Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
разбудить, отворил дверь в комнату. Но, похоже, "сама не своя" была не
только хозяйка: на краю печи, свесив ноги, в исподнем сидела Тамара. Сняв
фуфайку, подошел к ней.
- Почему не спишь, еще ж рано!
- Не хочется, - пояснила она одними губами. - Ссади.
Протянув к нему руки, спрыгнула и, подхваченная, обвила его шею.
- Какая ты тепленькая! - Он медлил отпускать, желая, видимо, напитаться
ее теплом. - Наверно, рано легли?
- Нет, заснули поздно. Но мне такой сон приснился, что проснулась и
больше не могла уснуть... Уже, наверно, с час.
- Хороший или плохой?
- Страшный. Будто тебя схватили немцы... Ой, тетя идет, пусти!
- Она, между прочим, не против, чтоб я был еще и ее зятем. - Посадил на
диван. - Ты ее тоже тетей зовешь?
- Ага. Валера - тот сразу стал звать мамой. А мне как-то непривычно.
Пооткрывав ставни, вернулась тетя, приветливо кивнула на тамарино
"доброе утро" и прошла к себе - возможно, чтоб не разбудить остальных.
- А тетю Гашу один раз нечаянно назвала мамой, - вернулась к
прерванному разговору.
- Нечаянно, говоришь?
- Честное слово, не умышленно.
- Да я разве упрекаю!.. А она что?
- Ничего, обозвалась и все. Я аж хотела извиниться...
- По-моему, не за что. Она тебя давно дочкой кличет. Так что схватившие
меня немцы, - напомнил о недорассказанном сне, - хотели меня расстрелять?
- Ой, даже не это... готовились повесить, и знаешь, где?
Однако досказать сон снова не пришлось: проснулись и остальные
обитатели печи. Оказывается, с вечера была жарко натоплена русская чечь и
все пятеро изъявили желание спать именно на ней. Правда, Валера, наигравшись
со взрослыми, запросился потом к маме.
Девчонки юркнули одеваться в теткину комнату, Федя с Борисом подсели на
диван.
- Ну как, все нормально? Наверно, помогал по хозяйству? - спросил
Борис.
- Да. Десятка полтора суковатых чурбаков поколол... пока занесли,
сложили - темнеть начало. И уж больно пацан не хотел отпускать.
- Патроны принес?
- Из сарая забрал, но прихватил не все, придется сходить еще. Случилась
ноша более срочная...
Он не успел пояснить, какая именно, так как вернулись девчата. У Веры
опухоль с губ сошла да и на лице следов от побоев почти не стало заметно.
Однако припухлость появилась у Бориса. Она явно бросалась в глаза, Вера то и
дело косилась в его сторону.
- Борь, а что это у тебя с нижней губой? - поинтересовался и Ванько.
- А вон, - кивнул он на свою ненаглядную. - Локтем двинула, чумичка.
- Не будешь распускать! - заметила та назидательно
- Думаешь, я с тобой целоваться собирался? Больно нужно... Хотел
сказать что-то на ушко, так ты сразу...
- Ничего, до свадьбы заживет! А после она и дичиться не станет.
- Если я еще захочу на ней, дурехе, жениться!..
- Ну, а с Тамары причитается: у меня для нее сюрпризик! - Ванько вышел
в сени и вернулся с объемистым узлом.
Она сразу же узнала свою скатерть, и ей стало не до вознаграждений.
Молча развязала, стала разбирать содержимое. Это были какие-то документы,
письма, фотографии, одежда. К каждой вещи она припадала лицом, словно желая
насладиться запахом родного дома. Не всхлипывала, не причитала, только слезы
лились в два ручья... У Веры и тетки глаза тоже были полны слез. Девчонку на
время оставили одну, чтобы не мешать горестным воспоминаниям.
В и н т о в о ч н ы й порох из патронов, найденных в зарослях после
ухода наших, а также конфискованных у полицая и даже тех, что прихватил с
собой недавно ночью, расходовали бережно, он тянулся долго, но вскоре снова
кончился. Как и запас серы, которой навыколупывали было из ребристых катков,
каковыми молотили на току хлеб (ею были закреплены железные штыри-полуоси с
боков). Из этой серы приловчились делать "спички", окуная в расплав
нарезанные кусочками стебли куги. Она легко загорается от тлеющей ваты либо
уголька и воспламеняет спичку. Но все это кончилось и приходилось до
головокружения и слез дуть-раздувать, пока добьешься пламени, чтобы зажечь
лампу или в печи.
