одписывать". Это должно показать, что Вы, хоть и нью-йоркец, но все же не так 
безнадежны.
     15. Выражайте зависть Америке, постоянно твердя о недостатках Нью-Йорка по 
сравнению с другими местами. Например, "Конечно же, в Нью-Йорке не умеют 
выращивать таких свиней как в Айове". Или: "Нью-йоркский бейсбол - ничто по 
сравнению с бейсболом в Цинциннати". Или: "Нью-йоркские трущобы и в подметки не 
годятся трущобам Детройта".
     16. Ну и конечно, не выбрасывайте мусор из окна во двор.
      Период "холодной войны" был наполнен напряженной работой специальных 
служб, направленной, с одной стороны, на проникновение в страну противника, а с 
другой стороны, на разоблачение проникшего агента. Так было и в прежние века, и 
в период "холодной войны", так будет и впредь, даже если все страны прекратят 
враждовать друг с другом. Так устроен мир. Каждому хочется знать про соседа 
больше, чем тот находит нужным говорить сам. Видимо, Ален Даллес, устанавливая 
дружеские отношения с партнерами США по блоку НАТО, не зря подчеркнул, что ЦРУ 
будет обмениваться с ними информацией, ну а ту, которую они захотят от США 
скрыть, добудет само. Партнеры строго придерживались этого правила: 
взаимодействовали и следили друг за другом, а если подворачивался удобный 
случай, то и вербовали сотрудников дружественных спецслужб. Нам неоднократно 
доводилось наблюдать за такими объятиями и извлекать из этого пользу. Такова 
жизнь. В одном только спецслужбы стран НАТО обнаруживали абсолютную 
согласованность- в розыске и проведении мероприятий по пресечению деятельности 
агентуры и сотрудников советской разведки, включая реализацию данных, полученных 
от предателей.
      ...Отток населения из Германской Демократической Республики до возведения 
Берлинской стены был довольно велик. Естественно, что разведки стран 
социалистического лагеря не оставили этот канал бегства на Запад без внимания. 
Естественно также, что и западные спецслужбы разработали систему фильтрации 
потока беженцев из-за "железного занавеса". Через эту систему фильтрации было 
пропущено значительное количество лиц, а те из них, кто попадал под 
опознавательные признаки вероятной агентуры восточных разведок, подвергались 
глубокому агентурному изучению. И случалось, что в результате такого изучения, 
при тесном взаимодействии спецслужб ФРГ и США, в их поле зрения попадали и 
нелегалы нашей разведки, и мы несли потери. Нам не всегда удавалось своевременно 
получить необходимую информацию и вывести нелегала из-под удара.
     Так получилось с "Дугласом" и его сыном "Эрбе", о деле и судьбе которых 
обстоятельно пишет Джон Баррон в своей книге "Наследник", переведенной и 
изданной и у нас. Мне довелось знать обоих.
     К весне 1972 г. в Центре сложилось мнение, что у "Дугласа" не все в 
порядке. Чувствовалось непонимание друг друга, неисполнительность, даже 
раздраженность. Это беспокоило нас, настораживало, мы даже допускали возможный 
подход к нему со стороны американских спецслужб. Было решено, что с ним надо 
встретиться и поговорить. Это поручили мне, поскольку я летел в Чили. 
Встречались мы дважды, в апреле 1972 г. в Кито (Эквадор), и во время этих встреч 
мне удалось восстановить взаимопонимание между Центром и нашим нелегалом-
иностранцем. Однако не удалось снять все сомнения, так как в окружении 
"Дугласа", по его словам, появился новый знакомый, о котором он говорил 
уклончиво. Я попросил его присмотреться к нему.
     Сын "Эрбе" был интересным эрудированным подростком 14лет, и на предложение 
"Дугласа" ориентироваться и на использование сына в будущем, я ответил, что 
посмотрим так года через 3-4. Мы расстались друг с другом в надежде на 
дальнейшее сотрудничество.
     Летом 1975-го, когда я готовился к выезду на работу в Нью-Йорк, Центр 
пригласил "Дугласа" и "Эрбе" на дополнительную подготовку в Москву. После 
возвращения домой они сообщили, что всех пассажиров корабля, сходивших на берег 
в Копенгагене, снимал кинокамерой какой-то англичанин. Как выяснилось позднее, 
это была совместная работа английской разведки и предателя Гордиевского, 
выдавшего канал переброски разведчиков и нелегалов "Мартыновых" с двумя детьми. 
