Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
повис высоко над землей,
зацепившись правой рукой и правой ногой. Из глубоких порезов в руке хлестала
кровь, штанина тоже окрасилась в алый цвет.
Р„нн двигался не столь проворно, однако успел перемахнуть через порог как
раз в тот момент, когда дверь со скрипом качнулась обратно. Она ударила его
наотмашь в лоб, он выронил пистолет и упал навзничь на лестничную площадку.
Как только дверь после столкновения с Ренном распахнулась вторично, в
квартиру ворвался Колльберг. Окинув комнату взглядом, он убедился, что в ней
никого нет, если не считать руки и ноги Гюнвальда Ларссона, бросился к окну
и ухватился за ногу обеими руками.
Опасность того, что Гюнвальд Ларссон упадет и разобьется насмерть, была
весьма реальной. Навалившись всем телом на его правую ногу, Колльберг
изловчился и поймал левую руку коллеги, которой тот силился дотянуться до
окна. Несколько секунд чаша весов колебалась, и у обоих было такое чувство,
что они вот-вот полетят вниз. Но Гюнвальд Ларссон крепко держался
исполосованной правой рукой, и, напрягая все силы, Колльберг ухитрился
втянуть своего незадачливого товарища на подоконник, где он, хотя и сильно
пострадавший, был в относительной безопасности.
В эту минуту Р„нн, слегка ошалевший от удара по голове, пересек порог на
четвереньках и принялся искать оброненный пистолет.
Следующим в дверях появился Цакриссон, за ним по пятам шла собака. Он
увидел ползающего на четвереньках Рейна с расквашенным лбом и лежащий на
полу пистолет. Увидел также у разбитого окна окровавленных Колльберга и
Гюнвальда Ларссона.
Цакриссон закричал:
- Ни с места! Полиция!
После чего выстрелил вверх и попал в стеклянный шар под потолком. Лампа
разлетелась вдребезги с оглушительным шумом.
Цакриссон повернулся кругом и следующим выстрелом поразил собаку.
Бедняжка осела на задние лапы и жутко завыла.
Третья пуля влетела в открытую дверь ванной и пробила трубу. Длинная
струя горячей воды с шипением ударила прямо в комнату.
Цакриссон еще раз дернул курок, но тут заело механизм.
Вбежал проводник собаки.
- Эти гады застрелили Боя,- вскричал он и схватился за оружие. Размахивая
пистолетом, он искал безумным взглядом виновника, чтобы воздать ему по
заслугам.
Пес выл страшнее прежнего.
Полицейский в сине-зеленом пуленепробиваемом жилете, с автоматом в руках
ворвался в квартиру, зацепил ногой Р„нна и растянулся во весь рост. Его
автомат прокатился по паркету в дальний угол. Собака - видно, ее рана была
не смертельная - впилась ему зубами в икру. Полицейский истошным голосом
стал звать на помощь.
Колльберг и Гюнвальд Ларссон уже сидели рядом на полу, основательно
изрезанные и совершенно обессиленные. Но голова у них работала, и оба в одно
время пришли к двум идентичным выводам. Во-первых: в квартире никого не
было, ни Мальмстр„ма, ни Мурена, ни кого-либо еще. Во-вторых, дверь была не
заперта и, скорее всего, даже не закрыта как следует.
Кипящая струя из ванной хлестнула Цакриссона по лицу.
Полицейский в жилете полз к своему автомату. Собака волочилась следом,
вонзив клыки в мясистую ногу.
Гюнвальд Ларссон поднял окровавленную руку и заорал:
- Кончайте, черт побери...
В ту же секунду "газовщик" одну за другой бросил в квартиру две гранаты
со слезоточивым газом. Они упали на пол между Ренном и проводником собаки и
тотчас взорвались.
Раздался еще один выстрел; кто именно выстрелил - установить не удалось,
но скорее всего, это был проводник. Пуля ударилась о батарею отопления в
сантиметре от колена Колльберга, рикошетом отскочила на лестничную площадку
и ранила "газовщика" в плечо.
Колльберг попытался крикнуть: "Сдаемся! Сдаемся!" - но из его горла
вырвалось лишь хриплое карканье.
Газ мгновенно распространился по квартире, смешиваясь с паром и пороховым
дымом.
Пять человек и одна собака стонали, рыдали и кашляли в ядовитой мгле.