И Ванько с Рудиком отправились на Чапаева забрать остальные патроны да
заодно и распилить акациевые бревна.
Зима стояла сиротская, с неустойчивой погодой. С утра было вроде
по-божески, осадков не ожидалось. Но на подступах к станице неожиданно
потемнело, завьюжило, повалил густой снег; округа, посветлев, на глазах
преобразилась. Станичная детвора высыпала на улицы играть в снежки. На место
прибыли задолго до обеда.
На этот раз Елена Сергеевна обрадовалась не меньше Сережи, когда Ванько
вручил ей двухлитровый бидончик с керосином.
- Ой, какое ж вам спасибо, ребятки! - воскликнула она, подняв крышку и
понюхав с таким удовольствием, словно это был мед. - Без света - хоть плачь.
Было немного оливкового масла, но и оно кончилось. А этого богатства хватит
теперь до лучших времен!
- Верите, что они скоро придут?
- Без такой веры жить бы стало совсем невмоготу. Верим и надеемся. А вы
разве нет?
- Мы, теть Лена, тоже. И даже знаем, что ждать осталось недолго.
- Твои слова да богу бы в уши, как говорит наша бабушка! А это с
тобой...
- Мой товарищ, Рудик. Пришли распилить акации. Тащи, Серега, пилу!
- У нас и те дровишки еще тянутся, - сказала Елена. - Как топим, так и
поминаем тебя добрым словом.
- Зима только началась. А с Сережей вы с такими бревнами не справитесь.
Вскоре бревна одно за другим стали превращаться в кучу чурок. Когда она
выросла до внушительных размеров, Ванько уступил место у козел хозяйке и
взял в руки колун. Сережа принялся таскать поленья в сарай и делал это столь
шустро, что друг едва успевал обеспечивать его работой.
- Ну ты и моторный! - похвалил он его, когда дело шло к завершению.
-Закончим - сделаю тебе подарок.
- Который сюрприз? - вспомнил тот прежнее обещание.
- Сюрприз да еще какой! Хочешь иметь настоящий прящ?
- А то нет? А где ты его возьмешь?
- Сами сделаем. Имеется отличная резина! Кончай трудиться, найди старый
ботинок для кожатки да срежь покрасивше рогатку. Вот тебе ножик. Но смотри
не порежься, он острый.
- Ура! У меня будет настоящий прящ! - Взбрыкивая от радости, он убежал
выполнять задание. И вскоре вернулся. - Вот, нашел аж три штуки. Такие? -
показал срезанные заготовки.
- Вот эта - годится. Но давай сперва договоримся, что ты не будешь
стрелять по птичкам, даже по воробьям. Идет?
Управившись с дровами, Рудик ушел навестить тетку, Елена Сергеевна -
готовить обед, а Ванько с Серегой занялись прящом. Резинки вырезали из
противогазной маски, и он получился на загляденье. Для мишени нашлась
дырявая сковородка, на боеприпас ушла пара кирпичей. Меткости стрельбы стали
учиться метров с десяти.
Стрелял, разумеется, Сережа. Он, пожалуй, впервые держал в руках эту
заветную мечту всех подростков, и на первых порах не все получалось - мазал.
- Ты, старик, не спеши отпускать кожатку, - наставлял его Ванько. - И
когда целишься, представляй, будто перед тобой не сковорода, а полицайская
морда. И ты хочешь вмазать ему в лоб. Отомстить за тетю Клаву.
Дело вскоре пошло на лад. После нескольких удачных попаданий стрелок
счел необходимым уточнить, в кого ж можно стрелять.
- А ворон и кряков можно убивать?
- Ворон - пожалуй. Они птичьи гнезда зорят. Но, опять же, старайся,
чтоб и на расплод немного осталось.
Во время обеда он решил выяснить-таки и насчет лягушек, или "кряков",
которых летом в зароях "не меньше миллиона"
- От них больше вреда, чем от ворон. Потому что писаются, а потом на на
руках бородавки, - пояснил он.
- Сережа, ты же за столом находишься! - укоризненно заметила мать. - А
ну прекрати!
