оворки, изречения.
     Когда Захаров направился к выходу,  майор задержал  его  почти  в
дверях и предупредил:
     - Только одно условие - действуйте не для  того,  чтобы  доказать
Гусеницину, а для пользы дела. Помните свой долг.
     Сержант молча кивнул головой и вышел.
     Как только за ним закрылась дверь,  Григорьев позвонил Гусеницину
и приказал передать дело Северцева  студенту-практиканту  юридического
факультета университета.  Фамилию студента майор не назвал умышленно -
он любил сюрпризы даже в работе,  если они не мешали делу.  На  вопрос
Гусеницина: "Когда практикант будет принимать дело?" - ответил: "Через
тридцать секунд".
     Такой ответ   озадачил   Гусеницина.   А   через   минуту,  читая
направление,  которое  Захаров  молча   положил   перед   лейтенантом,
Гусеницин некоторое время ничего не понимал.
     Все случившееся он  понял  лишь  после  того,  как  передал  дело
Северцева и направился домой.
     Проходя мимо старушек  с  цветами,  Гусеницин  даже  не  повернул
головы   в   их  сторону.  Это  великодушие  особенно  удивило  бойкую
цветочницу из Клязьмы, прозвавшую его "супостатом".
     Вздохнув, она сказала соседке:
     - Человеком стал.
     Приняв дело  Северцева  и  сдав  дежурство,  Захаров  возвращался
домой. По дороге он позвонил Наташе и напомнил ей, что через час будет
у нее и они поедут купаться на Голубые пруды.
     Был полдень.  От горячих каменных стен и раскаленного асфальта  в
воздухе  дрожали  волны  марева.  Над  головами  прохожих лениво плыли
легкие хлопья тополиного пуха, принесенного ветерком со скверика.
     На душе у Захарова было легко.

        "10"

     Отец Наташи, Сергей Константинович Лугов - генерал-майор танковых
войск,  погиб в боях под  Орлом,  когда  ей  было  пятнадцать  лет.  О
героическом  подвиге Лугова писали в "Правде".  А спустя две недели во
всех газетах был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР  о
посмертном присвоении ему звания Героя Советского Союза.
     Известие о гибели Сергея Константиновича  сильно  потрясло  Елену
Прохоровну,  его жену,  и Наташу. Наташа сразу стала как-то взрослей и
замкнутей.  Плакала она редко,  но подолгу и тяжело.  Случалось  даже,
что, обессилев от рыданий, она часами лежала на диване, тревожась, что
о ее слезах узнает мать.
     Елена Прохоровна также плакала тайком от дочери,  когда та была в
школе, но по ее опухшим векам Наташа обо всем догадывалась. Так дочь и
мать  скрывали  друг от друга свое большое горе.  Семье погибшего была
назначена персональная пенсия,  на которую Елена Прохоровна  и  Наташа
могли жить вполне обеспеченно.
     Медленно, очень медленно  выравнивалась  их  жизнь,  но  все-таки
выравнивалась.
     После смерти  мужа  Елена  Прохоровна  все  чаще  стала  говорить
Наташе, что товарищи во дворе, с которыми она с детства дружила, ей не
ровня,  что теперь,  без отца,  при  выборе  друзей  она  должна  быть
особенно разборчивой.
     "Дочь погибшего  героя-генерала  достойна  солидной  партии",   -
тайком,  про  себя  решила  вдова  Лугова  и чаще,  чем прежде,  стала
наведываться с Наташей к портнихе.
     Когда Наташа заканчивала десятый класс,  для выпускного вечера ей
сшили  такое  платье,  в  котором  ей  было  стыдно  появиться   среди
девочек-одноклассниц.  Белое,  длинное,  с тонкой кружевной отделкой и
слегка декольтированное платье преобразило Наташу. В нем она выглядела
взрослей, выше, стройней. Не один только Виктор Ленчик не сводил с нее
глаз. После игры в "почту" маленькая театральная сумочка Луговой стала
полна записок. Многие из них были написаны рукой Ленчика.
     Елена Прохоровна никогда в жизни  нигде  не  работала.  Прямо  со
школьной  скамьи  в  двадцать шестом году она вышла замуж за командира
батальона Лугова и с тех пор была его преданной женой.  Где только  не
побывала  она  за  многолетнюю  военную  службу мужа.  В Москву Луговы
переехали, когда Сергей Константинович дослужился до командира дивизии
и  был  направлен учиться в Академию Генерального Штаба Красной Армии.
