бо на свете! Он и Мики тоже любил.
     - А еще кого-нибудь он любит?
     -Да.
     - Кого?
     - Меня.
     Она разглядывала какой-то листок бумаги.
     -  Это что, здешний домашний адрес  мистера  Оснарда? Торре  дель  Map.
Пунта Пайтилла. Щелк.
     - Да, - ответила Марта.
     Разговор был окончен,  но Марта поняла  это не сразу, потому  что Луиза
продолжала щелкать зажигалкой и, улыбаясь,  смотреть на пламя. Еще несколько
щелчков и улы
     бок, прежде чем Марта наконец  поняла, что  Луиза пьяна в стельку.  Так
напивался брат Марты, когда жизнь ему вдруг опостылевала. И это было не того
рода  опьянение,  когда человек поет, или  рыдает, или  вовсе не держится на
ногах.  Нет,  голова ее ясна,  мыслит  ясно и четко,  все видит и  замечает.
Такого рода опьянение,  когда человек в полной мере осознает, от чего  хочет
избавиться в пьяном  забвении, а  оно  все не приходит. И еще - совсем голая
под этим халатиком.
     Глава 21

     Той  же  ночью, ровно в час двадцать, в  дверь Оснарда раздался звонок.
Весь последний  час удрученное состояние, в котором пребывал Оснард,  только
усугублялось. Кипя от  ярости, он принялся придумывать  самые  дикие способы
избавления от нежеланного и ненавистного гостя: сбросить его с балкона, чтоб
тело пробило  стеклянную  крышу  клуба  "Юнион",  который  находился десятью
этажами ниже, и испортить таким образом тамошним  посетителям вечер; утопить
его  в душе,  подлить  в виски глазных  капель.  "Что ж, Эндрю, раз  вы  так
настаиваете, но только капельку,  прошу  вас,  не больше", и это характерное
всасывание воздуха сквозь зубы. Но ненависть его распространялась  не только
на Лаксмора.
     "Молтби!  Мой посол  и  партнер по гольфу, дьявол  его  раздери! Чертов
представитель ее величества королевы,
     изрядно  подувядший цветок гребаной британской  дипломатии, кинул меня,
как какую-нибудь дешевую проститутку!
     Стормонт!  Сама  честность  и  неподкупность,  прирожденный  неудачник,
последний из белых людей, преданный пудель мистера Молтби, готовый стоять на
задних лапках и поддерживать своего  хозяина кивками и невнятным  бурчанием,
пока мой повелитель и духовный наставник Лаксмор благословляет их обоих!"
     Заговор ли  это, или оба они просто  держат носы по ветру? Этот  вопрос
вновь и вновь задавал себе Оснард. Показалось ли, что Молтби подмигнул  ему,
говоря о  необходимости  делить обязанности  и  о том, что  одному  человеку
просто не под силу вести всю эту  игру? Чтоб Молтби, этот вечно ухмыляющийся
педант, решил вдруг запустить лапы  в  мешок  с деньгами? Да  этот ублюдок и
понятия не  имеет о том,  как  это  делается. Ладно,  забыли  о  нем.  И  до
определенной степени Оснарду действительно удалось на время выбросить Мотлби
из  головы.  Взял свое  его природный прагматизм,  он  отбросил все  мысли о
мщении  и начал размышлять над тем, как спасти  то, что еще  осталось от его
великого  предприятия. Да, корабль  получил пробоину,  но он  еще на  плаву,
твердил себе Оснард. Я по-прежнему веду все расчеты с БУЧАНОМ. Молтби прав.
     - Желаете что-то другое, сэр, или остановимся на солодовом?
     - Эндрю, я тебя умоляю! Пожалуйста, называй меня просто Скотти.
     -  Постараюсь, - обещал Оснард  и, шагнув  через  открытое  французское
окно, налил ему  щедрую порцию солодового виски из бутылки, взятой из буфета
в  гостиной,  потом  снова вернулся  на  балкон.  "Долгий  перелет,  виски и
бессонница должны скоро взять свое, ведь  Лаксмор не железный,  - думал  он,
окидывая пристальным взглядом скорчившуюся в шезлонге фигуру своего босса. -
И влажность тоже - фланелевая  рубашка  промокла насквозь, по бороде сбегают
струйки пота". Это давал знать о себе страх.
