Мне с этим жить.
   - Я ничего не собираюсь от тебя скрывать.  Не  забывай,  Макс,  мы  в
одной упряжке, а, как адвокат, я работаю на тебя и несу  ответственность
за все, что с тобой происходит и может произойти.
   Я уперся руками в скамейку и встал. Он хотел подхватить  меня,  но  я
отдернул локоть.
   - Не стоит. До здания ты повезешь коляску пустой.
   - Все правильно. Характер у тебя остался железным.  Очевидно,  память
на него не распространяется.
   - Доктор Розин считает, что все инстинкты у меня сохранились и зубную
щетку я использую по назначению, а не пытаюсь ею причесываться.
   Так проходили день за днем. Двигался я самостоятельно  и  даже  делал
гимнастику. Доктор наложил два запрета:  первый  исключал  отжимание  на
руках, второй - посещение сауны. Но меня и  джакузи  вполне  устраивала.
Можно сказать, я твердо  стоял  на  ногах,  и  дело  дошло  до  коротких
пробежек. Единственное, чего я  боялся,  -  так  это  лестницы.  У  меня
начинала кружиться голова, и я  боялся  упасть,  а  матерчатые  перчатки
слишком скользили по полированным перилам. Но мне приходилось умалчивать
о своих трудностях, чтобы не расширять шкалу запретов.
   По вечерам мне  показывали  кино,  от  которого  я  был  в  восторге,
особенно от детективов. По утрам Рита читала мне журналы,  но  вскоре  я
сам смог это делать, а днем доктор Розин занимался со мной ликбезом.  Мы
решали смысловые и логические задачки. Получалось неплохо,  и  с  каждым
днем он усложнял их.
   Тренировали  память  всякими  упражнениями.  Он  выкладывал  на  стол
десяток разных  безделушек,  потом  в  течение  пяти  секунд  давал  мне
взглянуть на них, я отворачивался к  окну  и  перечислял  все  увиденные
предметы. Тут я был на высоте.
   Мы дошли до сорока пяти предметов, и я запоминал почти все с разницей
в три-четыре единицы.
   Однажды доктор пришел не один. С ним была высокая,  очень  элегантная
женщина, красивая, но суховатая. Они приблизились к окну, возле которого
я сидел в кресле и читал книгу, и Розин несвойственным  ему  официальным
голосом, сказал:
   - Максим Алексеич, к вам  гость.  Она  по  долгу  службы  задаст  вам
несколько вопросов. Если сможете, ответьте ей.
   Он повернул голову к даме и тем же голосом добавил:
   - У вас не более десяти минут.
   Розин ушел, а Рита и не подумала двигаться с места, она лишь уступила
ей свой стул, а сама пристроилась на подоконнике.
   - Меня зовут Ксения Михайловна Задорина. Я следователь. Извините,  но
вынуждена вас побеспокоить. Долг обязывает.
   - Не представляю, как такая женщина может быть следователем?  Правда,
я прочел несколько детективов, написанных женщинами, у них  все  героини
женщины-сыщики. Но, оказывается, и в жизни так бывает.
   Мой комментарий остался без внимания.
   - Я знакома с вашей историей болезни.  Сейчас  вы  стали  чувствовать
себя значительно лучше, и  мне  позволили  повидать  вас.  Возможно,  вы
сумеете чем-то помочь  нам.  Речь  идет  об  аварии  у  котлована  около
восьмидесятого километра Старопромысловского шоссе.
   - Боюсь разочаровать вас, любезная Ксения Михайловна.  Вы  знаете  об
этой  трагедии  больше  меня,  и  я  сам  с  удовольствием  услышал   бы
подробности.
   - Сожалею Авария - самое темное пятно в этой истории. Милиция прибыла
на место происшествия слишком поздно. Все сгорело.
   - В газетах писали иначе.
   -  Репортеры  получают  дозированную  информацию.  Очевидные   факты,
которых не скроешь. Остальное они дофантазируют сами  с  соответствующей
подливой. Тайна следствия не разглашается,  и  улики  не  выставляют  на
показ.
   - Так в чем загвоздка?
   - Нам очень важно знать, кто сидел за  рулем  "линкольна-навигатора":
вы или Тимур Аракчеев?
   Я пожал плечами.
   - Не знаю. Но разве вы сами не сумели это определить?
   - Машина несколько раз перевернулась. Как вас могло  выбросить,  если
двери заблокировались? Правда, все стекла вылетели, но мы пока не  можем
смоделировать  ситуацию.  Судя  по  всему,  сгорел  Аракчеев.   Человек,
сидевший за рулем был обречен.  Но  машина  принадлежит  вам  -  Максиму
Круглову. Вы доверили ему руль?
