я. Я же говорил, из вас получится детектив. Пойду оденусь.
   Через две минуты он вернулся в чистой, но неглаженой, рубашке.  Холмс
обратил внимание, что, хотя трубы для стиральной машины  подведены,  сам
агрегат отсутствует. Ребус проследил за направлением его взгляда.
   - Жена забрала, как и многое другое, - пояснил он. - Поэтому  у  дома
такой сиротский вид.
   - Вовсе нет. Очень продуманный интерьер.
   Ребус улыбнулся.
   - Пойдемте в гостиную.
   Он показал Холмсу на стул и сел сам. Его кресло было все еще теплым.
   - Я вижу, вы сюда уже заглянули.
   Холмс смутился, вспомнив, что зачем-то снял иголку с пластинки.
   - Да, - признался он.
   - Это меня радует. Вы будете детективом, Брайан.
   Холмс не понял, сказали ему комплимент или отчитали, и решил  перейти
к делу.
   - Я кое-что узнал, - начал он.
   - Я уже слышал, - ответил Ребус. - Сожалею, что испортил вам сюрприз,
но я вечером заезжал в контору, и мне рассказали.
   - Вчера вечером? Но ведь тело нашли только сегодня утром.
   - Тело? Вы хотите сказать, что он мертв?
   - Да. Самоубийство.
   - Господи, бедная Джилл.
   - Джилл?
   - Джилл Темплер. Она встречалась с ним.
   - Инспектор Темплер? - Холмс был потрясен. - А я думал, она  живет  с
этим диск-жокеем.
   Теперь ничего не понимал Ребус.
   - Так речь не о нем?
   - Да нет же. - Холмс облегченно вздохнул. Сюрприз оставался в силе.
   - А о ком? - Ребус начинал волноваться. - Кто покончил с собой?
   - Джеймс Карью.
   - Карью?
   - Да. Его нашли сегодня  утром  у  него  в  квартире.  Скорее  всего,
передозировка.
   - Передозировка чего?
   - Не знаю. Какие-то таблетки.
   Ребус замер. И вспомнил взгляд Карью на вершине Колтон-хилла.
   - Проклятье. А мне так надо было с ним поговорить!
   - Я хотел еще...
   - Что?
   - Вы же не всерьез обещали спросить у него насчет квартиры для меня?
   - Я не виделся с ним с тех пор.
   - Я тогда просто пошутил, - объяснил Холмс, видя, что Ребус и  впрямь
отнесся к его просьбе серьезно. - Но вы хорошо его знали?  Вы  говорили,
что обедали с ним, и я подумал...
   - Он оставил записку?
   - Я не знаю.
   - Кто же знает?
   Холмс на секунду задумался.
   - Кажется, туда уже отправился инспектор Маккол.
   - Поехали.
   Ребус поднялся с кресла.
   - А ваш кофе?
   - К черту кофе. Мне нужно видеть Тони Маккола.
   - Что вы говорили о Кэлуме Маккэлуме? - спросил Холмс, вставая.
   - Значит, вы не в курсе?
   Холмс покачал головой.
   - Я расскажу вам по дороге.
   Ребус схватил свой пиджак и достал ключи от двери.  Холмса  распирало
от любопытства. Что с Кэлумом Маккэлумом?  И  что  за  идиотская  манера
дразнить собеседника!

***

   Стоя в спальне Джеймса Карью, Ребус прочел его предсмертную  записку.
Хорошее перо, дорогая бумага с водяными знаками. Почерк изящный, но рука
писавшего явно дрожала. В некоторых словах буквы нервно плясали, налезая
друг на друга. "Ягуар" стоял на месте, в  гараже.  Квартира  производила
впечатление  музея.  Мебель  в  стиле  модерн,  современные  картины,  в
запертых застекленных шкафах первые издания знаменитых авторов.
   Квартира  Вандерхайда,  помноженная  на  кругленькую  сумму,  подумал
Ребус, пройдясь по комнатам. Маккол протянул ему записку.
