сто обалденно.
     - Что ты хочешь знать о ней? - откликнулся я.
     - Как ты научился ей пользоваться? - спросила она загадочно.
     - По ошибке, случайно.
     - Ах!
     Я не понял этого "Ах! ".
     - Когда ты был маленьким мальчиком? - спросила она.
     - Так точно.
     Она  уставилась  на меня,  будто  я только  что  вышел  из  приюта  Св.
Бернарда.
     - У тебя было тяжелое детство, я понимаю, - сказала она сочувственно.
     - Нет, я бы так не сказал, - а я бы и в самом деле не сказал.
     - Ах, но я знаю, что так оно и было! - настаивала она.
     Я сдался.
     - Что ж - твоя взяла, - сказал я ей.
     - Твоя мать, сдается мне, была порядочной стервой, - предположила она.
     Теперь, хоть я и был согласен с этим, я просто разозлился! Кем она себя
возомнила, эта фотомодель, - Миссис Фрейд?
     - Скажу  тебе  кое-что про  мою мать,  - сказал я.  -  У нее есть  свои
недостатки - у кого их нет? - но у нее  много отваги,  она здорово сохранила
свою внешность и выглядит обалденно!
     - Ты слишком лоялен, парень, - сказала экс-Деб., ее шикарная юбочка так
и скользила по стулу.
     - Может, и так, - сказал я, вновь поддаваясь ей.
     Она взяла меня за руку и сказала:
     - Расскажи  мне какой-нибудь  секрет про вас,  тинэйджеров. У вас очень
активная сексуальная жизнь?
     Они просто не могут удержаться.
     - Нет, - ответил я, - не очень.
     А  сказал я,  кстати,  чистейшую правду, потому  что,  хоть вы и видите
тинэйджеров,  перемешанных друг с другом  и ведущих  себя легко, свободно  и
интимно, довольно нечасто это достигает точки,  откуда  нет  возврата.  Но в
королевстве,  где  мы проживаем,  все почтенные граждане твердо уверены, что
если вы видите  деток, наслаждающихся самими собой, то  это означает,  что -
основа всего этого - плотские грехи, а не то, что на самом деле это - просто
резвость и веселье, праздник.
     Но так как это не касалось экс-Деб., я сменил тему и спросил ее:
     - Куда поедешь в отпуск в этом году, Мисс Шеба?
     - Кто, я? О, не знаю...  Я всегда езжу  в такие места, где  есть пляжи,
скандалы и  чтобы  лететь было  недалеко.... А  ты, дитя? Я слышала, что вы,
словно отщепенцы, теперь колесите автостопом по всему Континенту?
     - Нет, уже нет, - твердо отрезал я.
     - Почему уже? - спросила она, пытаясь сфокусировать свой взгляд на мне.
     -  Автостоп  давно  уже  вышел  из  моды.  Нам  надоело,  что над  нами
надругаются,  и  мы прибываем вовсе не туда,  куда  планировали.  Мы  теперь
покупаем  билеты,  как все  остальные, и,  кстати, кучи  новых туристических
компаний целиком зависят от нас, юных путешественников.
     - Так, значит, ты ездил на Континент, бывал во всех этих местах?
     Да, забавно... а почему я должен стыдиться того, что никогда не покидал
наш  остров?  Почему?  Потому, что, хоть  у меня  и было  полно возможностей
(например, не далее, как прошлым  летом, марксисты пытались переправить меня
к Молодежи в Болгарию - только представьте себе это! ), я просто не хотел...
или  скорее.... Ладно, чего уж там, я даже не  выезжал  за пределы  Лондона,
кроме   одного  раза,   воспоминания   о  котором   у  меня  остались  самые
расплывчатые. Меня  вывезли на один день в Брайтон,  к морю, это было как-то
связано  с маневрами  моей Ма, и все,  что  я  могу  вспомнить,  это как  мы
парковались,  а  потом  меня  оставляли  на пляже  и в баре,  за столиком  с
ячменным пивом, пока Ма  исчезала,  чтобы  пофлиртовать с  сопровождавшим ее
парнем,  у  которого   водились  легкие  деньги.  А  что  касается  сельской
местности, этой  огромной  зеленой штуки со  зверьми, что раскинулась вокруг
нашей  столицы, - я никогда  не  видел ее. Даже во время войны, когда падали
бомбы, моя Ма отказывалась покидать свое  имение, и  не хотела, чтобы нас  с
Верном эвакуировали, будь что будет. И все, что я помню о самом  путешествии
в  Брайтон  и обратно,  это то, как  я входил и выходил  из  вагонов, а  все
остальное время я либо лежал на горячем и вонючем сидении или блевал.
