ется, к нему, самому лучшему своему другу, Гарри Пенделю.
     Затем  он  вспомнил, что и на нем лежит ответственность, вспомнил,  как
выставлял  Мики   великим  деятелем  сопротивления   и  шпионом.  И  пытался
представить,  что почувствовал  Мики,  когда  к  нему  заявилась  полиция  и
пригрозила, что он снова сядет в тюрьму. И осознание собственной  вины  было
столь глубоко и очевидно, что в сравнении с ним все недостатки и грехи Мики,
в том числе и самоубийство, стали казаться просто смехотворными.
     Он  дотронулся  до   плеча  Аны   и,   поскольку  она  вновь  никак  не
прореагировала,  решил, что  пора предпринять более  кардинальные  меры. Эту
женщину надо немного расшевелить. И Пендель подхватил ее под мышки, поставил
на ноги  и держал,  и она казалась такой неподвижной и холодной,  прямо  как
Мики. Очевидно,  ее  тело  занемело от долгого  пребывания в  одной позе,  а
может,  созерцание неподвижности, в которой пребывал возлюбленный,  каким-то
образом передалось и  ей.  По  природе своей она  была подвижной,  веселой и
игривой девушкой, такой, во всяком случае, запомнил ее Пендель, и ей никогда
в  жизни  не доводилось долго  созерцать  столь неподвижные объекты. "Сперва
кричала,  плакала и  жаловалась, -  подумал  Пендель, вспомнив их телефонный
разговор,  - а потом в ней  что-то словно сломалось и она  впала в ступор. И
еще просто  замерзла, пребывая так долго в одной и  той же позе,  вот почему
она такая  холодная на ощупь, вот почему так громко стучат у нее зубы, и вот
по какой причине она не отреагировала на мои слова об окнах".
     Он огляделся -  в поисках чего-нибудь горячительного, что можно было бы
ей дать, но увидел лишь три пустые бутылки из-под виски да полбутылки сухого
вина. И решил, что последнее в данном случае не выход. Тогда он подвел  ее к
креслу-качалке, усадил, нашел коробок спичек, включил газ. Потом обернулся и
увидел,  что  взор ее  вновь устремился  в сторону лежащего  на полу Мики. А
потому  пришлось  пойти  в спальню, снять с кровати покрывало и  прикрыть им
голову  Мики, и  тут впервые  за  все время он ощутил теплый и ржавый  запах
крови, превалирующий над вонью кордита, запахами еды и дыма, что врывались в
комнату с  веранды.  А  с  площади доносились разрывы и хлопки, и  испуганно
визжали девушки  при виде  того, как их  парни до последней секунды  держали
хлопушки в руках, перед тем как  бросить им прямо под ноги. И  за всем этим,
при желании, могли бы  наблюдать  Ана и Пендель, стоило  только  им оторвать
взгляды от лежавшего на полу Мики и выглянуть на улицу, где царило веселье.
     -  Убери  его отсюда, -  пробормотала  она из  кресла-качалки. А  потом
добавила, уже  громче:  - Отец  просто убьет  меня.  Убери  его  отсюда.  Он
английский шпион. Так они сказали. И ты тоже.
     - Тихо, - одернул ее Пендель и сам себе удивился.
     И  внезапно Гарри Пендель изменился. Нет, он не  стал другим человеком,
он наконец стал собой, сильным и собранным мужчиной. В этом луче озарения он
увидел за меланхолией, смертью  и неподвижностью великое подтверждение тому,
что жизнь  его есть жизнь артиста, акт симметрии и открытого  неповиновения,
мщения и примирения, величественный прыжок в те сферы, где все огорчительные
и мелочные ограничения, свойственные реальности, сметаются потоком истины. А
она,  эта  истина,  есть  не   что  иное,  как  порождение  его  творческого
воображения.
     И, должно быть, ощущение это отчасти передалось и Ане, потому что после
нескольких глотков кофе она поставила чашку и присоединилась к Пенделю в его
богоугодном деле: наполнила таз  водой и плеснула туда  дезинфектанта, затем
принесла щетку, большую пористую  губку, несколько рулонов туалетной бумаги,
салфетки, жидкое мыло, потом зажгла свечу и поставила ее пониже, чтобы пламя
не было видно с улицы. А там тем временем праздник разгорелся с новой силой,
в воздух взлетали все новые фейерверки, и какие-то гринго громко объявляли о
том, что королева красоты  выбрана. А затем появилась  и она сама - проплыла
по площади  в белой мантилье, белой короне из жемчуга  и цветов, белые плечи
обнажены, глаза гордо блистают. И, боже, до чего ж хороша была  эта девушка,
просто ослепительная  красотка!  Ана  с Пенделем  даже на миг  прервали свои
труды, чтоб полюбоваться, как проплывает она внизу в сопровождении своей
     свиты из нарядных мальчиков,  хорошеньких девочек и целого моря цветов,
которых бы хватило на тысячу похорон Мики.
