крыть.
   - Нажми на конец рукоятки, - сказал я. -  Лезвие  фиксируется.  Очень
удобно - не заедет тебе по пальцам, когда свяжешь лося. - Я забрал нож и
спросил:
   - А ты что, считаешь, я их всех троих укокошил? Ты высокого  обо  мне
мнения. Спасибо за комплимент.
   - Ты дело знаешь, кто бы ты ни был, - буркнул Пит. -  Вопрос  в  том,
знаешь ли ты его хорошо или очень хорошо. Спасибо за пиво.
   Он небрежно похлопал по голове пса, отпихнул его, встал и,  дойдя  до
двери, обернулся. Мы смотрели друг другу в глаза. Слова словами,  но  он
очень точно знал, что это я убил Стоттмана,  а  я  знал,  что  он  очень
постарается мне за это отомстить. Он не скрывал своих намерений.

Глава 21

   Ситка остался позади. Остаток дня мы провели в пути, минуя живописные
гористые острова - живописные  в  те  моменты,  когда  туман  достаточно
рассеивался.  Там,  где  не  поработали  лесорубы,  леса  были  густы  и
первозданны, но попадались и места, где порезвился сумасшедший брадобрей
- казалось, кто-то выстригал гигантскими ножницами проплешины на зеленой
шевелюре.
   - Что случилось, милый? -  осведомилась  Либби,  подойдя  ко  мне  на
палубе. - У тебя такой вид, словно какой-то нехороший мальчик отобрал  у
тебя мороженое.
   - Я просто смотрю на эти вырубки, - махнул я рукой в сторону  берега.
- Прямо как в старину, когда эти лесопромышленники истребляли все подряд
и не заботились о потомках...
   - Ну ты даешь, Мэтт! - рассмеялась Либби. - Сначала ты  заботишься  о
псе, которого таскаешь с собой, чтобы тебя могли легко опознать,  -  вот
уж спасибо, что оставил его утром  со  мной,  когда  я  крепко  спала...
Теперь тебя волнуют эти леса. Господи, японцам нужна древесина, а нам их
деньги. Все просто и  понятно.  Неужели  после  того,  как  ты  укокошил
четверых меньше чем за неделю, ты теперь будешь оплакивать какую-то  там
сосну?
   Кажется, леса были не сосновые, но в  остальном  она  была  права.  К
несчастью, чувство конспирации у нее находилось в зачаточном  состоянии.
Я оглянулся. Ближе к носу у перил маячил мужчина  в  джинсах  и  тяжелой
куртке до колен.
   - Немного погромче, - сказал я Либби. - А то Пит тебя не расслышал.
   Либби посмотрела туда, не отреагировав на иронию.
   - Это он заходил к тебе сегодня? Ассистент Стоттмана?
   - Он самый. Теперь он стал моей тенью. Старый прием: не  отставай  ни
на шаг от злодея,  и  тот  разнервничается  и  выдаст  себя.  Пит  будет
счастлив услышать  от  тебя  подтверждение,  что  я  убил  его  толстого
напарника. Он и так это подозревает, но тут  уж  как  следует  подогреет
свою ненависть к подлому убийце!
   Либби скорчила мне гримаску и сказала:
   - Пойдем в помещение и там все обсудим за выпивкой.
   - Мне надо покормить это глупое животное,  как  ты  его  именуешь,  -
сказал я. - Встретимся в баре через полчаса.
   Либби нахмурилась: ей было неприятно, что ее  общество  кто-то  может
променять на собачье, даже на несколько минут. Она повернулась, дошла до
ближайшей двери и посмотрела на себя в  стекло.  Оправив  растрепавшиеся
волосы, она скрылась в каюте.
   Я улыбнулся, а потом поежился, когда очередной  порыв  ветра  пробрал
меня, несмотря на толстую куртку, унаследованную от  Нистрома.  Времена,
когда я не прочь был искупаться там, в  Британской  Колумбии,  казалось,
ушли безвозвратно. Я поглядел на часы - было ровно пять, -  спустился  к
машине, поприветствовал пса и, отпустив его побегать, стал готовить  ему
поесть - пять чашек собачьей радости, вода и полбанки конины,  если  вас
интересуют детали. Он любил как следует подкрепиться.
   Затем я снова посмотрел на часы, дождался, когда пес отгуляет  десять
минут, и, приоткрыв дверь, тихо подул  в  свисток.  Через  минуту-другую
Хэнк откликнулся, и, когда он весело  понесся  ко  мне  между  машин,  я
обратил внимание, что ошейник на нем  немного  новее  и  блестящей,  чем
прежде.