Не знаю, удалось ли тогда спецслужбам США, Великобритании и ФРГ идентифицировать 
"Дугласа" и "Эрбе" и форсировать их разработку или нет, но нам стало ясно, что 
союзническая скоординированная система поиска советских разведчиков существует и 
функционирует. Мы начали более тщательную проверку форм и методов своей работы, 
резко усилили конспирацию,  и взялись за поиск вероятного канала утечки 
информации.
     Как бы то ни было, но в дальнейшем мы исходили из того, что "Дуглас" и 
"Эрбе" могут быть под наблюдением, и наша резидентура в Нью-Йорке провела ряд 
проверочных мероприятий, в ходе которых опасения подтвердились: один из 
заложенных в тайники контейнеров оказался вскрытым. У ФБР терпения и выдержки не 
хватило, подвело любопытство. Мы насторожились, перенесли встречи и операции с 
"Дугласом" в третьи страны. Но ФБР очень хотелось захватить кого-нибудь из 
сотрудников нашей резидентуры в Нью-Йорке. Агенты ФБР даже заставили Дугласа 
появиться в магазине советской книги "Четыре континента", что на Бродвее. Это 
уже не шло ни в какие ворота. Там мы его опознали, опознали и других посетителей 
и сделали окончательный вывод о его действиях под контролем противника. Нам 
ничего не оставалось, как включиться в игру с ФБР. И опять у ФБР не хватило 
терпения: они сменили ему в сентябре 1979 г. документы и переселили в другой 
город. В декабре мы со своей стороны направили "Дугласу" последнюю шифровку, дав 
знать ему, что нам все известно. Игра была закончена.
     В течение 1990-1991 гг. американские спецслужбы неоднократно пытались 
использовать "Дугласа" для осложнения отношений между разведками СССР и 
Чехословакии. Они даже направляли его в ЧССР для шантажа оперативных работников. 
"Дуглас" послушно выполнял их поручения, мешая чешским друзьям работать, но был, 
не солоно хлебавши, выдворен из страны. Дальнейшая его судьба мне неизвестна.
     Джон Баррон в своей книге многого не договаривает. Это его и ФБР право: 
раскрывать свои и союзников методы поиска разведчиков и их агентуры не принято 
ни в одной разведке. Для меня же это была потеря, понести которую пришлось из-за 
предательства Гордиевского.
     Ранней осенью 1979 года, уже в разгар очередной Сессии ООН, я получил 
телеграмму с указанием вернуться в Москву на свою прежнюю должность, если у меня 
"нет иного мнения". Иного мнения у меня не было. Накануне отъезда коллектив 
резидентуры преподнес мне памятный подарок: индейский нож с надписью на чехле 
"Нью-Йорк. 1975-1979". Неужели все это было?..
     Я уже не помню сейчас, кто дал мне листок со стихотворением "Шереметьево", 
откуда разведчики-нелегалы иногда уходили на задания и куда возвращались. И не 
знаю, то ли оно написано каким-нибудь поэтом, то ли самим нелегалом, вернувшимся 
на Родину после выполнения боевого задания.


      ШЕРЕМЕТЬЕВО 

     Где-то в небе возникли высокие звуки, 
     Будто тихо и нежно кто-то тронул струну.
     О великое счастье - после дальней разлуки
     Возвратиться обратно в родную страну.
     Возвратиться не кем-то, не вчерашним талантом, 
     Осознавшим ошибки парижской зимой,
     Не прощенным за старость седым эмигрантом,
     А вернуться с работы. С работы - домой.
     Ни дожди, ни метели, ни жаркое пламя
     Не сломили, Россия, твои рубежи,
     И высокие звезды встают над лесами,
     И серебряный месяц в овраге лежит.
     В шереметьевской роще - березы, березы.
     Молча девочка держит цветок полевой.
     Ты прости мне, Россия, невольные слезы,
     Просто долго мечталось о встрече с тобой.
    
     26 июля 1972 г.

