торый  американцы  престижа  ради
вознамерились вернуть в  каменный  век,  и  негодующая  толпа  собралась  на
Хакбергет,   чтобы   принять   резолюцию   протеста.   Оттуда   демонстранты
намеревались пройти к  посольству  США  и  вручить  свой  протест  дежурному
привратнику.
   Этого нельзя было  допустить.  Острота  ситуации  усугублялась  тем,  что
полицеймейстер Стокгольма находился в командировке, а  начальник  управления
охраны порядка - в отпуску.
   Тысячи возмутителей спокойствия собрались в угрожающей близости от самого
святого здания в городе - стеклянных чертогов  американского  посольства.  В
этом  положении  начальник  ЦПУ  принял  историческое  решение:   он   лично
позаботится о том, чтобы демонстрация прошла мирно, лично увлечет  за  собой
демонстрантов в безопасное  место,  подальше  от  звездно-полосатого  флага.
Безопасным местом он считал парк Хумлегорден в центре города. Пусть  прочтут
там свою проклятую резолюцию и разойдутся.
   Демонстранты были настроены миролюбиво и не стали  артачиться.  Процессия
двинулась по Карлавеген на север.
   Для обеспечения операции были мобилизованы все наличные полицейские силы.
В числе мобилизованных был и Гюнвальд Ларссон, который,  сидя  в  вертолете,
сверху наблюдал шествие людей с лозунгами и флагами Он отчетливо видел,  что
сейчас произойдет, однако ничего не мог поделать. Да и зачем?..
   На углу Карлавеген и Стюрегатан колонна, движение которой  направлял  сам
начальник ЦПУ,  столкнулась  с  толпой  болельщиков  -  они  возвращались  с
Центрального стадиона, слегка подогретые винными парами и весьма недовольные
бесцветной игрой футболистов. То, что было потом,  больше  всего  напоминало
отступление наполеоновских войск после Ватерлоо или визит  папы  римского  в
Иерусалим. Не прошло и трех минут, как вооруженные дубинками полицейские уже
лупили налево и направо болельщиков и сторонников мира. Со  всех  сторон  на
ошарашенную толпу напирали мотоциклы и кони. Сбитые с толку  демонстранты  и
любители футбола принялись колошматить друг друга; полицейские  под  горячую
руку дубасили своих коллег,  одетых  в  штатское.  Начальника  ЦПУ  пришлось
вызволять на вертолете.
   Правда, не на том, в котором сидел  Гюнвальд  Ларссон,  ибо  Ларссон  уже
через несколько минут распорядился:
   - Лети скорей, черт дери, лети куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
   Около сотни человек было арестовано, еще больше - избито. И никто из  них
не знал, за что пострадал.
   В Стокгольме царил хаос.
   А начальник ЦПУ по старой привычке дал команду:
   - Никакой огласки!..
   XXVI
   Мартин Бек снова скакал верхом. Пригнувшись над гривой, он во  весь  опор
мчался через поле, в одном строю с  конниками  в  регланах.  Впереди  стояла
царская артиллерия, и между  мешками  с  песком  на  него  смотрело  в  упор
пушечное дуло. Знакомый черный глаз смерти. Вот навстречу ему вылетело ядро.
Больше, больше... уже заполнило все поле зрения...
   Это, надо понимать, Балаклавский бой.
   А  в  следующую  секунду  он  стоял  на  мостике  "Лайона".  Только   что
"Неутомимый" и "Куни Мэри" взорвались  и  ушли  под  воду.  Подбежал  гонец:
"Принцесс Ройял" взлетела на воздух!  Битти  наклонился  и  спокойно  сказал
громким голосом, перекрывшим неистовый грохот битвы:  "Бек,  что-то  неладно
сегодня  с  нашими  кораблями,  черт  бы  их  побрал.  Два  румба  ближе   к
противнику!"9
   Затем последовала обычная сцена с Гарфилдом и Гито, Мартин Бек соскочил с
коня, пробежал через здание вокзала и  принял  пулю  на  себя.  В  ту  самую
секунду, когда он испускал последний вздох, подошел начальник  ЦПУ,  нацепил
на его простреленную грудь  медаль,  развернул  что-то  вроде  пергаментного
свитка и проскрипел:  "Ты  назначен  начальником  управления,  жалованье  по
классу Б-З".
   Президент лежал ничком,  цилиндр  катился  по  перрону.  Нахлынула  волна
жгучей боли, и Мартин Бек открыл глаза.