Шестой человек сидел на лестничной клетке и подвывал, прижимая к плечу
ладонь.
Откуда-то сверху примчался взбудораженный Бульдозер Ульссон.
- Что такое? В чем дело? Что тут происходит? - допытывался он.
Сквозь туман из квартиры доносились жуткие звуки. Кто-то скулил, кто-то
сдавленным голосом звал на помощь, кто-то невнятно чертыхался.
- Отставить! - визгливо скомандовал Бульдозер, поперхнулся газом и
закашлялся.
Он попятился по ступенькам вверх, но облако газа следовало за ним. Тогда
Бульдозер приосанился и обратил грозный взгляд на едва различимый дверной
проем.
- Мальмстр„м и Мурен,- властно произнес он, обливаясь слезами.- Бросайте
оружие и выходите! Руки вверх! Вы арестованы!
XIX
В четверг 6 июля 1972 года специальная группа по борьбе с ограблениями
банков собралась утром в своем штабе. Члены группы сидели бледные, но
подтянутые, царила строгая тишина.
Мысль о вчерашних событиях никого не располагала к веселью. А Гюнвальда
Ларссона меньше всех.
В кино, может быть, и уморительно, когда человек вываливается из окна и
болтается над землей на высоте пятого этажа. В жизни это отнюдь не смешно.
Изрезанные руки и порванный костюм тоже не потеха.
Пожалуй, больше всего Гюнвальд Ларссон расстраивался из-за костюма. Он
был очень разборчив, и на одежду уходила немалая часть его жалованья. И вот
опять, в который раз, един из лучших костюмов, можно сказать, погиб при
исполнении служебных обязанностей.
Эйнар Р„нн тоже пригорюнился, и даже Колльберг не мог и не желал оценить
очевидный комизм ситуации. Слишком хорошо он помнил, как у него сосало под
ложечкой, когда ему казалось, что всего пять секунд отделяют его и Гюнвальда
Ларссона от верной смерти. К тому же он не верил в бога и не представлял
себе на небесах полицейского управления с крылатыми сыщиками.
Битва на Данвиксклиппан подверглась придирчивому разбору Тем не менее
объяснительная записка была весьма туманна и пестрила уклончивыми оборотами.
Составлял ее Колльберг
Но потери нельзя было скрыть.
Троих пришлось отвезти в больницу. Правда, ни смерть, ни инвалидность им
не грозила. У "газовщика" - ранение мягких тканей плеча. У Цакриссона -
ожоги на лице. (Кроме того, врачи утверждали, что у него шок, что он
производит "странное" впечатление и не в состоянии толково ответить на
простейшие вопросы. Но это, скорее всего, объяснялось тем, что они не знали
Цакриссона и переоценивали его умственные способности. Возможность
недооценки в этом случае начисто исключалась.) Не одну неделю предстояло
провести на бюллетене полицейскому, которого искусала собака: разорванные
мышцы и жилы не скоро заживают.
Хуже всего пришлось самой собаке. Из хирургического отделения
Ветеринарного института сообщили, что, хотя пулю удалось извлечь, вопрос об
усыплении не снимается с повестки дня, ибо не исключена возможность
инфекции. Правда, в заключении отмечалось, что Бой - молодая и крепкая
собака, ее общее состояние - удовлетворительное.
Для посвященных все это звучало малоутешительно.
Члены спецгруппы тоже не могли похвастаться своим самочувствием. Р„нн
сидел с пластырем на лбу; его красный от природы нос подчеркивал
живописность двух отменных синяков.
Гюнвальду Ларссону, по чести говоря, было место не на службе, а дома -
вряд ли можно считать трудоспособным человека, у которого правая рука и
правое колено туго перевязаны бинтами. К тому же изрядная шишка украшала его
голову.
Колльберг выглядел лучше, но у него голова раскалывалась от боли, которую
он приписывал загрязненной атмосфере на поле боя. Специальное лечение -
коньяк, аспирин и супружеская ласка (любящая жена постаралась) - помогло
только отчасти.
Поскольку противник в битве не участвовал, его потери были минимальными.
Правда, в квартире обнаружили и конфисковали кое-какое имущество, но даже
Бульдозер Ульссон не решился бы всерьез утверждать, что утрата рулона
туалетной бумаги, картона с ветошью, двух банок брусничного варенья и горы
использованного белья может сколько-нибудь огорчить Мальмстрема и Мурена или
затруднить их дальнейшие действия.
