анька не могла это сделать.
   - Вас как зовут ?
   - Осоченко.
   - А имени у вас нет ?
   - Есть. Гоша.
   -  Гоша,  я  понимаю,  что  вы  по  каким-то   причинам   переживаете
случившееся, принимаете все  это  близко  к  сердцу.  Но  давайте  сразу
договоримся - вы заплатили  деньги  с  определенной  целью.  Я  пока  не
понимаю, с какой именно. Поставьте мне конкретную задачу, а потом я буду
задавать   вам   вопросы.   Так   у   нас   разговор   получится   более
членораздельный. Итак, чего вы хотите?
   - Я хочу, чтобы вы доказали невиновность Саньки.
   - Но она сама призналась ?
   - Она ничего не помнит. Она же была под кайфом...
   - Хорошо. А  откуда  у  вас  уверенность,  что  она  не  могла  этого
сделать?
   - Я их очень хорошо знаю. Знал, то есть...
   Его - знал, ее - знаю... Мы в одном классе  учились,  и  до  сих  пор
дружим. Дружили, то есть...
   Она любила его...
   - Это еще ничего не  значит.  Наркотики  существенно  меняют  психику
человека.
   - Она не была конченой наркоманкой...
   И потом, когда она пришла в себя, дверь квартиры была открыта..." +++
   - Стоп, - скомандовал Лоскутков. - Теперь понимаешь?
   - Дверь была открыта... - повторил я. -  Откуда  он  мог  знать,  что
дверь открыта?
   - То-то и оно... Где сейчас Осоченко?
   - Должно быть, в фирме.
   - Позвони. Скажи, что Саньку отпустили.
   Лоскутков придвинул мне телефонный аппарат. Я набрал  номер.  Ответил
Валера.
   - Нет. Он уехал искать жену Валентина.
   Говорят, ее отпустили.
   - А где он может ее искать?
   - Трудно сказать. Может быть,  ждет  у  нее  дома.  Там  ее  родители
приехали.
   - Вы долго еще будете работать? -  поинтересовался  я,  памятуя,  что
направил в фирму Пашу Гальцева.
   - Через час я закрываюсь.
   - Я попробую еще раз  позвонить.  Может,  Гоша  появится?  На  всякий
случай, Валера, запишите номер моего сотового. Пусть он позвонит...
   И я продиктовал номер.
   - Нет? - спросил Лоскутков.
   - Ищет Саньку. Может быть, ждет ее дома вместе с родителями.
   Майор сам принялся набирать номер. По количеству  цифр  я  догадался,
что он тоже звонит на сотовую связь.
   - Володя? У вас сколько машин? А  прослушка  где?  Оттуда  она  может
взять квартиру Чанышевых? Нет? Пусть отправляется туда.
   Надо квартиру послушать. Что? Так-так... Продолжай.  Отлично.  Можешь
даже первый объект отпустить, но его веди. Докладывай о каждом шаге.
   Он положил трубку и глянул на меня привычно зло.
   - Она встретилась с Осоченко  около  частного  магазина  в  Ленинском
районе. Видимо, созвонились заранее. Ноутбук Санька из рук не выпускает.
Зашли прямо в кабинет к директору. Тут же отключили  кассу  в  одном  из
отделов и тоже унесли в  кабинет.  Понятно?  Они  приступили  к  работе.
Сразу, не заходя домой.
   - Вместе продолжают начатое Валентином, - констатировал  я.  -  Может
быть, для того самого Валентина и убили, чтобы не мешал?
   - Пора их брать... - решил Лоскутков.
   - Они все равно вернутся оттуда домой.
   Дома и возьмем. Пусть сделают сначала свое дело. Возможно, в ноутбуке
сохранятся эти данные. Дополнительные улики.
   Майор кивнул.

2

   Гоша Осоченко уже знал, конечно, что газеты окрестили его  Лешим.  Но
это знал только он один. Не знали этого ни Валентин Чанышев, ни его жена
Санька. Валентин и был тем единственным одноклассником, с  которым  Гоша
общался в школьные годы. Чанышев им  командовал,  порой  третировал,  но
главное - не отталкивал от себя достаточно далеко.
   И тогда Гоша был ему благодарен за это.
   Они расстались после школы надолго.
   Гоша ушел служить в армию. Когда вернулся, Валентин  с  Санькой  были
уже мужем и женой.