   - Понимаю. Но в данной ситуации я сам хотел бы стать следователем. От
меня тщательно скрывают все, что известно о трагедии.
   - У вас обгорела только  верхняя  часть  туловища.  К  счастью,  ваши
документы лежали  в  заднем  кармане  брюк  и  не  пострадали.  На  этом
строилось опознание.
   - Мне тут показывают  кино.  Детективы.  Очень  интересная  вещь.  Из
увиденного я понял, что человека можно опознать по  отпечаткам  пальцев,
по крови, ДНК.
   Правда, я не знаю, что это такое.
   - Да конечно. Мы пользуемся этими методами. Но ни вы, ни Аракчеев  не
находились ранее под следствием и в картотеке нет ваших отпечатков.  Что
касается ДНК, то  вы  и  Аракчеев  полные  сироты,  у  вас  не  осталось
родственников, и нам не с чем сравнивать.  Кровь  тоже  не  поможет.  От
Аракчеева остались только угли, а вашу  историю  болезни  мы  не  нашли,
будто вы никогда не обращались к врачам. Это касается и стоматологов.
   - Мне искренне хочется вам помочь, но я не  могу  этого  сделать.  Вы
сказали, что определили личность по документам, и это все?
   - Разумеется, мы вызвали адвоката нефтяной компании, и врачи показали
ему вас. Причем, ему не называли имени потерпевшего. Он тут же  ответил,
что перед ним Максим Круглов,  это  соответствовало  найденным  в  вашем
кармане документам.
   Потом вас отправили в ожоговый центр и начались ваши  путешествия  из
больницы в больницу.
   - Мне известно, что за нами  гналась  патрульная  машина.  Милиционер
тоже погиб. Тимура Аракчеева подозревали в  убийстве  собственной  жены.
Что расследуете вы, Ксения Михайловна?
   - Аракчеев мертв. Против покойников обвинения не выдвигают.  Дело  об
убийстве  Екатерины   Аракчеевой   закрыто.   Меня   интересует   только
катастрофа.
   - Вы хотите сказать, что у вас имеется  стопроцентное  доказательство
вины Тимура в убийстве, если вы закрыли дело?
   - Да. Майор Лиходеев сумел это доказать, но арестовать  Аракчеева  не
успел.
   Как говорят, разошлись на лестничной клетке.
   - Как бы развертывались события, если бы  Аракчеева  арестовали?  Его
казнили бы?
   - У нас в стране мораторий на смертную казнь. Вряд ли он  получил  бы
больше десяти лет.  А  учитывая  такого  опытного  адвоката,  как  Антон
Гольдберг, и состояние Аракчеева, он мог бы отделаться  легким  испугом.
Правда,  история  получила  слишком  большой  резонанс.   Общественность
внимательно следила за событиями, и я не думаю, что  судьи  решились  бы
брать взятки. Но нас это не интересует. Дело следствия - доказать вину и
сдать дело в  суд.  А  там,  как  вы  понимаете,  в  работу  вступил  бы
Гольдберг. Можно и не отрицать само убийство,  если  уж  тебя  взяли  за
руку.  Но  убийство  убийству  рознь.  Самозащита,  состояние   аффекта,
бессознательное, неосознанное состояние, случайность и тому подобное.
   Гольдберг мастак в этих делах. Цицерон. Его можно  часами  слушать  с
открытым ртом, и всему поверишь, пока не выйдешь из гипноза. И речь идет
не о казни.
   Даже если бы Аракчееву дали три года, он потерял бы  гораздо  больше.
Это банкротство. Ни один уважающий себя фирмач не стал бы иметь  дело  с
убийцей. Ему грозил международный скандал и полный крах. Вот чего боялся
Аракчеев, а вовсе не суда.
   Помимо того, что эта женщина обладала притягательной внешностью,  она
казалась мне очень умной.
   - Возможно, вы правы, сейчас мне трудно судить.  Но  мне  кажется,  в
вашем заключении есть  некоторые  неувязки.  На  что  рассчитывал  Тимур
Аракчеев, убегая от сыщика? Рано или поздно его схватили бы.  Он  же  не
бездомный бомж, за его спиной громадные капиталы,  недвижимость,  фирма.
Он - мировая известность. Игры со следствием, гонки,  прятки  похожи  на
безрассудное мальчишество.
   - Вы логичны и точны в определениях при вашем-то диагнозе. Но вряд ли
следствие готово ответить на ваши  вопросы.  Мы  сами  не  можем  понять
логики его поведения.