     А затем  они снова вернулись  к работе, терли,  скребли, драили и  мыли
плиточный пол, и вода в тазике почернела, и пришлось сменить ее, а потом еще
раз и еще.  И Ана трудилась с огромным рвением, которое всегда отмечал в ней
Мики - хорошая девушка, говорил он, в постели так просто огонь, ненасытна, и
в ресторане тоже.  И вскоре  вся  эта  чистка и мытье, видимо, привели ее  к
оргазму и  очищению,  потому  что  она  принялась  болтать,  жизнерадостно и
беспечно, точно  Мики  не умер, а  вышел на минутку принести еще бутылку или
быстренько выпить по глотку виски с приятелем  на одной из освещенных веранд
по соседству. Где, кстати, собрались целые толпы  зрителей, приветствовавших
королеву  красоты восторженными  криками  и  аплодисментами. Вот чем все они
занимались, а не лежали лицом вниз на плиточном полу, с прикрытой покрывалом
головой и приподнятым задом, да еще  с протянутой к пистолету  рукой. Оружие
Пендель,  незаметно для Аны,  подобрал  и  сунул  в ящик  буфета - на всякий
пожарный, вдруг пригодится.
     - Смотри, смотри, а вон и священник! - воскликнула болтушка Ана.
     В центре площади  появилась группа мужчин в белых панабризах, они важно
выступали в окружении  других мужчин, в черных очках. "Вот как я сделаю это,
- подумал Пендель. - Притворюсь одним из охранников".
     - Нам нужны бинты, - сказал он. - Посмотри в аптечке.
     Бинтов там не оказалось, и они разрезали простыню.
     - Мне придется покупать и новое покрывало, - заметила девушка.
     Через спинку кресла  был переброшен красный  смокинг Мики  от "П и  Б".
Пендель  порылся  в карманах,  достал  бумажник  Мики  и протянул Ане  пачку
банкнот   -  должно  хватить   и   на  новое   покрывало,   и   на  приятное
времяпрепровождение .
     - Как Марта? - спросила Ана, сунув деньги за корсаж.
     - Спасибо, замечательно, - ответил Пендель.
     - А твоя жена?
     - Спасибо. Тоже хорошо.
     Чтоб забинтовать голову Мики, было решено поднять его  и посадить  в то
самое кресло-качалку, где недавно сидела Ана. Но сперва они застелили кресло
полотенцами. Пендель  нагнулся  и  перевернул  Мики,  и Ана  вовремя  успела
добежать до туалета, где принялась  блевать, не закрыв дверь и смешно отведя
правую руку с растопыренными пальцами, словно показывая, что все о'кей. Пока
она занималась этим делом, Пендель наклонился к Мики, снова вспомнил Паука и
попробовал сделать другу искусственное дыхание, хоть и понимал, что, сколько
ни  целуй  и  ни  дыши  ему в  рот,  все  равно  не  оживить,  и плевать  на
перепуганных  надзирателей, которые  кричали  и подначивали  Пенделя: давай,
давай, ты уж постарайся, сынок!
     Но по большому счету Паук никогда не был таким другом, как Мики, не был
он и первым клиентом Пенделя, ни товарищем по заключению  из далеких прошлых
времен, ни узником совести при Норьеге, потому  что всякую совесть выбили из
него давным-давно. Паук никогда не проходил в тюрьме через все круги ада, не
был  там  свежей  приманкой  для разного рода  психопатов,  готовых  сожрать
человека живьем. Паук спятил, потому что привык трахать минимум двух девушек
на дню и по три - в воскресенье, и перспектива провести пять лет, не трахнув
ни одной,  была равносильна  для него  мучительной  голодной смерти. И  Паук
повесился, и при этом еще обкакался, и висел с высунутым языком,  что делало
процесс  искусственного  дыхания еще более  затруднительным.  В то время как
Мики повел  себя  намного  пристойнее, уйдя  из  жизни, и  выглядел  гораздо
презентабельнее,  если  не  считать  черной дырки  в  голове, не считаться с
которой, впрочем, было невозможно.
