занавешенному  окну  и  выглянул,
отодвинув край драпировки. - Если это не беспокоит ваших соседей.
   Хаттон рассмеялся, и даже мрачное лицо модели на секунду повеселело.
   - Они выстраиваются в очередь. - Хаттон подошел  к  окну  и  выглянул
наружу. - Вот почему мне пришлось завесить окно. Просто одолели. Женщины
и мужчины только что не вываливались через подоконник. - Он  показал  на
верхний этаж соседнего дома. - Как-то я щелкнул их пару раз. Им  это  не
понравилось.
   Холмс пошел вдоль стены, показывая то на одно, то на  другое  фото  и
одобрительно кивая. Довольный Хаттон включился  в  экскурсию,  разъясняя
отдельные тонкости и приемы.
   - Вот интересный снимок. - Холмс показал на фотографию  Эдинбургского
замка, окутанного туманом.
   Это был почти тот же кадр, что он видел в газете, и очень похожий  на
фотографию в спальне Ронни.
   Хаттон пожал плечами.
   - Ничего особенного. - Он положил руку Холмсу на плечо.  -  Взгляните
лучше на мои снимки обнаженной натуры.
   Он подвел его к серии отпечатков десять на восемь, приколотых к стене
в углу. Мужчины и женщины, не все  молодые  и  красивые,  но  снятые  со
вкусом.
   - Это лучшие, - пояснил Хаттон.
   - Те, что вам больше всего по душе? -  Холмс  постарался,  чтобы  его
суждение не прозвучало слишком резко, но чувство юмора  все  же  Хаттону
изменило. Он подошел к высокому  комоду,  открыл  нижний  ящик,  вытащил
пачку снимков и бросил их на пол.
   - Смотрите!  -  сказал  он.  -  Порнографии  вы  не  найдете.  Ничего
непристойного. Просто позирующие тела.
   Холмс, казалось, не обращал внимания на снимки на полу.
   - Простите, я совершенно не хотел...
   - Ничего. - Хаттон отвернулся и потер глаза. - Я просто устал.
   Холмс взглянул на Арнольда через плечо Хаттона и, поняв, что ему  все
равно не удастся сделать это незаметно, нагнулся, поднял один из снимков
и сунул в карман пиджака.  Прежде  чем  Хаттон  обернулся,  Холмс  успел
только заговорщицки подмигнуть Арнольду.
   - Люди думают, что щелкать фотоаппаратом целый день очень  просто,  -
продолжал Хаттон.
   Холмс отважился еще раз бросить взгляд к дальней стене и увидел,  как
Арнольд грозит ему пальцем. И хитро улыбается. Выдавать Холмса  он  явно
не собирался.
   - А надо постоянно думать. Каждую минуту, при взгляде на любую  новую
вещь, на  любого  нового  человека  художник  должен  мыслить,  отбирать
материал.
   Холмс уже стоял у дверей и не хотел задерживаться.
   - Не буду дольше отнимать у вас время.
   - Да-да... - Хаттон как будто очнулся от сна. - Конечно.
   - Огромное спасибо за помощь.
   - Не за что.
   - До свидания, Арнольд, - добавил Холмс и закрыл за собой дверь.
   - Продолжим. - Хаттон остановился над кучей фотографий. - Помоги  мне
убрать это, Арнольд.
   - Как скажете.
   Когда они складывали снимки в ящик, Хаттон заметил:
   - Вполне симпатичный юнец для легавого.
   - Да, - отозвался Арнольд, подавая последнюю пачку,  -  не  похож  на
этих ищеек в грязных плащах. - И хотя Хаттон переспросил, что он имеет в
виду, Арнольд только пожал плечами. Все это его не  касается.  А  коп  -
просто дурак: интересоваться бабами, когда перед ним такой красавец...