   -  Жаль.  Но  я  не  в  силах  вам  помочь.  Приятно  было   с   вами
познакомиться, госпожа Задорина,  и  выслушать  вас,  но  ничего,  кроме
захватывающего  сюжета  я  не  уловил.  Во  мне  не   возникло   никаких
ассоциаций. На сегодняшний  день  Тимур  Аракчеев  знаком  мне  лишь  по
фотографиям, как далекая голливудская звезда, а рассказы о нем смахивают
на занимательное кино, где эта звезда выполняет непонятные, но эффектные
трюки.
   Женщина улыбнулась, и из сухаря превратилась  в  красотку  с  обложки
элитного журнала,  демонстрирующую  белоснежные  зубы.  Осталось  только
взять в руки тюбик с пастой. Правда, в ее улыбке проскальзывала  ирония.
Конечно, она мне не верила.
   - Я оставлю вам свою визитную карточку,  -  она  достала  из  сумочки
скромный кусочек картона и положила мне на колени. - Вдруг к вам  придет
озарение.
   Позвоните. Буду вам очень признательна.
   Я кивнул головой.
   Она тихо встала "и ушла.  Моя  медсестра  как-то  странно  хихикнула,
после того как за следователем закрылась дверь.
   - Чем она вас насмешила, Рита?
   - Надо быть круглой дурой, чтобы  надеяться  услышать  ваш  голос  по
телефону.
   Я так не думал. Сказав мне, что ее интересует только  автокатастрофа,
она лгала. В визитной карточке написано: "Следователь  по  особо  важным
делам Московской  городской  прокуратуры,  подполковник..."  Не  простая
птица! Но я хорошо помнил, что делом  занимается  управление  внутренних
дел области, и она тут вовсе не причем. Вывод прост:  дело  об  убийстве
жены Аракчеева-младшего не закрыто.
   - Напрасно,  Рита,  вы  думаете,  что  она  дура.  Нет.  Здесь  виден
определенный  расчет.  Она  женщина  опытная,   хитрая   и,   я   думаю,
проницательная. Ей приходится решать задачки куда сложнее тех,  что  мне
задает доктор Розин.
   - Откуда у нее опыт и ум? Ей на вид лет  тридцать  пять,  не  больше,
французскими духами за версту несет. Красивые женщины не бывают умными.
   - Не могу с вами спорить. Не знаю.
   В течение следующей недели я осваивал компьютер. Доктор Розин  уделял
мне меньше внимания, а давал самостоятельные задачи. Начали с пасьянсов,
логических игр и задач  на  сообразительность.  Я  очень  увлекся  новой
техникой и быстро освоил многие программы. Но  больше  четырех  часов  в
день мне работать  не  разрешали.  По  два  часа  днем  и  после  ужина.
Переутомление я ощущал, но помалкивал об  этом.  Рита  говорила,  что  я
азартен, как ребенок, и по-детски реагирую на каждую победу, подпрыгивая
на стуле. Организм окреп, я хорошо спал, отлично питался,  но  меня  все
еще пугала темнота, в которой я терял  ориентацию,  и  крутые  ступеньки
лестницы. Но и об этом приходилось молчать. Мне очень хотелось побыстрее
выписаться и посмотреть на мир  собственными  глазами,  увидеть  его  не
таким, каким мне  его  показывают  режиссеры  кино.  Я  рвался  к  новым
впечатлениям.
   Антон навещал меня часто. Я рассказал ему о визите следователя, но он
никак не отреагировал, мол, человек выполняет  свои  обязанности  и  это
нормально.
   Я не стал ему высказывать своих подозрений, возможно, что я и  впрямь
усложнял ситуацию по неведению.
   Однажды доктор Розин пригласил меня пройтись по парку.
   Мы вышли на свежий воздух  и  гуляли  по  аллеям  старинной  усадьбы,
беседуя на отвлеченные темы.
   Потом он перешел на деловой тон и начал давать  мне  инструкции,  как
надо себя вести на свободе,  чего  избегать  и  чем  заниматься.  Так  я
получил первый сигнал о приближавшемся скором расставании.
   - Удивительное положение я занимаю, Илья Сергеич. Мы разговариваем  с
вами как нормальные люди и хорошо друг друга понимаем, но  почему  же  я
ничего  не  помню?  Речь,  язык  я  не  забыл,  ваши  задачки  решаю,  с
компьютером на ты, запоминаю и  замечаю  все,  с  чем  сталкиваюсь.  Все
определения и понятия мне ясны.
   В чем же проблема?