   Он лежал мокрый от пота. Сплошные штампы, один банальнее другого...  Гито
сегодня опять был похож на бывшего полицейского Эрикссона, Джеймс Гарфилд  -
на элегантного пожилого джентльмена, начальник ЦПУ - на  начальника  ЦПУ,  а
Битти - на свой  портрет,  запечатленный  на  мемориальной  кружке  в  честь
Версальского мира: этакий надутый господин в обрамлении лаврового  венка.  А
вообще сон и на этот раз был полон нелепостей и неверных цитат.
   Дэвид Битти никогда  не  командовал:  "Два  румба  ближе  к  противнику!"
Согласно всем доступным источникам,  он  сказал:  "Четфилд,  что-то  неладно
сегодня с нашими кораблями, черт бы их побрал. Два румба влево!"
   Правда, суть от этого не менялась, ведь два румба  влево  в  этом  случае
было все равно что два румба ближе к противнику.
   И еще: когда Гито  приснился  ему  в  облике  Каррадина,  он  стрелял  из
пистолета "хаммерли интернешнл". Теперь же, когда он походил на Эрикссона, у
него в руке был "деррингер".
   Не говоря уже о том, что в Балаклавском бою  один  только  Фицрой  Джеймс
Генри Сомерсет был в реглане.
   В этих снах все шиворот-навыворот.
   Мартин Бек поднялся, снял пижаму и принял душ.
   Ежась под холодными струями, он думал о Рее.
   По пути к метро он думал о своем странном поведении накануне вечером.
   Сидя за письменным столом в кабинете на Вестбергааллее, он  ощутил  вдруг
острый приступ одиночества.
   Вошел Колльберг, спросил, как он поживает. Затруднительный вопрос. Мартин
Бек отделался коротким:
   - Ничего.
   У Колльберга был совсем задерганный вид, и он почти сразу ушел. В  дверях
он обернулся.
   - Кстати, дело на Хурнсгатан как будто выяснено. И у нас есть  все  шансы
схватить Мальмстр„ма и  Мурена  с  поличным.  Правда,  не  раньше  следующей
пятницы. А как твоя запертая комната?
   - Неплохо. Во всяком случае, лучше, чем я ожидал.
   - В самом деле? - Колльберг помешкал  еще  несколько  секунд.-  По-моему,
сегодня ты выглядишь уже бодрее. Ну, всего.
   - Всего.
   Снова оставшись в одиночестве, Мартин Бек принялся размышлять о Свярде.
   Одновременно он думал о Рее.
   Он получил от нее гораздо  больше,  чем  рассчитывал,-  как  следователь,
естественно. Целые три нити. А то и четыре.
   Свярд был болезненно скуп.
   Свярд всегда - ну, не всегда, так много лет - запирался  на  сто  замков,
хотя не держал в квартире ничего ценного.
   Незадолго перед смертью Свярд тяжело болел, даже лежал  в  онкологической
клинике.
   Может быть, у него были припрятаны деньги? Если да, то где?  Может  быть,
Свярд чего-то боялся? Если  да,  то  чего?  Что,  кроме  собственной  жизни,
оберегал он, запираясь в своей конуре?
   Что за болезнь была у Свярда? Судя по обращению в онкологическую  клинику
- рак. Но если он был обречен, то к чему такие меры защиты?
   Может быть, он кого-то остерегался? Если да, то кого?
   И почему он переехал на другую квартиру, которая была и хуже,  и  дороже?
Это при его-то скупости.
   Вопросы.
   Непростые, но вряд ли неразрешимые.
   За два-три часа с  ними  не  справишься,  понадобятся  дни.  Может  быть,
недели, месяцы. А то и годы. Если вообще справишься Что же все-таки показала
баллистическая экспертиза? Пожалуй, с этого следует начать.
   Мартин Бек взялся за телефон. Но сегодня у него что-то не ладилось. шесть
раз он набирал нужный номер, и четыре раза слышал в  ответ:  "Минуточку!"  -
после чего наступала гробовая тишина. В конце концов  он  все-таки  разыскал
девушку, которая семнадцать дней назад вскрывала грудную клетку Свярда.
   - Да-да,- сказала она,- теперь припоминаю. Звонил  тут  один  из  полиции
насчет этой пули, всю голову мне продолбил.
   - Старший инспектор Р„нн.
   - Возможно, не помню. Во всяком случае, не тот, который сначала  вел  это
дело, не Альдор Гюставссон. Явно не такой опытный, и все время мямлит  "угу"
да "угу".
   - Ну и что же?
   - Ведь я уже говорила  вам  в  прошлый  раз,  полиция  поначалу  довольно
равнодушно подошла к этому делу. Пока не позвонил этот ваш мямля, никто и не
заикался о баллистической экспертизе. Я даже не знала толком, как  поступить
с этой пулей. Но...
