одил парня до двери,  а  из-за занавесок  торчала  куча
темных лиц, и он пригласил меня зайти. Ну, откровенно говоря, теперь я начал
немного сомневаться. Не то, чтобы я боялся,  что это увидят мои люди, нет, я
немного боялся самих Пиков! В конце концов белые лица похожи друг на друга -
особенно в такой день. Тем не менее, я подумал, что надо прекратить бояться,
иначе  мне ничего не добиться, и поэтому я сказал, конечно, почему бы и нет,
я бы с удовольствием, но позволь мне сначала затащить Веспу и поставить ее в
холле.
     Итак,  мы  зашили  внутрь, и там я  нашел  нечто  вроде  военного штаба
Вест-Индийцев. Парень сразу же объяснил, что  я не из организации Белая Сила
или  чего-либо  подобного, и они похлопали меня  по  спине,  хотя  некоторые
смотрели на меня  чертовски подозрительно  и не  разговаривали со мной.  Мне
дали бокал с ромом, и кто-то спросил, что я думаю по поводу всего этого? А я
ответил, что мне стыдно и  противно. Один из них сказал, ну, что же, в любом
случае я  - первый белый человек за сегодняшний день, который  смотрит им  в
глаза, когда говорит с ними.
     И зазвонил телефон, и  высокий Пик  с  лысой  головой взял  трубку -  и
верите  ли,  он говорил с  людьми из  Кингстона,  с  Ямайки! И  он  довольно
серьезно поболтал с парнями  на родине, и мне не понравилось многое из того,
что  он говорил, и  я подумал,  как будут чувствовать себя люди моего  цвета
кожи  там,  в  Кингстоне,  окруженные  тысячами  цветных лиц, когда  новости
дойдут? И я так  же подумал, что, возможно, по всему  Неаполю  Пики звонят в
Тринидад,  и в Гану, и Нигерию, и  бог знает куда еще, и рассказывают им эту
историю? И  как будут относиться к  белым  во всех этих местах? Ведь местные
глубоко ошибаются, считая, что все Пики работают в Лондонском Транспорте или
на стройках  - в  то  время  как  многие  из  них  являются  бизнесменами  и
профессионалами, которые знают, что к чему: например, этот лысый тип владеет
цепью фешенебельных парикмахерский салонов.
     Потом  один из подозревавших меня  в чем-то Пиков спросил, считаю ли  я
Английским складом жизни стремление нападать на 6  000 человек в районе, где
живет 60  000 белых или более, и если мы, белые парни, хотим показать, какие
мы отважные, почему мы не выбрали район, где белые в меньшинстве, к примеру,
Гарлем? Я  мог  дать на этот вопрос кучу ответов,  но  остальные моментально
заткнули  его -  вообще, что меня больше всего  удивило,  по середине  всего
этого, это то, какими чертовски вежливыми все они были по отношению  ко мне.
А потом они стали говорить  о планах,  и один  сказал, что  закон  и полиция
бесполезны, и нужно установить свое собственное  бдение; а еще одни  сказал,
что в Ноттингеме  Пиков перемещали в  специальные районы "для их собственной
безопасности", но если  кто-нибудь собрался  "переселить" его,  он бы,  черт
возьми, остался здесь, потому  что это  его дом  и  его жена и дети родились
здесь, и он служил в Британских ВВС, и он такой же подданный Королевы, как и
кто угодно  другой. А я начал чувствовать  себя неловко, как  вы можете себе
представить, потому что, конечно, я частично был  согласен с ними, но я  так
же хотел держаться своих. И чувак-парикмахер это понял, и он со своим сыном,
которого я подвез, проводил меня до двери, осторожно открыл ее,  сказал, что
все  чисто, и я вытащил  свою  Веспу на дорогу. А парень  вышел  на тротуар,
поблагодарил за все, пожал мою руку и улыбнулся мне.
     Ну,  что ж,  подумал я,  мне  бы  лучше  добраться до дома, посмотреть,
происходит ли что-нибудь там, а также выяснить, все  ли в порядке  с Клевым.
Так что я тронулся с места и  завернул за угол, где восемь или больше парней
толкнули мой скутер, стащили  меня с него, и я оказался спиной к стене, а их
лица в шести  инчах от меня. И что мне нравилось  больше всего, так это  то,
что здоровяк, стоявший ко мне ближе всех, держал что-то, завернутое в журнал
научной фантастики.
