апоминающий
скрип старых дверей.
     - Это было очень давно. Сейчас я пишу лучше. И не уговаривайте  меня,
что некто посчитал эту картину достаточно ценной, чтобы украсть ее.
     - Ее никто не крал, мистер. Но автор пропавшей картины  изобразил  ту
самую натурщицу, которая позировала вам для Пенелопы.
     - Милдред Мид? Разве она еще жива и работает?
     - Я надеялся, что вы мне расскажете об этом.
     - Весьма сожалею, но я не видел ее уже много лет. Она,  должно  быть,
уже старуха. Все мы стареем... - его голос стал тише. - Быть может, ее уже
нет в живых...
     - Надеюсь, это не так. Она была очень красивой женщиной...
     - Я всегда считал Милдред самой красивой девушкой юго-запада! - голос
Лэшмэна окреп, словно его поддерживала мысль о ее красоте. - А кто написал
картину, о которой вы говорите?
     - Авторство приписывают Ричарду Хантри.
     - Неужели?
     - Но авторство не установлено со всей достоверностью.
     - Это  не  удивительно.  Я  никогда  не  слыхал,  чтобы  Милдред  ему
позировала, - он на какое-то время смолк. - Вы не могли бы описать мне эту
картину?
     - Достаточно привычная композиция картины, выдержанной в живых тонах.
Кое-кто утверждает, что в ней чувствуется влияние индейского искусства.
     - Это можно сказать о многих картинах Хантри тех времен, когда он жил
еще в Аризоне. Но они не многого стоили. Этот портрет хорош?
     - Не знаю. Но он, безусловно, вызвал много споров.
     - Это собственность музея?
     - Нет, его купил некий Баймеер.
     - Торговец медью?
     - Кажется, да. Я веду следствие по делу о краже по его поручению.
     - В таком случае идите ко всем  чертям!  -  сказал  Лэшмэн  и  бросил
трубку.
     Я снова набрал его номер.
     - Алло, - прохрипел он, - кто говорит?
     - Арчер. Я прошу вас  не  бросать  трубку.  Речь  идет  не  только  о
похищении картины. Прошлой ночью в Санта-Терезе убит человек по имени  Пол
Граймс, тот самый антиквар, который продал  Баймеерам  портрет.  Наверняка
есть какая-то связь между этой сделкой и убийством...
     Лэшмэн молчал довольно долго.
     - Кто украл картину? - спросил он в конце концов.
     - Студент-искусствовед  Фред  Джонсон.  Думаю,  сейчас  он  наверняка
вместе с картиной едет в Тьюксон. Возможно, появится у вас.
     - Почему у меня?
     - Он хочет найти Милдред и выяснить, кто  ее  рисовал.  Он,  кажется,
слегка тронулся на этой картине. Честно говоря, я не исключаю, что  тронут
он достаточно серьезно, а с ним путешествует одна  молодая  девушка,  -  я
намеренно не сказал, что это дочь Баймеера.
     - Что еще?
     - Вкратце это все.
     - Вот и хорошо, - сказал он. - Мне семьдесят пять лет.  Я  пишу  свою
двести четырнадцатую картину и  если  прерву  работу  и  начну  заниматься
чужими проблемами, могу никогда не окончить ее. Так что  я  намерен  снова
положить трубку, мистер... как, вы сказали, вас зовут?
     - Арчер, - повторил я, - ЛЬЮ АР-ЧЕР. Вы в любой момент  можете  найти
мой номер телефона в бюро информации в Лос-Анджелесе...
     Лэшмэн снова прервал разговор.



                                    16

     Утренний  ветер  уже  стих.  Воздух  был  чистым  и  свежим.   Ястреб
покачивался над домом Баймееров, будто блестящее  украшение,  свисающее  с
бесконечно высокого потолка.
     Баймееры вышли встретить  меня  вдвоем.  Одеты  они  были  достаточно
консервативно,  будто  супружеская  пара,  собирающаяся  на  похороны,   и
выглядели так, словно похоронить должны их самих.
     Миссис Баймеер шла впереди. Под глазами у нее были темные  круги,  не
вполне скрытые косметикой.
     - Вы ничего не знаете о Дорис, мистер?
     - Кажется, вчера она уехала из города вместе с Фредом Джонсоном.
     - Почему же вы не задержали ее?!
     - Она не предупредила меня о том, что  собирается  уезжать.  Но  даже
если бы она сделала это, я все равно не мог бы запретить ей.
     - Почему? - Рут Баймеер наклонилась  ко  мне,  держа  свою  ухоженную
голову, будто томагавк.
