него  был  приказ  вас  не  трогать.  Он
стрелял только, чтобы дать мне возможность уйти.
   Это звучало не очень правдоподобно, но я все  же  решил  принять  эту
версию. Причем я сделал это вовсе не  из  чувства  сострадания.  В  мире
достаточно людей, заслуживающих нашего сочувствия, и  не  стоит  тратить
его на тех, кто балуется с огнестрельным оружием.
   - В следующий раз заранее предупреждай меня, -  буркнул  я,  -  тогда
будет поменьше трупов. Когда в меня стреляют, у меня  возникает  желание
открывать ответный огонь. Я дал тебе шанс,  и  не  один,  но  ты  решила
сделать по-своему. А теперь подбери ключи.  Так,  хорошо!  Положи  их  в
карман. Отлично! Теперь иди вот туда, подними пса и отнеси  в  домик.  О
своем приятеле не беспокойся. Он уже скончался.  Я  проверил.  Тебе  ему
нечем помочь. - Когда она в замешательстве остановилась возле  Хэнка,  я
сказал:
   - Аккуратнее. Ты его отравила, ты и неси.
   В домике она положила Хэнка на одну из скамеек и обернулась  ко  мне,
тяжело дыша. Даже  молодой  Лабрадор  -  тяжелая  ноша  для  девушки.  Я
заметил, что Хэнк тоже дышит - не глубоко, но  достаточно,  чтобы  можно
было понять: жизнь в нем еще есть и, может быть, удастся спасти  его.  В
целом операция прошла успешно. Собака с ошейником сыграла роль  наживки,
я поймал рыбу и вернул наживку..
   Девица не спускала с меня взгляд. Я посмотрел на  нее,  и  она  вдруг
как-то сразу угасла. Вид у нее сделался бледный, усталый, несчастный.
   - Дайте чем-нибудь его накрыть, - сказала она. - Ему нужно тепло.
   - Сейчас, - сказал я, вытащил из ящика одеяло и дал ей.  Она  накрыла
Хэнка и издала короткий смешок. -  В  чем  дело?  -  спросил  я,  а  она
ответила:
   - Возимся вокруг собаки, а там лежит человек...
   - Черт с ним, - сказал я. - Этот пес лучше знает свое дело, чем  твой
приятель свое.
   - Зато вы великий мастер, - в ее  голосе  снова  послышалось  прежнее
отвращение.
   - Да, мэм, - сказал я. - Как-никак это моя профессия.
   - Я бы постеснялась признать это так открыто...
   - Хватит, Белман, - перебил я ее. -  Вы  сами  пытались  освоить  наш
рэкет, только вот плохо получилось. Теперь говори,  что  дали  собаке  и
сколько.
   Она поколебалась, словно желая продолжить дискуссию, потом сказала:
   - Это не яд. Если бы он получил стрихнин или мышьяк,  то  вы  бы  его
услышали. Это очень болезненно.  Странно,  что  такой  эксперт  об  этом
ничего не знает.
   - Есть еще и цианистый калий, - напомнил  я.  -  И  множество  других
мгновенных средств. У мистера Су, наверное, имеется неплохая аптечка.
   - Мистер Су далеко, - ответила она. - На другом конце  телефонного  и
очень длинного провода. Мы пустили в ход то, что  оказалось  под  рукой.
Снотворное. Нембутал. Двенадцать гран. Он действует медленно,  потому-то
я потратила час на все эти разговоры.
   - Двенадцать гран - большая доза. Выживет ли он?
   - Если организм здоровый, ничего не должно случиться.  Но  на  всякий
случай лучше отвезти его к ветеринару, пусть  даст  ему  аналептик,  для
стимуляции дыхания.
   - Ближайшая ветлечебница, наверное, на побережье, в Прин-Руперте.  Ты
неплохо разбираешься в ветеринарии.
   - Я же говорила, у меня немало очень знающих друзей. Когда я занялась
всем этим, то связалась с одним из них. Он имеет  докторскую  степень  в
этой области. Псу нужно дать микедимид. Тогда все с ним будет в порядке.
   - Ясно.
   Она выпрямилась, насколько  это  было  возможно  в  темном  и  низком
помещении, и сказала:
   - А теперь, наверное, пора довести дело до конца. Вы  разобрались  со
всеми пятерыми, как вам и было приказано. Вернее, разберетесь со  всеми,
когда застрелите меня.