     Но все-таки  когда-нибудь я  должен  буду  поехать посмотреть  мир.  Не
просто  этот  Континент,  о  котором  все говорят  - Париж, Рим  и  вся  эта
дребедень, - а на что-нибудь огромное, как, например, Бразилия или Япония, и
вот  почему  надо  будет умудриться  скопить  немного  деньжонок и  спокойно
забраться на борт какого-нибудь самолета. Так что я ответил:
     - Нет, не во  всех.  Мне больше нравится  в  своем поместье,  принимать
солнечные  ванны  в  Гайде,  или  прыгать  с  самой  высокой  доски в  пруды
Хэмпстеда.
     Она  уставилась на  меня,  ее  глаза были  залиты  жидкостью,  что  она
поглощала.
     - Ты, ребенок, в каком-то смысле даже поэт, правда, по-своему.
     - О, насчет этого не уверен, - ответил я ей.
     Пока продолжался  этот  смехотворный разговор между мной и экс-Деб.,  в
"Подозрительном"  начали   лабать  какие-то  музыканты,  ибо  тип  по  имени
Телега-С-Двумя-Большими-Пальцами,  играющий на басу, устраивал прослушивание
для концерта за городом, что мог бы состояться лишь в том случае, если бы он
набрал  команду. Там, в "Подозрительном", находившемся, как я уже говорил, в
подвале, инструменты звучали просто громоподобно,  и пока я слушал эти милые
и  успокаивающие звуки, я еще раз убедился  в том, как  мне  повезло, что  я
родился  в эпоху джаза. А что  вообще было  бы, если бы  приходилось слушать
только  баллады  да  вальсы?  Джаз  -  это  такая  штука,  заставляющая тебя
чувствовать  уютно  в этом  мире,  и  мысль о том,  что  ты  -  человеческое
существо, кажется отличной.
     Кот за  стойкой бара  сказал:  "Очень  мило,  но  они вряд  ли  сыграют
"Бьюли-Ули"".  Другой  ответил:  "А  кого  это  волнует? Эта  вечеринка  для
отморозков  и  Горлопанов  Генри,  в  любом случае".  Третий  просто  сказал
"Здорово", с мягким мечтательным взглядом,  -  но  наверняка  это было из-за
того, что он только что выкурил здоровенный косяк в туалете.
     Из этого же туалета,  наконец  уладив все дела,  появился австралийский
чувак Зови-Меня-Приятелем, он посмотрел  на  исполнителей так, будто  он был
М-р Гранц собственной персоной,  как делают все эти теле-знаменитости, строя
из себя этакого  универсального  импресарио для всего  человечества. И после
испытанного   мной  блаженства  от  прослушивания  игры  ребят  в  приличном
обществе,  вид  австралийца  мне немного подпортил настроение,  потому что в
джазе аудитория - это половина кайфа, даже, возможно, больше, чем половина.
     - Мило, -  выдал он свое мнение,  - но они промазали задницей мимо двух
стульев. Это не попсово и не престижно.
     - Мимо таких двух стульев не грех промазать, - сказал я  и уже собрался
их покинуть.
     Экс-Дебютантка-Прошлого-Года схватила меня за карман пиджака.
     - Ты идешь к Мисс Ламент? - спросила она меня.
     -  Да,  может,  увидимся  там,  -  сказал  я  ей,  пытаясь  отцепить ее
ярко-красные когти.
     - Ты бросаешь нас?
     - Всего лишь на миг, девочка из Найтсбриджа, - сказал я.
     Потому что я увидел, что в кабак уже  вошел  Уиз, и  хотел перекинуться
словечком со своим братом по крови.
     На Уизе был гладиаторский ремень Lonsdale с жеребцами, и когда он вошел
в "Подозрительный", он расстегнул его, будто солдат, освобождающийся с поста
часового. Но  все  равно  он  выглядел  настороженным,  как  и всегда, даже,
наверняка, и во сне, будто весь мир в одном углу  ринга, где происходит бой,
а  он сам, одинокий охотник  в джунглях Лондона - в  противоположном. "Давай
перейдем  через музыку", - сказал  я ему,  и  мы  перебрались  за сцену,  на
которой выступали  исполнители,  так  что  их звуки  превратились в  барьер,
отделявший нас от посетителей, поглощавших алкоголь у стойки бара.
     - Что нового? - спросил я Уиза.
     В Уизе хорошо то, что он полностью забывает о ссорах. Борьба необходима
ему, как пища, и когда она заканчивается, он просто о ней больше не  думает.