     - Дорис уже в том возрасте, когда она имеет  право  делать  то,  чего
захочет. Возможно, ей недостает рассудка, но лет вполне хватает.
     - Куда они поехали?
     - Возможно, в Аризону. Я напал на след, ведущий в Тьюксон, и,  думаю,
именно туда они и направляются. Не знаю,  с  ними  ли  эта  картина,  Фред
утверждает, что кто-то ее украл у него...
     - Ерунда! - впервые подал голос Джек Баймеер.
     Я не намерен был спорить с ним.
     - Разумеется, вы правы. Если вы хотите, чтобы я поехал в Тьюксон, то,
разумеется, вы должны считаться с дополнительными тратами...
     - Ну разумеется! - Баймеер отвел глаза от меня и взглянул на жену.  -
Я же говорил тебе, что нас ждут новые траты. Так всегда бывает.
     Мне хотелось его стукнуть. Вместо этого я резко повернулся  и  отошел
на другой конец площадки перед домом.  Дальше  пути  не  было  -  площадку
ограничивала высокая металлическая решетка.
     Склон холма круто вел  к  обрыву  ущелья.  На  противоположном  холме
стояла вилла миссис Хантри, с этого расстояния выглядевшая будто маленький
домик в детском стеклянном шаре.
     Примыкающая  к   вилле   оранжерея   была   крыта   стеклом.   Сквозь
поблескивающие стеклянные плоскости я заметил среди густой зелени какое-то
движение. Мне показалось, что там стоят друг напротив друга два человека и
машут руками, будто два бойца, разделенных  слишком  большим  расстоянием,
чтобы они могли причинить друг другу вред.
     За своей спиной я услыхал спокойный голос Рут Баймеер:
     - Вернитесь, прошу вас. Я знаю, что Джек может  быть  несносным.  Бог
свидетель, я уже давно поняла это. Но вы действительно нужны нам.
     Я не мог отказать ей, о чем и  заявил.  Однако,  попросил  ее  минуту
подождать и  достал  из  машины  бинокль.  С  его  помощью  я  смог  лучше
рассмотреть, что происходит в оранжерее миссис  Хантри.  Худая  женщина  и
черноволосый мужчина, в котором я узнал  Рико,  стояли  в  гуще  хвощей  и
разросшихся кустов орхидей, обрезая их при помощи длинных кривых ножей.
     - Что случилось? - спросила Рут Баймеер.
     Я протянул ей бинокль, она поднялась на цыпочки, чтобы  заглянуть  за
край вьющегося по изгороди плюща.
     - Что они делают?
     - Кажется, приводят в порядок оранжерею. Разве  миссис  Хантри  любит
садоводство?
     - Возможно. Но я никогда раньше не видела, чтобы  она  что-то  делала
сама.
     Мы вернулись к ее мужу, который все это время неподвижно стоял  возле
моей машины, погруженный в гневное молчанье.
     - Вы желаете, чтобы я поехал в Тьюксон по вашему делу?  -  спросил  я
его.
     - Пожалуй, да. У меня нет выбора.
     - Напротив.
     Миссис Баймеер прервала наш разговор,  поочередно  взглядывая  то  на
меня, то на мужа, как судья теннисного матча.
     - Мы хотим, чтобы вы и дальше занимались этим  делом,  мистер  Арчер.
Если вы желаете получить задаток,  я  охотно  выплачу  его  вам  из  своих
собственных средств.
     - Это не понадобится, - вмешался Баймеер.
     - Хорошо, спасибо, Джек.
     - Я возьму пятьсот долларов, - сказал я.
     Баймеер тихо крякнул и, казалось, был окончательно  выбит  из  колеи.
Однако, он заявил, что выпишет мне чек и скрылся в доме.
     - Почему он так относится к деньгам? - спросил я.
     - Наверное, потому, что заработал их сколько-то. Когда он работал  на
прииске и был бедным молодым инженером, он был  совсем  другим.  Но  потом
успел досадить многим людям...
     - К примеру, собственной дочери. И собственной жене. А что  произошло
с Саймоном Лэшмэном?
     - С этим художником? Что вы имеете в виду?
     - Сегодня утром в разговоре с ним  я  упомянул  вашего  мужа.  Лэшмэн
отреагировал достаточно резко. Честно говоря, сказал мне, чтобы  я  шел  к
черту и бросил трубку.
     - Мне очень жаль...
     - Я не чувствую себя оскорбленным,  но  мне  может  понадобиться  его
помощь. Вы хорошо его знаете?
