обратился к матери:
     - Мама...  Прости меня. Иди, домой, прошу тебя, иди. Я виноват во
всем. Меня будут судить.
     Большего Захаров  от  этой  встречи  и не ожидал.  Он решил,  что
дальнейшее пребывание матери только помешает допросу.
     - Гражданка Максакова,  вы свободны. Сержант, проводите, - сказал
он вошедшему с карабином часовому.
     Когда мать вышла, Толик твердо сказал:
     - Гражданин следователь,  я все расскажу.  Все. Только пообещайте
мне одно.
     - Что именно?
     - Свидание.
     - С кем?
     - С Князем.
     - Зачем?
     - Я хочу видеть его.
     - А если это свидание не состоится?
     - А  если  я  задушу  его в "черном вороне",  когда нас повезут с
суда?..
     Толик дрожал.
     - Ну,  это еще как сказать!  Князь гуляет на свободе. А в "черном
вороне"   пока   будут  возить  вас  одного.  -  Захаров  сочувственно
улыбнулся.
     От этой улыбки Толика точно передернуло.
     - Пишите адрес! - не выдержал он. - Клязьма, Садовая, дом девять,
маленькая дача с зеленой крышей, у колодца.
     Захаров спокойно записывал.
     - Московский  адрес?  -  спросил он тоном,  в котором старался не
выдать волнения.
     - Ременный переулок,  дом четыре,  квартира семнадцать.  Летом он
обычно живет на даче.
     Две тревожные ночи,  проведенные в засаде у дачи Князя, легли под
глазами Захарова темными кругами. "Неужели и сегодня он не приедет?" -
подумал он и поднял глаза на Толика.
     - Когда обычно Князь возвращается в Клязьму?
     - Как  правило,  с  последним  поездом.  Иногда  ночует в Москве.
Сегодня он будет обязательно на даче.
     - Почему?
     - Сегодня суббота.  Неделю он "честно" трудился. Сегодня с вечера
даст большой загул до понедельника. Это его твердый режим.
     - С кем он живет?
     - Сейчас один. Отец в длительной командировке, мать - на курорте.
     - Он не женат?
     - Нет. Есть у него любовница.
     - Оружие?
     - Пистолет ТТ и нож. Бойтесь ножа.

        "44"

     Клязьма. Небольшая  подмосковная  дачка с заросшим и глухим садом
обнесена дощатым покосившимся  забором.  Рядом  с  большими  соседними
дачами  она  выглядела  сиротливо  даже  ночью.  Занавешенные тюлевыми
шторами маленькие окна, в которых горел свет, защищались от любопытных
глаз прохожих зеленой изгородью акации. Стояла тихая лунная ночь. Лишь
то нарастающий,  то  замирающий  гул  проходящих  мимо  электропоездов
изредка будоражил тишину дачного поселка.
     Захаров и Карпенко,  одетые в штатское, неслышно закрыли за собой
ветхую калитку и, прижимаясь к густому кустарнику, прошли к невысокому
крыльцу.  Захаров мягко нажал плечом на дверь.  Она оказалась закрытой
изнутри.
     - Стой там,  - сказал он шепотом и кивнул на зеленую  беседку  из
плюща,  куда  не проникал лунный свет.  - Я пойду к окнам.  На свет не
выходи. Здесь кто-то есть.
     Оглянувшись, Захаров, как кошка, прошмыгнул мимо затемненных окон
за угол дома и остановился под густой рябиной против освещенного окна.
Окно  было  открыто.  Сквозь тюлевую штору можно было рассмотреть двух
людей. За столом сидели женщина и мужчина. Захаров прислушался.
     - Я  предлагаю  выпить за вашу большую покупку,  - сказал женский
голос.  - Если не выпьете, то ваш "ЗИМ" развалится на втором километре
или, чего доброго, полетите в пропасть с этого, как его там?..
