ванулся  на
привязи, отчего домик качнуло. Я нахмурился. Краем глаза я заметил,  как
Патриция  стала  приподниматься  с  табуретки,  пытаясь  придумать,  как
отвлечь мое внимание от того,  что  происходило  гам,  за  стенами  этой
коробки. Сделав над собой усилие, она снова села на место.
   Я же встал и, пригибаясь, прошел к двери,  выглянул  и  посмотрел  на
Хэнка, практически невидимого на конце блестящей цепи.
   - Что случилось, Хэнк? - громко спросил я. - У тебя кошмары или  что?
Спи и дай мне отдохнуть.
   Я заметил, что он что-то жует. Потом он подобрал  какие-то  невидимые
крошки с земли перед собой. Мы очень подружились с Хэнком за время,  что
проработали вместе. Я напомнил себе, как  опасно  устанавливать  прочные
эмоциональные связи с партнером по операции, будь то человек или собака.
   - Ну-ка успокойся, слышишь! - крикнул я Хэнку и умышленно  отвернулся
от него, словно забыв  и  о  его  несанкционированном  ужине,  и  о  его
ошейнике. Мне ясно напомнили о приоритетах. Мы защищали человека, но  не
систему и не собаку.
   Когда я закрыл за собой  дверь,  то  на  лице  Патриции  изобразилось
облегчение. Я немножко повозился у плиты, чтобы дать своей спутнице шанс
разобраться со своими эмоциями и их выражением, а потом сел на табуретку
напротив нее. Хэнк еще раз звякнул цепью - то ли получил новое угощение,
то ли доедал старое. Я бросил  взгляд  на  девушку  напротив  меня.  Она
разыгрывала  из  себя  большую  любительницу  собак,  но  с  ее  помощью
отправили на тот свет отличного Лабрадора вместе с его хозяином.
   - Эй, худышка, - окликнул  я  ее.  -  Правда,  здесь  уютно?  В  иных
обстоятельствах это был бы просто райский уголок.
   Она не улыбнулась.
   - Как ваше имя? - спросила она. - Настоящее  имя.  По-моему,  я  имею
право это знать, пока вы  меня  еще  не  убили.  И  еще  -  на  кого  вы
работаете?
   - Меня зовут Нистром. По крайней мере, до конца операции. А работаю я
на человека из Вашингтона, имя которого вам вряд ли о чем-то скажет.
   - Не хотите  ли  вы  меня  уверить,  что  работаете  на  американское
правительство? Такой убийца! Не верю.
   - Воля ваша. Вы как, любите омлет?
   - Я, право, не уверена... Поджаренный с двух сторон. Два яйца  и  три
ломтика бекона. И тосты, если это нетрудно. Чем  больше,  тем  лучше.  -
Видно,  она  почувствовала  нужду  объяснить   такой   приступ   голода,
поскольку, усмехнувшись, добавила:
   - Я так долго за  вами  гонялась,  что  не  успела  поесть.  Кажется,
последний раз я по-настоящему ела с вами в Паско.  Мне  тогда  следовало
заплатить самой. Ведь это я вас, приглашала.
   Молчаливость вдруг сменилась у нее болтливостью. Она украдкой глянула
на часы и тут же отвела глаза, надеясь, что я ее за этим не застукал.
   - Если бы я могла уговорить  сохранить  мне  жизнь,  с  чего  бы  мне
следовало начать? - спросила она.
   - Я уже говорил, с чего. Кто предложил вам эти деньги  и  за  что?  -
Повернувшись  к  плите,  и  я  глянул  на  часы.   Было   самое   начало
одиннадцатого. Не знаю уж, играло ли время  сейчас  какую-то  роль,  но,
похоже, да. Я продолжал:
   - И еще один вопрос. Зачем ты послала за мной своих мальчиков сегодня
вечером?
   - Это как понимать?
   - Не разыгрывай из себя идиотку. Ты же знаешь, что я установил два из
пяти запланированных контактов. Ты послала двух неуклюжих налетчиков  за
собачьим ошейником, хотя лучше было бы подождать, пока он не  заполнится
весь ценнейшей информацией. Они хотели забрать ошейник, допросить  меня,
а потом и  убить.  Политика  весьма  близорукая...  Кто  же  должен  был
доделать нашу работу, если нас хотели убрать?
   - Но я, собственно, не собиралась... Я вовсе не хотела...
   - Чего не собиралась и чего не хотела?
   - Они вовсе не собирались вас убивать.
   - Я там был и слышал, что они говорили.
