принес. У Веры не
стало из чего каши сварить пацанам, а которая на чердаке, та еще в кочанах.
- Пройдет и желтая! Только носить далековато, привезти бы как-нибудь
сюда.
- У тети надежней, - возразил Ванько. - А принести - было бы чего!
- Чудненько мы все-таки обтяпали это дело со Жданкой, скажи? - Федя
имел в виду обмен ее на зерно.
- Что за мы, спасибо нам! - согласился мельник шутя.
Со двора донесся лай, хриплый и сердитый. Ребята насторожились. Но
Туман тут же и успокоился.
- Не пойму: начал вроде как на чужого... Выглянь, кого там принесло.
Федя вышел в сенцы и лоб в лоб столкнулся с Рудиком.
- Угадай, кто к нам припожаловал! - воскликнул он обрадованно.
- О, Рудяшка! Привет, дружище, - обрадовался и Ванько.
Подавая руку, тот предупредил:
- Только ты не очень жми, а то я тебя знаю!.. А Туман - не забыл,
псина! Сразу был обурился, но тут же и хвостом завилял, не успел я и
обозваться к нему.
- Пройдемте на свежий воздух, - предложил хозяин. Уселись на лавочку
под алычой. - Ты где ж это столько времени пропадал?
- Где был, там уже нет. Теперь обратно в своей хате, с мамой и
дедушкой. Вам от него привет и приглашение в гости.
- Спасибо. Про Андрея с Мартой новостей не привез?
И Рудик рассказал то, что ему было известно на этот счет. При этом
оказалось, что знает он и о побеге из кутузки.
- Для тети так и осталось неясно, как же тебе и еще какой-то девчонке и
пацану удалось оттуда улизнуть? - спросил в свою очередь Рудик. - В то, что
вас выпустила охрана, она не верит.
- И правильно делает, - заметил Ванько, пояснив, как было на самом
деле.
- Тетя не говорила, почему фрицы повесили только одного? -
поинтересовался Федя.
- Упоминала и про второго полицая. Он оказался с проломленным черепом и
в бессознательном состоянии. Его пристрелили.
- Теперь все прояснилось. - Они переглянулись с Ваньком. - А про взрыв
у виселицы разговора не было?
- Вы и про это знаете? Как же! Кто-то бросил гранату прямо из гущи
станичан. Взрывом убило двух полицаев и нескольких ранило. Досталось и
одному из фашистов: он и до этого был одноглазый, а тут и последнего
лишился! Ну, а у вас тут как, а то все я да я. Много новостей?
- У нас тоже много чего произошло, - вздохнул Федя. - И все больше
плохого...
- Тетя интересовалась, как тут андрюшкина мама. Я хотел зайти, но не
осмелился: порадовать-то нечем, токо расстрою еще больше.
- Теперь уже не расстроишь: недавно похоронили, - сообщил Федя
печальную весть. - Про Варьку и теть Шуру тоже знаешь?
- Обскажи пока наши новости, а я отнесу девочкам дерть. - Ванько
поднялся уходить. - Да, Рудик: у нас завтра намечается что-то вроде
небольшого торжества. Приглашаем и тебя.
- Иди, я объясню, - сказал Федя. К Рудику: - Хотим отметить День
рождения одной девочки. Между прочим, которая убежала тогда с ним из
казаматки. Это ее родителей казнили на стадионе.
- Что ты говоришь?!
- Ну... И мы решили сделать для нее маленькую радость. Чтоб видела, что
не одинока и ее окружают настоящие друзья. Все легче будет перенести горе.
- У кого собираетесь?
- У Веры. Она осталась с пацанами одна. Мать ушла аж в Майкоп, там в
концлагере дядя Митя. А Тамара - так звать именинницу - живет с брательником
пока у нее. Так что приходи и ты.
- Обязательно!
- И еще. Просьба. Собирались завтра с утра выкопать погреб у Шапориных.
Не погреб, а наподобие блиндажа, где-нибудь в сторонке от хаты. Зачем? Чтоб
было куда спрятать запасы - картошку и все такое. Да и детвору, если вдруг
что-нибудь непредвиденное. Многие так делают. Будешь незанят - приходи
помогать.
- Конешно, о чем речь!
- А то Мишка с Борисом собирались сегодня ставить петли на зайцев, а
утром пойдут проверять. Поймается что или нет, а до обеда прошляются, это
точно.
- Слышь, Хветь... - Рудик помедлил в нерешительности. - А Нюська будет?
Она ведь там рядом живет.
- Пока не знаю... А что?
- Можно, я и ее приглашу?
- Ох, Рудой!.. - поморщился Федя. - Опять хочешь с нею спутаться? Или,
может, ты ее все-таки любишь?
- Да ну! Не хватало. У нее же не все дома!
- Тогда зачем она тебе?
- Будто не знаешь!
Федя, конечно, знал.
Первым - это было в начале лета - с Нюськой "задружил" Андрей. Об этом
в нашем повествовании вкратце уже упоминалось. Как и о том, что дружба не
состоялась. Из-за ее легкомысленности и несерьезности. С нею было "не о чем
говорить". Притом она в первый же вечер "полезла целоваться". Не понравилось
Андрею и то, что у нее на уме "токо это самое" (что именно - пусть читатель
догадается).
У Рудика это обстоятельство отвращения не вызвало. Он как раз пребывал
в расстроенных чувствах (о причинах, возможно, будет сказано несколько
позже), и первой мишенью для отмщения стала Нюська, позже прозванная
"косой". "Путался" он с нею около месяца - до самого отъезда из хутора.
- Не знаю, как посмотрят на это остальные, - покрутил головой Федя.
- А кому какое дело? У нас давние отношения, - пытался обосновать свои
намерения бывший ухажор.
- Вот именно: давние. Сейчас многое изменилось.
- Не пойму: ты против ее присутствия на именинах или - чтоб я с нею
попутался еще какое-то время? - не мог взять в толк охотник поразвлекаться с
похотливой особой.
- Да нет, места хватит и для нее... А насчет "попутаться" против буду,
пожалуй, не только я.
М е с т о для погреба-укрытия выбрали в саду под невысокой, но старой,
развесистой грушей, ветви которой шатром свисали почти до земли. Поскольку