     - Чуйского тракта,  - подсказал мужской голос.  Такой  голос  мог
принадлежать только физически сильному человеку.
     - Да, с Чуйского тракта.
     - Пьем,  -  согласно  прозвучал  мужской  голос,  и  на занавеске
появился силуэт руки, поднявшей стакан.
     - Вот это я понимаю,  это по-мужски! А у нас в Москве пошли такие
мужчины, что пьянеют от рюмки кагора.
     - А вы? Почему вы не пьете?
     - Дамам можно сделать скидку.  Особенно таким хрупким, как я. Да,
кстати, сколько вы заплатили за свой "ЗИМ"?
     - Платить буду завтра. Сорок тысяч.
     - Кто же та счастливая особа,  которая вместе с вами будет ездить
на этой машине?
     - Моя жена.
     Женщина расхохоталась.
     - Вы это сказали таким тоном,  точно в свою жену влюблены так же,
как до женитьбы.
     - Вы правы.  У меня очаровательная жена.  В нее я влюблен все так
же, как двенадцать лет назад, когда она была еще невеста.
     Со стороны   железной   дороги   послышался  гул  приближающегося
электропоезда. В какие-то минуты этот гул затопил весь поселок.
     Дальнейший разговор   в  комнате  теперь  Захаров  слышал  плохо.
Оглядевшись,  он заметил,  что у второго освещенного окна -  оно  было
ближе  к  столу  -  штора  подходила к косякам неплотно,  а со стороны
соседнего  дворика  окно  прикрывалось  шапкой  густого   и   высокого
кустарника. Николай пригнулся и неслышно нырнул в заросль перед вторым
окном.
     Теперь он отчетливо видел молодую,  в цветном халате, женщину, ту
самую,  с которой он разговаривал три дня назад. Она сидела в кресле и
курила, пуская дым кольцами.
     - Вы,  кажется, все-таки захмелели? - спросила женщина с улыбкой,
которая означала: "А я-то думала!"
     - Да,  я очень устал.  Десять суток в  дороге...  А  потом  здесь
суета.  Вот уже два дня, как не могу найти свободного места ни в одной
гостинице. Хорошо, что мир не без добрых людей.
     - Где б вы были сейчас, если б не наша случайная встреча?
     - Не знаю.
     - Неужели эти двое суток вы мучались на вокзале?
     - Нет.  Одну ночь я провел у старого  приятеля.  Но  если  бы  вы
видели  его  тещу!..  Вы  согласились  бы еще полмесяца проваляться на
вокзале,  лишь бы не причинять неприятностей несчастному зятю. Мегера,
а не теща.  Как мне жалко Нестерова. А ведь какой был парень! Огонь...
А умница?  Мы с ним вместе  институт  кончали.  В  общежитии  в  одной
комнате жили.
     - Он тоже инженер-строитель?
     - Да. Только он работает в министерстве.
     Когда женщина потянулась к горшку с цветком,  чтобы  стряхнуть  с
папиросы  пепел,  полы  ее  длинного халата разъехались так,  что даже
Захаров  заметил  ее  стройную,  обнаженную  выше  колена,  ногу.  Эта
небрежность женщиной осталась сознательно незамеченной.
     - Скажите,  вам часто приходилось изменять своей жене? - внезапно
спросила она, затянувшись папиросой.
     - Изменять?
     - Да,  да!  Что  вы  удивляетесь?  Ведь  вы  так  часто бываете в
командировках, в разъездах.
     - В  разъездах  - часто,  а изменять - никогда,  - твердо ответил
мужчина.
     - Значит, сегодня ваше первое грехопадение?
     Гость удивленно  посмотрел  на  собеседницу.  Только  теперь  ему
бросилась  в  глаза  ее  почти  оголенная  нога,  и он опустил голову.
Несколько секунд они  оба  молчали.  Потом  мужчина  поднял  голову  и
стыдливо ответил:
     - Мы просто друг друга не поняли... В самом начале.