   - Они просто должны были создать такое впечатление. Чтобы напугать. А
потом должна была появиться, спасти вас от гибели,  а  вы,  исполнившись
благодарности... - Она поморщилась. - Ладно, это был глупый расчет.  Но,
во всяком случае, именно так мне было велено  действовать.  Не  один  вы
действуете по приказу, мистер Нистром или как вас там зовут.
   - Ясно, - сказал я. - Стало быть, вы должны были забрать  то,  что  я
успел получить, а потом заручиться моим содействием в  благодарность  за
избавление от гибели? Кто же это такой умник? Кто это придумал?
   - Я не могу сказать.
   - Скажешь...
   - Он убьет меня.
   Я поставил перед ней тарелку и сказал:
   - Он далеко, а я тут как  тут.  Опасный  убийца.  Ну,  что  он  может
сделать такого, на что не решусь я? - Я поставил  тарелку  перед  собой,
бросил на стол пригоршню ножей и вилок и сказал:
   - Ешь.
   Она отправила в рот кусок  омлета,  начала  было  что-то  говорить  и
замолчала. Она заговорила только после того, как очистил всю тарелку.  -
Его зовут Су. Он китаец.
   Я посмотрел на ее мальчишеское  личико.  Она  явно  не  врала.  И  я,
кажется, понимал,  почему.  Ей  нужно  было  отвлекать  меня  разговором
определенный промежуток времени, а если  я  уличил  бы  ее  во  лжи,  то
рассердился бы и прервал разговор. То, что она сказала, было  не  лишено
интереса. Мне следовало бы радоваться. Я ведь поделился с Либби  Мередит
соображенмми насчет китайского следа, хотя это и  не  произвело  на  нее
никакого  впечатления.  Но  меня  сейчас   заинтересовало   не   столько
подтверждение моей правоты, сколько услышанное имя.
   - Су? - переспросил я. - Такой плотный китаец, похожий на Чарли Чэна?
И говорит на хорошем английском?
   - Да, вы его знаете?
   - Встретил на Гавайях с год назад. Если это, конечно, тот самый Су. А
он случайно не сказал, что вообще-то зовут его не Су,  но  для  простоты
общения пусть будет Су.
   - Именно это он и сказал. Это  тот  самый  Су.  А  что  он  делал  на
Гавайях?
   - Примерно то же, что и  в  Сан-Франциско,  когда  встретил  тебя,  -
создавал проблемы  гнилым  капиталистам  из  США  ради  одной  Восточной
Народной Республики. - Я усмехнулся и добавил:
   - Тогда я спас  ему  жизнь,  но  вряд  ли  он  мучается  от  сознания
невозвращенного  долга.  Добрый  старый  Су.  За   что   же   он   готов
раскошелиться на пятьдесят тысяч?
   - За информацию про СЗБС.
   - Как же ты с ним познакомилась?
   - Он сам меня разыскал. Он слышал обо мне от разных людей -  от  тех,
кто занимался политикой.
   - Думаю, излишне спрашивать, какой именно политикой.
   - Нет ничего зануднее марксистов, - сказала она, пожимая  плечами.  -
Мы старались по возможности поменьше иметь с ними дел. Но они  натравили
на нас Су.
   - Мы... на нас? - удивленно спросил я.
   - В университете я познакомилась с очень способными людьми, многие из
которых потом получили работу на  очень  секретных  объектах.  В  общем,
возникла компания.  Мы  собирались  и  экспериментировали...  неважно  с
чем... Ничего особенного, просто надо все попробовать  хоть  раз...  Так
или иначе, мы и потом продолжали собираться - те, кто  мог  выкроить  на
это время".
   - Мистер Су не пытался шантажировать вас вашими экспериментами?
   - Нет, нет, ничего подобного. Он просто посмеялся и сказал,  что  рад
познакомиться с молодыми пытливыми умами. Потом начал делать намеки... -
Она неловко повела плечами. - Правда, кое-кто из наших талантов  проявил
себя  по-обывательски  в  отношении  таких  понятий,  как   секретность,
патриотизм и так далее. Меня это порядком удивило. Знать  людей  столько
лет и не иметь понятия, как он отнесется к...
   - К измене?
   Она резко махнула рукой.
   - Ну, зачем такие слова? Правда, все остальные... в  общем,  для  нас
эти слова мало что значат. Кому изменять, кому сохранять верность? Стоит
начать  отстаивать  свои  идеалы,  например,  бороться  за  мир,  и  тут
появляется полицейский и дает тебе дубинкой по голове. Но среди нас были
люди слишком яркие, слишком неглупые, чтобы выходить на улицы и получать
по мозгам. Если уж так серьезно относиться к идеалам, зачем пикетировать
у здания муниципалитета, если есть возможность ударить по самым  основам
- и еще неплохо заработать?