      Ощущение близости Родины, медленное затухание щемящей сердце тоски, боли 
каждый раз сменялось нарастающим чувством радости, облегчения, чем-то светлым, 
свежим. Так было каждый раз, когда самолет выбрасывал шасси, подпрыгивал от 
соприкосновения с бетоном, открывалась дверь кабины и внутрь врывался родной 
воздух.
      



^ИС: ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА НЕЛЕГАЛЬНОЙ РАЗВЕДКИ
     ^ДТ: 15.05.1999
     ^АВ: ЮРИЙ ДРОЗДОВ
     ^ЗГ: ГЛАВА 4. "ПАСЕКА" (КИТАЙ)
     ^ТТ:
     
     После возвращения из Германии, несмотря на положительные результаты в 
работе, мне не нашлось места в центральном аппарате нелегальной разведки. Для 
него я был новичком. Хоть и опытным, но новичком, а таких туда брали неохотно. К 
тому же, тогдашнему руководству были известны мои взгляды на организацию работы 
и использование нелегалов, что отдельными руководителями воспринималось в 1963 
г. с опаской и настороженностью.
     Я не стал спорить и был направлен отделом кадров на курсы 
усовершенствования оперативного состава (УСО). Учеба на курсах, обилие 
свободного времени давали возможность проверить правильность своих взглядов, 
ознакомиться со взглядами на организацию и ведение разведывательной деятельности 
других сотрудников разведки.
     Время шло, его нет-нет да разнообразили выходки нашей почты. Кто-то, 
наверное, незлонамеренно, шутя, стал бросать в наш почтовый ящик газету 
"Жэньминь жибао" на китайском языке. В семье на это не обратили внимания. Но 
сразу же об этом вспомнили, когда в декабре 1963 г. в кадрах разведки мне 
предложили прервать учебу и начать подготовку к командировке в КНР. Почему выбор 
пал на меня, не владеющего китайским языком, не знаю, но резкое обострение 
советско-китайских отношений требовало организации разведывательной работы по 
КНР, которую мы прекратили в октябре 1949 г., ко всему прочему, передав 
китайским органам безопасности свою агентуру, совершив недопустимый для любой 
разведки промах в угоду пожеланиям и просьбам временных союзников. Ошибочность 
этого шага сказывается и по сей день.
     Задача передо мной была поставлена трудная. Ведь с 1949 г. китайские 
разведчики и контрразведчики проходили подготовку у нас, были частыми гостями на 
Лубянке. Мы широко распахнули им свою душу и раскрыли сокровенные секреты, но не 
обратили внимания на отдельные особенности действий китайской верхушки.
     Дипломаты и разведчики-китаисты еще помнили, что после своего прихода к 
власти, во время первого парада на площади Тяньаньмынь, Мао Цзедун сказал Чжоу 
Эньлаю: "Ну что? Несбыточное, как видишь, с советской помощью осуществилось". На 
это Чжоу ответил: "Теперь бы с их помощью и удержаться." "Удержимся, но не 
будешь же ты считать их постоянными союзниками?" - бросил Мао.
     Этот вроде бы безобидный обмен мнениями не был случайным, он отражал 
истинные взгляды Мао Цзедуна. Как стало известно в ходе последующих наблюдений и 
сбора данных, слегка оправившись после последней гражданской войны и взяв власть 
в свои руки, китайское руководство еще в 1952 г. развернуло глубоко 
законспирированную разведывательную работу по СССР, готовило пакет 
территориальных претензий к Советскому Союзу. Ко всему этому добавлялись острые 
разногласия по вопросам лидерства и задачмеждународного коммунистического 
движения, отягощенные еще и отношениями между главами обеих стран.
     Начальник Первого Главного управления генерал А.М.Сахаровский, напутствуя 
меня на работу в Пекине, просил быть осторожным, терпеливым, все перепроверять, 
не забывать об истории Китая и его отношений с Россией, а также об особенностях 
психологического склада китайцев, который во многом определяет их отношение к 
другим странам и их поведение с иностранцами.
     В конце августа 1964 г. я улетел в Пекин.
     Итак, 1964-1968 гг. я провел в Китае. Пожалуй, это было наиболее 
критическое время в советско-китайских отношениях. Наши китаеведы и сами китайцы 
называли его "хорошее плохое" до мая 1966 года, и потом - "плохое-плохое" время.