   Я умышленно старался не смотреть туда, где  среди  других  машин  был
зажат фордовский фургончик, переоборудованный для туристских поездок.  Я
уже видел его в Принс-Рупертс, когда повстречал Смита-младшего. Даже  не
оглядываясь, я усвоил,  что  незнакомый  мне  бородатый  человек  стоит,
прислонясь к борту "форда".
   Наверное, это был тот самый напарник Смита-младшего,  о  котором  тот
упомянул. Молодой человек делал вид, что просто  пьет  кока-колу,  а  на
самом деле нес вахту, пока младший проверял материалы, которые  я  успел
получить со времени нашей последней встречи, и так их обрабатывал, чтобы
передача мною ошейника Хэнка кое-кому в Анкоридже не только  не  нанесла
ущерба национальным интересам, а может, даже наоборот...
   Все это напоминало именно то, от чего меня  всегда  тошнило:  игру  в
шпионов, играя в которую взрослый человек постоянно боится, как  бы  его
не застукали за этим неподобающим занятием сверстники. С другой стороны,
я испытал облегчение не только от того, что взрывоопасная  информация  в
Хэнковом ошейнике была, так сказать, разминирована, а также потому,  что
четыре из моих пяти контактов уже относились к  области  седой  истории.
Оставалось лишь сыграть  один  акт  в  драме  "Нистром  на  Севере,  или
Бесстрашный Курьер" - а точнее, два, если считать  передачу  ошейника  в
Анкоридже. При условии, что Хольц позволит мне до него добраться.
   Пес поел, и я снова отпустил его  побегать,  а  сам  занялся  уборкой
помещения. Когда прошло еще десять минут, я снова посвистел  ему,  и  он
прибежал уже в своем обычном ошейнике. Уж не знаю, поддался ли кто-то на
эту хитрость, но, по крайней мере, ребята  в  фургоне  чувствовали  себя
большими  ловкачами,   делающими   в   то   же   самое   время   большое
государственное дело.
   Хэнк  довольно  облизывался,  дожевывая  какие-то  крошки  того,  чем
угостили его мальчики, чтобы заманить в фургон. Я  сурово  посмотрел  на
него.
   - Верный пес называется, - насмешливо сказал  я.  -  Вертишь  хвостом
перед первым встречным,  который  почешет  у  тебя  за  ухом  или  кинет
подачку. А теперь, будь добр, отойди от мебели!
   Когда я вошел в бар и стал высматривать Либби, то обнаружил ее далеко
не сразу. Когда же женщина, сидевшая у стойки, пошевелилась и улыбнулась
мне, я понял, в чем дело. Я так  привык  видеть  ее  в  брюках,  что  не
отреагировал на платье. Впрочем, этот наряд трудно было назвать платьем.
В основном были видны длинные стройные ноги  в  узорных  черных  чулках.
Выше начиналось нечто черное, короткое и без рукавов.
   Я оказал  должное  внимание  нижним  конечностям,  как  принято  было
называть их в викторианскую эпоху, тихо присвистнув.
   - Это, оказывается, прием? - спросил я. - Мне как - надеть  фрак  или
сойдут джинсы и свитер?
   - Это наш последний вечер на пароходе, милый, - улыбнулась  Либби.  -
Если верить расписанию, мы прибываем в Хейнс, штат Аляска, в шесть утра.
После этого, насколько я понимаю, мы двигаемся уже своим ходом -  причем
дорога там тяжелая... Вот я и решила: почему бы не погулять,  пока  есть
такая возможность? Почему бы не устроить небольшой праздник?
   И в самом деле, почему?

Глава 22

   Утром в крошечной ванной  комнате  каюты,  в  которой  мы  продолжили
праздник, я кое-как побрился хилой розовой дамской бритвочкой,  выданной
мне Либби. Ну что ж, в конце концов люди в этих далеких  краях  вряд  ли
будут особенно придираться, если я где-то что-то не добрил. Когда я  уже
заканчивал, корабль вдруг стала сотрясать дрожь.
   - Ты поторапливайся, - крикнула мне Либби. - Похоже, мы  причаливаем.
- Когда я вышел из ванной, она уже была полностью одета и паковала  свой
чемодан. Я застегнул рубашку и  заправил  ее  в  брюки,  потом  взял  ее
чемодан, и мы вышли в коридор, а потом стали спускаться вниз, туда,  где
стояли наши машины. Вокруг было множество  людей,  которые,  как  и  мы,
собрались высаживаться в  Хейнсе.  Вскоре  распахнулись  двери  в  борту
судна, и был опущен широкий настил.