   - Вы задумали это заранее, или появился мистер Су и указал вам путь к
свету? - спросил я.
   - Мы сами прекрасно видели, что дела идут плохо и с каждым  днем  все
хуже и хуже, - резко возразила  Патриция.  -  Совершенно  очевидно,  что
представители старшего поколения  все  развалили  и  не  желают  в  этом
признаться.
   - Лично я не верю тем, кто моложе тридцати, - заметил я. - Правда,  и
тем, кому за тридцать, я тоже не верю.
   - Правильно, - с горечью сказала она. - Стоит  вам  задать  неудобный
вопрос, вы начинаете отшучиваться.
   Я снова заметил, как она украдкой глянула на  часы.  В  это  время  я
наливал кофе. Хотелось бы  знать,  сколько  времени  нам  еще  предстоит
скоротать и что будет потом. Она отчаянно тянула время,  используя  весь
арсенал клише типа "отцы и дети" и "этот дурной  мир",  а  также  полный
набор оправданий теоретических обоснований желания продаться.
   Я  вовсе  не  хочу  сказать,  что  многие  ее  доводы  не  отличались
разумностью, просто для человека моей профессии в подобных  умных  речах
есть некоторое однообразие - как бы складно они ни говорили, все  это  в
конечном итоге призвано оправдать передачу ценных сведений врагу в обмен
на тугую пачку банкнот.
   Иногда предавая одну страну, они спасают весь земной  шар.  Я  так  и
ждал, что она вот-вот объявит, что вместе с  друзьями  работала  во  имя
всеобщего блага и что пятьдесят тысяч - сущие  пустяки  по  сравнению  с
сияющим райским будущим, которое они помогают строить.
   Но она обхитрила меня, сказав:
   - Мы не намерены отшучиваться,  Нистром.  Мы  получили  в  наследство
гниль, с которой уже ничего нельзя поделать. Слишком  поздно.  А  потому
остается только заработать немного денег и повеселиться напоследок, пока
все не полетело в тартарары.
   В каком-то смысле я выслушал это с  большим  огорчением.  Мне  бывает
жаль  и  сбившихся  с  пути  зеленых   юнцов,   и   не   знающих   жизни
интеллектуалов, хотя они  не  затрагивают  струны  моего  сердца.  Но  я
вспомнил, как эта самая девица забрасывала спиннинг  на  реке  Колумбия.
Конечно,  это  был  спектакль,  но  тем  не  менее   она   должна   была
по-настоящему  любить  природу,  чтобы  так  освоить  технику   владения
спиннингом. Возможно, у нее имелось немало и других талантов.  Возможно,
на ней рано было бы ставить крест, если бы кто-то захотел  потратить  на
нее время и уговорить калифорнийскую полицию  не  выдвигать  против  нее
обвинения в соучастии в убийстве. Наверное, ее еще можно было бы спасти,
только вот кто мог взять на себя такую задачу? По крайней  мере,  не  я.
Спасать молодых циников от самих себя не входило в  мои  обязанности.  Я
появился тут вовсе не для этого, а скорее наоборот.
   Потянувшись за кофейником, я глянул на часы. Я с  удивлением  увидел,
что шел двенадцатый час. Мы уже провели за беседой целый час. Пора  было
кончать диалог. Я и так узнал все, что хотел, и эти игры мне  давно  уже
приелись. Мне совершенно не хотелось наблюдать, как  она  превратится  в
сексуальную соблазнительницу а-ля Мата Хари, потому  как  это  неизбежно
должно было случиться.
   Я наполнил наши чашки, поставил кофейник на плиту и сказал:
   - Если мне удастся уговорить тебя проявить немного здравого смысла  -
хотя бы ради разнообразия, то мне, возможно, больше никого  не  придется
сегодня убивать.
   - Это как понять? - спросила она, и зрачки ее расширились.
   - Белман, я профессионал, - напомнил я. - Три твоих  дружка  пытались
убить меня, а вместо этого погибли сами. Они и близко ко мне не подошли.
- Это было не правдой, в домике у озера мы  успели  неплохо  пообщаться,
пока не возник Стоттман, но  сейчас  это  не  имело  значения.  Я  резко
спросил:
   - Почему бы тебе не поумнеть, пока с тобой не  случилось  то,  что  с
ними?
   - Я не понимаю, - сказала она, лихорадочно облизывая губы.
