я  перевести  дух.  Внутри  их
правой опоры находился малозаметный ржавый металлический ящик для почты  -
там лежал большой коричневый сверток.
   Это безумие, подумал он. Полное безумие.
   Он не побежал к воротам, зная, что ничто так не привлекает человеческий
взгляд, как внезапное движение. Наоборот, он заставил себя не спеша  выйти
из кустов, словно это было самым естественным делом в мире, вынул  сверток
из почтового ящика и неторопливо прошел за ворота.
   Он ожидал, что сзади раздастся крик или выстрел. Но единственным звуком
был шорох деревьев на  ветру.  Подойдя  к  машине,  он  почувствовал,  как
трясутся его руки.



3

   - Почему мы верим в Германию и фюрера?
   - Мы верим в Бога, поэтому верим в Германию, которую Он создал  в  этом
мире, и в фюрера, Адольфа Гитлера, которого он ниспослал нам.
   - Кому мы прежде всего должны служить?
   - Нашему народу и нашему фюреру Адольфу Гитлеру.
   - Почему мы повинуемся?
   - По внутреннему убеждению, благодаря вере в Германию, фюрера. Движение
и СС и преданности делу.
   - Хорошо! - одобрительно кивнул преподаватель. - Хорошо. Через тридцать
пять минут собираемся на южной спортплощадке. Йост, останьтесь.  Остальные
свободны!
   Коротко подстриженные, в мешковатых  светло-серых  робах,  курсанты  СС
походили на заключенных. Они шумно покинули класс, гремя стульями и  топая
сапогами по неструганным  доскам  пола.  Сверху  с  большого  портрета  им
благосклонно улыбался покойный Генрих Гиммлер. Одиноко стоявший в середине
классной  комнаты  по  стойке  "смирно"  Йост  выглядел  покинутым  всеми.
Некоторые курсанты, выходя, бросали на него любопытные  взгляды.  Кто  же,
как не Йост, было написано на их лицах. Йост - странный, нелюдимый, всегда
третий лишний. Вечером в казарме его вполне могли снова избить.
   Преподаватель кивком указал в конец комнаты.
   - К тебе гость.
   Оттуда, опершись на радиатор и скрестив руки на груди, на него  смотрел
Марш.
   - Еще раз здравствуй, Йост, - сказал он.
   Они пошли по широкому плацу. В одном  углу  перед  группой  новобранцев
разглагольствовал гауптшарфюрер СС. В другом около сотни юношей  в  черных
тренировочных  костюмах  под   громкие   команды   послушно   разгибались,
сгибались, касались руками носков  ног.  Визит  к  Йосту  напоминал  Маршу
посещение заключенных  в  тюрьме.  Тот  же  специфический  запах  мастики,
дезинфекции и кухонного варева. Те же уродливые  бетонные  здания.  Те  же
высокие стены и патрулирующие часовые. Подобно концлагерю,  училище  "Зепп
Дитрих" было огромным замкнутым  учреждением,  полностью  отгороженным  от
мира.
   - Можно где-нибудь уединиться? - спросил Марш.
   Йост смерил его малопочтительным взглядом.
   - Здесь никакого уединения. В этом все дело. - Они прошли еще несколько
шагов. - Думаю, можно попробовать в казарме. Все сейчас в столовой.
   Они повернули, и Йост повел следователя к низкому выкрашенному в  серый
цвет зданию. Внутри было мрачно, сильно  пахло  мужским  потом.  Не  менее
сотни коек, выстроенных в четыре ряда. Йост  правильно  угадал  -  казарма
пустовала. Его койка находилась в центре, ближе к задней стене.  Марш  сел
на грубое коричневое одеяло и предложил Йосту сигарету.
   - Здесь нельзя.
   Марш помахал перед ним пачкой.
   - Давай. Скажешь, я приказал.
   Йост с благодарностью взял. Он  опустился  на  колени,  открыл  стоящий
рядом с кроватью металлический  рундучок  и  стал  искать  что-нибудь  под
пепельницу. Дверца была откинута, Марш видел, что находится внутри: стопка
книжек в бумажных переплетах, журналы, фотография в рамке.
   - Можно?
   Йост пожал плечами.
   - Конечно.
   Марш взял в руки фото.  Семейный  снимок,  напомнивший  ему  фотографию
Вайссов. Отец в  форме  эсэсовца.  Застенчивая  мать  в  шляпке.  Дочка  -
прелестная девочка со светлыми косами, лет четырнадцати. И сам  Йост  -  с
пухлыми щеками, улыбающийся, совсем не похожий на замученное,  остриженное
наголо существо, стоящее на коленях на каменном полу казармы.
   Йост заметил:
   - Изменился, верно?
   Марш был потрясен и пытался скрыть это.
   - Твоя сестра? - спросил он.
   - Она еще учится в школе.
   - А отец?
   - Сейчас у него машиностроительное предприятие в Дрездене. Он был среди
первых в России в сорок первом. Отсюда форма.
   Марш внимательно вгляделся в суровую фигуру.
   - Никак у него Рыцарский крест?
   Высшая награда за храбрость.
   - О да, - ответил Йост. - Настоящий герой войны. - Он взял фотографию и
положил в рундучок. - А ваш отец?
   - Он служил в имперском флоте, - сказал Марш.  -  Был  ранен  в  первую
войну. Так по-настоящему и не поправился.
   - Сколько вам было, когда он умер?
   - Семь.
   - Вы о нем вспоминаете?
   - Каждый день.
   - Вы тоже служили во флоте?
   - Почти. На подводной лодке.
   Йост медленно покачал головой. Его бледное лицо порозовело.
   - Все мы идем по стопам отцов, верно?
   - Возможно, большинство. Но не все.
   Некоторое время они молча курили. Марш слышал, что  на  плацу  все  еще
продолжаются занятия физкультурой. "Раз, два, три... Раз, два, три..."
   - Эти люди... - произнес Йост и снова задумчиво покачал  головой.  -  У
Эриха Кестнера есть стихотворение "Маленький марш".  -  Закрыв  глаза,  он
продекламировал:

   "Вы любите ненавидеть и подходите к миру с меркой ненависти.
   Вы в человеке выкармливаете зверя,
   Чтобы зверь этот рос внутри вас!
   Чтобы зверь в человеке пожрал человека".

   Марш почувствовал  себя  неловко,  став  свидетелем  внезапного  взрыва
чувств в молодом человеке.
   - Когда оно написано?
   - В тридцать втором.
   - Я его не знаю.
   - Вы и не могли знать. Оно запрещено.
   Последовало молчание. Потом Марш сказал:
   - Мы теперь знаем личность обнаруженного вами покойника.  Доктор  Йозеф
Булер. Видный чиновник генерал-губернаторства. Бригадефюрер СС.
   - Боже мой, - схватился за голову Йост.
   - Как видишь, дело приняло серьезный оборот. Прежде чем  встретиться  с
тобой, я навел справки в караулке у главного входа. У  них  отмечено,  что
вчера утром ты, как обычно, покинул казарму в пять тридцать утра. Так  что
время, указанное в твоем заявлении, - полная бессмыслица.
   Йост  по-прежнему  закрывал  лицо  ладонями.  Между   пальцами   горела
сигарета. Марш наклонился, забрал ее и погасил. Потом встал.
   - Смотри, - сказал он. Йост поднял глаза, а Марш побежал  на  месте.  -
Это ты вчера, верно?  -  Марш  изобразил,  как  он  устал,  стал  пыхтеть,
смахивать пот со лба. Йост невольно улыбнулся. - Хорошо. - Марш  продолжал
бег. - В лесу и на тропинке у озера ты  на  бегу  думаешь  о  какой-нибудь
книге или о том, как тебе ужасно плохо живется. Льет дождь, света мало, но
вдалеке слева ты что-то замечаешь... -  Марш  обернулся.  Йост  напряженно
смотрел на него. - ...Не знаю что, но только не труп.
   - Но...
   Марш остановился и направил палец на Йоста.
   - Мой совет: не залезай еще глубже в дерьмо. Два часа назад я снова был
на месте, где было обнаружено тело, и проверил - ты никак не  мог  увидеть
его с дорожки. И снова побежал на месте. - Итак, ты что-то видишь,  но  не
останавливаешься. Пробегаешь мимо. Но, будучи добросовестным  парнем,  ты,
пробежав пяток минут, решил, что лучше вернуться и посмотреть  еще  разок.
Вот тогда-то ты и заметил труп. И только тогда вызвал полицию.
   Он сжал руки Йоста и поставил его на ноги.
   - Беги со мной, - приказал он.
   - Не могу...
   - Беги!
   Йост неохотно зашаркал ногами. Их сапоги стучали по каменным плитам.
   - Теперь опиши, что ты  видишь.  Ты  выбегаешь  из  лесу  и  бежишь  по
тропинке вдоль озера...
   - Умоляю...
   - Говори!
   - Я... я вижу... автомашину, - начал Йост, закрыв глаза. - Потом  троих
людей... Сильный дождь... На них пальто, капюшоны - как  монахи...  Головы
опущены... Поднимаются по склону от озера... Я... Я испугался... Перебежал
через дорогу и спрятался в лесу, чтобы меня не увидели...
   - Продолжай.
   - Они садятся в машину и уезжают... Я  жду,  потом  выхожу  из  лесу  и
обнаруживаю тело...
   - Что-то ты пропустил.
   - Нет, клянусь вам...
   - Ты видел лицо. Когда они садились в машину, ты видел лицо.
   - Нет...
   - Йост, скажи мне, чье это лицо. Ты видел его. Ты его знаешь. Скажи.
   - Глобус! - закричал Йост. - Я видел Глобуса!