Это произошло за три года до начала войны с фашистской Германией.
     Истосковавшись по  оседлой  жизни и уюту,  Елена Прохоровна почти
все деньги убивала на красивую мебель,  ковры, картины. Все она делала
с душой и не без вкуса.  А начав благоустраиваться,  она вошла в такой
азарт,  что  Сергей  Константинович  даже  диву  дался  ее  энергии  и
способностям,  оставаясь при этом равнодушным к тому, что появлялось в
квартире.
     Наиболее чувствительным,  сложным  и  трогательным в жизни Сергея
Константиновича была Наташа.  Так нежно любить дочь,  как любил он ее,
мог  далеко  не  всякий  отец.  Случались иногда такие неприятности по
службе,  от которых можно потерять сон и аппетит.  Но стоило  генералу
лишь  переступить  порог  квартиры,  увидеть  улыбающееся лицо Наташи,
стремительно летящей к нему навстречу,  от чего две белобрысые косички
на ее голове трепыхались, словно крылья воробушка, на душе становилось
мягче, тише, тревоги куда-то уходили, таяли. И через пять минут он уже
барахтался  с  дочкой  на  ковре,  забывал  суровый  взгляд  сердитого
командующего, придирчиво проверяющего...
     Особенно остро чувствовала Наташа утрату отца,  когда ее жалели и
напоминали о сиротстве.  В подобные минуты ей всегда хотелось плакать.
Взять хотя бы случай при поступлении в университет.  Вопросы в билете,
который она вытащила на экзамене  по  литературе,  были  ей  настолько
знакомы,  что  в  отличном  ответе Наташа не сомневалась.  Лермонтов и
Горький - самые любимые ее писатели.  Она боялась только,  как  бы  не
увлечься несущественными мелочами и не пропустить главного.
     Записывая план ответа,  Наташа вдруг услышала свою  фамилию.  Она
насторожилась.  Экзаменаторы говорили о ней.  "Дочь погибшего генерала
героя, сирота... Ей непременно нужно учиться..."
     Эта жалость ее расстроила. Отвечала она сбивчиво и бессистемно. А
заметив, какими добрыми и ласковыми глазами смотрела на нее старенькая
учительница,  принимающая экзамен, и совсем чуть было не остановилась.
Наташе поставили тогда "отлично", хотя она знала, что в школе за такой
ответ ни за что не вывели бы больше четверки.
     Без особого восторга Наташа принесла матери эту  первую  отличную
оценку.  А когда Елена Прохоровна ушла на рынок за продуктами, Наташа,
вспомнив,  как ее жалели экзаменаторы,  разревелась и долго  не  могла
успокоиться.
     Еще в девятом классе Наташа влюбилась.  Влюбилась самым настоящим
образом.  А  началось  все с того,  что ее лучшая подруга Лена Сивцова
часто приходила к ней  домой  и  под  большим  секретом,  под  честное
комсомольское,  открывала  свою  душу.  Лена рассказывала,  как сильно
любит она Николая Захарова,  десятиклассника соседней школы, старалась
убедить  Наташу,  что  он не такой,  как все,  а особенный.  Она очень
переживала,  когда узнала,  что Николай в одно из воскресений ездил за
город  на велосипедах с Лилей Крыловой.  После этой поездки Лена тайно
возненавидела Лилю.
     Исповеди Лены  становились  все  чаще  и  чаще.  Она  была твердо
убеждена,  что Николай лучше всех десятиклассников играет в  волейбол,
красивее всех катается на фигурных коньках,  наберет больше всех очков
в литературной викторине на общешкольном вечере.  Николай всех  умней,
всех стройней и всех красивей...
     Так продолжалось до весны.  Весной отца Лены перевели из Москвы в
Иркутск. Вместе с семьей переехала и Лена.
     Расставшись с подругой,  Наташа почувствовала одиночество и стала
хуже  учиться.  Гуляя  после уроков по бульвару,  она искала встречи с
Николаем.  И чем чаще она его видела,  тем больше  о  нем  думала,  не
отдавая  еще  себе  отчета в том,  что в ней все сильнее и настойчивей
просыпалось смутное желание быть  с  ним  рядом.  После  каждой  такой
встречи  Николай  все  более  казался  ей,  как раньше Лене,  каким-то
особенным, непонятным, не таким, как все.
     Перед самыми экзаменами Наташа целую неделю не встречала Николая.
