, она была застроена дорогими многоквартирными домами,
возведенными  вокруг  небольшого  мемориального  парка.  В  центре  нелепо
возвышалась героическая статуя создателя автобанов Тодта работы профессора
Торака.
   - В котором жил Штукарт?
   Она указала на дом на противоположной  стороне  площади.  Марш  объехал
парк и остановился у дома.
   - Какой этаж?
   - Четвертый.
   Он поглядел наверх. На четвертом этаже было темно. Хорошо.
   Статую Тодта освещали прожектора. В отраженном  свете  лицо  американки
было белым как полотно. Казалось,  ее  вот-вот  стошнит.  Потом,  вспомнив
снимки трупов, которые показывал Фибес, - череп  Штукарта,  словно  кратер
или выгоревшая свеча, - он все понял.
   Шарлет Мэгуайр сказала:
   - Я не обязана это делать, верно?
   - Нет. Но вы пойдете.
   - Почему?
   - Потому что вы не меньше меня хотите знать, что произошло. Ради  этого
вы сюда и ехали.
   Она снова пристально  посмотрела  на  него,  потом  погасила  сигарету,
раздавив ее в пепельнице.
   - Давайте поскорее. Я хочу вернуться к друзьям.
   Ключи от дома были в конверте, который  Марш  взял  из  папки  с  делом
Штукарта. Всего пять ключей. Он отыскал  тот,  который  подходил  к  двери
подъезда, и они вошли  в  дом.  Здесь  царила  вульгарная  роскошь  нового
имперского стиля - пол белого мрамора, хрустальные люстры, обитые  красным
бархатом позолоченные стулья девятнадцатого века, в воздухе запах засохших
цветов.  Слава  Богу,  швейцара  нет  на  месте,  должно  быть,   закончил
дежурство.  Вообще  все  здание  казалось  покинутым.   Возможно,   жильцы
разъехались по своим загородным домам.  В  предшествовавшую  дню  рождения
фюрера неделю Берлин, видимо, будет невыносимо перенаселен, поэтому важные
шишки, наоборот, бежали из столицы.
   - Что теперь?
   - Просто расскажите, как было дело.
   - Швейцар сидел здесь, за конторкой, - объяснила она. - Я сказала,  что
иду к Штукарту. Он направил меня на четвертый этаж... Я не могла подняться
на лифте, он был на ремонте. В  нем  работал  человек.  Так  что  я  пошла
пешком.
   - В котором часу это было?
   - Ровно в полдень.
   Они отправились по лестнице наверх.
   Шарлет продолжала:
   - Едва я поднялась на второй этаж, как  увидела,  что  навстречу  бегут
двое мужчин.
   - Опишите их, пожалуйста.
   - Все произошло так быстро, что я не успела их как следует  разглядеть.
Обоим за тридцать. Один в коричневом костюме, другой в  зеленой  куртке  с
капюшоном. Коротко подстрижены. Вот, пожалуй, и все.
   - Как они вели себя, когда увидели вас?
   - Они просто оттолкнули меня. Тот, что в куртке, что-то сказал другому,
но я не разобрала. В лифтовой шахте очень громко сверлили. Я  поднялась  к
квартире Штукарта и позвонила. Никто не отвечал.
   - И что вы тогда сделали?
   -  Я  спустилась  вниз  и  попросила  швейцара  открыть  дверь,   чтобы
убедиться, что все в порядке.
   - Зачем?
   Она помялась.
   - Эти двое мужчин показались мне странными. У меня возникло подозрение.
Знаете, такое чувство бывает, когда стучишь в дверь, никто не отвечает,  а
вы уверены, что внутри кто-то есть.
   - И вы убедили швейцара открыть дверь?
   - Я ему сказала, что если он не откроет, то я  позову  полицию.  И  еще
сказала, что он будет  отвечать,  если  что-нибудь  случилось  с  доктором
Штукартом.
   Трезвый расчет, подумал Марш. Средний немец,  когда  ему  тридцать  лет
вдалбливали, что он должен делать, вряд ли возьмет на себя ответственность
даже за то, чтобы открыть или не открыть дверь.
   - И потом вы обнаружили трупы?
   Она кивнула.
   - Первым увидел их швейцар. Он вскрикнул, и тут вбежала я.
   - Упоминали ли вы о двух мужчинах, которых вы  встретили  на  лестнице?
Что сказал на это швейцар?
   - Поначалу он был настолько ошарашен, что  не  мог  говорить.  А  потом
начал упрямо твердить, что никого не видел. Говорил, что мне  они,  должно
быть, померещились.
   - Думаете, он говорил неправду?