   У семьи были свои интересы, у Гоши - свои.
   Общались теперь только  изредка.  К  самой  Саньке  Гоша  никогда  не
испытывал никаких чувств. Маленькая, худенькая, незаметная.
   И только после института, проработав некоторое время  в  коммерческой
фирме за унизительную заработную  плату,  Гоша  получил  предложение  от
Валентина об открытии совместной компьютерной фирмы.
   - Это же знаешь, какие деньги надо...
   - Есть деньги. У меня  есть.  Я  дам,  -  Чанышев  был,  как  всегда,
решителен. - Найди еще одного партнера. С вас с каждого - по  пятнадцать
процентов. С меня - семьдесят.
   Устроит? Но работать в фирме будете только вы. Официально. Я же  буду
негласным хозяином.
   Он, как и раньше, хотел властвовать. Терять Гоше  было  нечего.  Даже
пятнадцать процентов - это  гораздо  больше  той  зарплаты,  которую  он
получал. Компьютеризация входила в силу. Гоша согласился  сразу.  Но  он
слышал, что с открытием любой фирмы возникают проблемы.
   - Надо "крышу" надежную искать, чтобы мафия не придавила.
   - Я сам буду "крышей", - сказал Валентин.
   Это опять сказывалась его страсть к власти.
   "Крышей" он быть, конечно  же,  не  мог.  Но  Гоша  сделал  вид,  что
поверил. И только потом узнал, что Чанышев давно и  плотно  работает  на
Хозяинова - человека в городе слишком известного, чтобы кто-то из мелких
рэкетиров посмел тронуть его людей.
   Более того, именно Хозяинов приказал "переехать  куда-нибудь"  фирме,
которая занимала помещение  в  торце  того  же  здания,  часть  которого
занимал сам. И помещение было отдано компьютерщикам.
   К тому времени, когда  Гоша  стал  часто  бывать  в  доме  Чанышевых,
отношения в семье совсем разладились. Сути этого разлада одноклассник не
понимал. Санька уже пристрастилась к наркотикам. Но Валентин  держал  ее
жесткой рукой. Как глава семьи он умел главное - добывать деньги. А жена
рядом с ним выглядела ненужным приложением. Порой она пыталась вырваться
из хватки, но Валентин быстро ставил ее на место. Однажды  Гоша  забежал
по какому-то делу и увидел, как Санька катается  по  полу.  У  нее  была
настоящая ломка. Он слышал, что это  такое.  И  видел,  как  наслаждался
Валентин своей властью, когда достал шприц и  поставил  жене  укол.  Она
затихла.
   Гоши Валентин не стеснялся. Гоша еще со школьных  лет  был  для  него
почти лакеем. Им тоже можно было помыкать точно так же, как женой. А сам
Осоченко про себя посмеивался, впрочем, против такого положения вещей не
возражая. О Лешем к тому времени  уже  заговорили  газеты.  Валентин  бы
просто не вынес того, что Гоша и есть тот самый Леший. Потому что  Леший
- это личность. А личностью Валентин хотел быть только  сам.  Так  думал
Гоша, и он был недалек от истины.
   Скоро Валентин дал  Осоченко  ключи  от  квартиры.  И  просил  иногда
посидеть дома, когда сам отлучался, и присмотреть  за  женой,  чтобы  не
убежала куда-то к  подругам,  с  которыми  вместе  и  начинала  когда-то
колоться.
   В один из таких  моментов  Санька  разбушевалась  и,  как  часто  это
бывает, в гневе разоткровенничалась.
   - Открой дверь... - требовала она от Гоши.  -  Лакей!  Холуй!  Сторож
долбаный...
   - Валентин не велел...  -  спокойно  отвечал  он  почти  с  такой  же
усмешкой, как и у самого Валентина. - И перестань беситься.
   Радоваться должна, что у тебя - такой муж!
   Гордиться им должна. А то надоест ему, пошлет он тебя подальше...
   - Я - радоваться? Я - гордиться? Он меня - пошлет? Идиот. Я здесь - в
тюрьме.
   Я здесь - рабыня. Ты думаешь, Валька сам сделал хоть одну  нормальную
программу?
   У него же в мозгах всего одна извилина. И та  скоро  распрямится!  Он
научился лишь чужие пароли взламывать! Вот предел его таланта.