Он посмотрел на меня  с одобрением,  и  я понял, что  вновь  стал его старым
надежным приятелем, может быть, единственным, на кого он мог бы положиться в
этом тысячелетии.
     - У меня есть для тебя новости, - сказал он.
     Я должен сказать, что немного побаивался, ибо новости Уиза смывали тебя
в море, и ты барахтался в нем до тех пор, пока не свыкался с ними.
     - Я думаю, - начал он, - открыть дело с девкой.
     -  О,  вот  как.  Умница. Я навещу  тебя  в  Брикстоне, -  сказал  я  с
отвращением.
     - Ты не одобряешь?
     - Как я могу? Ты же не тот тип сутенера.
     - Все в жизни надо попробовать...
     - О,  конечно.  О,  конечно, о,  конечно. Дальше  будут  ограбления  со
взломом.
     Я пошел за  напитками  и заодно получил время  все хорошенько обдумать.
Потому  что  я  всегда  представлял  себе,  что Уиз  однажды встанет  на эту
дорожку, но  всегда  успокаивал  себя тем,  что  у  него  достаточно  мозгов
придумать  что-нибудь получше,  а не попасть в кулак  какой-нибудь девицы из
будуара.  Потому что,  согласны вы с  этим  или нет, при таком раскладе  дел
женская сторона берет бразды правления в свои руки, даже если она отдает всю
выручку  мужчине,  и  он  забавляется  с  ней  воскресными  вечерами,  после
еженедельного посещения Одеона. Просто причина  в том, что ее  действия, что
бы  вы  об  этом  ни думали, легальны,  а его  - нет, и  если  развязывается
какой-то  спор,  все,  что  ей  нужно  сделать, это набрать номер ближайшего
детектива-сержанта Такого-то.
     - Здоровье, богатство и счастье, - сказал он саркастично.
     - Счастье! Молчал бы!
     Наступила тишина.
     - Ну же, - сказал затем Уиз. - Давай драться.
     - Зачем, если ты уже все решил?
     - Все равно давай.
     Я зарычал, действительно зарычал.
     - Просто, Уиз, дело в том, что это не твой род занятий. Назови мне хоть
одного сутенера, у которого есть мозги.
     - Я знаю некоторых.
     -  Я  не  имею  в виду  хитрость  или  опыт,  я  имею  в  виду мозги.  
Конструктивные мозги.
     Уиз сказал:
     - Я могу тебя познакомить с несколькими букмекерами, владельцами клубов
и прокатов машин, основавшими свой бизнес на деньгах, заработанных на улице.
     Я сказал:
     - Я  могу  познакомить тебя с несколькими  парнями в  субботу вечером в
аптеке, несколькими зеками, и несколькими трупами, которые тоже так думали.
     - А, ну что ж, наши мнения разошлись.
     Я сказал лунатику:
     -  Это, может быть, и нормально для существ,  молодых сердцем, неважно,
какого возраста, но посмотри в глаза правде, Уиз, ты уже слишком  зрелый. Ты
слишком много знаешь о том, что делаешь.
     Уизард улыбнулся, если это можно было так назвать.
     -  И это я слышу от парня,  -  сказал  он вежливо, - прославившегося на
весь район продажей порнографических фото.
     Ну, знаете ли, черт возьми!
     - Во-первых..., - сказал я.
     - И не забудь про "во-вторых" и "в-третьих"...
     -  Во-первых, - продолжал я, ты отлично знаешь,  что лишь некоторые  из
моих снимков порнографические, и я занимаюсь этим как ради смеха, так и ради
бабок. Во-вторых, как  ты говоришь, я как можно  скорее  брошу это дело, - я
часто говорил тебе. И, в-третьих, опять же, ты сравниваешь сутенерство и то,
чем занимаюсь я?
     - Да нет, вообще-то, - сказал Уизард, - ибо мое занятие более честное и
лучше оплачивается.
     - О, как скажешь, Спортсмен.
     Наступила еще одна пауза передышки между раундами.
     - И кто же эта счастливая девка? - спросил я его.
     - О, одна знакомая. Конечно, ты понимаешь, - сказал  он, - что не очень
умно говорить, кто именно, особенно тем, кто не одобряет.
     - Насколько  же ты прав, юный  Уизард.  В любом случае -  кем бы она ни
была,  мне ее жаль.  У  тебя  будет  дюжина таких  в тот момент,  когда тебя
посадят.
     - Я не удивлюсь, - сказал Уиз.
     Я осушил свой безалкогольный напиток.