   - Да?
   - В общем, я решила, что выбрасывать не годится, и положила ее в конверт.
Туда же положила свое заключение, по всем правилам. Так, как у нас заведено,
когда речь идет  о  настоящем  убийстве.  Правда,  в  лабораторию  не  стала
посылать, я же знаю, как они там перегружены.
   - А потом?
   - Потом куда-то засунула конверт и, когда позвонили, не могла сразу найти
его. Я ведь тут внештатно, у меня даже своего шкафа нет. Но в конце концов я
его все-таки отыскала и отправила.
   - На исследование?
   - У меня нет таких прав. Но если в лабораторию поступает пуля, они,  надо
думать, исследуют ее, хотя бы речь шла о самоубийстве.
   - Самоубийстве?
   - Ну да. Я написала так в заключении. Ведь  полиция  сразу  сказала,  что
речь идет о суициде
   - Ясно, буду искать дальше,- сказал Мартин Бек.- Но сперва у меня  к  вам
будет еще один вопрос.
   - Какой?
   - При вскрытии вы ничего особенного не заметили?
   -  Как  же,  заметила,  что  он  застрелился.  Об  этом  сказано  в  моем
заключении.
   -  Да  нет,  я,  собственно,  о  другом.  Вы  не   обнаружили   признаков
какого-нибудь серьезного заболевания?
   - Нет. Никаких органических изменений не было. Правда...
   - Что?
   - Я ведь не очень тщательно его исследовала. Определила причину смерти, и
все. Только грудную клетку и смотрела.
   - Точнее?
   - Прежде всего сердце и легкие. Никаких дефектов - если не  считать,  что
он был мертв.
   - Значит, в остальном возможность болезни не исключается?
   - Конечно. Все что угодно - от подагры до рака печени. Скажите, а  почему
вы так копаетесь? Рядовой случай, ничего особенного...
   - В моих вопросах тоже нет ничего особенного.
   Мартин Бек закруглился и попробовал разыскать кого-нибудь из  сотрудников
баллистической лаборатории. Ничего не добился и в конце концов вынужден  был
позвонить самому начальнику отдела, Оскару Ельму, который пользовался славой
выдающегося  специалиста  по  криминалистической  технике.  И  малоприятного
собеседника.
   - А, это ты,- пробурчал  Ельм.-  Я-то  думал,  тебя  сделали  начальником
управления... Видно, не оправдались мои надежды.
   - А тебе-то что от этого?
   - Начальники управлений  сидят  и  думают  о  своей  карьере.  Кроме  тех
случаев, когда играют в гольф и мелют вздор по  телевидению.  Уж  во  всяком
случае, они не звонят сюда и не задают пустых вопросов. Ну, что тебе нужно?
   - Ничего особенного, баллистическая экспертиза.
   -  Ничего  особенного?  А  поточнее  можно?  Нам  ведь  каждый   недоумок
какую-нибудь дрянь  шлет.  Горы  предметов  ждут  исследования,  а  работать
некому. На днях Меландер  прислал  бак  из  уборной  с  садового  участка  -
определите, мол, сколько людей в него испражнялось. А бак полный  до  краев,
его, наверно, два года не чистили.
   - Да уж, неприятная история.
   Фредрик Меландер прежде занимался убийствами,  много  лет  был  одним  из
лучших сотрудников Мартина Бека. Но недавно его  перевели  в  отдел  краж  -
видимо надеясь, что он поможет разобраться в царящем там кавардаке.
   - Точно,- сказал Ельм.- В нашей работе приятного мало. Если бы кто-нибудь
это понимал. Начальник цепу сто лет к нам не заглядывал, а  когда  я  весной
попросился к нему на прием, он велел передать, что ближайшее  время  у  него
все расписано. Ближайшее время - а сейчас уже июль! Что ты скажешь?
   - Знаю, знаю, что у вас хоть волком вой.
   - Это еще мягко сказано.- Голос Ельма звучал несколько  приветливее.-  Ты
просто не представляешь себе, что творится. И  хоть  бы  кто  посочувствовал
нам, добрым словом поддержал. Черта с два.
   Оскар Ельм был неисправимый брюзга, зато  хороший  специалист  И  он  был
восприимчив к лести.
   - Просто диво, как вы со всем управляетесь,- сказал Мартин Бек.
   - Диво? - повторил Ельм совсем уже добродушно.- Это не диво, это чудо. Ну
так что у тебя за вопрос по баллистической экспертизе?