     В глазах  женщины вспыхнул злой огонек.  Порывисто привстав,  она
быстро подошла к гостю и положила руки ему на плечи.  Верхние пуговицы
ее халата были расстегнуты, отчего полы его разошлись еще больше.
     - Разве я вам не  нравлюсь?  -  Быстро  отскочив  назад,  женщина
широко распахнула полы халата. В ее окаменевшей с запрокинутой головой
фигуре был вызов.
     Сибиряк растерянно молчал.
     - У вашей жены такая фигурка?
     Халат восточной   расцветки   прикрывал  одни  только  руки.  Уже
полнеющее, но еще стройное тело, обтянутое голубым купальным костюмом,
напоминало    породистую    голубую   птицу   с   цветными   крыльями,
приготовившуюся к полету.
     - Нет, - покачал головой мужчина. - Мы только что говорили о моей
жене... Иначе я поступить не могу.
     Губы женщины  были плотно сжаты,  в глазах искрились озлобление и
досада.  Она на минуту задумалась,  словно что-то  припоминая,  потом,
запахнувшись халатом, стремительно подошла к сибиряку и обвила его шею
руками.
     - Думаешь, я так и поверила?
     С ловкостью кошки она забралась к  нему  на  колени  и  принялась
исступленно целовать его.
     Сибиряк бережно отстранил женщину и встал.  Он был высокого роста
и крепкого сложения.
     - Этого не надо.  Разрешите мне отдохнуть.  Трое суток я почти не
спал.
     Лицо женщины стало хмурым.
     Она посмотрела на часы и,  опять что-то прикидывая в уме, сказала
с расстановкой:
     - Хо-ро-шо. Я вам постелю в соседней комнате.
     Женщина вышла,  а сибиряк снова сел за стол и,  положив голову на
скрещенные руки, засыпал.
     Захаров хотел было перейти к другому окну,  чтобы понаблюдать  за
поведением  женщины  в  комнате,  куда она вышла,  но вдруг услышал за
спиной скрип калитки. От неожиданности он вздрогнул. Пригнулся.
     Двое мужчин,  о  чем-то  тихо разговаривая,  подходили к крыльцу.
Один из них,  тот, что был пониже ростом, отделился, свернул с дорожки
и направился к освещенным окнам.
     Правая рука Захарова сжала рукоятку пистолета. Схватка в саду ему
не нравилась.  Темнота и плохое знакомство с расположением сада ничего
хорошего не сулили.  Спрятавшись за густой куст смородины,  он  видел,
как  неизвестный,  подойдя  к окну,  чуть отдернул шторку и заглянул в
комнату. В пряный аромат смородины волной хлынул водочный перегар.
     "Пьяны", - подумал Захаров и стал рассматривать лицо подошедшего.
Отчетливо было видно,  что это не Князь.  Лицо у этого моложавое,  без
шрама и наполовину закрывалось свисающей челкой.  "Наверное,  Серый, -
подумал Захаров, - маленький, с челкой, худой..."
     Когда неизвестный  отошел  от  окна  и скрылся за кустами акации,
Захаров решил,  что оставаться на этом  месте  бессмысленно.  Неслышно
ступая  и пригнувшись,  он прошмыгнул поближе к крыльцу.  Остановился.
Было слышно,  как стучало собственное сердце.  На фоне темной стены он
увидел  силуэт  другого человека,  но кто это,  разобрать было трудно.
Решил ждать.
     Вдруг дверь с крыльца отворилась и в сад сошла женщина в халате.
     - Где вы пропадаете? Я извелась. Это не человек, а камень.
     - Солидный  фраер?  -  спросил  хрипловатым  голосом тот,  что не
подходил к окну.