     - Ну  ладно, вот что я тебе скажу, гений, - начал я. - Две вещи, просто
послушай их. Первое - может, ты и симпатичный чувачок, но ты не подходишь на
роль сутенера,  потому  что  ты  слишком  восхищаешься  этой  забавой,  и не
воспринимаешь  ее достаточно серьезно.  Другое,  и ты это отлично знаешь,  и
должен стыдиться  этого - у  тебя  на самом деле  есть мозги,  и если бы  ты
получил  хотя бы кусочек образования, то сейчас бы ворочал  большими вещами,
парень,  и еще  не поздно.  Действительно,  не  поздно,  почему  бы тебе  не
поучиться?
     - Школа жизни, - ответил Уизард.
     - Класс Брикстон.
     - Ну и что? Во всем есть риск.
     - Дурак.
     - Что? А, ладно...
     Уизард уставился  в потолок,  потому что  группа  остановилась. А я,  я
действительно  чувствовал,  что  должен   сказать  хоть   что-нибудь,  чтобы
отговорить его: не потому, что я не одобрял этого, а потому, что знал - если
Уиз займется этим, я его потеряю.
     Но он начал первым.
     -  Я  скажу  тебе  вот  что.  Я все  тщательно обдумал  -  и я в полной
безопасности. Смотри! - и я посмотрел  на него.  - Представь  меня на скамье
подсудимых! Какой  простак  -  даже судья,  не  говоря  уже  о  присяжных, -
поверит, что дитя вроде меня может быть сутенером?
     Я помедлил немного, а потом сказал:
     - Если  бы ты увидел сейчас себя в зеркале, ты  понял бы, что вовсе  не
выглядишь,  как  дитя.  Вообще  не  выглядишь молодым, Уиз,  абсолютно -  ты
выглядишь чертовски старым.
     -  Ах, так?  -  сказал  Уиз.  - Тогда  я скажу тебе еще  кое-что. Этому
бизнесу со шлюхой, сутенером и клиентом очень, очень много лет. Со времен А.
и Евы, всегда существовали женщина, посетитель и местный мужик.
     - Будь тогда посетителем.
     - Согласен, никто не любит парней, срубающих легкие деньги. Но,  детка,
причины, по которым их не любят, очень  лицемерны. Клиент перекладывает свой
стыд  на  сутенера, и  сутенер  согласен  нести  его -  дайте же ему чистое,
социальное, уважительное алиби. Потом, ни одному мужчине не нравится платить
за то, за что сутенер получает деньги. И самое главное, парень, мир завидует
сутенеру! Да,  и  есть  из-за  чего,  -  и  он улыбнулся огромной улыбкой  -
"ну-не-умный-ли-я".
     -  Прекрасно,  прекрасно, -  воскликнул  я.  - Будешь  отстаивать  свои
убеждения перед типами из Вульфендена.
     -  Ах,  они, -  сказал Уизард.  - Самым  последним человеком,  кого они
когда-либо  захотят спросить про шуры-муры,  будет кто-либо  в курсе дела...
шлюха,  сутенер, или  даже  клиент. Знаешь,  для  чего  нужен Вульфенден?  -
спросил  он, наклонившись  над  столом  и  ухмыляясь. - Это  как  заниматься
гомосексуализмом в нашей  стране и прикрываться сутенерами. Чтобы перепутать
и то, и другое, и запудрить мозги лохам, чтобы они не знали, на кого  сыпать
серу.
     - Не так громко, Уиз, - воскликнул я, ибо команда уже закончила играть,
а джук-бокс еще никто не включил.
     Так  что вот так.  Я  уже  говорил с  Уизом  тайно,   чего  со  мной не
случалось никогда,  я стал частью его мерзкого плана,  и поверьте мне, я  не
мог этого так оставить.
     -  Господи!  - провозгласил  я. - Что со мной  происходит? От меня ушла
девушка к Пикам и педикам, а теперь мой друг уходит к девушкам.
     - Не сравнивай меня с Пиками, - сказал Уиз.
     - Ну, будь умницей, я сравнивал тебя с Сюз.
     - Мило! Похоже, что больше всего об этом беспокоишься ты, мой маленький
спаситель.
     - О, похоже на то!
     -  Ну, тогда, - сказал Уиз, делая  вид, что встает из-за стола, - когда
ковбои меня схватят, я сразу же позвоню тебе, чтобы ты внес за меня выкуп.
     - Не говори так со мной, Уиз, пожалуйста!
     - О, я знаю, ты прибежишь с высунутым языком... ты меня обожаешь!
     Это явно был предел, и я встал и  отвесил Уизу мощную пощечину. Мощную,
действительно мощную.  Он вовсе не выглядел удивленным и не ответил никак на
это. Просто потер щеку и пошел к бару, поэтому я понял, что  именно этого он
и хотел. О, блядь, подумал я.