   "Если мой грех велик, то столь же велики  и  мои  страдания".  Откуда
это? Несколько вычурно для предсмертной записки.  Видно,  Карью  написал
несколько вариантов, пока не остался доволен текстом.  Перебирал  слова,
добиваясь  и  эффектности   стиля,   и   точности   смысла.   "Возможно,
когда-нибудь  вы   узнаете   правду".   Для   Ребуса,   однако,   правда
представлялась не столь уж загадочной. Он не мог отделаться от ощущения,
будто записка адресована ему лично, и Карью умышленно составил  ее  так,
чтобы только он, Ребус, понимал ее смысл.
   - Странное письмо, - сказал Маккол.
   - Да, - согласился Ребус.
   - Ты ведь недавно встречался с ним? Ты что-то говорил... Он  выглядел
нормальным? Не подавленным, не испуганным?
   - С тех пор я видел его еще раз.
   - Правда?
   - Пару дней назад я проезжал ночью по Колтон-хиллу. Он был там. Сидел
в своей новой машине.
   - Ага, - кивнул Маккол. Что-то начинало проясняться.
   Ребус вернул ему записку и подошел к  кровати.  Смятые  простыни,  на
тумбочке три пустых пузырька из-под лекарств. На полу  пустая  коньячная
бутылка.
   - Стильно, - прокомментировал Маккол, убирая записку в карман.  -  До
того он выпил еще пару бутылок вина.
   - Да, я видел в гостиной. Лафит шестьдесят первого года.  Такое  пьют
только по серьезным поводам.
   - Куда уж серьезнее.
   В комнату вошел кто-то еще, и оба они обернулись.  После  подъема  по
лестнице Фермер Уотсон тяжело дышал.
   - Как это некстати, - проговорил он.  -  Один  из  главных  спонсоров
нашей кампании накладывает  на  себя  руки  -  да  еще  каким  способом!
Передозировка таблеток! Что о нас будут говорить, а?
   - Очень некстати, сэр, - ответил Ребус. - Вы совершенно правы.
   - Черт знает что такое. - Уотсон ткнул пальцем в  сторону  Ребуса.  -
Поручаю это вам, Джон: чтобы ни одна  газетная  собака  не  вцепилась  в
этого несчастного - а заодно и в нас с вами - своими грязными зубами.
   - Слушаюсь, сэр.
   Уотсон взглянул на кровать.
   - Такой преуспевающий человек. И с чего вдруг,  скажите  на  милость?
Такие хоромы... Да еще и дом на островах. Свое дело.  Роскошная  машина.
Другим такое во сне не приснится, а?
   - Да, сэр.
   Уотсон еще раз посмотрел на пустую кровать и хлопнул Ребуса по плечу
   - Я рассчитываю на вас, Джон.
   - Да, сэр.
   Маккол и Ребус проводили шефа до двери.
   - Очень мило! - прошипел Маккол. -  На  меня  он  даже  не  соизволил
взглянуть, как будто я пустое место.
   - Благодари  лучше  своего  ангела-хранителя,  Тони.  Я  бы  тоже  не
отказался стать невидимкой.
   Оба улыбнулись.
   - Ну, ты все посмотрел? - спросил Маккол.
   - Еще пару минут, и я освобожу тебя от своего присутствия.
   - Ты мне не мешаешь. Только один вопрос.
   - Да?
   - Что ты делал среди ночи на Колтон-хилле?
   - Не спрашивай.
   На пороге двери в гостиную Ребус обернулся и послал Макколу воздушный
поцелуй.

***

   Скрыть такую новость было,  разумеется,  невозможно.  Радиостанции  и
газеты только выбирали, какое  из  событий  выдвинуть  на  первый  план:
"Диск-жокей арестован за организацию подпольных  собачьих  боев"  -  или
"Необъяснимое самоубийство крупнейшего торговца  недвижимостью".  Давний
знакомец Ребуса репортер Джим Стивенс был бы в восторге, но Джим Стивенс
переехал в Лондон (и женился, как говорили, на девице, годящейся  ему  в
дочери).