     Страх,  вызванный  тем, что он  оказался один на враждебной территории,
что  рядом  нет  жены, которая  бы  за  ним  приглядывала.  Глаза  словно  у
загнанного зверя, он  вздрагивал и прислушивался  при каждом звуке шагов  на
лестнице, вое полицейской  сирены,  криках  пьяниц, доносившихся из каньонов
Пунта Пайтилла. Небо  было чистое и прозрачное,  как вода,  и сплошь усыпано
блистающими звездами. Луна отбрасывала дорожку  света на водную гладь  между
кораблями, выстроившимися у входа в канал.  С моря ни ветерка.  Такой полный
штиль наблюдался здесь редко.
     -  Вы спрашивали, сэр, нет ли у меня каких-либо пожеланий к Центру.  На
тему того,  чтоб  сделать  свою  жизнь  более  сносной,  - напомнил Лаксмору
Оснард.
     - Разве, Эндрю? Черт побери, совсем забыл. - Лаксмор резко выпрямился в
шезлонге. - Давай, Эндрю, выкладывай, не стесняйся.  Хотя, к радости  своей,
должен  заметить,  что  устроился  ты  здесь  совсем  неплохо, - не  слишком
приветливо добавил он и указал на вид с балкона и апартаменты за его дверью.
- Ты только не подумай, что я тебя осуждаю. Ничего подобного! Я пью за тебя.
За твое мужество. Твою проницательность. Твою  молодость. Качества, которыми
мы  все восхищаемся. Твое здоровье! - Громкий глоток.  - Тебя ждет блестящая
карьера,  Эндрю. Должен сказать, сейчас  сделать  хорошую карьеру  куда  как
легче, чем  в мое  время. Почва  унавожена. А  знаешь, сколько теперь  стоит
такой виски дома? Считай, повезло, если получишь сдачу с двадцати фунтов.
     -  Я насчет того сейфа,  сэр, - снова напомнил  ему Оснард  озабоченным
тоном наследника,  склонившегося у одра умирающего отца. -  И потом, пора бы
нам  уже отказаться от трехчасовых встреч в дешевых  отелях. Просто подумал,
может,  если  разместиться  в  одном  из  реконструированных зданий  старого
города, это даст нам больший оперативный простор?
     Но Лаксмор работал в данный момент  не по приему,  а только по передаче
информации.
     -  А как  эти напыщенные типы встали сегодня на твою защиту, Эндрю! Бог
ты мой,  не часто  видишь,  как молодому человеку оказывают  такое уважение.
Нет, тебе точно светит медаль, когда дело будет доведено до победного конца.
И  одна  маленькая леди  по  ту  сторону реки  захочет  выразить  тебе  свое
восхищение.
     Тут он  умолк, растерянно глядя на залив и,  очевидно,  сообразив,  что
перепутал его с Темзой.
     - Эндрю! - воскликнул он, точно очнувшись.
     -Сэр?
     - Этот тип Стормонт...
     - В смысле, сэр?
     -  Потерпел полный крах в  Мадриде.  Связался  там  с  какой-то  бабой,
профессиональной проституткой. Потом даже женился на ней, если память мне не
изменяет. Остерегайся его.
     - Постараюсь.
     - И ее тоже, Эндрю.
     - Обязательно.
     -  А у  тебя есть  здесь  женщина, а, Эндрю? - И  Лаксмор  с  наигранно
подозрительным видом  принялся озираться по сторонам, заглянул под диван, за
шторы. - Не прячешь случайно здесь какую-нибудь горячую латинскую  красотку,
а?  Ладно,  можешь не отвечать. Ты молодой здоровый мужчина. Можешь оставить
ее себе. Умница, молодец.
     - Видите ли, я все это время был слишком занят, сэр, - заметил Оснард с
грустной улыбкой. Но  сдаваться был  не намерен. -  Просто мне кажется, сэр,
живи мы в  более совершенном  мире,  то непременно воспользовались бы  двумя
засекреченными помещениями. Одно  для чисто разведывательных целей, и там за
все,  естественно, отвечал бы  я. Лучший вариант -  какая-нибудь холдинговая
компания на Каймановых островах. А другое, со строго ограниченным допуском и
более представительское, можно  было бы предоставить команде Абраксаса. Ну а
со  временем также  и  студентам, при условии, что все  пройдет  гладко и не
вызовет внутренних раздоров в оппозиции, в чем  лично я сильно сомневаюсь. И
еще считаю,
     что, возможно, мог бы взять на себя ответственность и  за  него тоже, в
плане прикрытия  и проведения всех необходимых  закупок, пусть даже основные
средства и находятся в совместном пользовании посла и Стормонта. В конце дня
они всегда  могут  произвести  необходимую проверку. Честно  говоря,  они не
производят  на  меня впечатления  людей, хоть сколько-нибудь  опытных в этом
деле.  Это совершенно ненужный нам дополнительный  риск.  Очень  бы хотелось
услышать ваше мнение. Необязательно прямо сейчас. Можно и позже.
