огненном смерче.
Пулемет умолк.
 Началась гонка. Озлобленные солдаты неслись за духами, со-скальзывая на
камнях, разбивая в кровь локти и колени. Пот  лился ручьями, застилая глаза,
заливая рот. Духи  шли налегке, изредка залегая и огрызаясь огнем автоматов.
В  Сашкиной группе упал еще один  боец со  снесенным  пулей лицом.  Никто не
остановился в  едином порыве  догнать,  отомстить. Люди бежали, перепрыгивая
через трупы духов. Краем глаза Сашка видел, как воронежец Валька  Кривко, не
останавливаясь, стрельнул коротко по петляю-щему духу,  пытавшемуся скрыться
за  камнями, оставлявшему  за  собой грязно- кровавый след. Дух  дернулся  и
упал, ударившись лбом о чуть не  спасший его камень. Сашка спешил- если духи
ус-пеют спуститься  с  этой сопки,  они уйдут в пещеру, а  там- ищи  ветра в
поле. И он  спешил, безжалостно гоня солдат  вперед.  Когда  вскарабкался на
вершину,  отряд  духов  уже   втягивался  в  одну  из  пещер,  протянувшихся
лабиринтами на  многие сотни километров. Сашка присел на  колено, передвинул
прицельную  планку  и  оди-ночными  выстрелами  стал бить  по последним, еще
видным отсюда духам.  Солдаты  лупили  очередями,  взметая фонтанчики пыли и
брызги  скальных   осколков.   Злорадно  Сашка  заорал:  "Есть!   ",  ко-гда
предпоследний из духов  упал.  Последний остановился, повер-нулся  к Сашке и
застрочил из  автомата.  Что=то  резко  отбросило"  Сашку назад.  Бронежилет
выдержал  пулевой  натиск, но правое плечо и левое бедро обмякли, раскаляясь
знакомой болью. Сашка рухнул на спину и уплыл в черноту.
 Ахмед  Каримов --  сын  карагандинского шахтера- полоснул оче-редью  по
ногам духа. Дух завизжал, крутанулся и  попытался до-бежать до спасительного
зева пещеры, но запутался в  перебитых  ногах и, спотыкаясь, подгоняемый еще
одной ахмедовской очере-дью, ткнулся лицом в землю.
 Медбрат Андрей Шубин,  отчисленный за  фарцовку  из  медин-ститута, уже
колдовал над командиром.  Подсунул ему под  голову  свой вещмешок,  содрал с
него  бронежилет,  давая  Сашке глубоко дышать.  Сашка потянулся  к  ватному
тампону с водой, но не смог его взять и прошептал только  что=то о медсестре
из  хирургии, как понял Андрей.  Солдаты крутились рядом, ожидая,  что будет
дальше. Борис Лапчинский -- связист -- передавал в часть все, что произошло,
и просил прислать вертолет. Обещали. Сержант Сере-га Ильин послал пятерых за
убитыми солдатами и оружием и еще троих отправил разведать вход в пещеру.
 Сашка все еще не приходил в себя, хотя Шубин обрабатывал раны спиртом и
колол ему промедол. Раны были сквозные, только одна пуля застряла и бедре, и
Андрей не мог понять, в мышце или в кости.
 Борис и двое друзей-украинцев из Знаменки  не  спеша шли  к пещере. Они
знали, что  духи уже далеко, но для успокоения, по-дойдя ко входу  в пещеру,
швырнули  туда по гранате  и  пальнули из  автоматов.  Теперь  они  стояли и
курили-ждали, когда осядет  пыль. И вот тут=то их беспечность была наказана.
Подстреленный  Ахме-дом  дух пришел  в себя  и увидел прямо перед собой  три
солдатские  спины. Он  бесшумно  подтянул  к  себе  автомат,  и,  не целясь,
реза-нул очередью по беззащитным  мишеням. Все трое  упали. Сержант бросился
на  выстрелы и, еще не осмыслив  происшедшего,  врезал носком сапога в  лицо
духа.