Все эти дни она ходила как потерянная.  Всюду, где бы она ни была, она
ждала, что вот-вот вдруг встретит Николая. Но он не появлялся.
     Потом Наташа начала писать стихи.  Никогда до  этого  она  их  не
писала,  а здесь словно какая-то тайная сила толкнула ее к тому, чтобы
хоть в стихах расплескать захлестнувшее ее чувство.  Когда дело  дошло
до  стихов,  Наташа поняла,  что она влюблена.  Узнала она,  что такое
бессонные ночи и короткий беспокойный сон,  где хозяйничает тот, кто и
наяву ей не дает покоя.
     Однако любила Наташа не как Лена,  а скрытно,  тайно,  пряча свои
думы и чувства не только от других, но и от себя.
     Чем дороже становился  для  нее  Николай,  тем  постылей  делался
Виктор Ленчик. Он не давал ей проходу, предлагал самые соблазнительные
джазовые  пластинки,  достал  откуда-то  почти  всего  Вертинского   и
неаполитанские  песни  Александровича,  но  Наташа  ничего  от него не
брала.  Бывали дни,  когда Ленчик удивлял своих товарищей или  дорогим
альбомом   почтовых   марок,   или   показывал  девочкам  какие-нибудь
оригинальные безделушки,  от которых те  восторженно  визжали.  То  он
неудержимо летал по школе,  то ходил, как туча, мрачный только потому,
что  вычитывал  из  какого-нибудь  бульварного  романа,  что  "мрачное
молчание   есть   признак  силы  мужского  характера  и  оно  нравится
женщинам".
     Как ни старался Ленчик завоевать внимание Луговой,  у него это не
получалось, хотя многие девочки из класса о нем тайно вздыхали.
     В июне, когда у Наташи кончились экзамены, она получила письмо от
Лены.  В большом конверте,  помимо  письма  подруге  на  трех  листах,
исписанных ровным ученическим почерком, лежал еще маленький конвертик,
адресованный Николаю.
     Три дня Наташа ходила с утра до вечера с этим письмом,  но всякий
раз,  как только видела Николая,  у нее не хватало смелости подойти  к
нему.  Но на четвертый это случилось. Выйдя в воскресенье под вечер на
бульвар,  она совсем  случайно  увидела  Николая.  Он  шел  навстречу.
Казалось,  не кровь прилила к лицу, а горячая волна накатилась на нее,
понесла, закружила...
     С замирающим сердцем Наташа остановилась и поздоровалась.
     Все остальное было как в мареве.
     Позже, когда уже прошел месяц,  Наташа пыталась припомнить начало
их первого знакомства, но это удавалось с трудом. Часа три они бродили
по бульвару и говорили о поэзии,  о спорте, о Лене, об учителях. Потом
Николаю очень не хотелось расставаться, и когда Наташа подала ему руку
и пожелала хорошо сдать последние два экзамена, он смущенно спросил:
     - Когда мы встретимся, Наташа?
     - Вы хотите через меня послать письмо Леночке?
     Николай отрицательно покачал головой, но не сказал ничего.
     Если в июле Наташа была самой счастливой на свете, - не проходило
дня,  чтоб они не встречались,  - то в начале августа она  чувствовала
себя самой несчастной: Николая призвали в армию.
     Никогда еще Наташа не испытывала такой растерянности и  волнения,
как  на  перроне Ленинградского вокзала,  куда она,  вместе с другими,
пришла провожать Николая. Были здесь мать и друзья призывника.
     Наташа видела,  а скорее чувствовала, что всей душой он тянется к
ней.  Взгляд его был рассеян,  на вопросы он отвечал  невпопад  и  все
время нервно посматривал на часы.
     Мать понимала сына лучше других и не обижалась.
     Наступала минута  прощания.  Наташа  за короткое время успела раз
семь покраснеть и столько же раз побледнеть.
     Последние слова,  которые  Николай  бросил с подножки набирающего
скорость поезда, были обращены точно в пространство:
     - Береги себя... Я буду писать...
     Провожающие сочли,  что сказано  это  было  Наташе.  Только  мать
думала по-другому.
     - Береги себя...  - глотая  подступившие  слезы,  повторяла  мать
вслух и шла все быстрее и быстрее за поездом.
     Что-то еще кричал Николай с подножки,  но слова тонули в  грохоте
подошедшего слева воинского эшелона.
     Спустя две недели Наташа получила первую весточку.