   Я пристально посмотрел на нее. Люди порой придают  огромное  значение
таким вещам, как политические убеждения, моральные принципы, дурные  или
достойные  поступки,  но  какими   бы   стандартами   вы   ни   пытались
руководствоваться,  эта  девица  проигрывала   по   всем   пунктам.   Не
существовало разумных доводов в пользу того, чтобы сохранить жизнь.  Она
пыталась меня убить несколько раз, и мне следовало разобраться с ней раз
и навсегда, не испытывая никаких сомнений.
   - Ты знаешь, что ты сявка, худышка? - спросил я ее.
   Меж бровей у нее возникла складка. Она спросила:
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Он же тебя просто подставил. Су хорошо меня  знает,  и  он  отлично
понимает, что команда зеленых юнцов не  имеет  шансов  против  человека,
который занимается этим делом так давно, как я.  Особенно,  если  у  них
есть приказ не убивать. Когда же он отдал  такой  гуманный  приказ?  Тот
юноша на  холме  с  оптической  винтовкой  отнюдь  не  собирался  просто
попугать меня.
   - Нет, Майк должен  был...  стрелять  без  разговоров.  Но  потом  по
телефону мы получили новые инструкции. Только зачем  мистеру  Су  нужно,
чтобы мы все погибли? Это какой-то абсурд.
   - Не знаю, - сказал я. -  Думай  сама.  Если  что-нибудь  придумаешь,
черкни пару строк. А теперь проваливай.
   - Что, что?
   Я мрачно посмотрел на нее. Мне не  следовало  так  поступать.  Скорее
всего, это  еще  принесет  мне  неприятности.  Сентиментальность  обычно
дорого обходится. Но в мозгу есть клапан, который подает сигнал  "огонь"
или "отбой". Сейчас сигнал был "отбой", может, потому что за  одну  ночь
уже и так получилось слишком много трупов. Я сказал со вздохом:
   - Проваливай! Машина вон там, ключи  у  тебя  в  кармане.  Vaya,  как
говорят по ту сторону границы. На юге.
   - Вы... вы меня отпускаете?
   - Да, и мне еще за это достанется. Но я  не  намерен  делать  грязную
работу еще и за Су. Если он хочет, чтобы тебя не  стало,  пусть  убивает
сам. Убирайся! Отстань от меня. Из-за тебя погибло четверо. Даже пятеро,
включая Нистрома. И еще одна собака. Так что сделай передышку,  хотя  бы
для разнообразия.
   Она поколебалась, затем сказала совсем другим голосом:
   - Спасибо. Обещаю, что никому ничего не скажу.
   - Как же! Если эти самые шпионы сцапают тебя, то ты им выложишь  все,
что знаешь - как сделал бы на твоем месте любой другой.
   - А как насчет Уолли?
   - С ним я разберусь. Только уезжай. Стой! Возьми свою куртку.
   Она взяла куртку, протиснулась к двери, остановилась.
   - У меня действительно была собака по имени Моди, - тихо сказала она.
   - Я так и подумал. Отчасти потому я тебя и отпускаю. И еще потому что
ты хорошо бросаешь спиннинг. Не знаю только, поймет ли меня мой шеф.
   Она заколебалась, словно желая сказать что-то еще, но  промолчала,  и
слава Богу. Она вышла, и вскоре я услышал, как загудел мотор "форда",  и
машина двинулась на восток. Я посмотрел на пса и переложил его  на  пол,
откуда он не мог упасть. Между мной и побережьем  было  шестьдесят  миль
шоссе, превращенного в стройплощадку.

Глава 16

   Это был вполне простой нож с деревянной рукояткой  и  тяжелым  прямым
лезвием в четыре дюйма. Вообще-то я предпочитаю  ножи  покороче,  но,  с
другой стороны, этот нож все равно был меньше, чем ятаганы,  на  которых
настаивают наши спецы в  Вашингтоне.  Это  был  складной  охотничий  нож
известной американской фирмы, и пользовались им мало, а потому его  было
трудно открывать. Я с сожалением вспомнил свой нож, который я оставил на
озере Франсуа, его-то можно было открыть легким движением руки.
   - Это очень хороший нож,  -  с  надеждой  в  голосе  произнес  хозяин
магазина. - Я купил его у парня с парома. Он поистратился на  севере,  и
ему не на что было купить бензина на обратную дорогу. Я уступлю вам  его
за двенадцать долларов.