 Теперь  они  остались  втроем с  медбратом и командиром. Анд-рей стянул
руки  духа капроновым  шнуром, накрыл  бушлатами те-ла погибших  и  пошел  в
пещеру, рявкая подствольником и рыкая автоматом.
 Серега  Ильин  сидел  около  командира и  пытался нащупать  связь.  Ему
ответили. Он сообщил о случившемся,  выслушал в  от-вет мат дежурного майора
Стефанчука и  отключился. Скоро по-дошли посланные за убитыми. Они притащили
четверых: Памлее-ва,  и  погибших от  его  гранаты  Кудимова Генку и  Святко
Ивана, а также  Пряжко  Илюху из первых погибших  сегодня.  Сбросили с  плеч
автоматы и растерянно слушали ужасную новость. Серега  отправил их назад, за
остальными. Ребята нехотя  переглянулись и  побрели в гору. Сержант окликнул
их:
 -- Мужики, вы там аккуратней, посматривайте, скоро стемнеет.
 Через полтора часа они вернулись, принеся  с собой еще пять трупов. Уже
было темно.  Серега тревожился об Андрее, еще  не  вернувшемся из  пещеры, и
хотел  было  идти  на  поиски.  Но Ахмед  сказал,  что  пойдет  сам.  Ребята
перетащили  тела  убитых  поближе  к командиру. Сашка Митюк  и  Васька Дымов
стянули  с  них окровав-ленные, заскорузлые  бушлаты  и накрыли  головы всех
погибших.  Потом сели, закурили и штык-ножами начали вычищать из=под  ногтей
засохшую  кровь, хмуро  щурясь и  отгоняя  дым, назойливо  лезший в  глаза в
абсолютном безветрии.
 Вдруг  от  пещеры раздался  крик. Все подскочили  и, щелкая  за-творами
автоматов, побежали туда.  Ахмед, затянув вокруг шеи духа размотанную чалму,
тянул ее через камень, пытаясь удавить живучего духа. Серега кинулся к нему,
но  Ахмед, злобно  ощерив-шись, смахнул автомат  на  грудь, направил  его на
сержанта:
 --  Назат,  назат,  сирщант.  Я  его  сам  убиват  будую.  Я  этат  гат
раз-арву-у.
 Дух, чуть обмякший, встрепенулся и попытался встать на ноги,  перебитые
пулями,  но Ахмед в  ярости  дернул  шелк чалмы, и дух захрипел,  выплевывая
кровь и вытягиваясь в предсмертной судо-роге.
 Из пещеры  вынырнул Андрей. Он  подошел  к  умирающему ду-ху, освободил
узел, пощупал шею и сказал:
 --  Хана. Ахмедка, ты  ему  шею  сломал,  хотя, может  еще  пару ча-сов
протянуть.
 Ахмед опять вздернул  автомат и влепил в духа полмагазина. Брызги крови
хлестнули  по лицу  Андрея,  он  вернулся,  спокойно вытерся грязным рукавом
бушлата и негромко сказал:
 -- Сержант, я склад нашел.
 Наступила ночь. Сашка уже дважды приходил в себя, просил пить, требовал
доложить ему обстановку и вновь  уходил в свою безбольную тишину,  где сразу
встречал Таню. Около него посто-янно  находился Андрей, остальные таскали из
пещеры  оружие  в ящиках, патроны  в цинках,  коробки  с минами и гранатами.
Здесь было все: и автоматы "Узи", и "Томпсоны", и АК, и М-16, было несколько
базук,  маузеров,  наганов,  итальянские  мины  ТС-6,  5,  английские  МК-7,
мины-лягушки и даже  два  пулемета  "Максим". К двум часам ночи  перетаскали
все-  устали  как черти. По связи им сообщили, что  вертушка  будет к  семи.
Спать  никто  не  хотел.  На-стороженно  ждали  рассвета,  который  медленно
наступал, разбухая краснотой полоски над осточертевшими горами.