   Журналистка подумала.
   - Трудно сказать.  Может,  он  действительно  их  не  видел.  С  другой
стороны, не представляю, как он умудрился их не заметить.
   Они все еще были на втором этаже, в  том  месте,  где,  по  ее  словам,
мужчины пробежали мимо нее. Марш спустился на один пролет.  Помедлив,  она
последовала за ним. Там была дверь, ведущая в коридор первого этажа.
   Он сказал, скорее про себя:
   - Думаю, они могли спрятаться здесь. Где еще?
   Они спустились на цокольный этаж. Здесь было еще две двери. Одна вела в
вестибюль. Марш подергал другую. Она была не заперта.
   - Они могли выйти и сюда.
   Освещенные светом люминесцентных ламп голые  бетонные  ступени  вели  в
подвал. Тут  был  длинный  коридор  с  дверями  по  обеим  сторонам.  Марш
поочередно  открывал  каждую.  Уборная.  Кладовая.  Котельная  с  движком.
Бомбоубежище.
   По имперскому закону 1948 года о гражданской обороне все  новые  здания
должны быть оборудованы бомбоубежищами; в  учреждениях  и  многоквартирных
домах требовалось  к  тому  же  иметь  собственные  генераторы  питания  и
воздухоочистительные   системы.   Здешнее   бомбоубежище    было    просто
комфортабельным: койки, шкаф для хранения продуктов,  небольшая  туалетная
комната. Марш подтащил стул к вентиляционному  люку  в  стене,  в  двух  с
половиной метрах от пола, и ухватился за  его  металлическую  крышку.  Она
легко отошла и оказалась у него в руках. Все винты были вывернуты.
   - Министерство строительства регистрирует отверстия и проемы  диаметром
полметра, - сказал Марш. Он расстегнул  ремень  и  повесил  его  вместе  с
пистолетом на спинку стула. - Если бы там только  представляли  трудности,
которые это создает для нас. Не возражаете?
   Он снял мундир, передал его своей спутнице, потом вскарабкался на стул.
Добравшись до люка, нашел там за что ухватиться и  подтянулся.  Фильтры  и
вентилятор были сняты. Упираясь плечами в металлический кожух,  Марш  смог
медленно продвигаться вперед. Абсолютная темнота. Он  задыхался  от  пыли.
Вытянутыми руками он нащупал металл  и  нажал  на  него.  Наружная  крышка
подалась и грохнулась на землю. Внутрь хлынул ночной воздух. На  мгновение
им овладело почти непреодолимое желание выбраться наружу, но вместо  этого
он, извиваясь, двинулся назад и спустился в убежище, весь в грязи и пыли.
   Шарлет направила на него пистолет.
   -  Бах,  бах  -  вы  убиты.  -  И,  увидев  его  встревоженный  взгляд,
улыбнулась: - Американская шутка.
   - Не смешно.
   Он отобрал у девушки "люгер" и сунул в кобуру.
   - О'кей, - отозвалась она, - вот вам шутка  получше.  Свидетель  видел,
как двое убийц покидали здание, а  полиции  требуется  четыре  дня,  чтобы
установить, как они это сделали. Смешно, не так ли?
   - Это зависит от обстоятельств. -  Марш  отряхнул  пыль  с  рубашки.  -
Поскольку полицейские нашли возле одной из жертв  записку,  написанную  ее
почерком, из которой ясно, что это самоубийство,  я  вполне  могу  понять,
почему они не пошли дальше.
   - Но потом являетесь вы и все же идете дальше.
   - Я из любопытных.
   - Это видно, - улыбнулась американка. - Итак, Штукарта убили, и  убийцы
попытались представить дело как самоубийство.
   - Такая возможность не исключается, - ответил он, помедлив.
   Марш тут же пожалел о своих словах. Она заставила его сказать о  смерти
Штукарта  больше,  чем  подсказывало  благоразумие.  В  ее  глазах  играла
насмешка. Он ругал себя за то, что недооценил ее. Она  обладала  хитростью
профессионального преступника. Он подумал было о том, чтобы отвезти  ее  в
бар и остаться одному, но отказался от этой мысли. Не то. Чтобы знать, что
произошло, ему надо было посмотреть на все ее глазами.
   Он застегнул мундир.
   - Теперь мы должны осмотреть квартиру партайгеноссе Штукарта.
   Это, с удовольствием отметил Марш, мигом смахнуло с ее лица улыбку.  Но
она не отказалась идти с ним. Они стали подниматься по ступенькам,  и  его
снова  поразило,  что  она  не  меньше  его  стремилась  увидеть  квартиру
Штукарта.