***

   На улице Холмс постоял несколько минут, слегка дрожа, словно внутри у
него сбился какой-то моторчик. Он приложил руку к груди. Небольшой шум в
сердце, ничего особенного. У кого  их  не  бывает?  Он  чувствовал  себя
преступником, каким, вероятно, и был. Присвоил чужую  собственность  без
согласия владельца. Мальчишкой он таскал вещи из магазинов,  хотя  потом
всегда выбрасывал их. Разве не все дети так поступают?
   Он достал из кармана свою добычу. Фотография свернулась в трубочку, и
он расправил ее. Проходившая мимо женщина с коляской прибавила шагу и  с
отвращением оглянулась.  Все  в  порядке,  мэм,  я  офицер  полиции.  Он
улыбнулся про себя и снова стал рассматривать снимок обнаженной женщины.
Ничего непристойного: снятая сверху  молодая  женщина  лежала,  раскинув
руки, на шелковом или  атласном  покрывале.  Не  очень  умелая  имитация
чувственного  экстаза:  приоткрытые  губы  и  опущеные  веки.  Все   это
выглядело довольно обычно. Интереснее была личность модели.
   Холмс не сомневался, что эта девушка - Трейси, фотографию которой  он
снял со стены пустого дома. Та, о ком он должен был  разузнать.  Подруга
покойного позировала перед аппаратом без одежды и без всякого смущения.

***

   Что заставляло его снова и снова возвращаться в этот  дом?  Этого  он
сам не знал. Ребус направил фонарик на стену с рисунком  Чарли,  пытаясь
разгадать его смысл. Почему от старается  отыскать  логику  в  поступках
запутавшегося юнца? Может быть, из-за не покидающего  его  чувства,  что
тот определенно замешан в деле.
   - В каком деле?
   Этот вопрос он произнес вслух. В юридическом  смысле  слова  никакого
дела не было. Были странные личности, необъяснимые поступки. Вопросы без
ответов. Да, незаконные действия. Но дела как такового не  было,  и  это
раздражало больше всего. Если бы все  загадки  несомненным  и  очевидным
образом были связаны между собой, так, чтобы он мог записать их одну  за
другой на листе бумаги и сказать:  это  требует  расследования...  Части
головоломки растекались, как расплавленный воск.  Но  ведь  когда  свеча
догорела, воск остается. И здесь  оставались  следы,  хотя  вещи  меняли
форму, вещества - состав, действия - смысл. Сама  по  себе  пятиконечная
звезда, обведенная двойным кругом, не  значит  ничего.  Для  Ребуса  она
значила не больше, чем круглый  значок  техасского  шерифа,  который  он
носил мальчишкой.
   Для других это было воплощение зла.
   Он отвернулся от  стены,  вспоминая,  с  какой  гордостью  носил  тот
значок, и поднялся по лестнице. Здесь два дня назад он  нашел  зажим  от
галстука. Войдя в комнату Ронни, Ребус подошел к  окну  и  посмотрел  на
улицу через щель между двумя фанерными листами, закрывавшими окно. Рядом
с его машиной  остановилась  еще  одна.  Та,  что  преследовала  его  от
участка. Он узнал ее сразу: тот самый "форд-эскорт", что ждал возле  его
дома и скрылся. Теперь он припарковался возле  сгоревшей  "кортины".  За
рулем никого не было.
   Половицы скрипнули всего один раз,  и  Ребус  почувствовал  вошедшего
спиной.
   - Вы хорошо знаете дом, раз обошли самые скрипучие доски.
   Он обернулся и направил фонарик в лицо незнакомцу. Молодой  брюнет  с
короткой стрижкой заслонил глаза от  слепящего  луча,  и  Ребус  перевел
фонарик ниже.
   Форма полицейского констебля.
   - Вас зовут Нил, - спокойно произнес Ребус. -  Или  вы  предпочитаете
Нили?
   Его фонарик, опущенный теперь вниз,  давал  достаточно  света,  чтобы
собеседники могли видеть друг друга. Молодой человек кивнул.