4

   Сверток, который он достал из почтового ящика Булера, лежал нераскрытый
рядом с ним на  переднем  сиденье.  Может,  бомба,  подумал  Марш,  заводя
"фольксваген".  В  последние  месяцы  прокатилась  волна   взрывов   таких
бомб-свертков, оторвавших руки и  головы  у  полудюжины  правительственных
чиновников. Что он, этот сверток вполне мог породить заголовок на  третьей
странице "Тагеблатт": "Во время  загадочного  взрыва  около  казарм  погиб
следователь".
   Он объехал весь Шлахтензее, пока не отыскал  магазин  деликатесов,  где
купил буханку черного хлеба, вестфальской ветчины и  бутылку  шотландского
виски. Солнце еще сияло, воздух был чист. Он направился на запад, назад  к
озерам, собираясь заняться тем, чего не делал много лет: устроить пикник.
   После того как в 1934 году Геринга сделали главным егермейстером рейха,
была предпринята попытка придать Грюневальду новый облик. Здесь посадили и
каштаны, и липы, и буки, и березы, и  дубы.  Но  сердцевиной  его,  как  и
тысячу лет назад, когда равнины Европы были  покрыты  лесами,  сердцевиной
его по-прежнему оставались унылые холмы, заросшие сосной. Из этих лесов за
пять столетий до Рождества Христова вышли воинственные германские племена,
и в эти леса победоносные германские  племена  вновь  возвращаются  спустя
двадцать пять веков, главным образом в автофургонах и легковых  машинах  с
автоприцепами и, как правило, в выходные  дни.  Немцы  были  расой  лесных
обитателей.
   Марш остановился, забрал провизию и сверток из почтового ящика Булера и
стал осторожно подниматься по крутой тропинке в чащу. Через пять минут  он
добрался до местечка, откуда открывался прекрасный вид на Хафель и  тающие
в голубой дымке лесистые склоны. Разогретый воздух  был  насыщен  приятным
смолистым ароматом. Над  головой  прогрохотал  подлетающий  к  берлинскому
аэропорту большой реактивный самолет. Когда он исчез из виду, шум затих, и
тишину нарушало только птичье пение.
   Маршу пока не хотелось открывать сверток. При  виде  его  он  испытывал
тревогу. Он уселся на большой камень - несомненно,  специально  для  этого
оставленный здесь муниципальными  властями,  -  отхлебнул  большой  глоток
виски и стал закусывать.
   Об Одило Глобоцнике, Глобусе, Марш знал  мало,  только  понаслышке.  За
последние  тридцать  лет  его  судьба  поворачивалась,  подобно   флюгеру.
Уроженец Австрии, строитель по профессии, он в  середине  тридцатых  годов
стад партийным руководителем в Каринтии  и  гауляйтером  Вены.  Затем  был
период опалы в связи со спекуляцией валютой, за  которым,  когда  началась
война, последовало назначение шефом  полиции  в  генерал-губернаторстве  -
должно быть, там-то он и узнал Булера, подумал Марш. В конце  войны  новое
понижение по службе и направление, насколько помнится,  в  Триест.  Но  со
смертью Гиммлера Глобус вернулся в  Берлин  и  теперь  занимал  в  гестапо
какое-то не совсем  определенное  положение,  работал  непосредственно  на
Гейдриха.
   Это разбитое в драках зверское лицо нельзя было не узнать. Узнал же его
Йост, несмотря на дождь и слабый свет. Портрет Глобуса висел в Зале  славы
училища, а сам Глобус всего несколько недель  назад  читал  трепещущим  от
благоговейного страха  курсантам  лекцию  о  структуре  полицейских  служб
рейха. Неудивительно, что Йост так испугался. Ему бы следовало не называть
себя полиции по телефону и смыться до ее  прибытия.  А  еще  лучше  в  его
положении было бы совсем не звонить.
   Марш доел ветчину. Остатки хлеба раскрошил и разбросал  по  земле.  Два
черных дрозда, следивших за ним, пока он ел, опасливо вышли из подроста  и
стали клевать крошки.
   Он достал записную  книжку-календарь.  Стандартный  выпуск  для  членов
партии, можно купить в  любом  писчебумажном  магазине.  Сначала  полезные