   Они поднялись лифтом на четвертый этаж. Выходя из кабины,  он  услышал,
что слева по коридору открывается дверь. Марш схватил американку за руку и
увлек за угол, откуда их не было видно. Выглянув, он увидел направляющуюся
к лифту женщину средних лет, в шубке, с собачонкой в руках.
   - Отпустите руку. Мне больно.
   - Извините.
   Женщина, тихо разговаривая с собачкой, исчезла в лифте. Маршу  хотелось
знать, забрал ли уже Глобус у Фибеса папку и обнаружил ли пропажу  ключей.
Придется поторопиться.
   Дверь в квартиру была около ручки опечатана красным воском.  В  записке
любопытные уведомлялись, что данное помещение  находится  под  юрисдикцией
гестапо и что вход в него воспрещен. Марш надел тонкие резиновые  перчатки
и взломал печать. Ключ легко повернулся в замке.
   - Ничего не трогайте, - предупредил он.
   Интерьер, соответствующий роскоши самого  здания:  зеркала  в  вычурных
позолоченных рамах, обитые тканью цвета слоновой кости, антикварные стулья
на изогнутых ножках, голубой  персидский  ковер.  Военная  добыча,  трофеи
империи.
   - Теперь расскажите, как было дело.
   - Швейцар открыл дверь. Мы вошли в прихожую, - начала она  взволнованно
и задрожала. - Он подал голос, никто не отозвался. Сперва я заглянула  вот
сюда...
   Это была ванная, какие  Марш  видел  только  в  журналах  на  глянцевой
бумаге. Белый мрамор и коричневые дымчатые  зеркала,  заглубленная  в  пол
ванна, спаренные раковины  с  золочеными  кранами...  Здесь,  подумал  он,
чувствуется рука Марии  Дымарской,  листавшей  немецкое  издание  "Вог"  в
салонах на Кудам, где ее польские корни отбеливались до арийской белизны.
   - Потом я вошла в гостиную...
   Марш включил свет. На одной стороне высокие окна, выходящие на площадь.
Остальные стены увешаны большими зеркалами.  Куда  бы  он  ни  повернулся,
всюду видел свое и девушки отражение - черную форму  и  блестящий  голубой
плащ, так  неуместные  в  окружении  антиквариата.  Декоративной  причудой
обстановки были нимфы. Одетые в позолоту, они  обвивались  вокруг  зеркал,
отлитые в бронзу - поддерживали настольные лампы и часы. Тут были  полотна
с изображением нимф и  скульптуры  нимф,  лесные  нимфы  и  речные  нимфы,
Амфитрита и Фетида.
   - Я услышала, как он вскрикнул. И поспешила на выручку...
   Марш открыл  дверь  в  спальню.  Она  отвернулась.  В  полумраке  кровь
выглядит черной. По стенам  и  потолку,  словно  тени  деревьев,  метались
кривые гротесковые очертания.
   - Они были на кровати, да?
   Шарлет кивнула.
   - И что вы сделали?
   - Позвонила в полицию.
   - Где был швейцар?
   - В ванной.
   - Вы смотрели на них еще раз?
   - Как по-вашему?
   Она сердито вытерла глаза рукавом.
   - Хорошо, фрейлейн. Достаточно. Подождите в гостиной.
   В человеческом теле шесть литров крови -  достаточно,  чтобы  выкрасить
большую квартиру. Продолжая работать - открывая  дверцы  шкафов,  ощупывая
подкладки всех  предметов  одежды,  выворачивая  руками  в  перчатках  все
карманы, - Марш старался  не  смотреть  на  кровать  и  стены.  Перешел  к
прикроватным тумбочкам. Их уже обыскивали. Содержимое ящичков вынимали для
осмотра, потом беспорядочно швырнули обратно - типичная  неуклюжая  работа
орпо, уничтожающая больше следов, чем их находят.
   Абсолютно ничего. Стоило ли ради этого так рисковать?
   Он стоял на коленях, шаря руками под кроватью, когда услышал _это_.

   Любовь невысказанная,
   Верность нерушимая
   Всю жизнь...

   - Извините, -  сказала  она,  -  мне,  наверное,  не  следовало  ничего
трогать.
   Он взял у нее коробку с шоколадом и осторожно  закрыл  крышку,  оборвав
мелодию.
   - Где она была?
   - На столе.
   Кто-то последние три дня забирал  почту  Штукарта  и  просматривал  ее,
аккуратно вскрывая конверты и вынимая письма. Они  были  кучей  свалены  у
телефона. Он не заметил их, когда вошел. Как он мог их пропустить? Коробка
с шоколадом была завернута точно так  же,  как  та,  что  была  адресована
Булеру. На почтовом штампе стояло: "Цюрих, 16:00, понедельник".