     Свист втягиваемого сквозь зубы воздуха подсказал Оснарду, что начальник
его  все еще  с ним.  Он  взял пустой бокал из вяло повисшей руки Лаксмора и
поставил его на керамический столик.
     - Так  что  скажете, сэр? Апартаменты,  подобные  этим,  для оппозиции.
Модная современная обстановка,  полная анонимность, более удобного места для
проведения  всех финансовых расчетов  просто не найти. И где-нибудь в старом
городе  второй  дом, которым можно  управлять  в  тандеме. -  Он  уже  давно
подумывал,  что  неплохо было  бы внедриться  на бурно процветающий в Панаме
рынок  недвижимости.  -  Вообще   по-настоящему  приличные  деньги  придется
заплатить только за старый город. Ведь что в этом деле самое главное? Место,
место и еще раз  место! Или же, как  вариант, хорошая двухэтажная квартира с
внутренней  лестницей, спроектированная  по  индивидуальному  проекту. Когда
надобность в  ней  отпадет,  можно будет взять за  нее пятьдесят  кусков. Но
высший класс, если  удастся  заполучить особнячок  комнат  на  двенадцать, с
небольшим садиком, задним ходом, видом на море - предложите им пол-"лимона",
и  они  вас  в  задницу  расцелуют.  И  через  пару лет  стоимость  такового
приобретения  вырастет  ровно вдвое,  если, конечно,  не  произойдет  ничего
сверхъестественного. Как,  к  примеру,  произошло  в  свое  время  со старым
зданием клуба "Юнион",  где  Торрийос  устроил клуб  для высшего офицерского
состава, хотя сам не являлся его членом, его просто не принимали. Тут сперва
надо навести справки. Я этим займусь.
     - Эндрю!
     - Весь внимание.
     Пощелкивание языком. Глаза закрыты. Потом вдруг резко открываются.
     - Э-э, скажи-ка мне вот что, Эндрю...
     - Если смогу, Скотти.
     Лаксмор   повернул   бородатую   голову   так,   чтобы  видеть   своего
подчиненного.
     - Эта цветущая  девица  с красивыми большими титьками и зовущим взором,
которая украсила наше сегодняшнее сборище...
     - Да, сэр?
     - Скажи, она случайно не принадлежит  к тому разряду женщин, которых мы
в молодости  называли  динамистками? Потому  как мне показалось, что  если в
жизни я и видел дамочку, требующую особого подхода,  так это... Черт возьми,
Эндрю! Кого это еще принесло в столь поздний час?
     Лаксмор так и  не успел  завершить свой рассказ  о впечатлении, которое
произвела на него Фрэн. В дверь раздался звонок - сперва один, робкий, затем
пронзительный и  долгий.  И Лаксмор,  точно  насмерть  перепуганный  грызун,
забился вместе со своей бородкой в дальний уголок кресла.
     В свое время инструкторы не ошиблись, высоко оценив способности Оснарда
к маскировке. Несколько  стаканчиков солодового виски ничуть  не повлияли на
его  реакцию,  а  нежелательная  перспектива  увидеть   сейчас  Фрэн  только
обострила ее. Если она пришла мириться, то выбрала  не самый подходящий  для
этого момент и уж тем более - совсем неподходящего мужчину. Сейчас он только
и  мог, что послать ее  на три  буквы. Будет  знать, как трезвонить в дверь,
точно при пожаре.
     Шепнув  Лаксмору, чтобы тот  оставался на месте, Оснард  выскользнул из
гостиной в холл, по пути закрывая за собой  все двери. Подкрался к входной и
заглянул в глазок. Но стекло в нем  запотело от дыхания.  Тогда он достал из
кармана платок, отер его  со  своей стороны,  снова  приложился к  глазку  и
увидел в нем один большой затуманенный глаз, половая принадлежность которого
была совершенно  не ясна. Глаз  пялился  на Оснарда, а  звонок  над  головой
продолжал  трезвонить как бешеный. Затем глаз вдруг отодвинулся,  и он узнал
Луизу Пендель  в очках в роговой оправе. Стоя на одной ноге, она  стаскивала
со второй туфлю - очевидно, с намерением заколотить ею в дверь.
     Луиза  точно не помнила, что было последней каплей,  переполнившей чашу
ее терпения.  Да и не слишком задумывалась над этим. Она  играла в теннис  и
вернулась в пустой дом. Дети были в гостях у Раддов и остались там ночевать.