     Но  тут Мики, товарищ Пенделя и жертва его предательства, вдруг проявил
упрямство.  Когда  Пендель подхватил  его под  мышки,  он  нарочно  сделался
тяжелее, чем был, и Пенделю пришлось применить недюжинную силу, чтобы рывком
сдвинуть  его  с места и  одновременно не  дать  упасть обратно, когда  Мики
находился в полуприподнятом положении. А затем пришлось немало похлопотать и
извести  целую  кучу  самодельных  бинтов,   чтоб   привести  его  голову  в
мало-мальски пристойный вид. Но  неким  непостижимым образом Пендель  все же
справился с этим и, когда Ана  вернулась из ванной, тут же  приспособил ее к
делу  - велел приподнять нос покойника так, чтоб можно было пропустить бинты
под ним и над ним  и  в то же время оставить дырочку, чтоб  дышать. Что было
занятием столь же бесплодным, как в свое время заставить дышать Паука, делая
ему  искусственное  дыхание,  правда,  в  случае   с  Мики  это  было  более
оправданно. И еще, обматывая бинтами голову друга, Пендель оставил маленькую
щелочку для глаза, чтоб Мики мог видеть,  потому  что  Мики,  спуская курок,
держал этот глаз широко открытым, и смотрел он прямо и строго. Итак, Пендель
закончил с перевязкой. А  потом с помощью  Аны  пододвинул кресло, в котором
сидел Мики, как можно ближе к входной двери.
     - Знаешь, у людей в моем родном городе серьезная проблема, - призналась
вдруг Ана, проникшись к Пенделю и, видимо, решившись  поделиться с ним самым
сокровенным. - Их священник "голубой", они его просто ненавидят. А священник
из  соседнего городка трахает  всех  девчонок подряд, и  они  его обожают. В
провинциальных городках всегда проблемы. - Она умолкла, чтобы перевести дух,
затем  продолжила: - А тетя у  меня страшно строгая. Она пожаловалась самому
епископу, написала письмо, где говорила,  что священники, которые трахаются,
не соответствуют занимаемому положению. - Ана  заразительно расхохоталась. -
И  знаешь, что  ответил  ей епископ? "Попробуйте сказать это моей  пастве  и
увидите, что они с вами сделают".
     Пендель тоже засмеялся.
     - Похоже, епископ у вас хороший, - заметил он.
     -  А ты мог  бы стать  священником? - спросила она и игриво подтолкнула
его в бок. - Вот  мой брат, он жуть до чего  религиозный! "Ана, - говорит он
мне как-то, - думаю, я  стану священником". "Да ты совсем рехнулся, - говорю
я  ему. - У тебя даже  девочки  никогда не  было". Вот  в чем  его проблема.
Может, он тоже "голубой".
     -  Запрешь после меня дверь, и никому не открывай, пока я не вернусь, -
сказал Пендель. - Договорились?
     - Идет. Запру дверь.
     - А я постучу условным стуком. Три раза тихо и один громко. Поняла?
     - Так сразу и не запомнишь.
     - Ты уж постарайся.
     И  Пендель, чтоб окончательно ободрить и развеселить девушку, развернул
ее  и заставил полюбоваться  их  великим  совместным  достижением:  идеально
чистые  стены, пол и мебель, а вместо мертвого  любовника -  еще одна жертва
несчастного случая, фейерверка в  Гуараре, с плотно забинтованной головой  и
широко открытым  глазом,  стоически  сидящий у дверей в ожидании,  когда его
старый друг и приятель подгонит к дому внедорожник.
     Пендель вел машину с черепашьей скоростью через толпу ангелов, и ангелы
хлопали  по капоту,  как  по  заду лошади, и кричали: "Шевелись, гринго!", и
бросали под  колеса петарды.  И пара  каких-то  парней  запрыгнула на задний
бампер и сделала неудачную попытку затащить на капот красавицу принцессу, но
та испугалась, что  испачкает свою нарядную  белую юбку, да и  Пендель ее не
поощрял,  поскольку у него  не было времени подвозить  красавиц. Но  в целом
путешествие прошло довольно гладко и  дало ему время поразмыслить над  своим
планом и  усовершенствовать  его. Ибо  кто как не  Оснард, обучая шпионскому
ремеслу, вбивал ему в голову, что время, потраченное на  подготовку,  всегда
окупится. И что  страшно важно научиться глядеть на операцию как  бы глазами
всех  ее  участников и задавать себе такие, к примеру,  вопросы: Что  делает
он?что делает она?Кула отправится каждый из них, когда все закончится? Ну  и
так далее, в том же духе. Он постучал в дверь - три раза тихо и один громко,
но никто не ответил.  Тогда он  постучал  еще раз, и услышал веселый возглас
"Входите!". И Ана приоткрыла дверь, не полностью, потому что мешало кресло с
Мики. И он в свете с  улицы  увидел,  что  она  причесалась  и надела чистую
блузку,  открывавшую плечи,  как  у других  ангелов, и что двери  на веранду
распахнуты  настежь,  и в  них врывается  запах кордита,  а  запаха  крови и
дезинфектантов больше нет.