     К счастью, события дня  так возмутили  меня, что  я больше не испытывал
страха. А  так же, хоть я и нервный тип, но когда случается кризис, я обычно
удивляю самого  себя  тем,  что остаюсь хладнокровным  -  как  бы  сильно не
стучало  сердце  у меня в  груди. Поэтому  я  стоял спокойно, словно скала и
смотрел в глаза парнюгам в ожидании, а одна рука  сжимала  в кармане  связку
ключей и один палец, средний, был в кольце железного брелока.
     - Мы тебя видели, - сказал здоровяк.
     - Негролюб, - сказал другой.
     Когда  я  увидел, что  любитель фантастики  вытаскивает  свой  тесак, я
хлестнул его  ключами  по  лицу,  а  другого  пнул  сами-знаете-куда.  И все
началось! Я ожидал смертельного боя, нанося удары куда попало, пока внезапно
не понял, что я не  один  -  вообще-то, в какой-то момент мне даже было не с
кем драться, потому что с ними дрались два других парня, поэтому, не выжидая
случая, чтобы снять шляпу и спросить, кто они такие, черт возьми, я подбежал
к своей Веспе, схватил металлический насос и ударил им по чьим-то черепам, и
посмотрите-ка! Теды бежали,  кроме  одного, хнычущего на тротуаре,  а я  жму
руки Дину Свифту и Печальному Пацану.
     - Доктор Ливингстон, осмелюсь предположить, - сказал Свифт.
     - Конечно, он самый, черт побери! - проорал я.
     - Этот друг сделал  мне больно, - сказал Печальный, потирая  свои руки,
выглядел он очень бледным и злым.
     - Мой бог! - кричал я, вороша  их прически и чуть ли не целуя их. - Так
вот что свело вас вместе!
     Тед попытался подняться с тротуара, и Дин  толкнул его назад и наступил
ему на шею своей итальянской туфлей.
     - Мы  слышали про  грядущие беспорядки, - сказал  он, - и подумали, что
надо пойти и посмотреть.
     - Вечерние газеты только про это и пишут, - сказал Пацан.
     О, как же я не был не рад!  И как я  был рад, что это  два парня  моего
возраста,  два любителя джаза,  неважно, что разных направлений, и  неважно,
что один из  них бездельник, а другой наркоман, потому что мне казалось, что
доказать  свое   поклонение  таким  великим  цветным,  как  Тасди  и  Мария,
действительно было важным для них.
     Дин поднял мою Веспу, проверил мотор, и сказал:
     - Ну что, куда мы теперь? Чем займемся?
     -  А как быть с этим? -  я показал  на  Теда, которого за волосы держал
Печальный Пацан.
     Дин подошел к нему.
     - Ты полон говна,  не  так  ли? - сказал он, махая кулаком  перед носом
этого зомби.
     - Че я сделал? - спросил парнюга.
     Вот и все! Вместе со своей маленькой группой он пугал тебя так, что пот
прошибал,  но  сейчас  он выглядел такой  слякотью,  что  трудно  даже  было
разозлиться на него.
     - Че ты сделал? - спросил Дин Свифт. - Ты родился - вот это твоя сама я
большая ошибка.
     Урод, понимая, что его не покалечат, набрался смелости.
     - А...,  - сказал  он. - Ну, несколько черножопых получили свое. К чему
весь этот шум?
     Дин  взял  его за шиворот,  отвесил  ему  по  полосатым джинсам  пинок,
которому  позавидовал  бы  сам  Стэнли Мэттьюз,  и  посоветовал  ему  быстро
исчезнуть. На углу эта штука выкрикнула "приходите завтра, мы вас уроем! " и
скрылась из виду.
     Затем,  когда мы обсуждали это  и вертели  в руках  тесак, кто вывернул
из-за  угла,  как не ковбой: один из этих  молодых, одутловатых, сутулых,  и
каска  чуть  ли не набекрень, и ботинки слишком велики для  его атлетических
ног  -  обычно  эти  молодые  оказываются  менее приятными,  если  можно так
выразиться. И он посмотрел на Веспу, на нас  троих, на металлический  насос,
на тесак, и спросил:
     - Что это?
     - Ты вовремя подоспел, сынок, - сказал Дин.
     - Я спросил, что это? - повторил коп, показывая на тесак.
     -  Этим,  -  сказал   Дин,  -  местные  парни,  которых  вы  не  можете
контролировать, пытались прикончить моего друга.
     - Какого друга?
     - Меня, - сказал я.
     - А почему ты держишь этот насос?
     - Потому, что я пытался защищаться им, - сказал я ему.
     - Так ты тоже участвовал в этом? - спросил ковбой.
     - Так точно.