Она считала  Рамона  самым дурно воспитанным человеком в Панаме,  ей претила
сама мысль о том, что дети остались в его доме. И  дело совсем не в том, что
Рамон ненавидел женщин.  Дело было в его манере постоянно давать понять, что
ему известно о Гарри нечто большее, чем ей, причем самое скверное. И еще эта
его совершенно  отвратительная  манера  замыкаться в  себе,  как  только она
заговаривала о  рисовой ферме, что, впрочем, было свойственно и Гарри. И это
несмотря на то, что ферма была куплена на ее деньги.
     Но все это вовсе  не объясняло ее реакции,  когда  она вернулась  домой
после  тенниса, не  объясняло,  почему она  вдруг зарыдала без всякой  на то
видимой  причины, ведь  за последние  десять  лет у  нее так часто возникали
самые веские причины, а плакать она не могла. И Луиза пришла к выводу, что в
ней,  должно быть, накопилось отчаяние, поспособствовал, кстати,  и  большой
стакан водки со  льдом, который  она взяла с собой в  душ.  Приняв душ,  она
встала перед зеркалом в спальне и обозрела всю себя, голую, с головы до пят.
Все шесть футов.
     Будь объективна.  Забудь на  секунду  о росте. Забудь о своей красавице
сестре Эмили с золотыми локонами, с задницей, будто у девушки на центральном
развороте "Плейбоя", с грудками,  за которые  не  жалко умереть,  и  списком
побед, где имен  больше, чем в панамском телефонном справочнике.  Интересно,
будь я мужчиной, хотелось бы мне переспать вот с этой женщиной в зеркале или
нет?  И  она  пришла к выводу, что да, возможно, но без особой  уверенности.
Поскольку единственным ее мужчиной был Гарри.
     Тогда она решила поставить вопрос иначе.  Будь я Гарри, хотелось бы мне
переспать  со  мной после  двенадцати лет законного брака?  Ответ,  увы, был
однозначен: нет. Слишком устал. Слишком  поздно. Слишком явным задабриванием
выглядело  бы это. Слишком  виноватым он себя чувствует. Впрочем, он  всегда
чувствовал себя виноватым. Чувство вины  -  лучшая  из отговорок. Но все эти
последние дни  он носит его как вывеску:  я  предатель,  я неприкасаемый,  я
виновен, я тебя не заслуживаю, спокойной ночи.
     Смахнув одной  рукой  слезы и  сжимая  бокал  в другой,  она продолжала
расхаживать по спальне, изучая себя в зеркале, заводясь все больше и больше,
думая о том,  как  легко  давалось все  Эмили.  Неважно,  чем та занималась,
играла ли в теннис, скакала на  лошади,  плавала или стирала, она  не делала
при этом  ни одного неловкого  или безобразного движения,  просто  не могла,
даже если  б старалась. Даже будучи женщиной,  ты, глядя на нее,  чуть ли не
достигала  оргазма. Луиза попыталась принять перед  зеркалом соблазнительную
позу - вышло хуже, чем она ожидала, типичная вульгарная шлюха. И эти  вечные
мурашки на коже. И угловатость. Никакой плавности линий. И разве так двигают
бедрами? Слишком стара. Всегда была  старой. Слишком высокая. Все,  спасибо,
сыта  по  горло. Она  прошла  на кухню,  все  еще голая, и снова налила себе
водки, на этот раз без льда.
     Вот это  и  называется настоящая выпивка! Не то что там "я, пожалуй, не
прочь немножко выпить". Потому что ей пришлось открыть новую бутылку  и  еще
искать нож,
     чтоб сорвать  фольгу на пробке, и  только потом налить.  Совсем  другое
дело,  совсем  не  то, когда ты  украдкой  наливаешь  капельку,  просто  для
поднятия настроения, пока муж твой трахает свою любовницу.
     - Ну и хрен  с ним! - заявила она вслух.  Бутылка была из новых запасов
Гарри. Не подлежала обложению.
     - Какому еще обложению? - спросила она тогда.
     - Налогами, - ответил он.
     - Вот что, Гарри, я не желаю,  чтобы мой дом превращался в распивочную,
где подают контрабандную выпивку.
     Виноватый  смешок. Прости, Лу. Так уж устроен мир.  Не  хотел  огорчать
тебя. Больше не повторится. Пресмыкается, раболепствует.
     - Ну и хрен с ним! - повторила она и сразу почувствовала себя лучше.