 Вертолет прилетел в восемь часов.  Сделал несколько кругов над группой,
поднимая тучи пыли, потом  осторожно сел.  Летчики торопились -- нужно  было
забрать  еще несколько  групп, а до Кан-дагара час лету.  Бортач раскинул  в
конце салона брезент, на него сложили штабелем двенадцать трупов. Прикрепили
ремнями к  бортам  ящики с  трофеями, только оружие,  все остальное взять не
могли ввиду перегрузки машины. Патроны и мины торопливо  сбросили в кучу,  и
Андрей  подорвал  ее.  Аккуратно положили ко-мандира на  подвесные  носилки,
расселись по скамьям, и вертолет, грузно свистя и подрагивая, начал набирать
высоту.  Сержант по-просил  у борттехника  ларингофоны и  уговорил командира
борта  врезать  НУРСами* по пещере.  Летчик  кивнул головой,  развернул  нос
"восьмерки"  к скалам  и,  найдя  нужные  ориентиры,  всадил всю  кассету  в
разинутую пасть пещеры, затем поднял машину на высоту и лег на курс, ведущий
в Кандагар.
 В то время,  когда Сашку перегружали из вертолета в санитар-ную машину,
Таня находилась в ста метрах от него,  проходила  та-моженный контроль перед
посадкой в самолет.
 Веревкин не находил себе места  от злобы.  Всю группу Сашки,  включая и
погибших,  наградили медалями  "За боевые  заслуги", а Сашке еще в госпитале
вручили  "Красную  звезду".  Наградные  документы получал  и оформлял  майор
Стефанчук. После госпита-ля Сашка получил досрочный отпуск.
 Сашка  шел по  знакомой дороге на  аэродром, через  час  оттуда вылетал
военный  ИЛ-18  на Тузель в Ташкент. Сашка шел прихра-мывая,  раненые нога и
рука еще ныли, но уже не могли отравить праздничного настроения. Он шел мимо
знакомых  породненных с  ним  солдат  и  офицеров,  такой же  пропыленный  и
пропахший  вой-ной, мимо "Арианы"  с толпой бачей, желающих куда=то улететь,
мимо зенитчиков,  направивших свои орудия на близкие смерто-носные горы, шел
к  заруливающему к  посадочной  площадке ИЛу, который  унесет  его  домой  к
родителям, к Тане, к мирной жизни на целых два месяца.




Глава 6. "Димка"

 Все началось с того, что пропала Лидкина фотография. Димка обшарил  всю
палатку,  просматривая  каждый сантиметр, заглядывая  под  тумбочки, в  щели
между досок полово-го настила --  нигде не нашел. Димка страшно расстроился.
Фото-графия была  цветная.  Лида  сфотографировалась по колено в про-зрачной
черноморской  воде. Слева  от нее  открывалось  море, сжа=тое с  двух сторон
затуманенными  утесами,  а справа тянулся  пляж,  усыпанный  мелкой галькой.
Лидка стояла, отставив левую ногу и  опершись на бедро ладонью,  правую руку
подняла  вверх, как буд=то манила кого=то к  себе (Димка --  то знал, что не
кого=то, а его... и только его! ). Яркий красный купальник узенькой полоской
плотно облегал  золотистое тело девушки. Выгоревшие  светлые волосы, недавно
высушенные солнцем, слегка поднимались ветром, дув-шим с  моря. Лидка весело
смеялась, и Димка помнил почему.  Он  стоял  надутый из=за  того, что  Лидка
кокетничала  с  молодым фото-графом грузином,  который  сделал снимок и ушел
кокетничать с другими девушками и зарабатывать деньги.
 Было  все это год  назад,  когда Димка еще и не думал,  что  в ок-тябре
уйдет в армию, а в декабре уже будет здесь, в Афгане. Когда Димка смотрел на
фотографию,  все в  нем  сладко замирало. Он вспомнил мельчайшие подробности
того  лета. Чувствовал солоно-ватый  привкус  моря  на Лидиных  губах,  чуть
шершавую горячую кожу и неожиданно прохладную мягкую грудь, белеющую под его
ладонью, когда они оставались вдвоем  в своей маленькой комнат-ке, снятой за
четвертак в сутки на две недели.