   Я ведь все программы делаю. А он их в деньги превращает. И потому  не
отпускает меня от себя. Иногда убить грозится. Только не убьет.
   Если убьет, то ему жить будет не на что.  Он  сам  ничего  не  умеет,
кроме  как  моими  трудами  пользоваться.  Как  надо  что,  посадит   за
компьютер, и - делай ему программу. После этого ширануть обещает. А я  и
рада... А я и делаю... Не убьет он меня никогда. Это я его убью. Надоест
мне все - и убью...
   Тогда Гоша не поверил. Принял все это за бред наркоманки. Но  однажды
он пришел, когда Валентина дома не было. Не ладилось с установкой  одной
из последних программ - постоянно зависала при одной и той же  операции,
-  и  клиент  нервничал,  грозился  потребовать  назад  деньги.   Санька
разобралась за несколько минут.  Разобралась  с  тем,  с  чем  сам  Гоша
совладать никак не смог. И тогда он понял, что она говорила правду.
   Иногда Чанышев Гошу даже и не звал, а просто  ставил  Саньке  укол  и
уходил. Так случилось и в тот раз. В тот решающий раз...
   Осоченко пришел. Позвонил. Если не открывают, значит, Валентина  дома
нет. Тогда открыл дверь своими ключами. Посмотрел.
   Санька лежала на полу рядом с диваном невменяемая, хотя и с открытыми
глазами. Идиотски чему-то улыбалась.  Халат  на  ней  был  распахнут,  и
виднелась тощая, почти детская грудь. Гоша  понял,  что  она  не  сможет
ничего вспомнить и рассказать Валентину. Он встал на колени перед ней  и
положил руку на эту  грудь.  Внутри  у  Гоши  все  затрепетало.  Изнутри
подступила острая боль. Невыносимо захотелось поцеловать Саньку в тонкие
и сухие обветренные губы. Но он сразу не решился. Нож привычно оттягивал
карман. И Гоша подумал вдруг, что после поцелуя он не совладает с  собой
и убьет Саньку. Так, с рукой у нее под халатом,  стоял  он,  замерев  на
коленях, около пяти минут. А потом все же наклонился и поцеловал.
   Какие мягкие и горячие оказались у нее губы! Такие горячие губы  были
только у одного человека на свете. Именно они всегда звали и манили его.
   Он целовал и целовал ее бесконечно. В неудобной позе, но не  чувствуя
неудобства.
   А потом Саньке, видимо, что-то пригрезилось в трансе,  она  протянула
руки, обхватила Гошу за шею и прижала к себе. Он просто лег на нее, рука
сама собой скользнула вниз, и Гоша понял, что под халатом у Саньки нет и
трусиков.
   И тогда он забыл все на свете...
   У него получилось в первый раз в жизни!
   У него не получалось до этого ни  с  одной  из  убитых  женщин.  А  с
Санькой - получилось.
   Гоша был счастлив. Он чувствовал себя парящим над полом, парящим  над
этой ужасающе худющей женщиной. Великое  чувство  обладания  переполняло
его.
   Но и отсюда, из квартиры,  он  убежал,  как  убегал  обычно  с  места
преступления. Случившееся тоже казалось ему преступлением.  Хоть  и  без
убийства, но преступлением против Валентина.
   "Без убийства?" - подумал он через  несколько  часов.  А  почему  без
убийства? Он, Леший, убивал людей только за то, что они ничего не  могли
ему дать. Так почему же он не сможет убить для того, чтобы взять? Это  -
его женщина. Она нужна, она просто физически необходима  ему.  Он  не  в
состоянии прожить без нее оставшуюся жизнь. Без нее он будет убивать еще
многих, у кого нет таких, как у нее, горячих губ.
   Нет таких губ? А может быть, есть? И он начал метаться. От городского
соснового боpa - к квартире Чанышевых. И за короткий срок убил еще  трех
женщин. Но таких губ не нашел. Надо ли было искать дальше? И что дали бы
ему горячие губы, попадись они там, в лесу? Там он все равно должен  был
бы убить.
   Разве это справедливо? Убивать многих - или убить одного Валентина? И
тогда начал созревать план. Но один он этот план выполнить не  смог  бы.
Нужно было выполнить его вместе с Санькой.