     Пока Николай находился в запасном артиллерийском полку, письма от
него приходили  редко.  Через  три  месяца,  когда  его  направили  на
передовую  в  одну  из  дивизий  Первого Белорусского фронта,  он стал
писать каждую неделю.
     Его письма  Наташа  заучивала  наизусть.  Закрыв глаза,  она ясно
представляла себе даже отдельные слова,  переносы, знаки препинания. А
что  бы  она отдала за то,  чтоб прочитать строчки,  густо зачеркнутые
чернилами!
     О себе Николай почти ничего не сообщал. Наташа больше знала о его
друзьях по взводу,  чем о нем самом.  Но и это не мешало ей строить  в
своем  воображении  картины таких сражений,  где самая выдающаяся роль
отводилась Николаю.
     Наташа знала,  что он смелый,  отважный,  и если еще не герой, то
только потому, что ему не представилось подходящего случая.
     ...Так месяц за месяцем проходили годы.
     Кончилась война, а Николай все еще оставался в армии. Наташа была
уже  на третьем курсе филологического факультета университета.  Виктор
Ленчик - тоже на третьем,  но на юридическом. Все эти годы он ходил за
ней по пятам,  как ее тень. Первое время Наташа пыталась запретить ему
ухаживать за собой,  но  убедившись  в  бесполезности  этого,  махнула
рукой.
     В 1947 году,  отслужив пять лет, Николай вернулся домой. И в этот
же  день  без  всяких  предварительных  телефонных  звонков  явился  к
Луговым.
     Наташа ахнула.
     Засуетилась и Елена Прохоровна.
     Широкоплечий, возмужавший,  с  двумя  рядами  орденских планок на
военной гимнастерке,  Николай стоял перед Наташей и растерянно молчал.
Такой красивой он ее еще не видел.
     Выручила мать.
     - О!  Да вы совсем стали мужчиной.  Вас и не узнаешь!  - невольно
любовалась она Николаем и вела его за руку в комнату.
     Обед был праздничный.
     На деньги из своей пенсии Наташа  купила  бутылку  кагора.  После
двух  рюмок  она так раскраснелась и стала так дурачиться,  что матери
приходилось ее сдерживать.
     Много говорили,  вспоминали общих друзей,  танцевали, пели. Вечер
прошел весело.
     Но этим же вечером в самые светлые и чистые чувства и думы Наташи
Елена Прохоровна вогнала большую занозу.
     - Он  тебе  не  пара!  - закуривая папиросу,  сказала она дочери,
когда та вернулась, проводив Николая.
     - Почему? - одновременно и испугалась и удивилась Наташа.
     - По  многим  причинам.  Думаю,  что  ты  и  сама  скоро  в  этом
разберешься. Пора уже быть взрослой.
     Елена Прохоровна  ушла  в  свою   комнату,   оставив   Наташу   в
недоумении.
     С этого  времени  между  матерью  и  дочерью   так   и   осталась
недоговоренность   по   поводу   дружбы  Наташи  с  Николаем.  Николай
чувствовал холодок со стороны Елены  Прохоровны,  доходящий  порой  до
неприязни. В декабре, когда райком партии предложил ему пойти работать
в  милицию  -  проводилось  усиление  милицейских  органов   за   счет
демобилизованных  фронтовиков,  -  он  зашел к Луговым посоветоваться.
Елена Прохоровна сделала большие глаза.
     - Как? В милицию?! И кем же?
     - Простым милиционером.
     - И что же вы думаете делать?
     - Думаю дать согласие.
     - Дать  согласие?  -  лицо  Елены  Прохоровны стало таким кислым,
словно  она  проглотила  целый  лимон.  -  Милиционер?  Очень,   очень
оригинально.
     Присутствовавшая при разговоре Наташа молчала,  но вечером, когда
они возвращались из кино, она спросила:
     - Коля, ты в самом деле решил стать милиционером?
     - А что, разве это позорно?
     Наташа пожала  плечами.  От  Николая  она  всегда  ждала  чего-то
особенного,  большого,  такого, что не всякому по плечу. А тут вдруг -
милиционер.
     - А  ты  не  думал  над тем,  что это может помешать...  - Наташа
замялась. Но Николай ее понял.
     - Помешать? Нет, это не может помешать. Я дал согласие и не жалею
об этом.
     - Коля,  может быть, удастся найти другую работу? А потом, почему
ты не хочешь поступить в институт на очное отделение?