     И черт с ней, с  этой Эмили, потому что,  не будь Эмили,  я бы не пошла
дорогой высоких идеалов и морали, никогда бы не притворялась, что не одобряю
всего подряд,  никогда бы не засиделась  так  долго  в  девках. Нет, это  не
просто  девственность, это был мировой  рекорд, чтоб  показать всем  вокруг,
какая  я  серьезная   и   чистая  девушка.  В   отличие  от   моей  красивой
шлюшки-сестры, которая только  и знала, что трахаться как крольчиха! Тогда я
бы  никогда не влюблялась  в каждого  проповедника  под  девяносто,  который
поднимался на кафедру в Бальбоа и призывал  нас раскаяться в грехах. Никогда
бы  не  строила из  себя  праведную  мисс  Совершенство,  арбитра,  смеющего
осуждать всех подряд, хотя на самом деле больше всего на свете мне  хотелось
быть  кокетливой,  хорошенькой,  взбалмошной  и  распутной,  как большинство
других девушек.
     И черт с ней, с этой рисовой фермой! Моей фермой, хотя  Гарри уже давно
не возит меня туда, потому что держит там свою  гребаную любовницу! Вот так,
дорогая,  сиди  у окошка и  жди меня,  я скоро приеду. Трахать  тебя. Глоток
водки. Потом еще один.  А потом еще - самый большой, вот это да, прямо так и
чувствуешь, как пробирает она до самого нутра, до самых главных частей тела.
О господи!  Подкрепившись  таким  образом, Луиза возвращается  в  спальню  и
возобновляет хождение по кругу - а вот так эротично?  Давай же, скажи! А вот
так? Ладно, теперь попробуем по-другому, еще покруче.  Но никто ей ничего не
говорит. Ни аплодисментов, ни смеха, ни желания ободрить ее. Никто не пьет с
ней, не  готовит поесть, не  целует в шею,  не валит на постель. Никто, даже
Гарри.
     А все равно, что бы  вы там ни говорили, груди у нее все еще хоть куда,
особенно для сорока лет. Уж, во всяком случае, получше,  чем у Джо-Энн, хотя
Луиза не так часто видела ее раздетой. Нет, конечно, не такие, как  у Эмили,
но  та вообще исключение.  Итак,  за них! За мои титьки! Титьки,  встать, мы
пьем за вас!..
     Тут  она  вдруг  резко  опустилась на  постель,  спрятала  подбородок в
ладонях, сидела и смотрела, как звонит телефон на тумбочке Гарри.
     - Да пошел ты на хрен! - резюмировала она.
     И чтоб доказать свою решимость, схватила трубку, крикнула в нее: "Пошел
на хрен!", потом бросила на рычаг.
     Когда есть дети, эту чертову  трубку  всегда в  конце концов приходится
поднимать.
     - Да? Кто это? - крикнула она, когда телефон зазвонил снова.
     Это  была  Найоми,  панамский  министр  по  дезинформации  и  сплетням,
жаждущая  поделиться  очередной  скандальной  новостью.  Что  ж,  прекрасно.
Говорить с самой собой уже надоело.
     - Рада тебя слышать, Найоми!  Очень хорошо, что позвонила, потому что я
уже собиралась писать тебе письмо, и вот ты помогла сэкономить на марке. Вот
что,  Найоми,  я  хочу,  чтоб  ты  исчезла  из  моей  долбаной жизни  раз  и
навсегда!.. Нет, нет, послушай,  подожди, Найоми! Хочу,  чтоб ты знала: если
вдруг будешь проходить через парк Васко Нуньес де Бальбоа и случайно увидишь
там моего мужа, лежащего на спине  и занятого оральным  сексом со слоненком,
буду крайне признательна, если  ты расскажешь об этом  двадцати своим лучшим
подругам, кому угодно, только не мне! Потому что я  не желаю  больше слышать
твой  мерзкий  голосок,  никогда, вплоть до  полного  замерзания  Панамского
канала! Спокойной ночи, Найоми!
     Не  выпуская  бокала  из руки, Луиза накинула красный домашний халатик,
который недавно  подарил  ей  Гарри,  - застегивается всего  на  три большие
пуговицы, грудь можно оставлять открытой на твое усмотрение. Затем сбегала в
гараж, вооружилась  стамеской и молотком и  побежала через двор к мастерской
Гарри, дверь которой он последнее время держал на  замке. Господи, какое  же
дивное небо! Давно она не видела такого изумительно красивого неба.  Звезды,
о которых мы рассказываем детям. А вон там Пояс Ориона, Марк. А вот это семь
твоих сестричек, Ханна, которых ты всегда мечтала иметь. И месяц, красивый и
молоденький, как жеребенок.
     "