   - Можно Нил. Нили - это для друзей.
   - Я не ваш друг, - согласился Ребус. - Ронни был вам другом?
   - Больше  того,  инспектор  Ребус,  -  сказал  констебль,  проходя  в
комнату. - Он был моим братом.

***

   Сесть в комнате Ронни было некуда, да они и не усидели бы  на  месте.
Нил горел желанием рассказать свою  историю,  Ребус  горел  желанием  ее
услышать. На небольшом пятачке у окна он нетерпеливо ходил  от  стены  к
стене, останавливаясь, чтобы получше усвоить отдельные детали в рассказе
Нила. Тот остался стоять у двери, время от времени отталкивая,  а  потом
снова  притягивая  ее  к  себе,  прислушиваясь  к  протяжному  скрипу  и
поворачивая ручку вниз и вверх. Фонарь отбрасывал на стены шаткие  тени,
высвечивая профили говорящего и слушающего.
   - Конечно, я знал, что с ним происходит, - начал Нил. - Хоть он и был
старше, я всегда знал его лучше, чем он меня, всегда мог предсказать его
действия.
   - Вы знали, что он наркоман?
   - Да, он начал еще в школе. Однажды его  поймали,  хотели  исключить.
Через три месяца взяли обратно, разрешили сдать экзамены, и он сдал  все
на "отлично". Мне это не удавалось.
   "Верно, - подумал Ребус, - иногда восхищение заставляет нас закрывать
глаза на..."
   - А после экзаменов он убежал из дома.  Мы  ничего  не  знали  о  нем
несколько месяцев. Родители чуть не сошли с ума, а потом решили выкинуть
его из головы, сделать вид, будто его  не  существовало.  Запретили  мне
упоминать его имя.
   - Но он дал вам знать о себе?
   - Прислал письмо на адрес одного приятеля. Это было хорошо придумано,
родители ничего не узнали. Написал, что поселился в Эдинбурге,  что  там
ему нравится больше, чем в Стерлинге, что у него есть работа и  девушка.
Ни адреса, ни номера телефона.
   - Он часто писал?
   - Не очень. Разумеется, сильно привирал. Написал, что вернется только
на собственном "порше" и докажет отцу и матери, что он взрослый мужчина.
Потом письма прекратились. Я окончил школу и пошел работать в полицию.
   - И перевелись в Эдинбург.
   - Не сразу, через какое-то время.
   - Для того, чтобы разыскать брата?
   Нил улыбнулся.
   - Вовсе нет. Я тоже выкинул его из головы. У меня своя жизнь.
   - И что было дальше?
   - Однажды я поймал его во время патрульного обхода.
   - Где ваш участок?
   - Я служу в Масселборо.
   - Масселборо? Не близкий конец. И в каком смысле поймали?
   - Он шел на автопилоте и явно побитый.
   - Он сказал вам, откуда?
   - Нет, но я сам догадался. Торговал собой на Колтон-хилле.
   - Да, мне уже намекали, что он этим промышлял.
   - Не он первый. Быстрые деньги для тех, кому стало все равно, где  их
брать.
   - А ему было все равно?
   - Раньше нет. Но иногда он... Может быть, я и в самом  деле  не  знал
его так хорошо, как мне казалось.
   - И вы стали приходить к нему?
   - В тот вечер пришлось провожать его до дома, а на следующий  день  я
снова зашел. Он страшно удивился, потому что ничего не помнил.
   - Вы не пытались помочь брату соскочить с иглы?
   Нил помолчал. Дверь снова проскрипела на ржавых петлях.
   - Сначала пытался, - сказал он наконец. - Но казалось, он держится  в
рамках. Я знаю, глупо было в это верить после того, в каком состоянии  я
его видел в первый вечер, но в конце концов таков был его  выбор,  и  он
все время повторял мне это.
   - А как он оценил то, что его брат стал полицейским?