     Николай промолчал. Как ей сказать, что у него на иждивении мать и
что двое они не проживут на студенческую стипендию?
     - Если  хочешь,  я  поговорю  с  папиными  друзьями,  они помогут
устроиться.
     - Не нужно ни с кем говорить, - мягко ответил Николай. - И вообще
не плачь надо мной, как над покойником. Я еще жив.
     В этот   вечер   они  расстались  сухо  и  холодно.  Наташа  была
недовольна тем,  что  Николай  с  ней  не  считается.  Он  же  не  мог
примириться с отношением Наташи к его будущей профессии, с ее чувством
жалости и стыда за него.
     Проводив Наташу,  по дороге домой Николай вдруг представил себя в
милицейской  форме,  на  посту.  Мимо  идет  Елена   Прохоровна.   Она
отвернулась,   делая   вид,   что   не   замечает.  Ей  неудобно  даже
поздороваться.  А Наташа?  Подойдет или не подойдет?  Может быть, и ей
будет стыдно признать в милиционере старого друга?
     Эта внезапно возникшая картина развеселила Николая.
     "Пойду!"
     Через неделю он  оформился  в  милиции  на  одном  из  московских
вокзалов. Вокзал этот был большой, шумный, как, впрочем, и все вокзалы
столицы,  с той лишь разницей,  что правонарушений на нем  статистикой
было установлено больше, чем на других.
     "Ну, что ж,  - рассуждал Николай, - скучно не будет, Не на пенсию
же иду". Ему присвоили сержантское звание.
     Милицейская должность Николая окончательно испортила отношение  к
нему  Елены  Прохоровны.  Она  считала зазорным пригласить его к себе,
когда у них были гости. Николай это понимал. При встречах Наташа стала
грустней и задумчивей. Иногда, перебирая его пальцы в своих руках, она
подолгу молчала. Молчал в такие минуты и Николай.
     Больно было Наташе, что о ее любимом и Ленчик, и мать говорят так
желчно и зло. Сказать об этом Николаю она не могла, так как знала, что
этим она его только огорчит.
     ...Прошло два года работы Николая в милиции.
     Наташа заканчивала университет.
     Сегодня она только  что  пришла  с  государственного  экзамена  и
чувствовала  себя  очень усталой.  Утром она звонила Николаю и просила
заехать к ней к двенадцати дня. Сейчас уже четверть первого, а его еще
нет.
     Свернувшись калачиком на тахте,  Наташа старалась заснуть, но сон
не  приходил.  Она была под впечатлением экзамена.  В памяти назойливо
возникали  даты,  имена  литературных  героев,  мельчайшие  детали  из
биографий писателей...  Наташа пыталась освободиться от этого наплыва,
но все ее усилия были  тщетны.  Так  продолжалось  до  тех  пор,  пока
длинный звонок в коридоре не разорвал эту цепь непрошеных впечатлений.
     Наташа быстро встала и открыла дверь. На площадке стоял Ленчик. В
руках у него был большой букет роз.
     - Ну как? - прямо с порога спросил он.
     - Пятерка.
     - Поздравляю,  Наташенька,   поздравляю!   -   Ленчик   изысканно
поклонился и передал ей букет.
     - Спасибо. А ты как?
     - У  меня  недоразумение,  -  в  голосе Ленчика звучала обида.  -
Четверка.  А ты знаешь, кому я вчера сдавал? Киселеву. Ведь это - вот,
- и Ленчик постучал пальцем вначале себя по лбу,  а потом по столу,  -
сухарь и недалекий дядя.  А впрочем,  все это чепуха!  Хочешь,  я тебе
расскажу  презанятную  историю?  Так вот слушай.  Шел я с девушками из
университета.  Ну,  понятно, какой гвалт поднимает ваш брат, когда вас
больше двух.  Сплошная ярмарка. У входа в вокзал я имел неосторожность
бросить окурок.  И что же ты думаешь?  Откуда ни возьмись  милиционер.
Привязался. "Поднимите!" Я вначале думал, что он шутит, ну и, понятно,
не обращаю внимания.  Он свистеть. Задержал. Меня это так возмутило. Я
его так отчитал. Так отчитал, что самому даже стало жалко бедняжку.
     - Не нахожу ничего забавного. И зачем ты все это рассказываешь? -
возмутилась Наташа.
     - Наташенька,  ты не сердись. Может, я задел твои больные струны?
Но  от  этого  не уйдешь - смешное всег