   - Да я насчет пули, которую извлекли из одного покойника. Фамилия убитого
Свярд. Карл Эдвин Свярд.
   - Ясно, помню. Типичная история. Диагноз -  самоубийство.  Патологоанатом
прислал пулю нам, а что  с  ней  делать,  не  сказал.  Может,  позолотить  и
отправить в криминалистический музей? Или это  послание  надо  понимать  как
намек: дескать, отправляйся на тот свет сам, пока не пришили?
   - А какая пуля?
   - Пистолетная. Пистолет у тебя?
   - Нет.
   - Откуда же взяли, что это самоубийство?
   Хороший вопрос.
   Мартин Бек сделал отметку в своем блокноте.
   - Какие-нибудь данные можешь сообщить?
   - Конечно. Судя по всему, сорок пятый калибр, род оружия - автоматический
пистолет. Правда, такие пистолеты разные фирмы делают, но если  ты  пришлешь
гильзу, определим поточнее.
   - Я не нашел гильзы.
   - Не  нашел?  А  что,  собственно,  делал  этот  Свярд  после  того,  как
застрелился?
   - Не знаю.
   - Вообще-то с такой пулей в груди особую  прыть  не  разовьешь,-  заметил
Ельм.- Ложись да помирай, вот и весь сказ.
   - Понятно,- сказал Мартин Бек.- Спасибо.
   - За что?
   - За помощь. И желаю успеха.
   - Попрошу без этих шуточек.- Ельм положил трубку.
   Что ж, один вопрос выяснен. Кто бы  ни  стрелял,  сам  Свярд  или  кто-то
другой, он действовал наверняка. Сорок пятый калибр гарантирует успех,  даже
если не попадешь точно в сердце.
   Это ясно, а в целом - много ли дал ему этот разговор?
   Пуля - это еще далеко не улика, если нет оружия или хотя бы гильзы.
   Правда,  выяснилась  одна  важная  деталь.  Ельм  сказал,  что  пуля   от
автоматического пистолета  сорок  пятого  калибра,  а  на  его  слова  можно
положиться. Итак, Свярд убит из автоматического пистолета.
   А в остальном все непонятно по-прежнему.
   Свярд не мог покончить с собой, и никто другой не мог его убить.
   ...Мартин Бек продолжал поиск.
   Он начал с банков, зная по опыту, что на них уйдет уйма времени.  Правда,
в Швеции не ахти как строго с тайной вкладов, но очень уж  много  финансовых
учреждений,  к  тому  же  годовой  процент  невысок,  и   мелкие   вкладчики
предпочитают банки соседних стран, особенно Дании.
   Мартин Бек не давал передышки телефону.
   Говорят из полиции. По поводу такого-то, проживающего по адресу такому-то
или такому-то... личный индекс... Просим сообщить, не открывал ли он  у  вас
личный счет, не было ли у него абонентского ящика.
   Вопрос сам по себе несложный, но пока всех обзвонишь... А тут еще пятница
и конец рабочего дня. Раньше понедельника-вторника ответов не жди.
   Кроме того, надо бы позвонить в больницу, где лежал Свярд,  но  это  дело
Мартин Бек сразу отложил на понедельник.
   Его рабочий день тоже подходил к концу.
   В Стокгольме в это время царил полный  хаос,  полиция  была  в  истерике,
многочисленные толпы - в панике.
   Но Мартин Бек об этом не подозревал. В его окно изо всей Северной Венеции
было видно только дышащее миазмами шоссе да промышленные комплексы.  Словом,
вид не более отвратительный и отталкивающий, чем всегда.
   В семь часов он все  еще  сидел  в  своем  кабинете,  хотя  рабочий  день
кончился два часа назад и сегодня  он  больше  ничего  не  мог  сделать  для
следствия.
   Наиболее осязаемым итогом дня была метина на указательном  пальце  правой
руки от усердного вращения телефонного диска.
   Завершая служебные дела, он поискал в телефонной книге Рею Нильсен. Нашел
и уже хотел набрать ее номер, но поймал себя на том, что не знает, о чем  ее
спросить, во всяком случае по поводу Свярда.
   И нечего себя обманывать: служба тут ни при чем.
   Просто он  хотел  убедиться,  дома  ли  Рея,  и  задать  ей  только  один
незатейливый вопрос.
   Можно зайти? Мартин Бек снял руку с аппарата и поставил телефонные  книги
на место.
   Потом навел порядок на столе, выбросил ненужные бумажки, аккуратно сложил
карандаши.
   Все это он делал тщательно, не спеша и ухитрился растянуть уборку чуть ли
не на полчаса. И еще полчаса возился с испорченной шариковой ручкой,  прежде
чем решил, что ее уже не починишь, и выбросил в корзину.