   Я купил нож, еще кое-какие мелочи и вышел на улицу, где вовсю светило
солнце. Принс-Руперт не отличался особыми достопримечательностями. Я  не
хочу сказать, что это скверный городишко. Городок был вполне обычный,  и
в этом-то для меня как туриста и  заключалась  беда.  Скверный,  мерзкий
городишко как раз был бы вполне уместен здесь,  среди  лесов,  там,  где
кончается асфальт. Жуткая дыра, медвежий угол -  это  как-то  отчетливее
позволило бы  понять,  что  между  двумя  конечными  пунктами  паромного
сообщения  находятся  четыреста   миль   территории,   где   цивилизация
представлена исключительно медвежьими углами, куда добраться можно  либо
на пароме, либо на самолете. Но вместо захолустья, пугающей дыры  передо
мной раскинулся самый обыкновенный населенный пункт, где имелся мотель и
бензоколонка.
   Я подошел к своему пикапу, стоявшему у обочины.  Никто  в  городе  не
обращал на него никакого внимания. В этих местах  американские  туристы,
ждущие парома на север, успели намозолить глаза местным.
   Я глянул на Хэнка. Он  поднял  голову  и  завилял  хвостом,  когда  я
отворил дверь. Ночь выдалась трудная. Сначала мне пришлось разыскивать и
будить ветеринара, а после того, как тот дал ему какие-то лекарства,  не
давать Хэнку уснуть. Лабрадор  весом  в  шестьдесят  фунтов,  непременно
желающий уснуть у тебя на руках, к утру может  несколько  вымотать  твои
силы. Без ошейника у него был какой-то страшно обнаженный вид.  Я  сунул
было руку в карман, но вытащил обратно.  В  его  нынешнем  положении  он
может за что-нибудь зацепиться и не сумеет освободиться, да  и  защитить
ошейник от чужаков тоже вряд ли сможет.
   - О`кей, дурачок, - сказал я ему. - Вот тебе урок - не бери ничего из
рук посторонних.
   Он вяло осклабился, и я снова закрыл дверь домика, потом сел за  руль
и поехал на автобусную станцию, где, как мне сказали, продавались билеты
на паром. Я вышел из помещения автовокзала обладателем билета до Хейнса,
штат Аляска. По-прежнему светило  солнце,  по-прежнему  было  тепло  для
таких северных мест, и  на  первый  взгляд  город  проявлял  все  то  же
равнодушие к моей персоне.
   Выполняя рискованное задание - а сейчас был именно тот  случай,  -  я
обычно оставляю некоторые "маячки", - когда  покидаю  свое  транспортное
средство, чтобы по возвращении удостовериться, что никто не попытался  с
ним ничего сделать. В капот на сей раз никто не подумал  залезать,  и  в
кабину тоже, но вот  в  прицеп  кто-то  либо  забрался,  либо  ненадолго
заглядывал. Я вздохнул. Ночь выдалась и без того  трудная,  чтобы  опять
начинать все сначала.
   Меня так и подмывало распахнуть дверь и полюбоваться на того, кто там
находился. Но так или иначе, незваный гость должен был как-то поладить с
Хэнком. Либо это был человек, умеющий обращаться  с  собаками,  либо  он
хорошо знал  эту  конкретную  собаку.  Этим  могли  похвастаться  ребята
мистера Смита, но с какой стати им было появляться в Британской Колумбии
и ставить под угрозу мою операцию, я не мог взять в толк. Тем более, что
чуть позже у меня и так с ними была назначена встреча. Что ж, я понимал,
каким образом лучше  всего  прояснить  недоразумение,  но  центр  города
казался не самым подходящим местом для этого.
   Я сел за руль. Я ничего не увидел в заднем стекле  кабины,  хотя  она
соответствовала  переднему  стеклу  прицепа,  и  я  мог   видеть   часть
интерьера. Тот, кто залез туда, явно затаился.  Я  проехал  по  шоссе  в
обратном направлении, свернул на проселок и, углубившись в лес,  отыскал
поляну, где и развернулся.
   Я затормозил, выключил мотор, вышел из кабины и открыл дверь  домика.
Молодой человек, сидевший на скамейке,  направил  на  меня  револьвер  с
отпиленным хвостом.
   - Входите, мистер Хелм, - сказал он. - Меня послали забрать  ошейник,
но на псе его нет. Где он?
   Я посмотрел на него. И лицо, и голос показались мне знакомыми.  Голос
я слышал по телефону в Паско,  когда  его  обладатель  жаловался  насчет
кузнечиков. Лицо я запомнил по Сан-Франциско, среди прочих  молодых  лиц
из выводка мистера Смита. Я посмотрел на револьвер.
   - Хэнк! - позвал я пса, который кротко лежал на полу,  явно  чувствуя
себя среди своих. Он  вопросительно  посмотрел  на  меня,  а  я  щелкнул
пальцами и сказал:
   - Хэнк, убирайся отсюда.
   - Мистер Хелм...
   - Быстро, Хэнк! - продолжал я, не обращая внимания на протест  гостя.