     - Я его вообще не знаю. Но, разумеется, знаю, кто это такой.
     - А ваш муж с ним знаком?
     С минуту она колебалась.
     - Думаю да, - наконец, неохотно выдавила она, - мне  не  хотелось  бы
говорить об этом.
     - И все-таки, прошу вас постараться.
     - Нет, это слишком больно для меня.
     - Почему?
     - Это связано со столькими минувшими  потрясениями!  -  она  покачала
головой, словно прошлое все еще тяготело над нею. Потом  заговорила  тихо,
поглядывая на дверь, за которой скрылся ее муж. - Мой муж и мистер  Лэшмэн
когда-то были соперниками. Эта женщина была старше Джека, скорее ровесница
Лэшмэна, но он желал ее больше, чем меня! Он ее купил у Лэшмэна!
     - Милдред Мид?
     - А, вы тоже о ней слышали? - ее голос на какое-то мгновение зазвенел
от гнева и презрения. - Вся Аризона ее знала!
     - Да, я слышал о ней. Это она позировала для купленной вами картины.
     Она глянула на меня неуверенно, словно не понимая, о чем я говорю.
     - Какой картины?
     - Той, которую вы ищете, миссис. Хантри.
     - Это невозможно!
     - Однако, это так. Вы не знали, что это портрет Милдред Мид?
     Она закрыла ладонью глаза и заговорила, не глядя на меня.
     - Конечно, я должна была догадаться.  Если  это  и  произошло,  то  я
вычеркнула этот факт из памяти. Когда Джек купил ей дом, для меня это было
страшным ударом. Дом был лучше  того,  в  котором  тогда  жила  я,  -  она
опустила ладонь и зажмурилась от резкого света. - Должно быть, я  сошла  с
ума, когда привезла эту картину и повесила ее здесь! Джек наверняка  знал,
кто там изображен. Он не сказал ни слова, но, наверное, задумался, чего  я
добиваюсь этим.
     - Вы можете спросить его, как он к этому отнесся.
     Она покачала головой.
     - У меня не хватит смелости. Не хочу совать палку в муравейник, - она
оглянулась, словно желая удостовериться, что ее слова не долетели до  ушей
ее мужа, но он еще не выходил из дома.
     - Однако, палку в муравейник вы уже сунули. Вы купили эту  картину  и
привезли ее домой.
     - Это правда. Наверное, я сошла с ума. Как вы думаете?
     - Вы должны знать это лучше, чем я, миссис. Это ваш ум.
     - Я с удовольствием отдала бы  его  кому-нибудь!  -  в  ее  тоне  мне
послышалась определенная доля самолюбования.
     - Вы когда-нибудь видели Милдред Мид?
     - Нет. Никогда. Когда... когда она вломилась в мою жизнь, я старалась
ее избегать. Боялась.
     - Ее?
     - Себя, - ответила она. - Я боялась, что могу сделать что-то ужасное!
Она была, по меньшей мере, на двадцать лет старше меня. А Джек, который со
мной всегда был таким скупым, купил ей этот дом...
     - Она продолжает жить в нем?
     - Не знаю. Возможно.
     - Где находится этот дом?
     - В Каньоне Хантри, в Аризоне. На границе с Нью-Мексико, недалеко  от
прииска. Кстати, его владельцем когда-то был Хантри.
     - Художник?
     - Его отец, Феликс, - ответила она. - Феликс  Хантри  был  инженером.
Это он начал разработку прииска и руководил ею  до  самой  смерти.  Именно
поэтому меня так задело то, что Джек купил дом у его наследников и подарил
его этой женщине!
     - Я не слишком понимаю...
     - Но это же так просто! Джек получил прииск от  Феликса  Хантри.  Они
были родственниками - мать Джека была кузиной Хантри. Это еще одна причина
того, что он должен был купить этот дом для меня! - в ее голосе  зазвучала
почти детская обида.
     - Именно поэтому вы купили картину Хантри?
     - Возможно... Но я никогда так не думала... Я купила ее  потому,  что
меня интересовал автор. И не спрашивайте меня, какого рода это интерес,  в
последнее время эта тема стала слишком небезопасной...
     - Вы все еще хотите найти картину?
     - Сама не знаю, - задумалась она. - Но  я  хочу  найти  дочь.  Мы  не
должны стоять здесь и тратить время.
     - Это я понимаю, но я жду чека, который должен принести ваш муж.
     Миссис Баймеер встревоженно глянула на меня и вошла в дом. Внутри она
пребывала довольно долго.