   - Хихикал. Впрочем, я никогда не приходил сюда в форме.
   - До сегодняшнего дня.
   - Да. Я и был-то  всего  несколько  раз.  Мы  всегда  сидели  в  этой
комнате. Он не хотел, чтобы меня видели другие обитатели  дома,  боялся,
что они почуют легавый дух.
   Теперь улыбнулся Ребус.
   - Вы не пытались проследить за Трейси?
   - Трейси? Кто это?
   - Подружка Ронни. Вчера вечером она пришла ко мне домой. Сказала, что
ее кто-то преследует.
   Нил покачал головой.
   - Не я.
   - Но ведь вы были у моего дома вчера вечером?
   - Был.
   - И приходили сюда в тот вечер, когда Ронни умер?
   Вопрос прозвучал слишком прямолинейно, но иначе  не  получалось.  Нил
перестал теребить  ручку  двери,  помолчал  секунд  тридцать  и  глубоко
вздохнул.
   - Да, я заходил.
   - Вы потеряли вот это.
   Ребус показал зажим. Нил не мог как следует рассмотреть его в  слабом
свете фонарика, но сразу понял, о чем идет речь.
   - Черт, моя прищепка от галстука! Я искал ее.  Она  сломалась  в  тот
день, и я положил галстук в карман.
   Ребус снова убрал зажим в карман, Нил понимающе кивнул.
   - Зачем вы ездите за мной?
   - Я хотел поговорить с вами, но не мог набраться смелости.
   - Вы не хотели, чтобы родители узнали о смерти Ронни?
   - Да. Сначала я надеялся, что вы не установите его личность,  но  вам
это удалось. Не знаю, что  будет  с  родителями.  В  худшем  случае  они
обрадуются, потому что окажется, что они были  правы,  когда  вычеркнули
его из своей жизни.
   - А в лучшем случае?
   - В лучшем? - Нил попытался всмотреться Ребусу  в  глаза.  -  Лучшего
нет.
   - Вероятно. Но так или иначе необходимо им сообщить.
   - Я понимаю.
   - Тогда зачем преследовать меня?
   - Потому что теперь вы ближе к Ронни, чем я. Я не  знаю,  почему  это
дело интересует вас,  но  вы  хотите  разобраться.  И  я  тоже.  Я  хочу
выяснить, кто продал ему эту отраву.
   - Я обязательно выясню.
   - А я хочу вам помочь.
   - Это всего лишь первая глупость, которую вы сказали;  для  констебля
не так уж плохо. Дело в том, Нил, что вы только помешаете  мне.  Пока  в
помощниках недостатка нет.
   Нил уныло опустил голову. Ребус понял, что исповедь закончена  и  все
необходимое сказано. Он подошел к двери и остановился напротив Нила.
   - У моей машины четыре колеса, малыш. Вполне достаточно.
   Внезапно  донесшийся  снизу  звук  шагов   показался   обоим   громче
полицейской сирены. Ребус выключил фонарик.
   - Стой здесь, - шепнул он и вышел на площадку.
   - Кто там?
   Внизу появилась темная фигура. Он снова зажег фонарик.  Тони  Маккол,
поднимавшийся по ступенькам, зажмурился и отвернулся.
   - Тони? Дьявол тебя подери! - Ребус стал спускаться.  -  Что  ты  тут
делаешь?
   - Я так и знал, что ты потащишься сюда.
   По гнусавому звуку его голоса Ребус понял, что с  тех  пор,  как  они
расстались несколько часов  назад,  Маккол  не  переставал  пить.  Ребус
остановился и повернул наверх.
   - Ты куда?
   - Закрою дверь. Привидения, сам знаешь, не любят сквозняков.
   Прикрыв скрипучую створку, он  снова  стал  спускаться  вниз.  Маккол
засмеялся.