   Ребус был заинтригован таким  поворотом  дела.  Эффектно  ушедший  из
жизни Джеймс Карью не вызывал у  него  ни  малейшей  симпатии.  В  одном
отношении, по крайней мере, Уотсон был прав: Карью имел  все,  что  душе
угодно, и Ребус не верил, будто он наложил на  себя  руки  исключительно
потому, что полицейский застал его на Колтон-хилле. Это  обстоятельство,
возможно, сыграло какую-то роль, но должны быть и другие причины.  Может
быть, он найдет нечто, наводящее на след, прямо здесь, в квартире, или в
офисе "Боуэр Карью" на Джордж-стрит.
   Библиотека Джеймса Карью впечатляла. Но переплеты дорогих, престижных
изданий похрустывали в руках Ребуса, открытые в первый раз.  Особое  его
внимание привлекли книги на верхней правой полке:  Жан  Женэ,  Александр
Трокки, несколько экземпляров "Мориса" Форстера и даже "Последний  выход
в  Бруклин".  Преимущественно  гей-литература.   Ничего   криминального,
разумеется, но место, которое занимали эти книги  -  отдельная,  крайняя
полка,  -  навело  Ребуса  на  мысль,  что  их  хозяин  стыдился   своих
склонностей. Очень странно для нашего времени.
   Кого он хотел обмануть? СПИД снова  загнал  гомосексуализм  в  темный
угол, и, держа свою личную жизнь в тайне, Карью делал себя уязвимым  для
такого чувства, как стыд, - и, следовательно, для шантажа.
   А  шантаж,  как  известно,  одна  из  самых  распространенных  причин
самоубийства, когда попавший в тупик человек не находит другого  выхода.
Вот  если  бы  найти  какую-нибудь  зацепку...  Письмо,  записку,   хоть
что-нибудь. Ребусу хотелось убедиться в том, что  его  интуиция  чего-то
стоит.
   И он нашел.
   В выдвижном ящике, конечно, запертом. Ключи Ребус обнаружил в кармане
брюк Карью. Тот умер в пижаме; в ней его и увезли, а одежда  осталась  в
спальне. Взяв ключи, Ребус вернулся в гостиную и подошел  к  изысканному
антикварному бюро. На  его  рабочей  поверхности  умещался  только  лист
формата А4 да оставалось  чуть-чуть  места  положить  руку.  Прелестная,
когда-то полезная вещь превратилась в украшение богатой квартиры.  Ребус
осторожно  отпер  ящик  и  достал   из   него   переплетенную   в   кожу
тетрадь-ежедневник, по  странице  на  каждый  день.  Книгу  для  записей
деловых встреч так не запирают. Значит -  личный  дневник.  Ребус  жадно
раскрыл тетрадь, но  страницы  оказались  почти  пустыми.  Лишь  кое-где
одна-две строчки карандашом.
   Ребус выругался сквозь зубы.
   Все же лучше, чем ничего, сказал он себе.  На  одной  из  страниц  он
прочел аккуратную запись тонким карандашом: "Джерри. 4 ч,  дня".  Просто
встреча. Ребус нашел дату их ланча в "Эйри".  Страница  была  пуста.  Но
отсутствие записи сказало Ребусу главное: дневник предназначался  только
для пометок о неделовых свиданиях. Их было немного. Ребус не сомневался,
что офисный ежедневник Карью переполнен. А этот - совсем иного рода.
   "Линдси, 6.30".
   "Маркс, 11 утра". Рано. И что имеется  в  виду?  Человек  по  фамилии
Маркс или магазин "Маркс и  Спенсер"?..  Имена  Джерри  и  Линдси  могли
принадлежать как мужчинам, так и женщинам. Ему  нужен  был  какой-нибудь
адрес, номер телефона.
   Он перевернул еще одну страницу. И прочел - перечел - то, что было на
ней написано. Он провел пальцем под строкой:
   "Хайд, 10 вечера".