     - Но ты говоришь, что на тебя нападали?
     -  Ты  начинаешь  врубаться,  дружище,   -  сказал  Дин  Свифт.  -  Ты,
оказывается, скоростной.
     Коп  уставился на Дина. Но Дин  уже довольно  часто встречался с такими
взглядами и выдержал его достойно.
     - Называй меня "офицер", - сказал ковбой.
     -  Я  и  не  знал, что  вы - офицер,  капитан. Я  думал,  вы  - младший
констебль.
     Ковбой поглядел вокруг, словно в поисках подмоги, и сказал:
     - Все вы едете в участок.
     - Почему? - спросил Дин Свифт.
     - Потому что я так сказал, вот почему.
     Дин захохотал как сумасшедший. И хотя я разделял его чувства,  я не был
доволен, потому что все, чего я хотел, это немедленно убраться отсюда.
     -  Послушайте,  капитан,  - сказал  Дин  Свифт.  -  Разве вы не  должны
арестовывать нарушителей закона? Они побежали вон в ту  в сторону, вся ихняя
шайка.
     - Если ты не закроешь рот, - сказал ковбой, - я тебя сам вырублю.
     - Почему? - сказал Дин. - Ты боишься Тедов, что ли?
     - Успокойся, Дин - сказал я.
     - Господи,  конечно, он  боится! - воскликнул  Свифт,  поворачиваясь  к
Печальному  Пацану  и ко  мне, словно  объясняя  что-то,  очень хорошо  всем
известное. - Он молод, он  один, он не бывал раньше в таких  передрягах - он
сдирал штрафы за неправильную парковку на широкой автомагистрали.
     Этот коп покраснел и, благодаря усилиям Свифта, нарушил  первое правило
тайны  всех фараонов - никогда не  вступать  в споры. Потому что  как только
люди  слышат,  что  коп  спорит, и  видят, что он  -  такое же  человеческое
существо, как и все остальные (будем великодушными), они  сразу же понимают,
что он просто обеспокоенный мужик в забавном костюме.
     - Мы не боимся неприятностей, - сказал молодой ковбой.
     -  О нет! - воскликнул Дин, теперь заводясь  по-настоящему. -  Если вас
достаточное  количество, то, конечно, вы не боитесь.  Все мы  помним, как вы
тщательно вычистили улицы, когда сюда пришли Б. и  К. или полковник Тито. Но
если вас мало, а проблем вокруг вас становится все больше, и начинают летать
вот такие вот металлические изделия, вы не можете этого вынести, и не можете
остановить это!  Уж точно  не в  этой дыре. Если бы  это было в  Челси или в
Белгравии, вы бы остановили все довольно быстро, возможно...
     Подкалывая  ковбоя, Дин, мы  оба  это  заметили,  потихоньку отходил от
него, и  кидал взгляды  на  нас  с Печальным, и мы  делали  то  же  самое, и
неожиданно  Дин  проорал мне  "Домой!  ",  и  ткнул  копа  тесаком  (правда,
рукояткой), и когда он  отступил назад, все мы  бросились врассыпную, и пока
Дин  уводил  за  собой  представителя закона, я  умудрился удрать  вместе  с
Печальным на своей Веспе.
     Я крикнул ему, когда мы мчались:
     -  Наш  город опасен! Никто не  знает  этого, но  наш  город становится
опасным!
     - Ты тоже, - проорал Пацан, когда мы миновали перекресток.
     - Всем нужно это знать! - прокричал я. - Мы должны каким-то образом  им
рассказать!
     - Ага, - ответил Печальный, когда мы сворачивали на мою улицу.
     Дома все вроде бы было спокойно, и я поднялся на второй этаж и ворвался
к М-ру Клевому. Он был у себя,  но с белым глазом, полосами пластыря на лице
и своим сводным  братом  Уилфом, которого вы, возможно, помните.  "Привет! "
сказали мы все вместе, и я попросил Клевого рассказать всю историю.
     Его поймали, как он сказал, в садах Оксфорда, где он навещал свою Ма, и
они  начали  кидать  горящие тряпки  в  окна, и  Клевый вышел, чтобы сделать
несколько  замечаний.  А когда  разгорелась  ссора, его брат Уилф  (к  моему
огромному удивлению, должен  сказать) показал  на  собственном  примере, что
родные  узы  сильнее,  нежели  предрассудки,  и  встал  на  защиту  Клевого.
Проезжавший мимо чувак,  оказавшийся вдобавок членом совета графства, подвез
их до  дома на своей развалюхе, и вот они сидят здесь, и налюбоваться на них
невозможно.