     Бинокль все еще висел на моей шее, а потому я снова пересек  площадку
и остановился у обрыва. Темноволосый мужчина и худая женщина все еще  были
заняты уничтожением растущих в оранжерее насаждений.
     В дверях дома появилась миссис Баймеер, в глазах  ее  стояли  гневные
слезы. Чек, который она вручила мне, был подписан не мужем, а ею.



                                    17

     Я поехал в центр и получил наличными по баймееровскому  чеку  прежде,
чем кто-либо из них успеет задержать платеж. Оставив машину на  стоянке  у
банка, я пересек улицу и оказался в сквере, посреди  которого  возвышалось
здание редакции. Зал отдела информации, ночью казавшийся вымершим,  сейчас
бурлил жизнью. За машинками сидело человек двадцать.
     Бетти, заметив меня, поднялась из-за стола и  направилась  ко  мне  с
улыбкой, вся подтянувшись.
     - Мне нужно поговорить с тобой, - сообщил я.
     - А мне - с тобой.
     - Я имею в виду важный разговор.
     - Я тоже.
     - Ты выглядишь очень счастливой.
     - Я и в самом деле счастлива!
     - А я нет. Мне необходимо уехать из города, - я объяснил ей,  почему.
- Ты не могла бы кое-что сделать для меня в мое отсутствие?
     - Я надеялась, что могу кое-что для тебя сделать в твоем присутствии,
- сказала она с многозначительной улыбкой.
     - Если ты намерена вести со мной словесный поединок,  то,  может,  мы
найдем для этого местечко поспокойнее?
     - Может, тут?
     Она постучала в  дверь  с  табличкой  "Младший  редактор",  никто  не
отозвался. Мы вошли в кабинет и, целуя ее, я ощутил,  что  поднимается  не
только моя температура.
     - Эй! - сказала она, - значит ты все еще любишь меня?
     - Но я должен ехать. Фред Джонсон наверняка уже в Тьюксоне.
     Она забарабанила кончиками пальцев по моей груди,  словно  выстукивая
какое-то послание на машинке.
     - Береги себя. Фред  из  тех  мягких  парнишек,  которые  оказываются
опасными.
     - Он уже не парнишка.
     - Я знаю. Это такой светловолосый молодой человек, который работает в
музее, очень несчастный. Он как-то исповедовался передо мной,  рассказывая
о своей кошмарной жизни дома. Его отец - ни к чему не способный алкоголик,
а мать постоянно раздражена. Фред пытается как-то вырваться из всего этого
и, хотя держится спокойно, мне кажется,  близок  к  срыву.  Так  что  будь
осторожен.
     - С Фредом я управлюсь.
     - Я знаю, - она положила ладони мне на плечи. - Так что  я  могу  для
тебя сделать?
     - Ты хорошо знаешь миссис Хантри?
     - Практически с рождения.  Я  познакомилась  с  Франсин,  будучи  еще
малышкой.
     - Вы подруги?
     - Пожалуй, да. Я  часто  оказывала  ей  всяческие  услуги.  Но  после
вчерашнего чувствую себя не совсем в своей тарелке.
     - Постарайся не выпускать ее из виду, ладно? Мне бы  хотелось  знать,
что она будет делать сегодня и завтра.
     - Можно спросить, зачем? - моя просьба как будто встревожила ее.
     - Ты можешь спрашивать, но, боюсь, я не смогу  тебе  ответить.  Я  не
знаю зачем.
     - Ты ее в чем-то подозреваешь?
     - Я всех подозреваю.
     - Надеюсь,  за  исключением  меня?  -  ее  улыбка  была  серьезной  и
испытующей.
     - За исключением тебя и себя.  Можешь  ты  для  меня  понаблюдать  за
Франсин Хантри?
     - Разумеется. Я и так собиралась позвонить ей.
     Я оставил машину на аэродроме в Санта-Терезе и сел в самолет  местной
авиалинии до Лос-Анджелеса. Самолета  до  Тьюксона  пришлось  ждать  минут
сорок. Я съел гамбургер в закусочной, запивая  его  пивом,  и  позвонил  в
агентство, принимающее мои телефонограммы.
     Мне сообщили, что звонил Саймон Лэшмэн. Времени было еще  достаточно,
чтобы связаться с ним.
     Голос в телефонной  трубке  показался  мне  еще  более  старческим  и
неприязненным,  чем  утром.  Я  представился,  сообщил,  откуда  звоню   и
поблагодарил за его звонок.