   - Это не ваша  заслуга.  Безусловно,  вам  надо  отдать  должное:  вы
настойчивы, упрямы, любопытны и серьезно относитесь к нашим занятиям. Но
главенствующую роль в прогрессе  играет  подсознание,  еще  очень  плохо
изученное человечеством.
   Оно зарыто в подкорке и не  пострадало  в  аварии,  что  же  касается
сознания, то оно выпало из ячеек вашего мозга. Или,  точнее,  оно  спит.
Инстинкты, такие как страх и тому подобное, сохранились. Движения и даже
привычки управления подсознанием живы. Вы берете вилку в левую руку, нож
в правую, реагируете на звуки, отмахиваетесь от мух. Вы знаете, что  дом
- это дом и его проектировал архитектор, но не помните,  кому  конкретно
он принадлежит. Вы также понимаете, что прыгать с крыши дома опасно  для
жизни. Инстинкт самосохранения  никуда  не  делся.  При  сильной  стадии
амнезии  человек  лишается  и  того,  и  другого.  Он   превращается   в
парализованную куклу. Такие случаи излечению не поддаются.
   Мы вышли на огромную асфальтированную площадку, где стояло  несколько
машин. Доктор подвел меня к длинному лимузину и открыл дверцу водителя.
   - Садитесь.
   Я растерялся.
   - Смелее, Максим.
   Пришлось подчиниться. Он обошел машину спереди и сев рядом  со  мной,
подал мне ключи.
   - Почему бы нам не переставить машину на другую сторону площадки?
   - Давайте попробуем.
   Вряд ли в моем голосе звучала уверенность.
   Я вставил ключ в замок зажигания и повернул его. Мотор тихо  заурчал.
Свои  действия  я  не  контролировал,   все   получалось   само   собой,
автоматически. Я выжал педаль сцепления, включил передачу и  тронулся  с
места. Машина переехала на  другую  сторону,  я  затормозил  и  выключил
мотор.
   - Теперь вам понятно, что  такое  сознание,  а  что  подсознание.  Вы
абсолютно  нормальный,  полноценный  человек   с   отличным   логическим
мышлением, блестящими способностями, но временно лишенный прошлого. Вряд
ли подобную деталь можно назвать недостатком. Очень многие в  этом  мире
стараются скрыть свое прошлое или по крайней мере не вспоминать  о  нем.
Вы счастливее их.
   - Судя по рассказам адвоката, мне не за что стыдиться  своей  прошлой
жизни.
   Головокружительная карьера и большое будущее.
   - Это от вас никуда не делось.  Результаты  никто  пересматривать  не
намерен.
   Сейчас  ваш  адвокат  занимается  восстановлением  всех   документов.
Придется поменять фотографии, и более ничего.
   Я чувствовал, как  болят  мои  руки  под  перчатками.  Этот  короткий
переезд и напряжение мышц дались мне нелегко. Вероятно, я  уже  научился
скрывать  свои  чувства.  Лгать  я   еще   не   умел,   но   предпочитал
отмалчиваться, когда дело касалось моих личных ощущений.
   - Вы правы, Илья Сергеич. По логике вещей, все правильно. И все же  я
чувствую  себя  ущербным,  лишенным  чего-то  очень  важного.   Во   мне
отсутствует личность! Лицо!
   - Когда  память  вернется  к  вам,  а  такое  возможно  на  девяносто
процентов, вы поймете,  что  ровным  счетом  в  вашей  жизни  ничего  не
переменится. Лишь одни грустные мысли об утраченном.  Потеря  родителей,
любимых женщин, несвершившихся желаний. Вы приобретете коварное  понятие
- совесть. Правда, это не всем дано. А если это произойдет, то  появятся
угрызения и лишние страдания. Не существует  людей  с  идеально  гладким
прошлым. Слава Богу, вам не надо заботиться о выживании.  Вы  богаты,  а
большинство людей живут с единственной мыслью о семье и хлебе  насущном.
Им нечему  радоваться.  Вы  же  родились  в  сорочке.  Любуйтесь  миром,
созерцайте и не лезьте в глубокие  дебри  подсознания.  Вы  можете  себе
позволить  начать  счастливую  жизнь  с   чистого   листа   и   получать
удовольствие от бытия. Я вам завидую. Вы способны подойти  к  красоте  и
любви с чувствами, а не с кошельком, как это  принято  сегодня.  Хаосный
рынок живет по принципу "все продается и все покупается". А что касается
прошлого, то это дело наживное.