     Постепенно под прикрытием Посольства СССР в Пекине собрался небольшой 
коллектив разведчиков, которые шаг за шагом включались в работу по обеспечению 
руководства необходимыми сведениями. Здесь не обошлось и без курьезов. С нас все 
больше спрашивалисерьезную политическую и оперативную информацию, а это 
требовало внесения значительных изменений в формы и методы нашей деятельности. 
Не все сотрудники, помнившие, что "русский с китайцем - братья навек", были 
готовы к этому. По воле обстоятельств одно из оперативных мероприятий мне 
пришлось готовить и осуществлять самому. Его результаты дали положительный 
эффект. Мы обо всем доложили в Москву. Руководство разведки поблагодарило меня 
за информацию, и выговорило за личное участие: руководи, исправляй, но не лезь 
сам. Я не обижался на суровость реакции. Я должен был так поступить, чтобы иметь 
право заставлять других.
     Обобщая сегодня весь свой опыт и свою осведомленность по вопросу 
взаимоотношений в треугольнике Китай-СССР-США, я не могу не согласиться с 
выводом к которому пришел Пьетро Кваронни в книге "Русские и китайцы. Кризис 
коммунистического мира": напряженная обстановка на Дальнем Востоке и в Юго-
Восточной Азии по существу была отражением тогдашнего конфликта между США и 
Россией. Это очень сложный предмет для рассмотрения, но если проанализировать в 
этой связи действия политических лидеров с1945 г. по сегодняшний день, подоплека 
станет видна отчетливо. Это предупреждение на будущее: в ходе психологической 
войны США против СССР, приведшей к взвинчиванию расходов на военные цели, наша 
страна вовлекалась в гонку вооружений и, не доводя дела до открытого конфликта, 
становилась на путь саморазрушения. Вопрос "кто - кого" в экономической войне, 
начиная с 1946 года, стал активно разыгрываться на международной политической 
арене в крупнейшей в истории операции психологической войны, имевшей целью 
лишить СССР крупнейшего его союзника - КНР. Джордж Ф.Кеннан в статье "Кто 
выиграл холодную войну" ("Нью-Йорк Таймс", ноябрь 1992 г., русское издание) 
подтверждает это.
     Другим подтверждением этому являются материалы конференции "Круглого стола" 
американских китаеведов, ученых и политиков, проведенной в конце 1949 - начале 
1950 гг., где обсуждались два вопроса: "на каких условиях Китай пойдет против 
России и как повернуть традиционную китайско-русскую вражду на Север".
     Тогда в Китае всего этого нам видно не было, но Центр это чувствовал и 
направлял наше внимание в сторону западных представителей, количество которых в 
Пекине постоянно увеличивалось.
     В 1964-1965 гг. в Китае уже полным ходом проводилась так называемая 
"Программа социалистического воспитания", предусматривавшая выявление 
противников нового режима из числа сторонников "советского ревизионизма" и 
подготовку населения для участия в строительстве социализма с учетом специфики 
развития революции в Китае. Тогда еще даже не всем китайцам было ясно, что это 
было разбегом для "нового скачка". Тревога в обществе нарастала. Осенью 1965 г., 
будучи вызванным в Москву, я летел в самолете вместе с одним из представителей 
Швейцарской партии труда, работавшим в партийной школе  Шанхая. Завязалась 
беседа,  он обмолвился о том, что слушатели этой школы  изучают вопросы 
управления большими массами населения по книгам, изданным в гитлеровской 
Германии. И подчеркнул, что китайцы готовят новую большую чистку своих партийных 
рядов и всего населения. Руководство разведки поручило нам внимательно следить 
за развитием обстановки в КНР.
     26 мая 1966 г. аспирантка Пекинского университета Ван Гуанмей вывесила на 
стене здания свое гневное "дацзыбао", клеймящее клику противников Мао Цзедуна, 
стремящихся свернуть Китай на путь советского ревизионизма и американского 
империализма.