   - Прекрасно ты все понимаешь. Слушай внимательно. У меня есть на твой
счет определенные инструкции, но я могу от них немного отойти.  Дай  мне
слово, что сейчас же отправишься прямым ходом домой, ни с  кем  общаться
не будешь и заберешь своего приятеля с собой.
   Она держалась  молодцом.  Она  не  вздрогнула,  но,  застыла,  словно
удерживая в себе движение, способное выдать ее с головой. После короткой
паузы ей удалось, изобразить удивление.
   - Какого еще приятеля?
   Я продолжал, не обращая внимания на ее реплику:
   - Разумеется, все  зависит  от  того,  чем  окормил  он  мою  собаку.
Потому-то ты и тянешь  время  -  чтобы  зелье  подействовало.  Если  это
стрихнин, вам сильно не повезло. Но если это обычное  снотворное,  чтобы
спокойно забрать ошейник, тут еще есть о чем толковать. Дай знак  своему
приятелю, чтобы он вошел сюда безоружным, с руками, поднятыми вверх, и с
ошейником. Ты скажешь мне, что вы скормили псу и есть ли противоядие.  Я
полюбил его, во-первых, а во-вторых, он нужен мне для дальнейшей работы.
Если условия приняты, я постараюсь забыть про приказ и отпущу вас  обоих
на все четыре стороны. Ну, что скажешь?
   Она снова полностью контролировала ситуацию. Она посмотрела  на  меня
спокойными чистыми глазами отъявленного лжеца.
   - Я действительно не знаю, о чем речь. Нас было четверо, и  трое  уже
погибли. Я здесь. Снаружи никого нет и быть не  может.  Вам  просто  это
мерещится.
   Я, конечно, предполагал, что она мне ответит именно так,  но  все  же
расстроился. Если бы она приняла мои  условия,  я  оказался  бы  повязан
своим обещанием. Может, мне даже хотелось этого в глубине души.
   - Может быть, - сказал я, вставая  и  вынимая  свой  короткоствольный
револьвер. - Очень может быть. Пойдем и посмотрим. Если я не прав, то мы
увидим пустую поляну и спящую собаку. После вас, мисс Белман. - Я махнул
револьвером, и она встала и деревянными шагами двинулась к двери.  Потом
оглянулась, а я кивнул головой, призывая ее открыть  дверь,  что  она  и
сделала.

Глава 15

   Ночь выдалась ясная,  тихая  и  безлунная.  На  небе,  правда,  сияли
звезды, но от них никакого толку  у  нас  на  земле  не  было.  Патриция
постояла на пороге, а потом к ней присоединился и я, чтобы  наблюдателям
все стало понятно. Затем я выключил в доме свет. Патриция  Белман  стала
озираться по сторонам, и  я  сказал  гораздо  громче,  чем  требовалось,
поскольку обращался не к ней одной:
   - Разуй глаза, киса. Вперед и без фокусов. Если только хрустнет ветка
или качнется тень, получишь пулю.
   В обычных обстоятельствах, с профессиональными противниками это  было
бы  пустой  тратой  слов.  Незаменимых   агентов   нет,   и   револьвер,
наставленный в спину одному, никак  не  напугает  другого,  выполняющего
важное задание. Но я  исходил  из  того,  что  имею  дело  еще  с  одним
дилетантом,  помешанным  на  таких   несообразностях,   как   дружба   и
лояльность.
   Если я ошибся - например, если мистер Су лично решил бы  вмешаться  в
ход операции, - мои минуты были бы сочтены. То, что я захватил бы на тот
свет за компанию и девицу, вряд ли взволновало бы  мистера  Су,  который
вполне готов был пожертвовать одной-двумя американками.  В  мою  пользу,
однако,  говорило  то,  что  оперативник  калибра  мистера  Су,  получив
желаемое - а к этому времени ошейник явно был у него в руках, - вряд  ли
останется, чтобы вызволить какую-то ненужную ему блондинку.
   Девушка спустилась по ступенькам на землю и  поежилась,  когда  ствол
револьвера уперся ей в позвоночник.
   - Вы ведете себя, как в мелодраме, - буркнула она.
   - Хэнк! - крикнул я, не обращая на нее внимания. - Проснись!
   Ответа не последовало.
   - Может, он освободился от ошейника и убежал? -  предположила  девица
Белман.
   - Конечно, - согласился я. - Точно так же убежала твоя несуществующая
сука. То ли он стащил с себя ошейник, то ли с него стащили, но он никуда
не убежал. Теперь иди туда, где кончается цепь.
   Металлическая цепь светлой полосой прочертила темноту.  Я  ничего  не
видел на ее конце, но черную собаку трудно разглядеть  на  темной  земле
безлунной ночью. Цепь была пуста.