Пришлось разговор этот отложить и главное внимание уделить обеду. На
стол были поданы суп гороховый с мясом и кукурузные лепешки. А кто ж не
любит гороховый суп, даже если он и без мяса! Елена Сергеевна все же
заметила извинительно:
- Вы, конечно, заслужили лучшего угощения, но...
- Отличный супец! - не согласился Ванько. - Да еще и со с мясом. У вас
вроде и худобы никакой не видно.
- Была и худоба, да кончилась. Бычка променяла на кукурузу,
коровку-кормилицу забрали немцы. Пришлось, хоть и жалко было до слез,
извести и овечку. Ее да с пяток кур засолила в кадке, упрятала в погреб. Вот
и тянутся понемножку - и мясцо, и соль.
- Теть Лена, - управившись с добавкой, поинтересовался, на всякий
случай, Ванько, - вам, случайно, не знакома такая фамилия: Голопупенко?
Сережа прыснул, а мать сказала:
- Что-то вроде знакомое... Нет, не припомню. Тебе зачем?
- Я как-то познакомился с ихним пацаном. Я с Тамарой и он убежали тогда
из казаматки. А вот адрес, где живет, спросить не додумался.
- Может, наша бабушка знает, пойду спрошу.
Едва мать вышла, как Сережа вернулся к несостоявшемуся разговору:
- А по крякам из пряща можно стрелять? Их за станицей больше миллиона.
Квакают - аж сюда слыхать. Мы летом ходили на них с лозинами.
- Всех перелупили?
- Не-е! Может, штук сто. Мама перестала пускать: там полицаи стали
людей убивать. Я не видел, но слышал, как они из пулемета: ды-ды-ды, ды-ды!
- Ты чего это раздыдыкался, вояка? - вернулась мать. - Бабушка
вспомнила: году в двадцать шестом или седьмом дочка ее подруги выходила
замуж за казака с такой фамилией. Тогда они жили на улице, которая сейчас
называется Заройной. Это недалеко отсюда.
- Бабушка и фамилию своей подруги назвала?
- А как же: Сергиенковы. Матрена Кирилловна.
- Так я, пожалуй, щас к ним наведаюсь. Спасибо за вкусный обед! -
поднялся он из-за стола.
Ветер утих, и валил густой снег. Снежинки величиной с
бабочку-капустницу, снижаясь, делали замысловатые пируэты и тихо ложились на
землю, заборы, налипали на ветви деревьев. Хаты в нескольких метрах теряли
очертания, различались лишь их силуэты, сливавшиеся с небом, которое,
казалось, опустилось донизу. Пройдя метров двести в указанном направлении,
Ванько услышал ребячий гомон, а потом увидел и их самих, лепивших на пустыре
снежных баб. Делали это так увлеченно, что ему и самому захотелось тряхнуть
стариной. Свернул к ним и занялся делом. Снег мягок и липуч. Словно к
магниту, клеится к заготовке, навертывается, как бумага на рулон, обнажая
землю. Едва он поставил на-попа громадное тело будущего снеговика, как
ребятня, бросив свои занятия, окружила его со всех сторон.
- Оце будэ баба так баба! - раздались восхищенные голоса.
- Баба-великан!
- От бы нам таку сробыть!
- Поможете делать - считайте, что она ваша, - пообещал Ванько.
- Поможем! А шо нада делать? - хором согласились дети.
- Тебя как звать? - посмотрел он на озорного, все еще веснущатого, в
облезлом треухе, мокрого с ног до головы сорванца.
- Митя, - представился тот.
- А меня Гриша! А меня Витя! А меня Шурик! - наперебой сообщили свои
имена желающие помогать.
- Прекрасно! Витя и Митя - вы скатаете правую руку. Гриша и Шурик - вы
займитесь левой. Чтоб были вот такой толщины и одинаковые. Ты - тоже Витя?
Сбегай к плетню и принеси два прута: воткнем, чтоб руки не отваливались. За
дело!
Через короткое время на пустыре возвышался почти двухметровый
толстяк-снеговик. с глазами, носом, ртом и даже с пальцами на растопыренных
руках. К восторгу всех создателей.
- Братва, а кто из вас знает, где живут Сергиенковы? - поинтересовался
на всякий случай главный скульптор.
- Я! - вызвался один из Вить. - Вин живэ коло нас.