   Здание еще не опустело, он слышал, как по соседству двое коллег спорят  о
чем-то на повышенных тонах.
   Его не интересовало, о чем они спорят.
   Выйдя на улицу,  Мартин  Бек  зашагал  к  метро  "Мидсоммаркрансен".  Ему
пришлось довольно долго ждать, прежде чем подошли  зеленые  вагоны,  снаружи
очень аккуратные, а внутри  изуродованные  хулиганами  -  сиденья  изрезаны,
ручки оторваны или отвинчены.
   В Старом городе он сошел и направился к своему дому.
   Дома, надев пижаму, поискал пива в холодильнике  и  вина  в  шкафу,  хотя
знал, что ни того, ни другого нет.
   Открыл банку русских крабов и сделал два  бутерброда.  Откупорил  бутылку
минеральной воды. Поел. Ужин как ужин, совсем даже неплохой,  но  уж  больно
тоскливо сидеть и жевать в одиночестве... Правда, позавчера было  точно  так
же тоскливо, но  тогда  его  это  почему-то  меньше  трогало.  Чтобы  чем-то
заняться. Мартин Бек взял с полки одну из многих еще  не  прочитанных  книг.
Это оказалась беллетризованная история битвы  в  Яванском  море,  автор  Рэй
Паркинс. Лежа в постели, он быстро ее одолел и заключил, что книжка  плохая.
И зачем только  ее  переводили  на  шведский?  Кстати,  какое  издательство?
"Норстедтс" - странно.
   Сэмюэл Элиот Морисон в своей "Войне на двух океанах" на девяти  страницах
сумел о том же написать куда  толковее  и  ярче,  чем  Паркинс  на  двухстах
пятидесяти семи.
   Засыпая, Мартин Бек думал о макаронах с мясным соусом. И поймал  себя  на
том, что ждет завтрашнего дня с чувством, смахивающим на предвкушение.
   А так как  чувство  это  было  ничем  не  оправдано,  бессодержательность
субботы и  воскресенья  показалась  ему  особенно  невыносимой.  Впервые  за
несколько лет одиночество превратилось в нестерпимую муку. Дома не сиделось,
и в воскресенье он даже совершил прогулку на пароходике до Мариефред, но это
не помогло. Он и на вольном воздухе чувствовал себя словно взаперти.  Что-то
в его жизни крепко не ладилось, и он не хотел больше с  этим  мириться,  как
мирился прежде. Глядя на других людей, Мартин Бек догадывался, что многие из
них пребывают в таком же тупике, но то ли не осознают этого, то ли не  хотят
осознавать.
   В понедельник утром во сне он опять скакал  верхом.  Гито  был  похож  на
Каррадина и держал в руке автоматический пистолет сорок  пятого  калибра.  А
когда Мартин Бек выполнил свой жертвенный ритуал, к нему подошла Рея Нильсен
и спросила: "Ты ничего лучшего не мог придумать?" Придя в  свой  кабинет  на
Вестберга-аллес, он снова взялся за телефон. Начал с онкологической клиники.
И с великим трудом добился ответа, из которого мало что можно было извлечь.
   Свярд был госпитализирован в понедельник шестого марта. Но уже на  другой
день его направили в инфекционное отделение больницы С„дер.
   Почему?
   - На этот вопрос теперь не так-то легко  ответить,-  сказала  секретарша,
отыскав наконец в регистрационных книгах фамилию Свярда.-  Очевидно,  случай
не по нашему профилю. Истории болезни  нет,  есть  только  пометка,  что  он
поступил с направлением от частного врача.
   - А что за врач?
   - Некий доктор Берглюнд, терапевт.  Кстати,  вот  и  направление,  только
разобрать ничего нельзя, вы же знаете, как врачи пишут. Вдобавок  ксерокопия
плохая.
   - Адрес тоже не разобрать?
   - Адрес врача? Уденгатан, тридцать.
   - Ну вот видите, что-то все же разобрали.
   - Штемпель,- лаконично ответила секретарша.
   У доктора Берглюнда автоматический ответчик сообщил, что  прием  временно
прекращен, до пятнадцатого августа.
   Ну конечно, доктор в отпуске.
   Но Мартина Бека никак не устраивало ждать больше  месяца,  чтобы  узнать,
чем болел Свярд.
   Он набрал один из  номеров  больницы  С„дер.  Больница  эта  большая,  ее
телефоны вечно заняты, и он потратил почти два часа, прежде чем выяснил, что
Карл Эдвин Свярд действительно нахо