   Хайд. Что Ронни говорил Трейси перед смертью? "Прячься,  он  за  мной
придет"? Или "Хайд, он за мной придет"? Проститутка Джеймс сообщил  ему,
что имя пишется именно так, как значилось у Карью в дневнике: Hyde.
   Ребус шумно выдохнул. Как бы загадочно  ни  выглядела  эта  запись  -
связь существовала. Связь между Ронни и Джеймсом Карью. Что-то  большее,
чем короткая встреча на Колтон-хилле. Имя. Название. Он быстро пролистал
вперед и назад и нашел еще три упоминания  о  Хайде.  Время  каждый  раз
позднее (когда начинается ночная жизнь на Колтон-хилле),  каждый  раз  в
пятницу. Иногда вторая, иногда третья пятница месяца. Четыре  записи  за
полгода.
   - Что-нибудь откопал? - Маккол заглянул Ребусу через плечо.
   - Да, - ответил он. И сразу передумал. - То есть нет, на самом деле -
просто ежедневник, но покойник был не горазд писать.
   Маккол кивнул и отошел. Его больше интересовала стереосистема.
   -  Зато  в  технике  он  разбирался.   Ты   знаешь,   сколько   стоит
проигрыватель "Линн", Джон? Несколько сотен. Не просто штука напоказ,  а
штука, которая умеет делать дело.
   - Почти как мы с тобой, - отозвался Ребус.
   Его так и подмывало сунуть кожаную книжицу  в  карман  брюк.  Однако,
во-первых, это было против правил, а во-вторых - зачем,  собственно?  Но
Тони Маккол, как нарочно, продолжал стоять к нему  спиной.  Нет,  он  не
сделает этого. Он бросил дневник обратно в ящик, со стуком задвинул его,
запер и протянул ключи Макколу. Тот не мог оторваться от "хай-фая".
   - Спасибо, Джон. До чего же славная игрушка...
   - Я не знал, что ты интересуешься музыкой.
   - Да что ты, с детства.  Мой  проигрыватель  после  свадьбы  пришлось
продать. Слишком много шума. - Он  выпрямился.  -  Как  ты  думаешь,  мы
найдем тут какие-нибудь ответы?
   Ребус покачал головой.
   - Думаю, все, что  он  знал,  он  держал  в  голове.  Очень  скрытный
человек. Наверное, все ответы он унес в могилу.
   - Ну что ж, тем проще для нас.
   - Проще не бывает, - ответил Ребус.

***

   Как это сказал  старик  Вандерхайд?  "Кто-то  хотел  замутить  воду"?
Ребуса  не  оставляло  ощущение,  что  ключ  ко  всем  головоломкам  был
один-единственный, причем какой-то очень простой. Его  сбивали  с  толку
возникающие в этом деле побочные линии. "Неужели я делаю из мух слонов -
а потом принимаю одного слона за другого?" - спрашивал он себя.  Хорошо,
пусть так. Главное  для  него  -  добраться  до  дна  реки,  мутной  или
прозрачной, и поднять со дна драгоценную жемчужину правды.
   Он понимал также, что важнее всего распутать те разноцветные ниточки,
которые он, вероятно совершенно напрасно, пытался сплести в единый узор.
Теперь  надо  было  размотать  их  и  смотреть,  куда  ведет  каждая   в
отдельности.
   Ронни совершил самоубийство. Карью также. Это объединяло их,  так  же
как некий Хайд. Может, он был клиентом Карью? Собирался купить или купил
недвижимость на деньги, вырученные от продажи наркотиков? Это  объяснило
бы его связь с ними обоими. Хайд, конечно, не настоящая фамилия. Сколько
Хайдов в эдинбургской телефонной книге? Скорее прозвище или псевдоним. В
самом деле, мужчины-проститутки обычно пользуются вымышленными  именами.
Хайд. Джекил и Хайд. Еще одно совпадение: в день, когда к  нему  явилась
Трейси, Ребус читал именно эту книгу.  Искать  еще  и  Джекила?  Джекил:
врач, уважаемый человек, - и Хайд,  его  черное  ночное  alter  ego.  Он
вспомнил темные фигурки, мелькавшие у ворот Колтон-хилла... Нет, слишком
примитивно.