- Кто - вин? - не понял Ванько.
- Дедушка Михей.
- А разве баба Мотя... она уже там не живет?
- Так вона ж вмэрла, ты шо, нэ знаешь?
- И он теперь живет один, дедушка Михей? - допытывался Ванько.
- Чичас з ным отой, як его... О-он ихняя хата, - показал малец и с
полдороги припустился назад, к снеговику.
Двор Сергиенковых выглядел запущенно и неуютно, даже прихорошенный
снежным покрывалом. Стены хатенки облуплены, ставни некрашены, окна
наполовину "застеклены" фанерками. Если б не дымок из трубы да не свежий
след от порога до сарая, можно бы подумать, что подворье давным-давно
нежилое.
На зов и стук откликнулись не сразу. Лишь после настойчивого - в
фанерку окна - за дверью послышалась возня, звякнуло по меньшей мере два
крючка и в притворе показалось тронутое оспой лицо, которое хмуро
осведомилось:
- Чиво надо?
- Надо Степу Голопупенка. - Ванько узнал товарища по несчастью и ждал,
улыбаясь, приглашения войти.
- Ваня, ты?! Заходи! Как же ты меня нашел?
- Было б желание! - Гость несильно пожал протянутую руку. - Язык ведь
до Киева доводит.
Прошли в хату. Сквозь окошко в два стекла (фанерки не в счет) в комнату
проникал сумеречный свет, позволявший, впрочем, разглядеть отсутствие
должного порядка и здесь. Но было тепло: в печи весело потрескивали дрова.
Отблески пламени падали на дощатый стол с немудрящей утварью - ведром с
водой, ковшиком и другой мелкой посудой.
- Один хозяинуешь? - спросил Ванько, не найдя взглядом деда.
- С дедушкой. Но он почти не слазит с печи. Садись вот сюда, к огню, -
указал Степан на примитивный табурет о трех ножках врастопырку и вогнутым
сидением из войлока; сам устроился на чурке рядом.
- У тебя что, родных больше никого нет?
- Почему? Мама и сестренка. Я, вобще-то, живу не здесь.
- Отчего ж не заберете к себе деда?
- Пока переходить не соглашается. Мы бабушку недавно похоронили, еще и
сорока дней не прошло. Помянем - тогда. Но ты не думай, я все время при нем!
- Ты с кем там, внучок, разговариваешь? - донесся с печи скрипучий
старческий голос.
- Это, деда, ко мне товарищ пришел в гости. - Внук поднялся и подошел
ближе. - Вам ничего не нужно?
- Нет, не нужно... Слышу - незнакомый голос, вот и спросил.
- Я думал, больше не придется с тобой свидеться, - вернулся на свой
чурбак Степа. - Жалел, что не удастся поблагодарить за находчивость и
смелость. Если б не ты - не знаю, чем бы все кончилось... Ты-то какими
судьбами попал к нам тогда в компанию?
- Понимаешь, днем раньше что-то приключилось с нашим товарищем. Он ушел
в станицу к знакомой девочке поздравить с днем рождения. Обещал к вечеру
вернуться. Не пришел. А парень он не из таких, что пообещает и не сделает.
Особенно мать переживала. Чует, говорила, мое сердце: что-то с ним
случилось... С сердцем у ней неважно, волноваться нельзя. Я собрался - и в
станицу, - неспеша, обстоятельно стал рассказывать Ванько. - Адреса
именинницы еще не знал. Решил пройти к комендатуре, где работает ее мать...
- Да ты что! - перебил Степан, нахмурившись. - Он что, дружил с дочкой
фрицевской прислужницы?
- Видишь ли, они подружились, когда мать еще не работала у немцев, -
пояснил Ванько. - И тогда они жили у нас на хуторе. Вобщем, я держался около
входа, хотел дождаться, пока Ольга Готлобовна зачем-либо выйдет. Поскубался
с одним придурком-полицаем. За это и задержали.
- Понятно... Наверно, в тот же день и я чуть не влип в одну историю, -
вспомнил собеседник. - Твоего товарища звали, случаем, не Андрей?
- Точно. А ты откуда знаешь? - удивился на этот раз гость.
И тот рассказал ему, при каких обстоятельствах произошло знакомство с
Андреем и Мартой.