     - Не за что, - сварливо ответил он. - Я не намерен извиняться за свою
резкость, она целиком оправдана. Отец этой девушки  когда-то  поступил  со
мной по-свински, а я не привык прощать. Каков отец, такова и дочь.
     - Я не выступаю от имени Баймеера, - сообщил я.
     - Мне так показалось.
     - Меня пригласила его жена. Она очень тревожится о дочери.
     - И не напрасно. Девушка ведет себя как наркоманка.
     - Значит, вы видели ее?
     - Да. Она была здесь с Фредом Джонсоном.
     - Я не мог бы приехать и поговорить с вами сегодня, после обеда?
     - Но вы же говорите, что вы в Лос-Анджелесе?
     - Через несколько минут я сажусь в самолет до Тьюксона.
     - Хорошо. Я не хотел бы говорить об этих делах по телефону.  Когда  я
рисовал в Таосе, у меня даже не было аппарата. Это было  самое  счастливое
время в моей жизни! - неожиданно он взял себя в  руки.  -  Я  начал  ныть.
Терпеть не могу ноющих старцев! Так что до свидания.



                                    18

     Дом Лэшмэна стоял на краю пустыни  у  подножья  горы,  вырисовавшейся
перед моими  глазами  уже  на  второй  час  полета.  Это  был  приземистый
двухэтажный дом, обнесенный деревянным забором,  напоминающим  миниатюрный
частокол. День клонился к вечеру, но жара не спадала.
     Лэшмэн вышел мне навстречу,  отворив  калитку  в  заборе.  Его  лицо,
изборожденное  глубокими  морщинами,  окружали   длинные   седые   волосы,
спадавшие до самых плеч. На нем были рубашка и штаны из полинявшей голубой
материи и мягкие мокасины из козьей шкуры. Голубые глаза,  как  и  одежда,
полиняли от долгого соприкосновения с окружающим миром.
     - Мистер Арчер?
     - Он самый. Благодарю вас за разрешение приехать.
     Старик держался совершенно свободно, но было в его  поведении  нечто,
заставлявшее меня относиться к нему с почтением.  Его  ладонь,  которую  я
пожал, была изуродована подагрой и выпачкана красками.
     - В каком состоянии Фред Джонсон?
     - Он казался очень усталым, -  ответил  Лэшмэн,  -  но  возбужденным.
Возбуждение придавало ему сил.
     - Но чем оно было вызвано?
     - Он хотел как можно скорей поговорить с Милдред Мид. Речь,  кажется,
идет об установлении авторства какой-то картины. Он говорил, что  работает
в музее в Санта-Терезе. Это правда?
     - Да. А как девушка?
     - Была очень спокойна. Насколько я помню, она не произнесла ни слова,
- Лэшмэн изучающе глянул на меня, но я сделал вид, что не заметил этого. -
Войдем в дом.
     Он проводил меня через двор в свою мастерскую. Единственное  огромное
окно выходило на тянущуюся до самого горизонта пустыню. На мольберте стоял
неоконченный, а может,  только  начатый,  женский  портрет.  Мазки  краски
казались свежими, а вырисовывающееся из них лицо напоминало  лицо  Милдред
Мид, упрямо выплывающее из волн времени. На стоящем рядом столе,  покрытом
потеками шелушащейся краски, лежала  прямоугольная  палитра  с  блестящими
разноцветными пятнами.
     Я остановился перед картиной, Лэшмэн встал рядом со мной.
     - Да, это Милдред. Я только начал  этот  портрет,  уже  после  нашего
разговора по телефону. Мне захотелось написать ее еще раз. А я уже  в  том
возрасте,  когда  нужно  немедленно  воплощать  в  жизнь  любые  внезапные
желания.
     - Она позировала вам для этого портрета?
     Он внимательно взглянул на меня.
     - Ее не было здесь, если вас интересует именно это. Я не видал ее уже
двадцать лет. Мне кажется, я уже говорил это вам по  телефону,  -  резонно
заметил он.
     - Наверное, вы часто рисовали ее?
     - Она была моей любимой  натурщицей.  Жила  у  меня  долгое  время  с
небольшими перерывами. А потом уехала в другой конец штата. С тех пор я ее
не видел, - тон его был задумчив, в  нем  звенели  тоска  и  сожаление.  -
Другой мужчина предложил ей жизнь, более устроенную с ее точки  зрения.  Я
не в обиде на нее. Она начала  стареть.  Должен  признать,  я  не  слишком
хорошо к ней относился...
     Его слова задели во мне какую-то струну. От меня тоже  когда-то  ушла
женщина. Но она покинула меня не ради другого, я потерял ее по собственной