   Он поставил машину на единственное  остававшееся  свободным  место  у
участка на Грейт-Лондон-роуд и поднялся по знакомым ступенькам. Почему с
годами ступени кажутся выше? А еще он мог бы поклясться,  что  когда  он
начинал здесь служить, их было больше. Шесть лет назад? Не так уж  много
по сравнению с целой жизнью. Так почему же он чувствует себя Сизифом?
   - Привет, Джек, - бросил  он,  как  всегда,  дежурному  сержанту,  но
привычного кивка не последовало.
   Джек никогда не отличался чрезмерной улыбчивостью,  но  в  недостатке
воспитания уличен не был. Более того, его кивок мог  виртуозно  выразить
любую эмоцию - от восхищения до презрения.
   Очень и очень странно.
   Ребус решил не обращать  внимания  на  эту  невежливость  и  поднялся
наверх.  Навстречу  ему  по  коридору,  оживленно   болтая,   шли   двое
констеблей; поровнявшись с ним, они вдруг замолчали. Ребус почувствовал,
как у него краснеют щеки, но решил, что либо забыл  застегнуть  ширинку,
либо испачкал чем-нибудь нос.
   Он торопился дошагать до кабинета,  чтобы  выяснить  наконец,  в  чем
дело. Но в кабинете его ждал Холмс. Он сидел за  столом  Ребуса,  в  его
кресле, изучая свои квартирные варианты,  и  бросился  убирать  их,  как
мальчишка, которого застали с неприличной книгой.
   - Хелло, Брайан.
   Ребус снял пиджак и повесил его на крючок у двери.
   - Я собирался попросить вас выписать  из  телефонной  книги  имена  и
адреса всех людей по фамилии Джекил или Хайд. Я понимаю, что это  звучит
идиотски, но...
   - Простите, сэр, я думаю, вам лучше сесть.
   Голос Холмса чуть-чуть дрожал. Ребус уставился  на  него  и  по  лицу
молодого человека понял, что произошло что-то ужасное.

***

   Ребус распахнул дверь кабинета для допроса свидетелей. Лицо его  было
цвета маринованной свеклы, и едва поспевавший за ним Холмс опасался, как
бы инспектора не хватил инфаркт. В комнате находились  двое  сотрудников
сыскной, оба без пиджаков, как после тяжелой работы. Они  обернулись,  и
тот, что сидел, вскочил на ноги, словно приготовившись к потасовке.
   Мальчишка с лисьей физиономией, известный Ребусу под  именем  Джеймс,
тоже вскочил со стула, стоявшего у другого конца стола.  Стул  грохнулся
на кафельный пол.
   - Не подпускайте его ко мне! - взвизгнул он.
   - Послушайте, Джон... - начал один из  детективов,  сержант  Дик,  но
Ребус поднял руку, чтобы показать, что он не собирается скандалить.
   Сотрудники сыскной переглянулись, не  уверенные  в  его  искренности.
Ребус заговорил, не спуская глаз с парня:
   -  Это,  милый  мальчик,  даром  тебе  не  пройдет.  -   Подчеркнутое
спокойствие Ребуса выдавало его яростный гнев. - За это я подвешу тебя к
потолку за яйца, поверь дяденьке на слово.
   Парень понял, что на растерзание Ребусу его никто не отдаст,  осмелел
и осклабился:
   - Ну да, сейчас.
   Ребус рванулся вперед, но Холмс схватил его за плечо.
   - Бросьте, Джон, - произнес второй детектив. - Все выяснится, и очень
скоро.
   - Не сомневаюсь, - прошипел Ребус, и Холмс вытащил его за дверь.
   Ребус стоял в полутемном коридоре, опустив голову. Ярость его прошла,
но он все еще с трудом верил в произошедшее.
   - Инспектор Ребус!