     Направление борьбы и враги были указаны. Началась продолжавшаяся около 10 
лет "культурная революция", целью которой был пересмотр старых и поиск новых 
путей социально-экономического развития страны при сохранении внешних 
политических атрибутов курсана строительство социализма. Если внутри страны 
наносился удар против сторонников группировки Лю Шао-ци и Линь-бяо, то в области 
внешней политики главный удар, сопровождавшийся громкой трескотней в адрес 
американского империализма, ведущего войну с вьетнамским народом, был направлен 
против СССР.
     Я не думал затрагивать эту тему, но публикация в "Комсомольской правде" от 
15 февраля 1992 г. "Как мы держали палец на красной кнопке" возвратила меня в 
год 1967-ой - год наибольшего накала в советско-китайском кризисе.
     В течение 1966-1967гг. обстановка вокруг представителей "советского 
ревизионизма" продолжала накаляться. Несколько раз наши сотрудники подвергались 
нападениям со стороны хунвейбинов. Почти целую ночь я провел недалеко от ворот 
торгпредства в своем новеньком "Москвиче", облитом клеем, облепленным всякими 
дацзыбао, с выхлопной трубой, обмотанной соломой (гори, ревизионист, сам себя 
подожжешь, если заведешь мотор). Напряженность нарастала. Хунвейбины подвергли 
городок посольства двухнедельной физической и звуковой блокаде, вынудившей нас с 
помощью других дипломатических представительств провести эвакуацию членов семей.
     Чтобы снизить накал, мы решили организовать торжественно-траурные проводы 
на Родину трех погибших в ДРВ советских воинов-ракетчиков. На площади перед 
зданием посольства, к удивлению хунвейбинов, устроили митинг и через 
громкоговоритель рассказали всему Пекину, что прощаемся с воинами, которые 
отдали жизнь, защищая небо Вьетнама. Машина с телами погибших прошла перед 
строем сотрудников советских учреждений, ворота распахнулись и она медленно 
двинулась в сторону аэропорта сквозь расступившуюся толпу ранее бесновавшихся 
хунвейбинов. Они более или менее притихли на несколько дней. А потом пошли на 
штурм городка посольства, разгромили здание консульства и сожгли будку 
привратника. В самом здании посольства были перебиты все стекла первого этажа. 
Провокация была явно рассчитана на разрыв дипломатических отношений. Но русские 
нервы оказались достаточно крепкими. Последовавшая затем встреча А.Н.Косыгина с 
Чжоу Энь-лаем в пекинском аэропорту на некоторое время сняла острое напряжение.
     Незадолго до штурма посольства хунвейбинами нашим сотрудникам удалось 
побывать в провинции Хейлунцзян и Харбине и встретиться с нашими престарелыми 
соотечественниками. Один из них рассказал, что китайские власти выселили его с 
принадлежавшей ему пасеки, превратили ее в огромный ящик с песком, какие бывают 
в классах тактики военных академий. Представленная на нем местность отображает 
участок сопредельной советской территории. Старый 84-летний амурский казачий 
офицер этим был очень озадачен.
     Представитель фирмы "Крупп" в Пекине в беседе со мной обозвал русских 
дураками, которые не видят, что делается под их носом. Он выражал 
обеспокоенность, поскольку бывал там, куда советских давно не пускали. "Крупп" - 
это сталь, а сталь нужна для войны.
     Мои западные коллеги, наблюдавшие за советско-китайскими пограничными 
отношениями, осторожно давали понять, что китайцы усиливают войсковую 
группировку на границе с СССР.
     Мы обобщили эти и другие данные и направили сообщения в Центр, изложив 
просьбу проверить информацию средствами космической, радиотехнической, военной и 
пограничной разведки. Ответа не последовало.
     Осенью 1967 г. я прилетел в Центр в отпуск, где мой прямой начальник 
заявил, что мои шифровки вгонят его в очередной инфаркт. Я промолчал. В нашем 
подразделении мне рассказали, что тревожная шифровка была направлена в 
инстанции, откуда вернулась с грозной резолюцией: "Проверить, если не 
подтвердится, резидента наказать".
     Проверили. Все подтвердилось. Не извинились. Не принято.
     В 1969 г. в районе, близком к пасеке, произошел известный вооруженный 
конфликт.
     Предупреждений настораживающего характера разведкой делалось в последние 
годы предостаточно, в том числе и относительно ряда столь болезненно 
переживаемых сегодня явлений. Не повторяем ли