   - Стой здесь, - велел я Пат Белман, а сам наклонился и  посмотрел  на
пустой крюк. Потом я бросил цепь, выпрямился и хрипло сказал:
   - У тебя последний шанс. Быстро позови своего приятеля.
   - Я же говорила вам, что никого тут нет... Погодите, вон ваша собака,
там, на земле. По крайней мере, там что-то чернеет. Ой...
   Сделав несколько шагов, она споткнулась  обо  что-то  на  земле.  Да,
черный пес лежал неподвижно, но не там, куда она  показывала,  а  рядом,
недал„ко  от  цепи.  Но  это  дало  ей  предлог  споткнуться,   потерять
равновесие и упасть. Впрочем,  это  было  не  столько  падение,  сколько
кувырок головой вперед. Она упала на плечо, перевернулась  и  покатилась
по земле дальше.
   Проделано  это  было  классно  и  указывало  на  хорошую   спортивную
подготовку. Чтобы уложить ее, у меня были  считанные  доли  секунды,  но
сейчас меня интересовала не она. Патриция не была вооружена,  она  могла
подождать. И мне не хотелось, чтобы по  вспышке  "магнума"  ее  приятель
догадался, где я.
   Она же, переворачиваясь с боку на бок, вопила:
   - Давай, Уолли, давай.
   В кустах, что были слева, у реки, загрохотал пистолет.  Но  и  я  был
неплохо натренирован. Я  уже  лежал  плашмя  на  земле,  так  что  Уолли
оставалось лишь палить по смутным теням. Пули калибра 0,22,  не  больше,
поднимали фонтанчики  пыли  довольно  далеко  от  меня,  один  раз  мимо
просвистел камешек. Я заметил, что Патриция Белман уже встала на ноги  и
понеслась к шоссе. Слегка приподняв голову, но не настолько,  чтобы  мое
лицо засветилось мишенью, я присмотрелся  и  вычислил,  откуда  стреляет
Уолли. Его лицо светлело среди кустов. Он также был в  светлой  рубашке.
Человек, отправляющийся на мокрое дело ночью в светлой  рубашке,  должен
обратиться к психиатру. Безумец выстрелил еще пару раз, потом  наступила
пауза. Он перезаряжал обойму.
   Можно было, конечно, попытаться уложить его,  пока  он  оказался  вне
игры, но стрелять через кусты, даже из револьвера калибра 0,357, занятие
рискованное. Я затаился, поджидая, пока он  не  выйдет  сам.  Неподалеку
раздался звук открываемой дверцы машины.
   - Пошли, Уолли, хватит! - крикнула Патриция. - Давай ключи.
   Уолли подождал  еще  немного.  Затем  он  начал  уползать.  Вообще-то
ползать по-пластунски - занятие тяжелое. Вскоре он  уже  передвигался  с
помощью локтей и коленей, что, конечно,  проще,  но  все  равно  требует
больших усилий. Его, как я и предполагал, хватило ярдов на десять, потом
он встал и попытался бежать, превратившись в ту  самую  удобную  широкую
мишень, которой я ждал с нетерпением.
   Я выстрелил всего один раз. Потом подошел и забрал у него  ошейник  и
ключи. Потом стряхнул себя пыль и сосновые  иголки  и  пошел  к  машине,
тускло поблескивавшей у въезда в кемпинг. Подойдя ближе, я  увидел,  что
это  "форд".  У  поднятого  капота  стояла  Пат  Белман  и  что-то   там
нашаривала. Может, искала запасной ключ.
   - Попробуй эти, - сказал я, швыряя ей связку. Она резко обернулась  в
мою сторону, но ключи не  поймала.  Впрочем,  она  и  не  пыталась.  Они
стукнулись о бампер и упали на землю, тихо звякнув.
   - Подбери, - приказал я, а когда она не шелохнулась, добавил:
   - Хватит ребячиться. Если я захочу тебя пристрелить,  то  не  все  ли
тебе равно, в каком положении ты получишь пулю: стоя, сидя, лежа.
   - Вы его убили, - прошептала она. - Его тоже... Выстрелом в спину!
   - Ну тебя, - отмахнулся я. - Он,  кажется,  не  очень  следил,  какой
стороной я к нему повернут, когда открыл стрельбу.
   - Убийца!
   - Заткнись! - резко сказал я.  -  Мне  надоело  выслушивать  от  тебя
оскорбления всякий  раз,  как  ты  заманиваешь  меня  в  засаду,  и  мне
приходится отстреливаться, спасая себе жизнь.
   - Он не собирался убивать. У