   -  Я  подумал,  не  пропустить  ли   нам   по   рюмочке   чего-нибудь
существенного. Не той бурды, конечно, что ты лакал сегодня в баре.
   - Хорошая мысль.
   Опытной рукой Ребус направил шатающегося коллегу в  дверной  проем  и
запер за собой дверь. Без сомнения, брат Ронни знает все входы и выходы.
   Как знают, впрочем, и все остальные...
   - Куда едем? Я надеюсь, ты пришел пешком, Тони?
   - Остановил патрульную машину.
   - Ну и славно. Садись.
   - Давай куда-нибудь в Лит.
   - Я предпочитаю центр. На Риджент есть несколько приличных пабов.
   - У Колтон-хилла? - Маккола явно удивило такое предложение. - Знаешь,
Джон, я бы выбрал местечко посимпатичнее.
   - А я нет. Поехали.

***

   Нелл Стэплтон была подругой Холмса. Ему  нравились  высокие  женщины,
возможно потому, что рост его матери был пять футов десять дюймов.  Нелл
была еще почти на дюйм выше, но Холмсу нравилось и это.
   Нелл  была  умнее  Холмса.  Он,  однако,  предпочитал  называть   это
"различием в складе ума". Нелл могла расщелкать самый заумный  кроссворд
из "Гардиан" за пятнадцать минут, но плохо считала и не запоминала имена
и названия: тут Холмс брал верх. Знакомые  говорили,  что  они  красивая
пара, что они подходят друг другу. Им действительно было хорошо  вместе.
Их  отношения  строились  на  нескольких  нехитрых   правилах:   никаких
разговоров  о  браке  и  общей  квартире,  никаких  мыслей  о  детях  и,
разумеется, никаких измен.
   Нелл  работала  библиотекарем  в  Эдинбургском  университете,   Холмс
находил ее профессию очень удобной. Сегодня, например,  он  попросил  ее
подобрать несколько  книг  по  оккультизму.  Она  сделала  даже  больше,
отложив пару диссертаций, которые он сможет прочесть в читальном зале. А
здесь, в пабе, где они встретились, протянула ему список  литературы  по
эзотерике.
   "Мост  вздохов"  был  сейчас  полупустым,  так  же,  впрочем,  как  и
остальные бары старого города в середине недели около восьми вечера. Те,
кто заходили "пропустить по одной" после работы, ушли, набросив  пиджаки
на руку, а  вечерняя  публика  из  новостроек  еще  только  садилась  на
автобусы в сторону центра. Нелл и Холмс устроились за столиком  в  углу,
подальше от игровых  автоматов,  хотя  и  слишком  близко  к  динамикам.
Заказывая еще полпинты пива для себя и  перье  и  апельсиновый  сок  для
Нелл, Холмс спросил девицу за стойкой, нельзя ли сделать музыку  немного
потише.
   - К сожалению, нет. Это нравится нашим клиентам.
   - Но мы и есть клиенты! - настаивал Холмс.
   - Вам нужно обратиться к управляющему.
   - Так я и сделаю.
   - Он еще не пришел.
   Холмс  бросил  на  девушку  уничтожающий  взгляд.  Повернувшись,   он
двинулся к своему столику, но тут же остановился: открыв его кейс,  Нелл
рассматривала фотографию Трейси.
   - Кто это? - спросила она, закрывая кейс.
   Он поставил стаканы на стол.
   - Это по делу, которым я занимаюсь, - ответил он ледяным тоном.  -  А
кто сказал, что ты можешь рыться в моих бумагах?
   - Седьмое правило, Брайан. Никаких секретов.
   - И тем не менее...
   - Очень хорошенькая.
   - Кто? Да я даже...
   - Я видела ее около университета.
   Холмсу стало интересно.
   - Правда?
   - М-мм... В библиотечном кафе. Я обратила на нее внимание, потому что
она выглядела старше других студентов.
   - То есть она учится в университете?