 Потом они вернулись домой в Воронеж. Оба учились в универ-ситете, но на
разных  факультетах  и  курсах.  Виделись  часто.  Выпа-дала  возможность --
ночевали в месте. Но все же такой близости, как в адлеровское лето, не было.
Сумасшедший  ритм  городской  жизни  не  давал  расслабиться,  и,  оставаясь
наедине, отдыхая после любви в  постели, каждый строил на завтра свои планы,
забывая о существовании партнера.
 Когда  Димка  получил повестку,  Лида  вначале  расстроилась,  а  потом
сказала, что  постарается  дождаться,  но ничего обещать  не хочет. Димка не
настаивал на  ожидании, впереди его  ожидала не-знакомая  служба. Теперь  он
здесь, а она там, и их снова потянуло друг к другу, любовь нахлынула с новой
силой.  Лида  писала чуть ли не  каждый день, а  Димка, как только выдавался
свободный час, вытаскивал  из внутреннего кармана свернутый тетрадный лист и
продолжал  писать начатое  во  время  перекуров-передыхов письмо. Однажды он
отправил  Лидке  свою  фотографию,  где  он  стоял  в полном  вооружении:  в
бронежилете, в каске с маскировочной се-тью,  в лифчике, набитом гранатами и
автоматными  рожками,  с ав=томатом  в руке. Он стоял  у  глинобитной  стены
дувала,  обожжен-ной пламенем догорающей "барбухайки",  стоящей на  переднем
плане. По лицу Димки стекал грязный пот, разрисовывая лицо по-лосками, как у
зебры,  а  камуфляж был заляпан  чужой  кровью.  Что и говорить, снимок  был
жутковатый. Димка  чувствовал,  что этой  фотографией он произведет глубокое
впечатление на Лиду и ее подруг, которым Лидка обязательно ее покажет. Домой
он отправ-лял другие фотографии -- нейтрального содержания: встреча Кар-маля
в  Кандагарском аэропорту, у  ротной палатки  с ребятами сво-его призыва или
лежа на проклятой пыли, почему=то упорно назы-ваемой песком, в одних трусах.
На всех  этих снимках оружия не было и близко, только в  почетном  карауле у
входа  в "Ариану",  ку-да  должен  был проходить  после  высадки из самолета
Бабрак  Кар-маль. Димкина рота стояла  с автоматами на  груди.  Но почему=то
хадовцы* повели генсека сразу с трапа в черную "Волгу" и куда=то увезли.
 Сегодня  они вернулись  с "большого  сидения" на  точке, где проторчали
неделю тихо и  мирно, даже  ни разу не выстрелив. Прапорщик Белов -- старший
по команде- только недоуменно ма-терился и разводил  руками. Но как бы то ни
было  они  вернулись  в  часть, и  Димка ждал с нетерпением время, когда  он
вскроет  два Лидкиных  письма  и, поставив перед собой ее  фотографию, будет
читать их и перечитывать.
 В ответ на свою фотографию, Димка  получил от Лидки ту са-мую, морскую.
Снимок был  размером  с конверт, и носить его с  собой в хэбэшке было  жаль,
сминались углы и  пропитывалось все насквозь  потом.  Поэтому  Димка  сделал
тайник. Взял "цинк" от пистолетных патронов, завернул фотографию в целлофан,
выбрал время, когда никого не  было в  палатке, оторвал короткую доску  пола
под своей кроватью и сунул туда коробку со снимком и то-ненькую  пачку чеков
за прослуженные в Афгане девять месяцев.
 Димка  дождался, когда  все  ушли смотреть фильм, вынул  "цинк", деньги
были на месте, а  вот карточка  исчезла. Лямка  тупо  уставился  в коробку и
лихорадочно соображал,  куда же она могла  подеваться. Прекратив поиски,  он
уселся на койку и замер. Что=то недоброе надвигалось на него  и давило своей
тяжестью.