- Осторожно, глупый, тут ступеньки. Можешь справить свои надобности,  но
будь рядом. - Не спуская глаз с револьвера, я сказал:
   - У меня днем встреча. Почему вы не  хотите  получить  ошейник  после
нее?
   - Он нам нужен сейчас, мистер Хелм, - услышал я.
   - Уберите пушку, - сказал я.
   - Ошейник, мистер Хелм.
   - Уберите пушку.
   Он покачал головой и махнул револьвером.
   - Войдите. У меня есть инструкции... Мне осточертели дилетанты.  Меня
от них тошнило. Я сказал:
   - Плевал я на ваши инструкции. У вас пять секунд на то, чтобы  убрать
пушку. Иначе вы ее проглотите.
   - Мистер Хелм, я выполняю приказ.
   - Только не здесь. - Я  тяжело  вздохнул.  -  Ну,  сынок,  писан  или
вставай с горшка. Я иду.
   - Но...
   Он еще что-то бормотал, когда я, наклонив голову, чтобы не удариться,
вошел в домик. Увидев его взгляд, я понял, что не ошибся.  Не  знаю  уж,
какую подготовку он прошел, но  в  основе  своей  он  был  дилетантом  и
останется таковым навсегда. Подготовка часто  не  значит  ровным  счетом
ничего в сравнении с общим отношением к  жизни.  Это  был  представитель
нового поколения, воспитанный на идее общих усилий и телесюжетах. Он был
из тех  неискушенных  простаков,  которые  никогда  ничему  не  в  силах
научиться. Особенно тому, что огнестрельное оружие нужно, чтобы из  него
стрелять.
   Он-то и не собирался стрелять. Он и в  мыслях  это  не  держал.  Ему,
собственно, никто не  давал  таких  инструкций.  Ему,  наверное,  велели
помахать у меня перед носом волшебной палочкой калибра 0,38, и  я  сразу
сделаюсь его послушным рабом на всю оставшуюся жизнь. Он все еще  что-то
бубнил, когда я грубо отнял у него револьвер.
   Какое-то время я держал его  в  руках,  испытывая  большое  искушение
запихать железку в глотку этому сопляку, как и обещал. Хватит с меня  за
последние сутки нацеленных и стреляющих револьверов.  Неужели  эти  люди
должны непременно добавить от себя того же угощения. Я также подумал, не
врезать  ли  ему  пару  раз  револьвером  по  физиономии   или   сломать
руку-другую, чтобы на какое-то время  отучить  от  привычки  размахивать
пушками. Затем я вздохнул, открыл барабан и высыпал патроны.  Сначала  я
вышвырнул за дверь револьвер, а за ним и заряды. Это  только  в  фильмах
герои швыряются заряженными пушками.
   Шпион-дилетант смотрел на меня в упор, и глаза его были полны обиды и
уязвленного самолюбия. Я понимал, что творится у него в голове. Я  нанес
ему оскорбление, и он должен как-то на это ответить. Что ж, его научили,
наверное,  приемам  дзюдо  и  искусству  тайнописи,  но   никто   и   не
позаботился, чтобы  заставить  его  мыслить  профессионально.  Никто  не
удосужился вбить  в  пространство  между  его  ушами  основную  заповедь
работника секретной службы, а именно: его личные переживания не имеют ни
малейшей ценности ни для кого, в том числе и для него самого.
   - Если ты попробуешь напасть на меня, сынуля, - предупредил я юнца, -
то я втопчу тебя в землю. От тебя останется кровавое  пятно,  которое  с
удовольствием вылижет мой пес.
   Он помолчал. Я вынул из шкафчика  масленку,  капнул  на  нож  и  стал
водить лезвием  туда-сюда,  чтобы  он  лучше  открывался  и  закрывался.
Надежда секретной службы смотрела на меня,  не  отводя  глаз.  Возможно,
молодой человек решил, что я ему угрожаю. Возможно также, он был прав.
   - Как тебя зовут? - спросил я.
   - Не ваше дело.
   - Как тебя зовут, сынок? - повторил я.  Он  опять  не  ответил,  и  я
устало сказал:
   - Слушай, я сильно устал. Я провел ночь с больной  собакой.  Я  хотел
немного поспать перед встречей, а потом и после нее, До  отхода  парома.
Но если ты думаешь, что я не отыщу в себе запас сил на то, чтобы  выбить
из тебя пару ответов, ты глубоко ошибаешься. Ну, говори.
   - Меня зовут... меня зовут Смит.
   - Отлично, - сказал я. - Учти, я  даже  не  требую  от  тебя  правды.