     - Ну,  что  ты думаешь обо  всем  этом, Уилф? - я  не  мог удержаться и
спросил этого чувака.
     - Мы еще  не  видели, чем это закончится, - сказал он довольно кисло. -
Вот и все, что я могу сказать.
     - Закон теряет силу, если она вообще когда-нибудь у него была, - сказал
М-р  Клевый. - Две  стороны  просто зашли  слишком далеко,  и происходит это
прямо на улицах.
     - Удивительно, - сказал Печальный Пацан.
     -  Закон в этот район никогда даже и не заглядывал, как бы там ни было,
- сказал Уилф.
     Теперь  мне нужно было сделать  вещь, которую я  давно  уже задумал,  а
именно,  сделать   несколько  телефонных  звонков.  Так  что  я  собрал  все
четвертаки, что смог найти, и спустился к Большой Джилл. Там никого не было,
но я достал ключ  из тайника в сливном бачке,  вытащил свой блокнот и сел за
телефон. Потому  что  я  был вынужден  обзвонить всех,  кого  я  только  мог
вспомнить, и рассказать им, что происходит.
     Хорошо известно, что, звоня по двадцати номерам подряд, например, когда
затеваешь вечеринку,  более  чем  до  половины дозвониться  не  удается. И я
добрался  лишь до четверти - вдобавок ко  всему было сложно  миновать всяких
секретарш или  даже телефонистку. Я дозвонился до В. Партнерс, тот терпеливо
меня выслушал, выдал несколько умных замечаний, сказал, что это позор, и что
я должен сделать несколько снимков всего этого, если, конечно, возможно, для
выставки.  Манни дома не было, но до Мириэм сразу дошло то, о чем я говорил,
и  она пообещала, что все передаст Манни, как только увидит его. Я  позвонил
Дидо в Мирабель,  и она  сказала,  что  я,  противный  мальчишка, прервал ее
вечернюю еду,  но, конечно, она передаст своему редактору все, что я сказал,
и   у   нее  много  цветных   друзей.   В  Подозрительном  и   Chez   Nobody
заинтересовались гораздо больше и сказали, что обязательно распространят эту
историю.
     В  этот  момент  у меня  кончились пенни, и я немного  подискутировал с
оператором,  могу ли я заплатить серебряными за все последующие звонки. Я не
застал Зови-Меня-Приятелем, и  это, наверное, было к счастью,  а  секретарша
Пикантного Парня сказала, что послание принято - да, она все это записала. Я
даже позвонил Д-ру  А.  Р.  Франклину,  который все  внимательно  прослушал,
спросил,  как  мой  Папаша,  и  посоветовал  беречь свое  здоровье.  Потом я
вытряхнул  всю  копилку  Большой  Джилл, она  представляла  собой  резиновую
пепельницу в  форме лифчика, и позвонил в  ежедневную газету  Миссис Дэйл, и
попросил  к  телефону  М-ра  Дроува.  Я  добрался  и  до него,  к  всеобщему
изумлению, и сказал ему, что меня он, скорее  всего, не помнит,  но сам он -
кусок говна, и  я его вздую, если когда-нибудь встречу - и неважно, будет ли
у него при себе сложенный зонтик или нет. После этого я почувствовал гораздо
лучше, и после  третьей попытки  вломился на вечеринку, устроенную экс-Деб в
Чизуике, и, хотя, судя по голосу, она была без башни, пообещала, что приедет
прямо сейчас.  Я,  кстати, решил  даже попробовать  звякнуть  Сюз и  Хенли в
Кукхэмовский дворец,  но  передумал.  Конечно, я  звонил  Уизу,  но никто не
поднимал трубку, даже его женщина.
     Но  даже  в  разговоре  с теми,  которые  поняли  это  лучше других,  я
столкнулся с огромной сложностью - передать то, что происходит: то есть весь
размах, всю серьезность,  и что это  все-таки Британские острова. Потому что
хоть большинство из  них  и слышали  что-то, мне казалось,  что в  атмосфере
витает дух какого-то заговора - все притворяются, что всего  происходящего в
Неаполе на самом  деле не  было; а если даже и было, то  не  имело  никакого
значения.
     После  этого я поднялся к  себе на чердак, смыть  грязь  и кровь,  и на
секунду прилечь и перекусить чего-нибудь.  И пока  я все это делал, раздался
легкий  стук, и в комнату проник  Великолепный Хоплайт. Выглядел он  немного
диминуэндо,  и улыбался скорее  нервно, и  был одет в  пляжный  халат и свои
Сардинские туфли.