   Либби пробралась к своему "кадиллаку", открыла  багажник,  подождала,
пока я положил чемодан, потом захлопнула его  опять.  Она  снова  надела
свой мужской вельветовый костюм, но женственности от этого не  утратила.
Ее волосы были спутаны - ей не удалось выкроить время, чтобы как следует
причесаться, - а заспанное лицо светилось румянцем и молодостью.
   - Подожди меня, - сказал я, - или я подожду тебя. Я слышал, все равно
раньше восьми они таможню не откроют. Хочешь, я сделаю что-нибудь поесть
- у нас вагон времени.
   - Мне  есть  не  хочется,  -  сказала  она,  помолчала  и  неуверенно
окликнула меня:
   - Мэтт!
   - Ну?
   - Мне было хорошо, - сказала она. - Не знаю, что там у  нас  впереди,
но мне было хорошо.
   Я посмотрел на нее. Она не была самой милой и нежной женщиной в мире.
И самой красивой тоже. Я не знал ее мотивов и целей, но в эту ночь между
нами возникло нечто особое и не похожее на ту связь мужчины и женщины, в
которую мы вступили раньше. Но об этом лучше было помалкивать, чтобы все
не испортить.
   - Мне тоже, - сказал я, - но береги себя, киса. Кто  знает,  что  нас
ждет там, на берегу.
   Я, конечно, покривил душой, потому как прекрасно знал,  что  ожидает,
по крайней мере, меня. Вернее, не что, а кто - профессиональный  убийца.
Киллер по имени  Хольц.  Но  я  не  мог  сказать  ей  об  этом,  как  бы
замечательно нам ни было вместе. Я отвернулся, протиснулся между машин к
пикапу и проверил, как поживает Хэнк. Мне было некогда выпускать его  на
утреннюю прогулку. Я заметил, что первые машины стали  уже  выезжать  на
причал и среди них старый белый "плимут".
   Я велел псу потерпеть и заглянул под машину, проверить,  не  приладил
ли мне кто-то бомбу или не повредил ли тормоза или рулевые тяги, пока  я
отсутствовал. Затем я  проверил  мотор.  В  наши  дни  в  моторах  можно
встретить массу всяких новых и вовсе не обязательных приспособлений,  но
ничего лишнего добавлено за это время не было.
   Я, правда, не думал, что Хольц устроит  фокус  со  взрывчаткой.  Есть
ребята,  которые  убирают  противников  нажатием  кнопки  дистанционного
управления, и те взлетают на воздух,  есть  ребята,  которые,  напротив,
предпочитают проделывать в тех, кому настала  пора  помереть,  маленькие
дырочки собственноручно. Хольц, как  и  я,  принадлежал  именно  к  этой
категории.
   Впрочем,  я  вздохнул  с  облегчением,  когда  оказалось,   что   мой
автомобиль не устроил фейерверк, а послушно съехал по трапу и  влился  в
вереницу машин, двигавшихся  по  извилистому  шоссе  вдоль  берега.  При
первой же возможности я остановился и выпустил пса.
   Мимо без остановки проследовал "кадиллак" Либби. Пит был  уже  далеко
впереди в  своем  "плимуте".  Вскоре  мимо  меня  проехал  и  фордовский
фургончик, но было слишком плохо видно в тумане, чтобы  понять,  кто  за
рулем - Смит-младший или его бородатый партнер. Я понятия не  имел,  где
остальные бойскауты, которым полагалось присматривать за мной и за теми,
кто вступал со мной в контакт. Впрочем, они меня мало интересовали, коль
скоро не путались под ногами. Пока они действовали неплохо. При всей  их
общей наивности слежку они проводили профессионально.
   Хэнк весело  обследовал  мокрый  после  дождя  каменистый  берег.  Он
слишком долго просидел взаперти и потому  заслуживал  хорошей  разминки.
Меня потихоньку пробирал холодный ветер, что ж, это уже Арктика. Впереди
мерцали огни  Хейнса.  Сзади  огни  причала.  Я  оглянулся.  "Матанушка"
отходила от причала, направляясь дальше на север, в сторону  Скагвея.  Я
снова должен был сам находить дорогу. Когда  Хэнк  отстрелялся  из  двух
орудий и восстановил контакт с сушей, я загнал его обратно и двинулся  к
спящему городу в еле-еле начинающих светлеть потемках.
   Глянув в зеркало, я заметил, что "плимут" Пита выехал с  бензоколонки
и пристроился за мной. Он  явно  решил  прибегнуть  к  открытой  слежке,
надеясь, что это вызовет у меня приступ ярости, испуга или  вины.  Жаль.