- Нам стало известно, - под конец его рассказа сообщил Ванько, - что
они - и ваши ребята тоже - живы и в безопасности: их каким-то образом
вызволили партизаны. Ты никого из тех своих одностанишников не встречал?
- Как же, видел. Но никто из них подробностей не рассказывал. А от кого
стало известно вам, если не секрет?
- Вообще-то, конешно, секрет... Но ты, вижу, парень надежный, поэтому
скажу: от переводчицы.
- Странно... А она откуда узнала?
- Неважно. Главное - она передала нам записку, написанную андреевой
рукой.
- Вот это да!.. Выходит, ее мать - наш человек. А я ей в тот день, во
время допроса, нахамил, как последний сукин сын.
- Да ты не переживай. Ей и не такое приходится выслушивать...
- Ну а вы как, я имею в виду тогда, в каталажке?
- Мы с девчонкой убежали вслед за тобой, а ее отец так и остался. Она
тоже было заупиралась, но я унес ее силком. Зашли за малышом, и теперь они
живут у моей тети. Вот токо мать... она оказалась тяжелобольной.
- Слыхал, их повесили на воротах стадиона... Но, говорят, и карателям
непоздоровилось: кто-то швырнул в них гранату, прям из толпы.
- Раз уж я тут разоткровенничался, то так и быть, признаюсь: наша это
работа. Случайно попали на стадион, стали свидетелями казни, ну и не
сдержались. К слову сказать, кроме родителей Тамары, тогда повесили и одного
из полицаев, что приходил сводить нас в туалет. А второго ты так звезданул
прикладом, что проломил череп, и его пристрелили.
- Ну, ты меня седни порадовал! - воскликнул Степан. - Где ж вы гранату
взяли? - Ванько рассказал и это. - А у нас, гадство, ничего такого нет, - с
сожалением вздохнул он. - В магазине винтовки, что я тогда прихватил, было
всего четыре патрона. Мы их уже израсходовали. Такой обрезик из нее
получился! Но он оказался почему-то наш, советский. А патронов к нему нет -
вот в чем беда.
- Этой вашей беде я, пожалуй, помогу, - пообещал Ванько, тронутый
жалобными нотками в голосе собеседника. - Правда, боюсь, не наломали б вы
дров. Уж больно ты, извини, рисковый малый...
- Да все будет нормально! - схватил его руку Степа. - Слово даю! Я за
время оккупации лет на десять повзрослел и поумнел. А у тебя их много,
патронов?
- Много дать не смогу. Обоймы две-три, не больше.
- А когда? - Парень снова, теперь уже в благодарность за услугу, потряс
его руку.
- Можно прям сейчас. Одевайся и сходим, тут недалеко.
У ч а с т о к степи, на котором Борис с Мишей установили петли из
телефонного провода, получился исключительно "урожайным": за весь ноябрь не
было, пожалуй, случая, когда бы они возвратились из обхода порожнем. Но в
декабре зачастили дожди, порой со снегом и ветром. В ненастье заяц, видимо,
предпочитал отлеживаться в сухом кубле: уловы резко упали либо отсутствовали
вовсе. По этим причинам пропадало желание темными утрами "мокнуть заздря".
Но, случалось, к обеду становилось на погоде, и нужно было наведаться, чтобы
хоть поправить сбитые непогодой петли. И как было обидно и досадно, когда
один, а то и два "дурошлепа" все-таки попадались, но к этому времени
оказывались расклеванными вороньем!
А однажды зайчатников ждал пренеприятнейший сюрприз: на застолбленном
ими участке кто-то насторожил свои петли. Да еще какие - из сталистой
оцинкованной проволоки. Причем, петли эти порой установлены были в
нескольких метрах от ихних.
Чья-то откровенная наглость возмутила ребят и обозлила. Решено было на
следующее утро прийти сюда пораньше, чтобы узнать, кто же решился на такое.
Может быть, даже отдубасить. Однако наглецами оказались двое ивановцев,
постарше и посильней физически. Поговорить с ними по-хорошему не пришлось -
не захотели.
- Мало того, эти лбы, - жаловался Миша Ваньку, - еще и отняли у нас
двух зайчуганов. И пригрозили, воще, посчитать ребра, ежли застанут еще хоть
раз.
Ванько пообещал разобраться с ними, как только станет на погоде.
Благодаря нежданно-негаданн