   Гоша совершенно изменился по отношению к ней. Приходя в гости  -  уже
специально выбирая  время,  когда  Валентина  дома  нет,  -  он  подолгу
беседовал с Санькой. Несколько раз случалось, что он заставал ее в таком
же состоянии, как и в первый раз.  И  тогда  все  повторялось.  Он  даже
жаждал этих моментов, хотя и понимал, что  удовлетворить  его  полностью
они не могут. Надо было действовать  решительнее.  Но  как?  Он  не  мог
заговорить с Санькой об этом.
   Решилось все просто. В очередной его приход  она  была  в  нормальном
состоянии.
   - Валентин только что уехал. Вечером вернется, -  сказала  она  тихо,
затем так же тихо улыбнулась и легла на диван. - Иди сюда, Гоша...  Иди,
обними меня... Поцелуй... У тебя - такие горячие губы...
   Он испугался.
   Санька это заметила и засмеялась:
   - Дурачок! Я все давно уже поняла и все знаю. Иди же сюда...  Я  тебя
ждала...
   Он подошел так несмело, что она засмеялась опять:
   - Подойди, обними... И я что-то тебе скажу...
   Он наклонился над ней.
   - Я беременна.
   А через несколько дней они договорились.
   И решили, как все  сделать.  План  выработала  сама  Санька.  Она  не
захотела, как думал сначала Осоченко, подкараулить Валентина  на  улице.
Во-первых, там  полно  случайных  свидетелей.  И  это  грозит  провалом.
Во-вторых, убийство на улице будет выглядеть откровенно заказным.  Тогда
на  жену  может  пасть  подозрение.  Ее  сложный  ум  опять   пошел   по
парадоксальному пути - извилистой, но четко выверенной тропой. По  этому
же принципу она и делала свои  остроумные  компьютерные  программы.  Она
захотела сама себя обвинить - но так, чтобы ее нельзя  было  обвинить  в
действительности. И тогда подозрение само собой с  нее  бы  сняли.  Гоша
сначала не согласился.
   План показался ему слишком опасным.  Но  она  настояла.  И  назначили
время. Санька к тому времени должна будет быть уколотой.
   А Гоша застрелит Валентина и уйдет.
   Все так и произошло. И все, возможно,  прошло  бы  более  гладко,  но
Санька была не в состоянии сесть за компьютер, а Гоша не сумел корректно
выйти из программы. И начались параллельные неприятности. Они все  карты
и спутали, они привлекли к делу слишком много внимания.

3

   Лоскутков положил трубку:
   - Все! Они прибыли на место. Выходы из подъезда контролируются. Брать
будем обоих.
   Потом разберемся.
   Мы поехали на его  машине.  На  свою  я  только  посмотрел  с  легкой
печалью. За нами следовала группа захвата на "уазике".
   У  подъезда  нас  поджидал  Володя  в  своей   машине.   Он   кивнул,
подтверждая, что Гоша с Санькой на месте, и молча присоединился к нам.
   -  Заходим  только  мы  с  майором,  -  скомандовал  я.  -  Остальным
спрятаться на лестнице. Сверху и снизу.
   Я позвонил в дверь. Послышались шаги.
   Открыл Гоша.
   - Мы не слишком поздно?  -  Я  шагнул  за  порог,  вынуждая  Осоченко
отступить в сторону и пропустить нас с майором в квартиру.
   - Проходите.
   Мы и так уже прошли.
   Посреди комнаты стоял стол,  обычно  задвинутый  между  секретером  и
книжным шкафом. За столом сидела пожилая пара и Санька Чанышева.
   - Ужинаете? - спросил я.
   - Ужинаем... - тихо ответил Гоша, а глаза его истерично забегали.  Он
почувствовал неладное.
   - А мы вам кое-что на десерт приготовили, - сказал я. - Ну-ка,  Гоша,
подставляй руки...
   И я полез в задний карман брюк под куртку.
   Он не шевелился.
   - Руки, руки, говорю, подставляй. Ладони... - я почти  смеялся.  Даже
майор Лоскутков улыбался.
   Осоченко подставил ладони, словно я собирался насыпать ему на  десерт
горсть семечек. Но вместо  семечек  я  быстрым  движением  защелкнул  на
запястьях наручники. Он не испугался щелчка, только долго и  непонимающе
рассматривал "браслеты", а потом вдруг заплакал Лоскутков достал  вторую
пару.