Значит, Смит? Плохо у тебя с фантазией. - Я посмотрел на него в  упор  и
спросил:
   - А ты часом не родственник мистеру Вашингтону  Смиту,  с  которым  я
имел короткую встречу неделю назад? Он молчал, и я сказал:
   - Неважно, можешь не отвечать. Но я вижу определенное  сходство.  Тот
же длинный нос ищейки, те же слишком серьезные глаза. Глаза фанатика.
   - Черт, вы  не  смеете  так  говорить  о  моем...  Он  осекся,  и  я,
ухмыльнувшись, сказал:
   -  Ладно,  Смит-младший.  Скажи  мне,  что  происходит.  Ваши  ребята
нагрузили меня заданием, хотя  у  меня  и  своих  дел  невпроворот.  Они
потратили уйму времени, рассказывая мне о человеке, на которого я весьма
отдаленно похож и роль которого должен был сыграть. Мне сказали, что это
задание огромной  важности.  Детали  были  скрыты  мраком,  но  в  целом
получалось, что от того, как я выступлю, зависит  судьба  если  не  всей
планеты, то нашей нации. А теперь, когда я начал действовать, и вроде бы
неплохо, ни с того ни с сего возникаешь ты с пушкой и ставишь  под  удар
всю операцию. Если ты меня всерьез рассердишь, то я пошлю  вас  с  вашей
вшивой работой куда подальше. Лучше говори, что вы тут  за  игру  ведете
или, по крайней мере, пытаетесь вести?
   Смит-младший поджал губы, потом сказал:
   - Вы не можете послать нас подальше с нашей  вшивой  работой,  потому
как никакой работы у вас больше нет. Все кончено.
   - Кто это сказал?
   - Это сказал мой... В общем, когда в Вашингтоне  поняли  суть  вашего
последнего телефонного звонка, то был издан приказ... После того как  вы
сообщили о последнем трупе. С вами все, Хелм. Вы выходите  из  игры.  Вы
должны передать мне то, что было в ошейнике, и  в  дальнейшем  не  иметь
никакого отношения к операции.
   Все еще работая лезвием, я хмуро покосился на него.
   - А что же  такое  важное  содержалось  в  инструкциях,  что  для  их
передачи потребовался револьвер калибра 0,38?
   - Ну, учитывая, как разворачивались события, - замямлил Смит-младший,
-  мы  не  знали,  как  вы  отреагируете...  Короче,  мне  было  сказано
понапрасну не рисковать.
   - Ясно, - кивнул я. - Махать револьвером перед  носом  человека  моей
профессии у вас называется не рисковать. Хотелось бы тогда знать, что же
у вас называется риском. - Я снова потянулся за масленкой. Нож ходил все
еще  туговато,  чтобы  на  него  можно  было  положиться  в   экстренных
обстоятельствах. - Ну, а как же разворачивались, по-вашему, события?
   - Разве непонятно? Вы же знаете, что натворили.
   - Я-то как раз считал,  что  все  идет  нормально.  Мне  было  ведено
продвигаться, несмотря на все препятствия, я так  и  делал.  По  крайней
мере, я оказался достаточно далеко на севере. Мне был задан график, и  я
его выполняю. Конечно, возникали помехи, но я с  ними  разобрался  и  не
позволил им меня сильно задержать. В чем же дело?
   - Помехи! - горько откликнулся молодой человек. -  На  пути  сюда  вы
убили пятерых, Хелм. Канадцы устроили нам  скандал  по  поводу  кровавой
волны, которая захлестнула их страну. Вы оставили за собой широкий  алый
след. Неужели, по-вашему, мы должны сидеть и  радоваться  тому,  что  вы
творите от нашего имени?
   Я посмотрел на него с изумлением. Сама идея, что кто-то может послать
опытного агента, специалиста по убийствам на опасное  задание,  сообщить
ему, что  от  успеха  операции  зависит  судьба  человечества,  а  потом
жаловаться насчет жертв, была такой детски наивной, что какое-то время я
изумленно молчал. Наконец я сказал:
   - Ясно. Вы хотите, чтобы газон был выкошен, но ни  одна  травинка  не
пострадала.
   - Ну, разумеется, бывают ситуации, когда  агенту  приходится  убивать
при самозащите, - начал было Смит-младший, но я перебил его.
   - А я, стало быть, убивал из чисто садистских побуждений?
   - Человек из Паско получил пулю в спину, Хелм. В спину! Точно так же,
как и тот, кого мы нашли на территории кемпинга, к востоку  отсюда.  Это
называется самозащита?
   Я пристально посмотрел на него. Он выглядел, как человек. По  крайней
мере, у него имелись нос, рот