 В палатку кто=то вошел. Димка поднял голову и увидел вечного посыльного
по  штабу, хитрющего  и постоянно чем=то болеющего  татарчонка Мамлеева. Тот
приплясывал от  нетерпения сообщить какую=то  гадость  и,  не  приближаясь к
Димке, утвердительно спро-сил:
 -- Што, баба свая патирял?
 Димка взметнулся с койки. Мамлеев отскочил к выходу:
 -- Дай десять чек, сыкажу, кде гуляит.
 Димка  вынул из кармана десятку, скомкал ее и перебросил  Мамлееву, тот
проворно схватил деньги и, озираясь по сторонам, тихо сказал:
 -- Бобанов у сибя в каптерка сидит, дрочит на твая баба.
 Димка выскочил  из палатки и побежал  к  продскладу, где жил Бобанов --
солдатский повар.
 Бобанов  был   здоровенным  мужиком  лет  двадцати  пяти,  квад-ратный,
обросший сплошь волосами, весь какой=то грубый, обезь-яноподобный. Говорили,
что  он отсидел  за  что=то  год  или два. Но  точно  никто  не знал,  да  и
интересоваться  не собирался. Водил Бо-банов дружбу еще с четырьмя такими же
громилами из  полка, вечно отирающимися у  складов, но  в рейдах их никто не
видел.
 Димка добежал до вагончика, через щели занавешенного окош-ка пробивался
свет. Димка приник  к  щели. Боб сидел  на кровати  спиной  к  Димке. Локоть
правой  руки  Боба ходил вверх вниз. Боб постанывал, а потом вдруг захрипел,
чуть ли не заорал, откинулся спиной на стенку кунга, и Димка  увидел,  что в
левой  руке зоба за-жата  фотография  Лиды,  и  тугая струя бобовской спермы
ударила прямо в Лидино лицо. Димка шибанул дверь ногой, та с треском слетела
с петель  и рухнула  внутрь,  вместе с  ней  в  комнату  ворвал-ся Димка. Он
подскочил   к  Бобу  и  врезал  ему  кулаком  в  челюсть.  Боб  схлипнул  от
неожиданности и быстроты случившегося и по-пытался встать на ноги. Но Димка,
не давая ему опомниться, с раз-ворота ударил каблуком  ботинка Боба в грудь.
Боб  все  же успел увернуться и  смягчил  удар. Димку занесло, и он  чуть не
упал.  Боб  поднялся  с  кровати  и,  широко  расставив  руки,  не  выпуская
оск-верненную  фотографию,   шел  на   Димку.  Ширинка   штанов  Боба   была
расстегнута, и сквозь нее  Димка увидел волосы лобка, пятна спермы на штанах
и, кипя от омерзения  и  ярости, нанес Бобу  удар в пах, после которого  тот
рухнул на  колени, ткнулся лбом  в пол  и  глухо завыл.  Димка  выхватил  из
крепкой лапы Боба  карточку и бросил  ее в печурку, на которой разогревалась
банка  тушенки.   Димка  от  злости  швырнул  и  ее  вслед   за  вспыхнувшей
фотографи-ей, и  не успел он еще  выйти из кунга, как  нераспечатанная банка
взорвалась, обрызгивая Боба ошметками горячего мяса и обсыпая пеплом.
 Димка  возвращался  в  палатку.  Его  душили  слезы  и  злость.  Что=то
оборвалось в нем,  сломалась  вера  в  то, что  все будет  хорошо. Он  долго
ворочался  на скрипучей кровати, все никак не  мог  успо-коиться  и задремал
только под утро.
 Димка понимал,  что  все это ему так просто с  рук не сойдет. Боб и его
друзья никогда не  сдадут  своих позиций  ни околоскладской  жизни, сытой  и
безбоевой, ни "дедовских" привилегий, которые старались сами же насаждать. И
такое  происшествие-"годок"  из-бил  "деда"-просто  не  могли  оставить  без
внимания. Димка никому не рассказывал о случившемся, но  за него  постарался
Мамлеев. Так что все уже знали, что именно Димка  расквасил  морду  Бобу. По
полку ходили слухи, что Боб и  его друзья- гомики. Якобы, кто=то из  молодых
насильно побывал у  них "в  гостях" и был изнасило-ван. В знак благодарности
за услуги  его  пристраивали  на  тыловую  работу при содействии  прапорщика
Веревкина.