Без двух минут девять в кабинет ворвался и сам Бульдозер Ульссон Он уже
успел с утра пораньше посетить два важных совещания - в ЦПУ и в отделе по
борьбе с мошенничеством и был, что называется, полон боевого задора.
- Доброе утро, привет,- благодушно поздоровался он.- Ну, как
самочувствие, ребята?
Ребята сегодня, как никогда, ощущали свои уже немолодые годы, и он не
дождался ответа.
- Что ж, вчера Рус сделал ловкий контрход, но не будем из-за этого вешать
нос. Скажем так, мы проиграли пешку-другую и потеряли темп.
- По-моему, это скорее похоже на детский мат,- возразил любитель шахмат
Колльберг.
- Но теперь наш ход,- продолжал Бульдозер.- Тащите сюда Мауритсона, мы
его прощупаем! Он кое-что держит про запас. И он трусит, уважаемые господа,
еще как трусит! Знает, что теперь Мальмстр„м и Мурен не дадут ему спуску.
Освободить его сейчас - значит оказать ему медвежью услугу. И он это
понимает.
Ренн, Колльберг и Гюнвальд Ларссон смотрели воспаленными глазами на
своего вождя. Перспектива снова что-то затевать по указке Мауритсона им
нисколько не улыбалась.
Бульдозер критически оглядел их; его глаза тоже были воспалены, веки
опухли.
- Знаете, ребята, о чем я подумал сегодня ночью? Не лучше ли впредь для
таких операций, вроде вчерашней, использовать более свежие и молодые силы?
Как по-вашему?
Помолчав, он добавил:
- А то ведь как-то нехорошо получается, когда пожилые, солидные люди,
ответственные работники бегают, палят из пистолетов, куролесят...
Гюнвальд Ларссон глубоко вздохнул и поник, словно ему вонзили нож в
спину.
"А что,- подумал Колльберг,- все правильно".
Но тут же возмутился.
"Как он сказал? Пожилые?.. Солидные?.."
Р„нн что-то пробормотал.
- Что ты говоришь, Эйнар? - ласково спросил Бульдозер.
- Да нет, я только хотел сказать, что не мы стреляли.
- Возможно,- согласился Бульдозер.- Возможно. Ну все, хватит киснуть.
Мауритсона сюда!
Мауритсон провел ночь в камере, правда, с большим комфортом, чем рядовые
арестанты. Ему выделили персональную парашу, он даже одеяло получил, и
надзиратель предложил ему стакан воды.
Все это его вполне устраивало, и спал он, по словам того же надзирателя,
спокойно. Хотя, когда ему накануне сообщили, что Мальмстр„м и Мурен не
присутствовали при их задержании, он был заметно удивлен и озабочен.
Криминалистическое исследование квартиры показало, что птички улетели
совсем недавно. Это подтверждали, в частности, обнаруженные в большом
количестве отпечатки пальцев; причем на одной из банок остались следы
большого и указательного пальцев правой руки Мауритсона.
- Вам не нужно объяснять, что из этого следует,- выразительно произнес
Бульдозер.
- Что Мауритсон уличен банкой с брусничным вареньем,- отозвался Гюнвальд
Ларссон.
- Вот-вот, совершенно верно,- радостно подхватил Бульдозер.- Он уличен!
Никакой суд не подкопается. Но я, собственно, не об этом думал.
- О чем же ты думал?
- О том, что Мауритсон явно говорил правду. И вероятно, он нам еще
кое-что выложит.
- Ну да, о Мальмстр„ме и Мурене.
- То есть как раз то, что нас сейчас больше всего интересует. Разве не
так?
И вот Мауритсон снова сидит в окружении детективов. Сидит тихий, скромный
человечек с располагающей внешностью.
- Вот так, дорогой господин Мауритсон,- ласково произнес Бульдозер.- Не
сбылось то, что мы с вами задумали.
Мауритсон покачал головой.
- Странно,- сказал он.- Я ничего не понимаю. Может быть, у них чутье,
шестое чувство?
- Шестое чувство...- задумчиво произнес Бульдозер.- Иной раз и впрямь
начинаешь верить в шестое чувство. Если только Рус...
- Какой еще Рус?