     И  я вышел  из "Подозрительного",  подышать летним  вечерним  ветерком.
Вечер был  великолепным. Воздух был сладок, как  прохладная  ванна, звезды с
любопытством пялились на неоновые  огни, и граждане Королевства, в джинсах и
пиджаках, плыли по каналам Шефтсбери  Авеню,  словно гондолы.  У  всех  были
деньги, и их можно было тратить, все уже приняли ванны с вербеновыми солями,
и ничье сердце  не было разбито,  а созревало для легкого летнего вечера.  С
каучуконосов в бистро стерли пыль,  и мягкие белые огни китайских ресторанов
нового стиля - не  старые, категории Ма Джонг, а самые новейшие,  с широкими
стеклянными фасадами, дакроновыми занавесками и  бежевыми  коврами внутри  -
светились  ослепительно,  словно  какие-то гигантские  телеэкраны.  Даже эти
ужасные старинные англосаксонские трактиры - картофельные чипсы, выдохшийся,
несвежий  эль,  лужи  и  харкотина  на  стойке  бара  -  выглядели  довольно
заманчиво,  при  условии, что вам не  придется толкать эти двухтонные двери,
отхватывающие  половину  зада, и заходить туда.  Одним словом, столица  была
мечтой для ночных плэйбоев.  И я подумал:  "Боже мой,  одно  я  знаю точно -
наверняка когда-нибудь сделают мюзикл о шикарных 1950-х. "  И  я подумал,  о
небо, еще кое-что я знаю точно - я жалок.
     И  тут,  кого  я  вижу,  шляющегося  по  главной  улице  Сохо,  как  не
Парня-Из-Открытого-Космоса, он не знает, что его так зовут, потому что я ему
этого еще не сказал. Этот парень экстремально мил, и я знаю  его со школьных
времен и даже со времен изобретения Бадена-Пауэлла. Он полностью принадлежит
Другому Миру, т. е., как  я уже  объяснял, чужим  мирам, где не  врубаются в
происходящее, хотя  во  многом именно  благодаря  им мы и  существуем.  Этот
парень из Открытого  Космоса  работает в городском  управлении, делая всякие
дела,  и  каким-то образом я встречаю  его раз в год,  всего лишь раз, когда
случайно,  как сегодня, он выбирается из своего  квартала  в  мой, или, vice
versa,  так  поступаю  я.  И  мы встречаемся, словно  путешественники,  и  я
рассказываю ему про чудеса своего района столицы, настоящие и  выдуманные, а
он рассказывает  мне про свои достижения  в спорте, про то,  как откладывает
деньги на  скутер, и  как  в муниципальном управлении  записывают  дебет или
кредит. Он мил, но слишком скучен, хотя и не зануда.
     - Какой узел ты бы использовал, - сказал я, подойдя к  нему и говоря из
уголка своего  рта в его  ухо, - чтобы  связать две  веревки разной  толщины
вместе?
     -  Ох-хо-хо, это  ты,  Маугли,  -  сказало  это существо  из  открытого
космоса, останавливаясь и хлопая меня по  плечу, покуда я не увяз на  четыре
фута в тротуар Сохо.
     - Я, я! Как  там с национальными проблемами? Давай, выкладывай мне  все
слухи от бухгалтеров из ратуши.
     -  Бюджет  сбалансирован,  -  сказал  парень из О.  К.,  -  но  деньги,
благодаря которым он сбалансирован, стоят лишь одну треть себестоимости.
     -  Надо же! А как поживает скутер? Сколько коленных чашечек  ты разбил,
кроме своих собственных?
     Парень из О. К. погрустнел.
     -  У  меня нет скутера, - ответил он,  -  потому  что моя  Ма предпочла
телик.
     -  Парень,  ты  что,  предатель?  Ты  позволил своей  Ма  распоряжаться
собственными сбережениями?
     - Ну, сынок, она настаивала, правда.
     - Любит сидеть в кресле-качалке и смотреть рекламу?
     - Не будь таким саркастичным. Ты, что, из-за чего-то переживаешь?
     - Точно, ты прав. О, да!
     - Не распространяй тогда это вокруг себя. Только не на меня.
     - Хорошо, полковник, я придержу это при себе.
     - Говори что  угодно,  но благодаря телевидению можно многое  узнать. Я
знаю, что это все  ради денег,  но  это в  своем  роде большое универсальное
образование.
     - Наконец-то люди видят сквозь стены, так?
     - А что, нет? Скажи!
     - Все, что они видят, это дайджесты, тенденции и точки зрения.
     - Что же тогда, все они нас дурят? Все эти профессоры и автори