   Они оба резко обернулись. Перед ними стояла секретарша  Уотсона.  Она
тоже выглядела испуганной.
   - Вас хочет видеть суперинтендант. Мне показалось, что  речь  идет  о
каком-то исключительно срочном деле.
   - Еще бы.
   Он шагнул в ее сторону с таким свирепым видом, что она отпрянула.

***

   - При всем моем уважении, сэр, позволю  себе  заметить  -  эту  мразь
подкупили.
   Это  золотое  правило  Ребус  заучил  с  армейского  времени:   когда
ругаешься, разговаривая со старшим, - никогда не забывай вставлять  "при
всем моем уважении, сэр".  Тогда  никто  не  обвинит  тебя  в  нарушении
субординации.
   - Джон... - Уотсон  сцепил  пальцы,  поднес  их  к  лицу  и  принялся
изучать, будто никогда раньше не видел. - Мы вынуждены  принять  дело  к
расследованию. Я знаю, что это бред, никто из наших людей не  поверит  в
поклеп, но мы обязаны доказать, что это поклеп. Это наш долг.
   - И все же, сэр...
   Уотсон остановил его жестом и снова сцепил пальцы.
   - Вы ведь уже и так освобождены от ваших  обязанностей  до  тех  пор,
пока наша кампания не развернется в полную силу.
   - Да, сэр, но это именно то, чего он добивается.
   - Он?
   - Некто по имени Хайд. Он хочет, чтобы я  перестал  раскапывать  дело
Ронни Макгрэта. Вот зачем эта инсценировка.
   - Вполне возможно. Но факт остается фактом: на вас подана жалоба...
   - Этим юным подонком.
   - Он утверждает, что  вы  заплатили  ему  двадцать  фунтов,  если  не
ошибаюсь.
   - Я дал ему двадцать фунтов, но  не  за  то,  чтобы  он  снимал  свои
вонючие штаны!
   - За что же?
   Ребус уже открыл рот, но осекся. В самом деле:  за  что  он  заплатил
мальчишке по имени Джеймс эти деньги? Он так  подставил  сам  себя,  как
никакому  Хайду  и  не  снилось:  сам   выполнил   всю   работу   своего
доброжелателя. А теперь там, внизу, этот Джеймс произнесет  свой  хорошо
выученный монолог  перед  двумя  следователями  -  а  ты,  Джон,  можешь
заявлять что угодно. В дерьме по самую макушку.
   - Отстранить меня от дела - значит сыграть  на  руку  Хайду,  сэр.  -
Ребус решил сделать последнюю попытку:
   - Если парень говорит правду, то почему  не  пришел  прямо  вчера,  а
выждал еще день?
   Но Уотсон словно уперся рогом:
   - Нет, Джон. Я прошу вас  не  появляться  на  службе  день  или  два.
Пожалуй, даже  неделю.  Сделайте  паузу.  Занимайтесь,  чем  хотите,  но
оставьте дела. Мы все уладим, не волнуйтесь. Мы раздробим его  показания
на такие мельчайшие части, что он перестанет понимать, что к чему, потом
один из этих кусочков лопнет - а с ним и вся история. Не волнуйтесь.
   Ребус посмотрел на Уотсона. То, что  тот  говорил,  несомненно  имело
смысл; более того, это было очень  тонко.  Вероятно,  Фермер  совсем  не
такая уж деревенщина.
   Он вздохнул.
   - Как прикажете, сэр.
   Уотсон кивнул, улыбаясь.
   - Кстати, - сказал он, - вы помните Эндрюса? Того,  что  держит  клуб
"Финли'с"?
   - Конечно, вы познакомили нас тогда на ланче, сэр.
   - Вот-вот. Он предложил мне стать членом его клуба.
   - Я рад за вас, сэр.
   - Сейчас, когда с юга понаехало  столько  богатой  публики,  желающие
получить членство ждут своей очереди чуть ли не по целому  году,  но  он
сказал, что  сделает  для  меня  исключение.  Я  ответил,  чтобы  он