     - Боже! - сказал он. - В какое время мы живем!
     - Садись, красивый. Можешь повторить это еще раз.
     - Ты  весь в синяках,  дитя, -  сказал  он, пытаясь дотронуться до моих
первобытных шрамов.
     - Руками модель не трогать, Хоп, - сказал я ему. - Как у тебя дела?
     Хоплайт встал, развернулся так, что пляжный халат сделал такую штуку из
Королевского Балета, снова сел и сказал:
     - О, никаких жалоб. Но мне это все не нравится.
     - Кому это нравится?
     - Кому-то, должно быть, нравится, иначе бы этого не случилось, - сказал
он.
     - Умница. Ты вообще выходил из дома?
     Он  немного распахнул  халат, чтобы  продемонстрировать  свои нагрудные
украшения.
     - Одного раза было достаточно,  - сказал он. - Глянул мельком, и быстро
домой.
     - Мудрый ребенок.
     -  Я полагаю,  это ты днями напролет борешься с битвами!  -  Его  глаза
сверкнули.
     - Битвы победили меня.
     Он запахнул халат. - Я слышал ужасные истории...
     - Да?
     - О, да. Ecoutez-moi.  Шлюха из магазина сладостей (худая сука) сказала
мне:  "И когда мой муж поднялся с земли, держась за спину, я увидела, что из
нее торчит нож".
     - Чей нож?
     - Темного незнакомца. На самом деле, дорогуша, я знаю, ты любишь их, но
они такие злые. И еще кое-кому, кого я знаю - ему сделали тридцать семь швов
на шею.
     - Прямо как ожерелье.
     - О! Не будь таким черствым.
     Хоплайт снова встал.
     -  Невинные страдают за виноватых, - сказал он с небольшим вздохом. - Я
думаю все, чего желают большинство рабов, живущих в этой колонии, это  чтобы
их просто  оставили в  покое - я говорю  про представителей обоих оттенков и
строения кожи.
     - Да, - сказал я.
     - Я вот,  например, - сказал Хоплайт. - Извращенец вроде меня, с  самым
толстым досье в  отделе нравов, просто  хочет  избежать грязи, взбалтываемой
безо всякой нужды.
     Я тоже поднялся и сказал:
     - Я люблю тебя, Хоплайт, да и как тебя не любить, но как-нибудь, в один
прекрасный  день,  надо  будет  обязательно сказать  тебе,  что  ты  -  хуже
девчонки.
     - Ты так думаешь? - сказал он, вполне довольный.
     - Или, говоря иначе, дурак.
     - О,  это  мне не  нравится.... Вовсе не  нравится. Знаешь ли, я открыл
целый склад твоих мнений, даже если они иногда бывают такими жестокими....
     -  Но если это так, Великолепный, то позволь,  я  скажу - по-моему, мир
делится  на  тех,  кто,  когда  они  видят автоаварию,  пытаются  что-нибудь
сделать, и тех, кто стоит рядом и глазеет.
     - Ты был похож на Джона-Баптиста, когда это говорил.
     - Ты его никогда не видел.
     Хоплайт улыбнулся.
     - Посмотри на себя, дорогой! - сказал  он. -  Все  мы слышали,  как  ты
визжал в телефонную  трубку, и разве ты не  занимался именно этим?  Разве не
приглашал кучу зевак?
     - Нет, - сказал я.
     - Нет?
     - Нет. Я хочу, чтобы  были свидетели. Друзья, которые проследят за всем
этим и которые покажут Пикам, что  эти две квадратные мили  не подходят  под
определение "гетто".
     - Ты думаешь, мой сладкий, что это улучшит положение дел?
     - Да.
     - На самом деле?
     -  Да. Если  они  увидят  здесь несколько нормальных здоровых лиц,  это
сразу  снизит температуру, а пока все пытаются лишь  поднять ее.  Если  Пики
увидят  здесь несколько  сотен ребят различного сорта,  восхищающихся ими, а
Теды - несколько сотен цветных медсестер,  накладывающих им швы в госпитале,
все будет по-другому.
     - Но они не совсем значительные люди.
     - Ну и что, Хоплайт, давай пригласим и их! Это огромная возможность для
них -  та, которую они так  долго  ждали, - подтвердит свои слова о том, что
это  за  страна!  Пусть  все  эти  общедоступные  цифры, преследуемые  всеми
телестудиями,  подскажут  нам,  что  делать!  Пусть левые и правые мыслители
посоветуют нам, как с эти  справиться! Не из-за своего письме