   Через год-два вы уже сможете  оглядываться  назад  и  оценивать  свои
поступки, сожалеть о содеянном или гордиться своими  поступками.  Это  и
есть прошлое. Оно имеет тенденцию накапливаться, и вы от него никуда  не
денетесь.
   - Вы очень убедительны, Илья Сергеич. Он глянул на часы.
   - О! Мы перегуляли. Ваш адвокат нас заждался. Вам еще надо  пообедать
перед отъездом.
   - Меня выписывают?
   - Да. Я сделал все, что мог. Теперь вы сами себе хозяин. Не забывайте
о моих рекомендациях, и все будет хорошо.
   Антон  привез  мне  очень  красивый  костюм  темно-синего   цвета   с
переливом, эффектный галстук, белый плащ и  кепку  из  той  же  плащевой
ткани. Одежда сидела на мне безукоризненно, и я почувствовал себя равным
с остальными., В  зеркале  отражался  респектабельный  молодой  человек.
Правда, я не очень  уютно  чувствовал  себя,  словно  меня  поместили  в
скорлупу, особенно раздражали ботинки. Но к  этому  придется  привыкать.
Вейцом всему стали черные кожаные перчатки. Вот  они  мне  действительно
мешали. Изнанка карябала руки. Кожа оставалась еще очень чувствительной.
Доктор мне запретил даже рукопожатие.
   - У тебя хороший вкус, Антон. Белый плащ и кепка с костюмом мне очень
нравятся.
   Он снисходительно наблюдал за мной, склонив голову на бок и  оценивал
общую картину.
   - Мой вкус совершенно ни при чем, Макс. Эту одежду ты покупал сам.  С
твоего дома сняли пломбы и печати, и я взял их из твоего шкафа.
   - И на том спасибо.
   - Нам пора ехать.
   - Кажется, ты говорил, что мой дом находится в Ватутенках?
   Он улыбнулся.
   - Твоя новая память лучше твоей старой, Макс.
   - Наверняка, если ее очистили от мусора и пыли. Там полно  места  для
свежей информации.
   Доктор Розин и Рита проводили нас до машины.  Мы  долго  прощались  и
наконец выехали за ворота.
   Я оглянулся и еще  долго  смотрел  на  утопавшую  в  дымке  старинную
усадьбу, где началась моя новая  беззаботная  жизнь.  С  чистого  листа,
который теперь мне придется заполнять самому.
 
Глава II 
 
ВОДОВОРОТ 
 
   Всю дорогу мы молчали. Я смотрел в окно автомобиля,  надеясь  увидеть
что-то необычное. Но мы ехали все время  по  шоссе  и  через  Москву  не
проезжали. Антон объехал город по кольцевой дороге. И тем не  менее  мне
все казалось интересным.
   Я немного волновался,  видя  перед  собой  бесконечные  пространства.
Где-то все должно заканчиваться. А что дальше, за тупиком? Ничто?  Ничто
- это тоже что-то и должно иметь свое определение.
   Наконец машина свернула на проселочную дорогу. Мы проехали через  лес
и выбрались к коттеджному поселку. На первый взгляд домов было не  очень
много.
   Они стояли в глубине опушки, в чаще  деревьев  и  держались  друг  от
друга на почтительном расстоянии. Наш дом стоял на  окраине,  а  сколько
еще  коттеджей  выстроилось  в  шеренгу   вдоль   леса,   я   не   знал.
Асфальтированная  широкая   дорога   прямой   стрелой   уходила   вдаль,
параллельно высоченному  кирпичному  забору,  похожему  на  неприступную
крепость.  Очевидно,  громоздкая  ограда  была  построена  сообща  всеми
владельцами коттеджей.
   - Кто здесь живет? - спросил я.
   - У нас не принято интересоваться такими вещами. Сам о себе никто  не
рассказывает. Люди слишком отчуждены в  наше  время,  особенно  те,  кто
способен заплатить за элитный участок и трехэтажный дом. На жалованье не
купишь, а значит, не лезь с вопросами, нос прищемят.
   Машина остановилась у высоких чугунных  ворот.  Антон  посигналил,  и
тяжеленные створки начали автоматически разъезжаться в разные стороны. В
открывшейся пасти вырос чудный сад. Мы въехали на территорию и двигались
по выложенной плиткой аллее. Кругом росли фруктовые деревья  и  пестрели
клумбы с цветами. Двухэтажный особняк стоял  глубоко  в  лесу.  Беседки,
веранды, подъезд с колоннами, над которым расположился солярий. Дом  был
салатового цвета с белыми фронтонами и темно-зеленой черепичной  крышей.
И опять решетки. Каждое окно первого этажа загорожено стальными прутьями
витиеватой формы