 Димка тоже это знал. Были у него два  хороших товарища: Се-рега Пухин и
Денис Ковров, предлагали ему свою помощь, но Димка не захотел, отказался.
 Через  неделю рота ушла  в  горы.  Десять дней  бродили по зелен-кам  и
кишлакам. Были стычки с духами, но не  серьезные, издалека. В последний день
поиска наткнулись на большую банду-караван. Бились с ними часа три в теснине
узеньких кишлачных улочек. По-гиб Сережка Пухин. Пуля всхлипнула в его горле
и обдала кровью Димкины руки. Упал Серега, Денис подскочил к нему,  а Димка,
поняв безнадежность, ринулся вперед,  за  прапорщиком Беловым. Бежали рядом.
Широко  раскинулась цепь роты, охватила весь кишлак.  Плечо  в  плечо бежали
вслед за  бандой,  уходящей в  зелен-ку,  прапорщик и  солдат.  Вдруг  Димка
увидел, как из=за  покоре-женного дувала высунулся ствол винтовки и направил
свой  злой  зрачок в грудь  Белова, а тот, часто и громко  дышал, целился на
бегу в духа, мчавшегося по дувалам  и поливавшего преследовате-лей из своего
автомата. Димка кошкой кинулся на  грудь прапор-щика и сбил его с ног, когда
хлопнул одинокий винтовочный вы-стрел. Пуля угодила Димке в предплечье левой
руки. Белов  мгно-венно среагировал, швырнул за дувал гранату, и оттуда  уже
боль-ше никто не стрелял.
 В этот  же  вечер рота вернулась в полк. В госпиталь Димка  не пошел. В
лазарете ему  промыли сквозную  рану,  сделали уколы.  Димка  отлеживался  в
палатке  между перевязками  утром и вече-ром.  К  нему  каждый день  заходил
прапорщик  Белов,  приносил  шоколад,  виноград,  дыни,  угощал  сигаретами.
Сегодня,  перед  ухо-дом  в  очередной  рейд. Белов  сказал,  что  на  Димку
отправили на-градной лист за спасение жизни командира. Рота ушла.
 Димка и еще несколько легко раненных солдат слонялись по плавящемуся от
жары городку, не  зная, чем себя  занять. До одури играли  в нарды,  спали в
липком  поту, писали  письма. Несколько раз в  палатку заходил Мамлеев, но с
ним никто не разговаривал,  и он, ничуть  не обижаясь,  уходил к офицерскому
модулю, где охра-нял вещи офицеров, за что  те  щедро  делились с ним  своим
пайком.
 После  обеда  Димка  бродил  между палаток,  сочинял ответ на последнее
Лидкино письмо.  Рука чуть ныла,  заживляюще  подерги-вало рану. Мимо  Димки
проскочил Мамлеев  с  "цинком"  автомат-ных патронов. Димка пошел за  ним  и
увидел, как татарчонок шмыгнул в  каптерку  Боба и  так же  быстро  выскочил
оттуда...  Димка   заинтересованно  подошел   поближе.  Около  домика  стоял
привязанный уздечкой к распахнутой  двери ослик местного ду-канщика*,  а  из
домика слышался голос Боба:
 -- Старик, сто тысяч афошек и до свидания.
 --  Бали, бали,  да-да, шурави, семисят тыщач,  бали, бали, -- отве-чал
голос торговца.
 Бача, имей совесть. Смотри, совсем новый. Еще семьсот па-тронов дам.
 -- Бали, бали, шурави, семисят...
 -- Вот, мать твою, давай сто, еще ящик тушенки даю.
 -- Восимисят, шурави, восимисят, -- гнул свое голос дуканщика.
 Димка  не  мог понять и поверить догадке, чем торгует