     - У тебя в спальне письменный стол, - сказал он ей.
     - Ну и что?
     - Посмотри, найдется ли там  чистый  листок бумаги. И еще  карандаш или
ручка. Напиши крупными буквами "Скорая помощь", чтоб можно было вставить под
ветровое стекло.
     - Ты хочешь притвориться, что  ты "Скорая"?Здорово придумано, ничего не
скажешь!
     И она танцующим шагом  удалилась в спальню,  а  Пендель достал из ящика
пистолет  Мики   и  сунул  его  в  карман  брюк.  Он  ничего  не  смыслил  в
огнестрельном  оружии,  а этот пистолет хоть и казался с виду  небольшим, но
назначение свое вполне оправдывал - об этом свидетельствовала дырка в черепе
Мики. Затем,  после  недолгих размышлений,  он снова полез  в ящик кухонного
буфета, достал нож с зубчатым лезвием и, прежде чем спрятать и его, завернул
в  бумажное  полотенце.  Ана  вернулась донельзя  довольная собой: она нашла
детский  альбом  для рисования  и цветные  карандаши. Единственная  проблема
заключалась в том, что она в спешке забыла приписать последнюю букву к слову
"ПОМОЩЬ".  Но  все равно, знак получился яркий и понятный,  и Пендель взял у
нее листок, спустился вниз к внедорожнику, заложил за ветровое стекло  и еще
включил аварийную мигалку, чтоб люди,
     столпившиеся на улице, расступались бы и давали машине дорогу.
     Тут  на помощь  Пенделю пришло  чувство  юмора.  Начав  подниматься  по
ступенькам, он обернулся к  зевакам, улыбнулся им всем и молитвенным  жестом
сложил руки, словно призывая их тем  самым к терпению.  Потом  поднял палец,
давая понять, чтоб подождали  секунду, распахнул дверь и зажег свет в холле,
чтоб всем стала видна забинтованная голова Мики и один широко открытый глаз.
Тут свистки и улюлюканье стихли.
     - Сейчас я его подниму, а ты накинь ему на  плечи  пиджак,  - сказал он
Ане. - Нет, погоди. Не сейчас.
     Пендель нагнулся, принял позу штангиста, напомнил себе, что он сильный,
что  он просто убийственно силен  и  что  вся  сила  сосредоточена  у него в
бедрах, ягодицах,  в мышцах  живота  и плечах. А также  что в прошлом ему не
однажды доводилось тащить пьяного Мики домой  на спине.  Вот и эта  ситуация
почти ничем не отличалась, разве что Мики не  потел, не блевал и не ругался.
И не просил отправить его в тюрьму - под тюрьмой подразумевалась жена.
     Напоминая  себе  об  этом,  Пендель  подхватил Мики под мышки  и рывком
поставил  на ноги, но должной силы в бедрах, ягодицах и прочем не оказалось,
к  тому  же  ночь  выдалась  жаркая  и  влажная,  и  тело просто  не  успело
закоченеть,  что значительно осложняло ситуацию. Пендель едва не надорвался,
помогая своему другу переступить через порог,  а затем, держась одной  рукой
за перила и используя всю  силу, которой наградил его господь, свел  вниз, к
внедорожнику,  преодолев четыре  ступеньки. Теперь  голова Мики  покоилась у
него  на  плече,  и  он отчетливо ощущал просачивающийся через  бинты ржавый
запах крови. Ана накинула  на плечи  Мики пиджак, и теперь Пендель не совсем
понимал,  зачем заставил ее сделать это. Правда, пиджак был очень хороший  и
ему  была невыносима сама  мысль  о том, что  Ана  может отдать  его первому
встречному нищему. Ему  хотелось, чтоб пиджак сыграл свою роль в славе Мики,
потому что идем мы сей
     час,  Мики - уф, третья ступенька! - идешь ты сейчас к  своей славе.  И
должен выглядеть соответствующе, первым на  деревне парнем, самым красивым и
нарядным героем, которого когда-либо видели девушки.