     - Сибиряк.  Завтра покупает "ЗИМ".  Только осторожней, он здоров,
как черт.  Будете грубо  работать,  раздавит,  как  щенят.  Топор  под
подушкой,  в полотенце...  Только без царапин. В этом буйволе цистерна
крови.  Ну, я пошла. Минут через пять стучитесь. На всякий случай - ты
мой брат, Серый - племянник. А где Серый?
     - Здесь.
     - Только не волыньте.
     Перед тем,  как войти в  сени,  женщина  остановилась  и,  словно
что-то забыв, озабоченно спросила:
     - Что случилось с Нанной? Где она пропадает?
     - С Нанной ты увидишься через три года.
     - Что-о-о?
     - Суд был вчера. Ладно, ступай, расскажу все завтра.
     Женщина в халате вернулась в дом.  Мужчина зажег  спичку  и  стал
прикуривать.  Теперь Захаров отчетливо видел,  что по щеке его, от уха
до подбородка,  тянулся розовый шрам.  Сжимая пистолет,  Захаров вышел
из-за кустов и негромко скомандовал:
     - Руки вверх!
     Папироса выпала  из  рук  Князя.  Он  инстинктивно  сделал  шаг в
сторону,  чтобы бежать,  но выстрел в воздух остановил его.  Он поднял
руки.
     - Старшина,  сюда!  - крикнул Захаров,  и Карпенко в одну секунду
был рядом с Князем.
     - Будь  здесь.  Я  пойду  за  другим!  -  распорядился   Захаров.
Пригнувшись,  он  побежал  по  лунной  дорожке  в  сторону  маленького
сарайчика, куда с минуту назад направился Серый.
     Не сводя  пистолета  с  Князя,  Карпенко видел,  как из-за темных
кустов,  мимо которых бежал пригнувшийся Захаров,  мелькнула тень и  с
диким  визгом  бросилась ему на спину.  Лунный отблеск от лезвия ножа,
занесенного над Захаровым,  чуть не заставил старшину нажать спусковой
крючок, чтобы вовремя помочь товарищу и не дать уйти Князю.
     - Старшина,  держи Князя.  Этого я  возьму  один,  -  донесся  из
глубины сада голос Захарова.
     Первый раз в жизни из рук сержанта Захарова был выбит пистолет. И
кем?  От одной мысли, что какая-то шпана выбила из рук солдата оружие,
в нем вспыхнула звериная злоба.
     Поединок был неравным.  Николай действовал одной левой рукой, так
как правая была тяжело ранена и болталась плетью. Барахтаясь на траве,
оба они тянулись к пистолету,  лежавшему на дорожке. Когда тонкая рука
Серого судорожно  сжала  дуло  оружия,  Захаров,  напрягая  все  силы,
вцепился в нее зубами.  Серый жалобно крикнул и выпустил пистолет. А в
следующую секунду  левая  рука  Захарова  замкнулась  на  шее  Серого,
который после особого болевого приема уже лежал без сознания.
     Схватка продолжалась несколько секунд.  Быстро вскочив  на  ноги,
Захаров поднял пистолет и подбежал к Карпенко.
     - Я побуду здесь,  а ты свяжи того,  пока он еще не  очухался,  и
волоки сюда. Нужно успеть взять еще женщину.
     Захаров заметил, что огонь в комнате погас.
     Князь, как  в  лихорадке,  стучал зубами.  Его лицо было искажено
страхом.
     - Не  бойся,  Князь,  ты  жив.  Мы  бережем  тебя  для свидания с
Толиком, - сказал Захаров.
     От этих слов Князь затрясся еще больше.
     Скрученный веревкой,  Серый уже лежал  у  ног  Князя.  Теперь  он
приходил в себя и слабо стонал.
     На выстрел  прибежали  два  местных  милиционера.  Первым  явился
маленький старшина,  но к даче подходить боялся. Не вытаскивая изо рта
свистка,  он,  пригнувшись,  бегал взад  и  вперед  под  электрическим
фонарем  на  углу  улицы.  Он ожидал подмоги.  На его свистки прибежал
другой милиционер.  Этот был громадного роста,  но тоже  не  отличался
храбростью.  Вдвоем они подняли еще более оглушительный свист,  такой,
от которого почти во всех дачах зажгли свет,  залаяли  собаки,  где-то
даже раздался ружейный выстрел.