Я, конечно, уважаю лояльность, но он  что-то  переигрывал,  напоминая  о
своей верности покойному  партнеру.  Он  мне  мешалПока  Хэнк  резвился,
кавалькада машин уехала далеко вперед, и  теперь  мы  с  Питом  получили
Аляску в наше полное распоряжение, особенно, когда город остался  позади
и мы покатили по асфальтированному шоссе в два ряда по  берегу  какой-то
довольно большой реки. Мы двигались вверх по течению. Я видел, как между
деревьев поблескивала вода - странный призрачный серо-зеленый  цвет.  То
здесь,  то  там  бурлили  водовороты.  По  мере  того  как   цивилизация
отступала, я набирал скорость, выискивая  одновременно  с  этим  удобное
местечко, чтобы напомнить Питу, что висеть на хвосте - признак  неумения
как следует обращаться с машиной.
   Мне потребовался резкий поворот и обрыв  с  левой,  то  есть  речной,
стороны. Проехав несколько миль, я  отыскал  то,  что  хотел.  Я  быстро
прошел поворот, потом дал тормоз и,  включив  мигалку,  свернул  вправо,
вроде бы собираясь остановиться. У Пита, не пожелавшего отстать,  выбора
не  было.  Ему  нужно  было  проскочить  меня  или,  по  крайней   мере,
попробовать это сделать. Может, он и впрямь решил, что я захотел сделать
остановку. Когда он  возник,  я  переключил  скорость  и  рванул  машину
вперед. Двести сорок  лошадиных  сил  грузовика  -  шутки  в  сторону  -
взревели под капотом. Пикап наддал ходу  как  раз,  когда  Пит  со  мной
поравнялся.
   Пит сделал попытку уйти вперед, но у него не было на это шансов.  Его
фургон был слишком стар и немощен. Пит  не  мог  ни  обогнать  меня,  ни
убраться - слишком уж он  разогнался.  Я  стал  потихоньку  выворачивать
влево, выталкивая его с шоссе. Пит даже и не попытался пойти на таран  -
его коробка выглядела жалко по  сравнению  с  моей  машиной,  казавшейся
могучей и неуязвимой. Впрочем, может, так оно и  было.  Так  или  иначе,
каскадером Пит не был, покорно позволил мне  спихнуть  его  с  шоссе,  а
заодно и с крутого обрыва. Мгновение спустя все было кончено.
   Я глянул в левое зеркало. Он, конечно, мог и уцелеть, но  я  не  счел
нужным останавливаться и выяснять, что там действительно произошло.
   Миль через  шестьдесят  показался  маленький  белый  домик  канадской
таможенно-иммиграционной службы. Это  была  граница.  География  в  этих
местах была довольно  причудливой.  На  сотни  миль  к  северу  тянулась
аляскинская ручка от сковородки - территория  США,  но  дальше  в  глубь
материка  шли  уже  канадские  владения.  Поскольку   вдоль   извилистой
береговой линии шоссе не было, нам пришлось  снова  въезжать  в  Канаду,
через  Британскую  Колумбию  и  Юкон  добираться  до   северного   конца
аляскинского шоссе, а потом двигать обратно, пересекая еще раз  границу,
чтобы попасть собственно в Аляску. Таможенник, похоже, только что  встал
с постели. Дверь конторы была  открыта,  но  вереница  машин  застыла  в
послушном ожидании. "Кадиллак" Либби стоял у  обочины  чуть  поодаль.  Я
притормозил за ним. Либби вышла из машины, и мы воссоединились в домике.
Хэнк поспешил выказать ей свои симпатии,  и  она  отреагировала  на  его
грязные лапы и дружеский язык в типично женской манере.
   - Тебе следует научить собаку правилам хорошего тона, - бурчала  она,
оттирая грязное пятно с вельветовой брючины.
   - Он просто выражает хорошее отношение...  Ложись,  глупый.  Дама  не
любит собак.
   - Можешь это повторить еще раз, - отозвалась  Либби.  -  Если  бы  ты
знал, что за пуделиху они подсунули мне в Сиэтле.  Эту  идиотку  тошнило
всю дорогу до Паско и обратно, и я просто  развалилась  на  части,  пока
сбагрила ее назад. Ну да ты меня видел...
   В ее голосе  слышался  вызов.  Мы  оба  что-то  пытались  друг  другу
доказать. Возможно, мы хотели сказать, что ночь, может,  и  вышла  очень
даже симпатичной, но тем не менее каждый из нас оставался  самим  собой.