   Потом он увидел, что она держит нож для разрезания бумаги.
   - Я просил вас ничего не трогать.
   - Я же извинилась.
   - Вы думаете, это игрушки? - "_Она же еще фанатичнее меня_", -  подумал
он. - Вам придется уйти.
   Он попытался схватить ее, но она выскользнула из его рук.
   - Не подходите. - Она отступила назад, направив на него нож. - Думаю, у
меня больше прав быть здесь, чем у вас. Если попробуете вышвырнуть меня, я
так завизжу, что все гестаповцы Берлина начнут молотить в дверь.
   - У вас нож, а у меня пистолет.
   - Ну, у вас не хватит духу пустить его в ход.
   Марш провел рукой по волосам. В голове промелькнуло: "_Ты  считал  себя
таким умником. Как же, разыскал ее и уговорил вернуться сюда! А  она  сама
все время хотела сюда попасть. Она что-то ищет..._" В дураках остался он.
   Он сказал:
   - Вы мне лгали.
   Она ответила:
   - И вы лгали мне. Так что квиты.
   - Все это опасно. Уверяю вас, вы не имеете представления...
   - Мне известно одно: моя карьера могла бы закончиться из-за  того,  что
произошло в этой квартире. Меня могут уволить, когда я вернусь в Нью-Йорк.
Меня вышвыривают из этой паршивой страны, и я хочу знать почему.
   - Откуда мне знать, что я могу вам доверять?
   - А откуда мне знать, что я могу доверять _вам_?
   Так они стояли, может быть,  с  полминуты  -  он  озадаченно  почесывал
затылок, она с направленным на него серебряным ножом для разрезания бумаг.
Снаружи, на другой стороне площади, куранты начали  отбивать  время.  Марш
взглянул на свои часы. Было уже десять.
   - У нас нет времени на выяснение отношений, - бросил он. -  Вот  ключи.
Этот от двери внизу. Этот от входной двери в  квартиру.  Этот  подходит  к
тумбочке у кровати. Это ключ от письменного стола. А  этот,  -  он  поднял
его, - этот, я думаю, от сейфа. Где он?
   - Не знаю. - Увидев, что он не верит, добавила: - Клянусь.
   Они молча искали в течение десяти минут,  передвигая  мебель,  поднимая
ковры, заглядывая за картины. Внезапно она сказала:
   - Это зеркало отходит от стены.
   Это было небольшое, по виду старинное зеркало, висевшее  над  столиком,
на котором она открывала письма. Марш ухватился за позолоченную  бронзовую
рамку. Она немного подалась, но не выходила из стены.
   - Попробуйте этим.
   Шарлет протянула ему нож.
   Она оказалась права. С левой стороны внизу  за  краем  рамки  находился
крошечный  рычажок.  Марш  нажал  на  него  кончиком  ножа,   и   зеркало,
закрепленное на петлях, отошло в сторону. За ним был сейф.
   Он осмотрел сейф и выругался. Одного ключа было недостаточно.  Там  был
еще замок с цифровым набором.
   - Что, не по зубам? - справилась журналистка.
   - "Находчивый офицер, - процитировал Марш, -  всегда  найдет  выход  из
трудного положения".
   И поднял трубку телефона.



8

   С расстояния в пять тысяч километров президент  Кеннеди  демонстрировал
свою знаменитую улыбку. Он стоял перед  гроздью  микрофонов,  обращаясь  к
толпе, собравшейся на стадионе. Позади него развевались красные,  белые  и
голубые флаги и транспаранты - "Вновь изберем Кеннеди!",  "Еще  на  четыре
года в шестьдесят четвертом!".  Он  громко  выкрикивал  что-то  непонятное
Маршу, и в ответ раздавался одобрительный рев толпы.
   - Что он говорит?
   Телевизор светился голубым светом в темноте квартиры Штукарта.  Девушка
переводила: "У немцев свой строй, у нас - свой. Но мы все - граждане одной
планеты. И пока народы наших двух стран помнят это, я искренне  верю,  что
между нами будет мир".
   Громкие аплодисменты онемевшей аудитории.
   Она сбросила туфли и лежала на животе перед телевизором.
   - А, здесь посерьезнее. - Шарлет  подождала,  пока  президент  закончит
фразу, и снова перевела: - Он говорит, что во время своего осеннего визита
намерен поднять вопрос о правах человека. -  Она  рассмеялась  и  покачала
головой. - Боже, сколько в нем дерьма. Единственное, чего  он  хочет,  так
это поднять число голосов в ноябре.