     Дачный поселок взбудоражился.
     Но помощь местной милиции уже не требовалась.  Все трое бандитов:
Князь,  Серый и женщина в халате,  были  связаны  по  рукам.  Сибиряк,
вначале удивленный,  а потом потрясенный всем тем, что случилось и что
могло случиться, подавленно молчал и моргал глазами.
     Только теперь Захаров почувствовал, что он серьезно ранен. Правый
рукав его пиджака набух липкой и горячей  кровью.  "Неужели  перерезан
нерв?" - с тревогой подумал он и посмотрел на Серого.  Тот не выдержал
взгляда и втянул голову в плечи.
     - Бинт  с собой?  - спросил Захаров маленького старшину,  который
только и ждал, чтоб ему дали какое-нибудь приказание.
     - С  собой,  -  услужливо  и  с  готовностью  выкрикнул он и стал
раскрывать трясущимися руками свою сумку.
     Ночью на  темном  пиджаке  кровь была не видна.  Карпенко сгоряча
даже не понял, что его товарищ ранен.
     - Перевяжите  мне  руку,  -  почти  приказал  Захаров  маленькому
старшине.  - А вы,  - обратился он к другому  милиционеру,  -  скажите
шоферу,  чтоб немедленно подгонял машину к калитке.  Она в переулке, у
колодца.
     - Есть, - рявкнул сержант и, громыхая сапогами, скрылся за углом.
     Одет Захаров был в  штатское,  и  местные  милиционеры  никак  не
предполагали,  что  он равного с ними звания.  Они считали,  что имеют
дело с большим оперативным начальником из Москвы.
     К калитке  подошла  служебная  машина.  По  команде Карпенко в ее
черном зеве молча один за другим скрылись Князь, Серый и женщина.
     Когда Карпенко закрыл дверцу на ключ,  Захаров распорядился, чтоб
один из милиционеров остался у дачи,  пока не прибудет смена, а другой
- немедленно сообщил о случившемся начальнику своего отделения.  После
этого  он  сел  с  шофером  в  кабину.  Карпенко  и   сибиряк,   стоя,
примостились на крыльях.
     - Давай,  Костя,  побыстрей.  С рукой у меня  что-то  неладно,  -
сказал Захаров шоферу, когда они выбрались на дорогу.
     Шофер перевел рычаг на предельную скорость.  Машина  со  свистом,
раскалывая лучами фар черноту ночи, понеслась к Москве.

        "45"

     Урал... Горная тайга на фоне чистого,  без единого облачка,  неба
казалась такой сочно-зеленой,  что вряд ли найдутся  краски,  которыми
можно передать световые контрасты этой дикой и могучей красоты.
     У подножья одного из отрогов хребта раскинулся  своими  корпусами
крупный  завод.  В  садике перед началом дневной смены было людно.  По
старой привычке рабочие пришли за полчаса до гудка.
     - Что,  Илья  Филиппыч,  сегодня  первый день?  - спросил молодой
рабочий у Барышева - потомственного уральского рабочего.
     - Как видишь.
     - Как провел отпуск?
     - По-всякому. Отчасти хорошо, отчасти так себе.
     - Как поживает Москва?
     - Ничего, поживает красавица. Только вот шпана еще водится.
     - Да что ты?
     - Э, брат. Ты вот съезди - посмотришь. Не успеешь оглянуться, как
к тебе подсядет хлюст,  заговорит зубы, а другой из-под тебя мешок цоп
- и ищи свищи.
     - Да ну?
     - Вот тебе и ну!  Ку-уда там,  - махнул рукой Илья Филиппович.  -
Даже не почуешь.  Видишь - не успел глазом моргнуть, как отрезали. Это
я уже дома пришил, - показал он рубец на ремне полевой сумки.