   - Не обязательно, в кафе  может  ходить  кто  угодно.  В  библиотеке,
конечно, одни студенты, но там я ее не встречала. Только в кафе.  А  что
она сделала?
   - Насколько мне известно, ничего.
   - Тогда зачем тебе ее фотография в голом виде?
   - Это в досье, которое я собираю для инспектора Ребуса.
   - Он коллекционирует порнуху?
   Теперь Нелл улыбалась. Он ответил ей тем же, но улыбка замерла у него
на губах, когда в паб, смеясь, вошли Ребус и Маккол.
   Холмс не хотел, чтобы Нелл встречалась с Ребусом. Хотя порой она, как
сегодня, и помогала ему в работе, но когда они проводили  вечер  вместе,
он старался забыть  о  полицейской  службе.  Кроме  того,  он  не  хотел
сообщать Ребусу, что  у  него  есть  знакомая  в  библиотеке,  а  просто
собирался  представить   готовый   материал,   как   только   информация
потребуется.
   Появление веселой парочки портило и вечер, и этот план. И пуще  всего
Холмс боялся, как бы Ребус, подойдя к их столику, снова не напомнил ему,
что его дело - протирать подметки.
   Опустив голову, Холмс краем глаза наблюдал, как Ребус сразу  повернул
к бару, и облегченно  вздохнул:  со  стаканами  в  руке  оба  инспектора
перешли к столу для игры в пул в другом конце  зала  и  заспорили,  кому
бросать двадцатипенсовик.
   - Что случилось? - Нелл нагнула голову к самому столу  и  заглядывала
ему в лицо.
   - Ничего. - Он решительно отвернулся от зала. - Ты хочешь есть?
   - Пожалуй, да.
   - Я тоже.
   - Ты же сказал, что перекусил.
   - Совсем чуть-чуть. Приглашаю тебя в индийский ресторан.
   - Я все-таки допью свой сок? - Нелл сделала три последних глотка, они
вышли, и дверь за ними тихо закрылась.
   Ребус подбросил монетку.
   - Орел или решка?
   - Решка.
   - Твоя взяла.
   Маккол прицелился в треугольник, а Ребус повернулся к двери бара. Что
же, подумал он, почему бы и нет. Холмс не при исполнении, с  девушкой  и
не обязан отдавать честь старшему по званию. Возможно также, что  ничего
нового он не нашел. Но Ребус не мог отделаться от  ощущения,  что  Холмс
демонстративно его проигнорировал.  Днем  Ребус  обошелся  с  констеблем
резко, тот обиделся и отвечает тем же.
   Маккол разбил шары, но ни одного не отправил в лузу.
   - Твоя очередь, Джон.
   Ребус  натер  кий  мелом.  Он  наклонился,  прицеливаясь,  и   Маккол
наклонился рядом с ним.
   - Похоже, это единственный паб  на  всей  улице,  где  не  собираются
голубые, - сказал он тихо.
   - Ты знаешь, что такое гомофобия, Тони?
   - Иди ты... - Маккол выпрямился и проследил за движением шара, так  и
не попавшего в цель. - Разумеется, каждому свое, но  некоторые  из  этих
заведений...
   - Ты в них, похоже, разбираешься.
   - Да нет, только повторяю то, что говорят.
   - Кто именно?
   Маккол отправил в лузу полосатый шар, следом еще один.
   - Брось, Джон. Ты знаешь Эдинбург не хуже меня. Голубой расклад  всем
известен.
   - Как ты сказал, каждому свое.
   В голове у Ребуса почему-то прозвучало: "Ты мне как брат, которого  у
меня никогда не было..." Нет, нет, хватит. В эту игру он уже  наигрался.
Следующий шар Маккол потерял; Ребус  снова  подошел  к  столу  и  сделал
совсем неуклюжую попытку.
   - Как тебе удается играть, столько выпив?
   Маккол усмехнулся.
   - Чем больше пьешь, тем меньше руки