   - Права человека?
   - Те тысячи инакомыслящих, которых вы здесь загнали в лагеря.  Миллионы
евреев, исчезнувших во время войны. Пытки. Убийства. Извините, что я о них
говорю,  но  у  нас,  видите  ли,  бытуют  буржуазные  представления,  что
человеческие существа имеют права. Где вы были последние двадцать лет?
   Презрение,  слышавшееся  в  ее  голосе,  покоробило  его.  Он  никогда,
собственно, раньше не разговаривал  с  американцами,  разве  иной  раз  со
случайным туристом, и то из тех немногих, которых сопровождали по столице,
показывая  лишь  то,  что  дозволяло   министерство   пропаганды,   словно
представителей Красного креста, посещавших  концлагеря.  Слушая  ее,  Марш
решил, что она лучше, чем он, знает современную  историю  его  страны.  Он
чувствовал, что следовало бы сказать что-нибудь в свою защиту, но не  знал
что.
   - Вы говорите, словно политик, - все, что ему  удалось  придумать.  Она
даже не затруднилась ответить.
   Он снова взглянул на человека на экране. Кеннеди старался создать образ
полного энергии молодого человека, несмотря на очки и лысеющую голову.
   - Он победит? - спросил Марш.
   Журналистка промолчала. На мгновение ему подумалось, что она  решила  с
ним не разговаривать. Потом она заговорила:
   - Теперь победит.  Для  своих  семидесяти  пяти  он  в  хорошей  форме,
согласны?
   - Пожалуй.
   Марш, в метре от окна, с сигаретой в зубах, попеременно  поглядывал  то
на экран, то на площадь. Машины проезжали редко, люди возвращались с ужина
или из кино. У статуи Тодта стояла,  взявшись  за  руки,  парочка.  Трудно
сказать, они могли быть и из гестапо.
   _Миллионы евреев, исчезнувших во время войны_...
   Ему грозил военный трибунал за один только разговор с  нею.  Однако  ее
голова представляла собой сокровищницу, полную  самых  неожиданных  вещей,
которые для нее ничего не значили, а для него были на вес золота. Если  бы
он мог как-нибудь преодолеть ее  яростное  негодование,  пробиться  сквозь
дебри пропаганды...
   Нет. Смехотворная мысль. У него и без того достаточно проблем.
   На экране появилась серьезная блондинка - диктор, позади нее заставка с
портретами Кеннеди и фюрера в всего одним словом: "Разрядка".
   Шарлет Мэгуайр плеснула себе в стакан виски  из  шкафчика  с  напитками
Штукарта. Подняла его перед телевизором в шутовском приветствии:
   - За Джозефа П.Кеннеди, президента Соединенных Штатов - умиротворителя,
антисемита, гангстера и сукина сына. Чтоб ему гореть в аду!


   Часы  на  площади  пробили   половину   одиннадцатого,   без   четверти
одиннадцать, одиннадцать.
   Она спросила:
   - Может быть, ваш приятель передумал?
   Марш отрицательно покачал головой:
   - Приедет.
   Вскоре за окном появилась потрепанная "шкода".  Она  медленно  объехала
вокруг площади, потом проскочила дальше и остановилась на  противоположной
от дома стороне. Из машины  вышли  Макс  Йегер  и  маленький  человечек  в
поношенной спортивной куртке и  мягкой  шляпе  с  докторским  саквояжем  в
руках. Он украдкой глянул на четвертый  этаж  и  шагнул  назад,  но  Йегер
ухватил его за руку и потащил к подъезду.
   В тишине квартиры раздался звонок.
   - Было бы очень хорошо, - сказал Марш, - если бы вы помолчали.
   Она пожала плечами.
   - Как вам угодно.
   Он вышел в прихожую и поднял переговорную трубку.
   - Алло, Макс.
   Марш открыл дверь. На площадке никого  не  было.  Спустя  минуту  тихий
звонок возвестил о прибытии  лифта  и  появился  маленький  человечек.  Не
произнося ни слова, он торопливо прошел в прихожую Штукарта. Ему  было  за
пятьдесят. Йегер шел следом.
   Увидев, что Марш не один, человечек забился в угол.
   - Кто эта женщина? - испуганно спросил он у  Йегера.  -  Вы  ничего  не
говорили о женщине. Кто эта женщина?
   - Заткнись,  Вилли,  -  проворчал  Макс,  легонько  подталкивая  его  в
гостиную.
   Марш сказал:
   - Не обращай на нее вни