Она, например, не собиралась  лицемерить  и  притворяться,  что  обожает
собачек, только чтобы сделать мне приятное.
   Когда же я не поднял брошенную перчатку, не поспешил на защиту  наших
четвероногих друзей - по крайней мере, моего четвероногого приятеля, она
вздохнула и сказала совсем иным тоном:
   - А я уже стала о тебе беспокоиться, милый. Что ты так припозднился?
   - У Хэнка накопилось много дел за два дня отдыха на корабле. А  кроме
того, по пути стряслось одно небольшое происшествие.
   - Происшествие? - она уставилась на меня, и в ее глазах мелькнуло  то
странное, хищное выражение, которое мне приходилось видеть.  Как  я  уже
говорил, это была не самая кроткая и нежная дама  из  всех,  с  кем  мне
случалось проводить ночь.
   Облизнув губы, она спросила:
   - Это случайно не Пит? Я видела его, когда проезжала бензоколонку. Он
тебя там караулил. Он умер?
   - Я не проверял, - ответил я.
   - Что значит, не проверял? - в ее голосе послышались железные  нотки.
- Какая глупость. Если ты попытался убрать его, но он выжил...
   - Прелесть моя, ну почему ты такая кровожадная? Если у  тебя  чешутся
руки кого-то отправить на тот свет, милости  прошу  -  выходи  на  тропу
войны - и с Богом,
   Я произнес эту фразу с улыбкой, но она и не подумала улыбнуться.  Она
сердито проворчала:
   - Ты только подтвердил его самые худшие подозрения, и  он  может  все
нам испортить...
   Пожалуй, я и  впрямь.  дал  маху  -  если  не  отказавшись  проверять
самочувствие Пита, то, по крайней мере, честно признавшись в этом Либби.
Ей-то было невдомек, что теперь подозрения Пита уже  не  имели  никакого
значения. Он уже успел поделиться ими с тем, кто ждал меня на пути.
   Она не подозревала, - а я не имел права сообщать ей, - что именно так
мы и спланировали эту операцию - и давным-давно. По  крайней  мере,  мне
казалось, что это было давным-давно. Она думала о совсем другой операции
с совсем иными целями, но я не собирался объяснять ей истинное положение
дел. То, что план мистера Смита и вся эта антишпионская суета были  лишь
прикрытием для совсем иного плана, не являлось темой  для  обсуждения  с
женщиной, утверждавшей, что работает на мистера Смита.
   Чтобы замести следы, мне пришлось притвориться противным. Я сказал:
   - При всем уважении, мисс Мередит, мне немножко обрыдли ваши  попытки
использовать меня в качестве смертоносного оружия и жалобы,  когда  гора
трупов растет медленнее ваших кровожадных аппетитов.
   Она  холодно  посмотрела  на  меня  и  встала  с  табуретки  с  видом
достаточно надменным - впрочем, с надменностью у нее получился бы полный
порядок, если бы потолок этой кабины  оказался  на  шесть  дюймов  выше.
Треснувшись головой  о  металлическое  перекрытие,  она  огорчилась  еще
больше, испепелила меня взглядом и, протиснувшись мимо меня, вышла  вон.
Я услышал, как она бежит к своей машине, выглянул из окна и увидел,  что
"кадиллак" сорвался с места и  присоединился  к  уменьшившейся  веренице
автомобилей у таможни.
   Я глубоко вздохнул и отвернулся. Потом  я  удостоверился,  что  Либби
благополучно впустили в Канаду, и увидел, как она выехала в левый ряд  и
стала обгонять машину за машиной, пока не скрылась из вида.
   Может, это и годилось для гладких американских шоссе,  но  в  Канаде,
как я слышал,  дороги  куда  хуже  и  к  ним  надо  относиться  со  всем
почтением, особенно если ты едешь в машине, где внешний блеск берет верх
над надежностью.
   Но это была ее проблема.  Меня  это  как  раз  мало  волновало.  Куда
полезнее для дела вспомнить нашу старую профессиональную  заповедь:  то,
что происходит в постели, не имеет ничего общего с тем,  что  происходит
за ее пределами. Ночь мы провели отлично, но сейчас стоял день.
   Я поел, потом выполнил все таможенные формальности и оказался один на
дороге, что вела к шоссе на Аляску, до которого было миль сто. Я думал о
Хольце и о том, как он надеется со мной разобраться теперь, когда  я  не
на переполненном пароме, а один в чистом поле.

Глава 23

   Пейзажи  показались  мне  чистой  фантастикой.  Конечно,   и   берега
выглядели довольно живописно,