     - Ну, а ты что?
     - Что я? За шиворот и в милицию.
     - А потом?
     - Известное дело, из милиции - в тюрьму! Не тронь чужое, не тобою
положено, не на того нарвался.
     - Вот это да!
     - Это еще что! - разошелся Илья Филиппович. - Вот в вагоне ко мне
один субчик сватался,  вот это да! Я вроде бы притворился, что сплю, а
сам себе в щелку одним глазом смотрю.  Вижу,  тихонько подкрадывается.
Да  не просто,  а с бритовкой подкрадывается.  Молодой такой,  в твоих
годах с виду. То-о-лько поднес он руку к моей сумке - я его цоп!
     - Да ну?
     - Вот тебе и ну. Ты попробуй съезди - без порток вернешься.
     - Ну и что ты с ним, Илья Филиппыч?
     - Что,  что,  известно что:  за решетку,  в первый вагон, рядом с
паровозом. А вначале тоже за инженера себя выдавал. Да. Не скажи. Куда
там!.. Мастера зубы заговаривать. Ох, мастера!
     Илья Филиппович достал табакерку и насыпал на ладонь нюхательного
табаку.
     - А ты, Сашок, тоже хотел в Москву?
     - Думал.
     - Сам-то ты чей?
     - Рязанский.
     - О,  брат,  -  махнул  рукой  Илья Филиппович и захохотал мелким
смешком.  - Уральцев,  коренных уральцев  вокруг  пальцев  обводят,  а
вашему  брату,  рязанцу,  и  носа  туда  нечего показывать.  Видывал я
рязанцев.  Жидкий  народ.  Сиди  уж   дома,   сверчок   рязанский.   В
Верхнеуральске-то блудишь, а тоже мне в Москву!
     В это время кто-то из рабочих с крыльца конторы позвал Барышева к
инженеру.  О том, что в его цехе теперь новый инженер, Илья Филиппович
знал по рассказам, а каков он из себя - еще не видал.
     Илья Филиппович открыл дверь конторы и часто-часто заморгал,  как
будто глаза чем-то запорошило.  А когда переступил  порог,  то  совсем
опешил:  в  новом  инженере  он  узнал  того самого молодого человека,
соседа по купе, которого принял за жулика.
     - Здравствуйте,   -  робко  кашлянув  в  кулак,  проговорил  Илья
Филиппович.
     - Здравствуйте,    здравствуйте,   товарищ   Барышев.   Садитесь,
рассказывайте, как доехали?
     - Ничего,  слава богу, доехали, - переминался с ноги на ногу Илья
Филиппович.
     - Как сумка? Цела?
     - Цела.  Только  вы  меня  простите,  товарищ  инженер.  Немножко
обмишурился. В Москве меня один, в ваших годах, так напугал, что я всю
дорогу тресся. Ошибку дал.
     - Ничего,  ничего,  бывает.  Вот  что,  Илья Филиппович,  давайте
познакомимся.  Зовут меня Валентином  Георгиевичем.  Буду  работать  в
вашем  цехе  сменным  инженером.  Признаюсь,  опыта у меня совсем нет,
только что со студенческой  скамьи.  Буду  учиться  у  вас.  Давно  на
заводе?
     - Постом будет сорок семь. С шестнадцати лет пошел к Привалову. С
тех пор только два раза бюллетенил,  в тридцать восьмом две недели,  в
погреб упал,  да прошлый год - три дня,  по своей  дурости,  угорел  в
бане...
     - Как бригада? Не подведете поначалу?
     - Да  что  ты,  Валентин  Егорыч.  В  бригаде уральцы.  Вы только
скажите!
     - Ладно, идите. Через десять минут смена. Готовьтесь.
     Илья Филиппович  направился  к  выходу,   но   в   дверях   вдруг