сведения. Фамилии  членов  партийной  иерархии:  министров,  руководителей
комиссариатов, гауляйтеров.
   Государственные праздники: 30 января - День национального  пробуждения,
21 марта - День Потсдама, 20 апреля - День Фюрера, 1  мая  -  Национальный
праздник немецкого народа...
   Карта империи с указанием времени езды по  железной  дороге:  Берлин  -
Ровно - шестнадцать часов; Берлин - Тифлис - двадцать семь часов; Берлин -
Уфа - четверо суток...
   Записи в календаре были настолько  скудны,  что  сначала  он  показался
Маршу чистым, пустым. Просмотрел более тщательно.  Против  7  марта  стоял
крошечный крестик. На 1 апреля Булер записал: "День рождения сестры".  Еще
один крестик против 9 апреля, 11 апреля пометка: "Штукарт, Лютер.  Утро  -
10". Наконец,  13  апреля,  накануне  смерти,  Булер  нарисовал  еще  один
маленький крест. Вот и все.
   Марш переписал даты в свою  записную  книжку.  Открыл  новую  страницу.
Смерть Йозефа  Булера.  Объяснения.  Первое:  смерть  произошла  случайно,
гестапо узнало о ней за несколько часов до крипо, и, когда пробегал  Йост,
Глобус всего лишь осматривал тело. Абсурд.
   Очень хорошо. Второе: Булер убит гестапо, и Глобус приводил приговор  в
исполнение. Опять абсурд. Приказ по операции "Ночь и туман" 1941 года  все
еще был в силе. Булера могли на вполне законных основаниях тайно умертвить
в застенках гестапо, а его собственность  была  бы  спокойно  конфискована
государством. Кто бы его оплакивал? Или  задавал  вопросы  по  поводу  его
исчезновения?
   Итак, третье: Булер убит Глобусом, который,  объявив  факт  его  смерти
вопросом  государственной  безопасности  и  взяв  на  себя  расследование,
заметал следы. Но почему крипо позволили впутаться во все это дело?  Какие
мотивы были у Глобуса? Почему тело Булера оставили на виду?
   Марш откинулся на камень  и  закрыл  глаза.  Теплое  солнышко  на  лице
успокаивало. От виски по всему телу растекалось тепло.
   Он спал не более получаса, когда услышал рядом  с  собой  в  кустарнике
шорох и почувствовал, что кто-то трогает  его  за  рукав.  Он  моментально
проснулся, успев увидеть  белый  хвостик  и  задние  ноги  оленя,  стрелой
умчавшегося в лес. Сельская идиллия в каких-нибудь  десяти  километрах  от
центра рейха! Он встряхнулся и взял сверток.
   Толстая коричневая бумага, аккуратно завернутая и  облепленная  клейкой
лентой. Можно сказать, профессионально завернутая  и  заклеенная.  Твердые
линии  и  острые  складки,  экономное  использование  материала  и  труда.
Образцовый сверток. Ни один известный Маршу  мужчина  не  мог  бы  сделать
такой сверток -  должно  быть,  женская  работа.  Дальше  знаки  почтового
отправления. Три швейцарские марки с изображением крошечных желтых  цветов
на зеленом фоне. Отправлена из Цюриха в 16:00 13 апреля 1964 года. То есть
позавчера.
   Вспотевшими от напряжения руками он с преувеличенной осторожностью стал
разворачивать посылку. Сначала отклеил ленту, а потом медленно,  сантиметр
за сантиметром, стал расправлять бумагу. Частично  развернув  сверток,  он
увидел внутри коробку шоколада.
   На  крышке  -  светловолосые  девушки  в  красных  клетчатых   платьях,
танцующие на зеленом лугу вокруг украшенного цветами и  лентами  "майского
дерева". Позади них на фоне ослепительно  синего  неба  возвышались  белые
вершины Альп. Черным готическим шрифтом напечатано: "Поздравления  с  днем
рождения нашего любимого фюрера, 1964". Но странно: коробка  была  слишком
тяжела для одного шоколада.
   Он вынул  перочинный  нож  и  вскрыл  целлофановую  обертку.  Осторожно
поставил коробку на пень. Отвернув лицо  и  вытянув  руки,  кончиком  ножа
поднял крышку. Внутри зажужжал какой-то механизм. А потом:

   Любовь невысказанная,
   Верность нерушимая
   Всю жизнь.
   Струны поют
   И говорят:
   "Я люблю тебя".