- Нет-нет, господин Мауритсон, ничего. Это я так, про себя. Меня
беспокоит другое. Ведь у нас с вами дебет-кредит не сходится! Как-никак, я
оказал господину Мауритсону немалую услугу. А он, выходит, все еще в долгу
передо мной.
Мауритсон задумался.
- Другими словами, господин прокурор, я еще не свободен? - спросил он
наконец.
- Как вам сказать. И да, и нет. Что ни говори, махинация с наркотиками -
серьезное преступление. Дойди дело до суда, можно получить...- Он посчитал
по пальцам.- Да, пожалуй, восемь месяцев. И уж никак не меньше шести.
Мауритсон смотрел на него совершенно спокойно.
- Но,- голос Бульдозера потеплел,- с другой стороны, я посулил на сей раз
господину Мауритсону отпущение грехов. Если получу что-то взамен.
Он выпрямился, хлопком соединил ладони перед лицом и жестко сказал:
- Другими словами: если ты сию минуту не выложишь все, что тебе известно
о Мальмстр„ме и Мурене, мы арестуем тебя как соучастника. В квартире найдены
твои отпечатки пальцев. А потом передадим тебя опять Якобссону, Да еще
позаботимся о том, чтобы тебя хорошенько вздули.
Гюнвальд Ларссон одобрительно посмотрел на начальника спецгруппы и
произнес:
- Лично я с удовольствием...
Мауритсон и бровью не повел.
- Ладно,- сказал он.- Есть у меня кое-что... вы накроете и Мальмстр„ма, и
Мурена, и не только их.
Бульдозер Ульссон расплылся в улыбке.
- Это уже интересно, господин Мауритсон. И что же вы хотите нам
предложить?
Мауритсон покосился на Гюнвальда Ларссона и продолжал:
- Элементарное дело, котенок справится.
- Котенок?
- Да, и вы уж не валите из меня, если опять дадите маху.
- Ну что вы, дорогой Мауритсон, зачем же там грубо. Вы не меньше нашего
заинтересованы в том, чтобы их накрыли. Так что у вас там припасено?
- План их следующей операции,- бесстрастно произнес Мауритсон.- Время,
место и все такое прочее.
Глаза прокурора Ульссона чуть не выскочили из орбит. Он трижды обежал
вокруг кресла Мауритсона, крича, словно одержимый:
- Говорите, господин Мауритсон! Все говорите! Считайте, что вы уже
свободны! Если хотите, обеспечим вам охрану. Только рассказывайте, дорогой
Мауритсон, все рассказывайте!
Его порыв заразил и остальных, члены спецгруппы нетерпеливо окружили
доносчика.
- Ладно,- решительно начал Мауритсон,- слушайте. Я взялся немного помочь
Мальмстр„му и Мурену - ходил для них в магазин и все такое прочее. Сами они
предпочитали не выходить на улицу. Ну вот, и в том числе я каждый день
должен был справляться в табачной лавке в Биркастан насчет почты для Мурена.
- Чья лавка? - живо спросил Колльберг.
- Пожалуйста, я скажу, да только вам это ничего не даст, я уже сам
проверял. Лавка принадлежит одной старухе, а письма приносили пенсионеры,
каждый раз другие.
- Дальше! - поторопил его Бульдозер.- Письма? Какие письма? Сколько их
было?
- За все время было только три письма,- ответил Мауритсон.
- И вы передали их?
- Да, но сперва я их вскрывал.
- Мурен ничего не заметил?
- Нет. Я умею вскрывать письма, такой способ знаю, что никто не заметит.
Химия.
- Ну и что же было в этих письмах?
Бульдозеру не стоялось на месте, он перебирал ногами и приплясывал, будто
раскормленный петух на противне.
- В первых двух ничего интересного не было, речь шла о каких-то Х и X,
которые должны были приехать в пункт Y, и так далее. Совсем коротких
записки, и все кодом. Просмотрю, заклею опять и несу Мурену.
- А в третьем что?
- Третье пришло позавчера. Очень интересное письмо. План очередного
ограбления, во всех подробностях.
- И эту бумагу вы передали Мурену?
- Не бумагу, а бумаги. Там было три листка. Да, я отнес их Мурену. Но
сперва снял копии на ксероксе и спрятал в надежном месте.