   - Попрошу и вас приготовить руки, - сказал он Саньке.
   Ее родители сидели молча...

Глава восемнадцатая

   Дождь разгулялся не на шутку. Сильный, косой, он тугими струями бил в
окна - так, что я вынужден был даже форточку закрыть.
   А то пришлось бы через пару часов плавать по  квартире  на  диване  и
грести тапочками вместо весла. Но под этот дождь хорошо засыпалось.
   Проснулся я от постороннего  звука.  Явно  кто-то  стучал  в  стекло.
Первый этаж у меня  -  достаточно  высокий,  в  окна  не  заглянешь,  но
постучать вполне можно.
   Я осторожно выглянул из-за шторы, стараясь остаться в темной  комнате
незамеченным.
   Тут же накинул на себя халат, сунул ноги в тапочки  и  вышел  открыть
подъездную дверь.
   Паша Гальцев держал  в  руке  пластиковый  пакет,  и  этой  же  рукой
придерживался за стену. Вторая рука висела плетью. Две  дырки  в  рукаве
куртки наглядно объясняли причину.
   Подстрелили. Но пакет он все же забрал.
   - Заходи. - Я взял его под здоровую руку и  провел  в  квартиру,  где
усадил промокшего гостя прямо на постель и стал осторожно  стаскивать  с
Паши куртку.
   - Где тебя так?
   - В подвале. Но я все же свое забрал.
   С курткой справиться было  сложно,  свитер  же  и  рубашку  я  просто
разрезал на плече.
   Раны, на мой профессиональный взгляд, были серьезными.
   - Надо в больницу. Пули - внутри.
   Я прижег края ран йодом и начал накладывать тампоны. Благо аптечка  у
меня оказалась укомплектованной.
   - Нельзя мне в больницу. Я же - в розыске!
   - Придется сдаваться. Ты слишком много  крови  потерял  и  много  еще
потеряешь. Необходима операция. Поверь мне. Я много ран  на  своем  веку
повидал. В четырех странах повоевать пришлось.
   Паша посмотрел на меня страдающим взглядом.
   - Значит, опять на зону...
   - Иного выхода я не вижу. Ну что, я вызываю "Скорую"?
   Он вздохнул, но, очевидно, вздох принес ему много боли:
   - Вызывай...
   Я быстро вызвал "Скорую помощь".
   Паша приподнялся с дивана.
   - Я что к тебе пришел. Тебя Хозяинов приговорил "Заказал" Гаврошу.
   - Это кто такой?
   - Не такой, а такая. Девка. Бывшая спортсменка. Завтра придет к  тебе
в офис с утра.
   Будь готов.
   - Спасибо. Откуда ты это знаешь?
   - Я подслушивал. Из-за того и попался.
   Телохранителей я уложил, как твоего майора, без проблем. А  она  меня
подстрелила. Еле ушел.
   - Ладно. Я обязательно ее дождусь.
   - Еще. Пакет этот спрячь, а? Я же не на всю жизнь отправляюсь...
   - Извини, Паша... А вот этого я сделать не могу.
   Он вдруг хрипло, с заметной болью, рассмеялся.
   - Я заранее знал, что ты спрятать не захочешь.  Я  сам  уже  спрятал.
Ладно хоть, сказал честно. Но ты сегодня у меня  наводчиком  работал.  Я
наводчику двадцать процентов бросаю. Здесь, в пакете,  десять  кусков  в
баксах.
   Твоя доля. Бери...
   Я растерялся. Очень интересная получается  картина  -  частный  сыщик
стал наводчиком у домушника и работает за двадцать процентов?
   В это время позвонили в двери. Приехала "Скорая помощь". Паша сел.
   - Бери.
   Я шагнул к двери и обернулся.
   - Возьму. И на эти деньги тебе  адвоката  хорошего  найду.  А  потом,
может, и передачку соображу...

***

   Пашу увезли. А я посмотрел на часы - половина  пятого  утра,  и  стал
названивать.  Сначала  -   Панкратову,   с   опозданием   вспомнив   его
предупреждение о недовольстве поздними звонками со стороны матери, потом
- Лоскуткову. Договорились брать Хозяинова сейчас же. А Гавроша - у меня
в офисе, утром.
   И утром же устроить им очную ставку...