   Эхо в ответ:

   "Скажи, что ты тоже желаешь меня".
   Весь мир живет любовью,
   И я тебя люблю.

   Разумеется, только мелодия, без слов, но он  хорошо  их  знал.  Стоя  в
одиночестве на холме в Грюневальдском лесу, Марш слушал,  как  ящик  играл
вальс-дуэт из третьего действия "Веселой вдовы".



5

   На обратном пути улицы в  центре  Берлина  выглядели  необычно  тихими.
Когда Марш добрался до Вердершермаркт, он узнал причину. В фойе на большой
доске  объявлений   он   прочел,   что   в   половине   пятого   последует
правительственное сообщение.  Личному  составу  предлагалось  собраться  в
столовой. Явка обязательна. Он вернулся как раз вовремя.
   В министерстве пропаганды появилась новая идея: лучшее время для важных
сообщений - конец рабочего дня. Новость, таким образом, доходила до  людей
на публике, в товарищеской атмосфере - исключалась возможность для личного
скептицизма  или  пораженчества.  Кроме  того,  все  сообщения  по   радио
планировались так, что рабочие уходили  домой  чуть  раньше,  скажем,  без
десяти  пять  вместо   пяти,   что   создавало   чувство   удовлетворения,
подсознательно связывало режим с хорошим настроением. Так было в те дни. В
белоснежном  Дворце  пропаганды  на   Вильгельмштрассе   работало   больше
психологов, чем журналистов.
   Столовая  наполнялась   личным   составом:   офицерами,   канцелярскими
служащими, машинистками, шоферами. Стоя плечом к плечу, они служили  живым
воплощением национал-социалистского идеала. Четыре  телевизионных  экрана,
по одному в каждом углу, под  аккомпанемент  музыки  Бетховена  показывали
карту рейха с наложенной на нее свастикой. Время  от  времени  вклинивался
возбужденный голос диктора: "Германцы, приготовьтесь к важному сообщению!"
В старые времена по радио раздавалась только музыка. И здесь прогресс.
   Сколько таких событий запомнил Марш? В тридцать восьмом их  собрали  из
классных комнат, и они услышали, что немецкие войска вступают в Вену и что
Австрия вернулась в фатерланд. В актовом зале их  небольшой  гимназии  под
взглядами непонимающих учеников рыдал отравленный газами в первую  мировую
их директор.
   В тридцать девятом они с матерью были дома в Гамбурге. В пятницу, в  11
часов утра, из рейхстага транслировалась речь Гитлера:  "_Отныне  я  всего
лишь первый солдат германского рейха. Я снова надеваю эту святую и дорогую
для меня форму. Не сниму ее до тех пор, пока не наступит  победа.  Другого
исхода я не переживу_". Гром аплодисментов. На этот раз горестные  рыдания
сотрясали его мать. Марш, которому было семнадцать, стыдясь, отворачивался
в сторону,  ища  глазами  фотографию  отца  в  блестящей  форме  немецкого
имперского флота, и думал: "_Слава Богу.  Наконец-то  война.  Может  быть,
теперь я смогу оправдать твои ожидания_".
   Следующие несколько заявлений по радио он слушал  в  море.  Победа  над
Россией весной сорок третьего - торжество  стратегического  гения  фюрера!
Летнее наступление вермахта  годом  раньше  отрезало  Москву  от  Кавказа,
Красную армию от нефтепромыслов Баку.  Сталинская  военная  машина  просто
остановилась из-за отсутствия горючего.
   Мир с англичанами в сорок четвертом - торжество  контрразведывательного
таланта фюрера! Марш помнил, как вое подводные лодки были отозваны на свои
базы на Атлантическом побережье для установки новой шифровальной  системы.
Вероломные англичане, сказали им, расшифровывали  коды  фатерланда.  После
своевременно принятых мер нетрудно было перехватывать британские  торговые
суда. В конце концов Англию голодом  заставили  сдаться.  Черчилль  и  его
банда поджигателей войны бежали в Канаду.
   Мир с американцами в сорок шестом - торжество  научного  гения  фюрера!
Когда США одержали победу над  Японией  с  помощью  атомной  бомбы,  фюрер
направил   ракету   "Фау-3",   которая   разорвалась    над    Нью-Йорком,
продемонстрировав, что в  случае  американского  удара  он  может  нанести
ответный удар