     -  Беги вперед, открой дверь машины! - крикнул  он Ане. При этом Мики в
свойственной  ему  непредсказуемой  манере и упрямстве чуть не  испортил все
дело - качнулся вперед и едва не слетел с нижней ступеньки. Но Пендель мог и
не волноваться.  Внизу уже поджидали двое  парней с протянутыми  руками, Ана
успела  приспособить  их к  делу.  Ана принадлежала к  тому разряду девушек,
которым  всегда,  чисто автоматически,  удавалось приспособить к делу любого
мужчину.
     - Эй, вы, поаккуратней! - строго  приказала  она им. - Он, должно быть,
вырубился.
     -  Да  у  него  глаза   открыты,  -  заметил  один  парнишка.  Это  был
классический пример  заблуждения, основанного на том, что если  видишь  один
открытый глаз, стало быть, где-то рядом имеется и второй такой же.
     - Пригни ему голову, - распорядился Пендель.
     Но  это  пришлось  сделать самому,  парни не решились, лишь  неуверенно
переглядывались. Пендель откинул спинку сиденья, сунул Мики в машину головой
вперед,  пристегнул  ремнем, захлопнул дверцу,  поблагодарил парней, взмахом
руки  поблагодарил  водителей  машин, что выстроились  в  ожидании, пока  он
отъедет, и уселся за руль.
     - А ты иди на праздник, - сказал он Ане.
     И тут же спохватился. Теперь он не имел права командовать ею. Она снова
принадлежала самой себе, и горько плакала, и  твердила, что  Мики  никогда в
жизни  не  сделал  бы ничего такого,  что  заслуживало  бы преследования  со
стороны полиции.
     Ехал  он  медленно,  что вполне  соответствовало настроению. К тому  же
Мики,  как  сказал бы дядя Бенни,  заслуживал  уважения.  Замотанная бинтами
голова моталась из стороны в сторону, когда машина подпрыгивала на ухабах, и
если б  не  ремень безопасности,  удерживающий на месте, Мики давно бы  всем
телом  навалился на Пенделя, что  прежде  случалось  в  их  жизни частенько.
Руководствуясь  указателями,  Пендель вел машину по  направлению к больнице,
включив  мигалку  и  сидя  за  рулем подчеркнуто  прямо,  как  всегда сидели
водители "Скорых", проносившихся по Лиман-стрит.
     "Так, теперь скажи, кто ты?"  - спрашивал Оснард на занятиях, проверяя,
насколько  хорошо Пендель усвоил свою легенду. "Я  врач, гринго, приписан  к
местной больнице,  вот  кто я, -  отвечал он. -  И в машине у меня серьезный
больной,  состояние критическое,  так  что  не мешайте  мне, пожалуйста,  не
отвлекайте от дороги".
     На контрольно-пропускных пунктах  полицейские расступались и пропускали
его.  Один  офицер  даже  остановил  поток встречных машин,  из  уважения  к
пострадавшему.  Но  сей  жест  оказался   бесполезным,   поскольку   Пендель
проигнорировал поворот к больнице и продолжал ехать прямо на север по той же
дороге, какой добирался сюда. Назад,  через  Читре, где креветки откладывали
яйца в стволы мангровых деревьев, через Саригуа, где росли  маленькие ночные
проститутки-орхидеи.   На   подъезде  к  Гуараре  движение   было   довольно
интенсивным, теперь же  машин почти не попадалось. Они были совсем одни,  не
считая чистого неба и молодого месяца, лишь Мики и он. На повороте к Саригуа
он заметил бегущую по дороге  чернокожую женщину. Она была  без туфель, а на
лице  ее застыл неописуемый ужас.  Она  умоляла подвезти, и Пендель, отказав
ей, почувствовал себя распоследним подлецом на свете. Но шпионы, находящиеся
на ответственном  задании, не подвозят  никого, в том числе и женщин, что он
уже  доказал  в  Гуараре.  Пендель  продолжал  ехать  дальше, дорога  начала
подниматься в гору, а впереди, между холмами, возник белесый просвет.
     Он знал здесь каждый уголок. Мики, как и Пендель, тоже любил море. Нет,
действительно, если вдуматься, море всегда оказывало  на  него успокаивающее
действие. Наверное, поэтому жизнь его в  Панаме протекала так мирно и ладно,
вплоть