- Дорогой господин Мауритсон.- У Бульдозера даже дыхание перехватило.-
Что это за место? Сколько времени нужно вам, чтобы забрать копии?
- Сами забирайте, меня что-то не тянет.
- Когда?
- Как только я скажу, где они.
- Так где же они?
- Спокойно, не жмите на педали,- сказал Мауритсон.- Товар натуральный,
никакого подвоха. Но сперва я должен кое-что получить от вас.
- Что именно?
- Во-первых, бумагу за подписью Якобссона, она лежит у вас в кармане. Та
самая, в которой сказано, что подозрение в махинациях с наркотиками с меня
снято, предварительное следствие прекращено за отсутствием доказательств и
так далее.
- Вот она.- Бульдозер полез во внутренний карман.
- И еще одну бумагу, с вашей подписью, это уже насчет моего соучастия в
делах Мальмстр„ма и Мурена. Дескать, дело выяснено, я ни в чем преступном не
замешан и так далее.
Бульдозер Ульссон ринулся к пишущей машинке.
Меньше чем за две минуты бумага была готова. Мауритсон получил оба
документа, внимательно прочитал их и сказал:
- Порядок. Конверт с фотокопиями находится в "Шератоне".
- В отеле?
- Ага. Я переправил его туда, получите у портье, до востребования.
- На чье имя?
- На имя графа Филипа фон Бранденбурга,- скромно ответил Мауритсон.
Члены спецгруппы удивленно посмотрели на него.
Наконец Бульдозер опомнился:
- Замечательно, дорогой господин Мауритсон, замечательно. Может быть, вы
пока посидите в другой комнате, совсем недолго, выпьете чашечку кофе со
сдобой?
- Лучше чаю,- сказал Мауритсон.
- Чаю...- рассеянно произнес Бульдозер.- Эйнар, позаботься о том, чтобы
господину Мауритсону принесли чаю со сдобой... и чтобы кто-нибудь составил
ему компанию.
Р„нн проводил Мауритсона и тут же вернулся.
- Что дальше делаем? - спросил Колльберг.
- Забираем письма,- ответил Бульдозер.- Сейчас же. Проще всего будет,
если кто-нибудь из вас отправится туда, назовется графом фон Бранденбургом и
востребует свою почту. Хотя бы ты, Гюнвальд.
Гюнвальд Ларссон холодно уставился на него своими ярко-голубыми глазами.
-Я? Ни за что на свете. Лучше сразу подам заявление об уходе.
- Тогда придется тебе это сделать, Эйнар. Если сказать все как есть, еще
заартачатся, дескать, то, с„, не имеем права выдавать почту графа. И мы
потеряем драгоценное время.
- Так,- сказал Р„нн.- Филип фон Бранденбург, граф, вот у меня тут
визитная карточка, Мауритсон дал. Они у него в бумажнике лежат, в потайном
отделении. Благородство-то какое!
Он показал им: мелкие буквы пепельного цвета, серебряная монограмма в
уголке...
- Ладно, двигай! - нетерпеливо распорядится Бульдозер.- Живей! Р„нн
вышел.
- Подумать только,- сказал Колльберг.- Если я зайду в лавку, где уже
десять лет покупаю продукты, и попрошу пол-литра молока в долг, мне шиш
покажут. А этакий Мауритсон удостоит визитом самый роскошный ювелирный
магазин в городе, назовется герцогом Малабарским, и ему тут же выдадут два
ящика брильянтовых колец и десять жемчужных ожерелий для ознакомления.
- Что поделаешь,- отозвался Гюнвальд Ларссон.- Классовое общество...
Бульдозер Ульссон кивнул с отсутствующим видом. Вопросы общественного
устройства его не интересовали.
Портье посмотрел на письмо, потом на визитную карточку и наконец на
Ренна.
- А вы точно граф фон Бранденбург? - подозрительно осведомился он.
- Угу,- промямлил Р„нн,- собственно, я его посыльный.
- А-а,- протянул портье.- Понятно. Пожалуйста, возьмите. И передайте
господину графу, что мы всегда к его услугам.
Человек, не знающий Бульдозера Ульссона, мог бы подумать, что он серьезно
заболел. Или по меньшей мере обезумел.
Вот уже целый час Бульдозер пребывал в состоянии высшего блаженства, и
выражалась эта эйфория не столько в словах, сколько в действии, точнее даже,
в пластике. О