наю,  -  кто  это
сделал. Тот же человек, который месяц назад подложил бомбу. Майор Руперт
Тайдермен.
   - Но это бессмысленно. - Колин вытаращил на меня глаза.
   - Да. Очень мало смысла.
   Я рассказал ему, как майор Тайдермен взорвал бомбу, когда мы все были
в безопасности на земле, а сегодня, думая, что самолет Нэнси поведу я  и
сумею посадить его и без радио, испортил электропроводку.
   - Но... это... значит...
   - Да, - сказал я.
   - Он пытается создать впечатление, будто кто-то хочет убить меня.
   Я кивнул.
   - И в то же время старается это сделать  так,  чтобы  ты  обязательно
остался в живых.

ГЛАВА 11

   Следственная комиссия, словно ищейки ада, не замедлила выйти на след.
В  комнате  для  команды  меня  встретил   не   высокий   рассудительный
следователь, а  квадратный  коротышка  с  упрямой  челюстью  и  глазами,
начисто лишенными юмора. Он отказался сесть  и  предпочел  вести  беседу
стоя. С ним не было  молчаливого  помощника  с  блокнотом,  его  команда
состояла из одного человека, и этому человеку очень хотелось кого-нибудь
строго наказать.
   - Должен обратить ваше внимание на  правила  аэронавигации,  параграф
тысяча  девятьсот  шестьдесят  шестой.  -  Голос  звучал   отрывисто   и
бескомпромиссно. Традиционная вежливость коллег по комиссии была сведена
до минимума.
   Я продемонстрировал близкое знакомство с  параграфом,  о  котором  он
спрашивал. И неудивительно: правила  аэронавигации  регулировали  каждый
шаг профессиональной жизни пилота.
   - Мы получили информацию, что в прошлую пятницу  вы  нарушили  статью
двадцать пятую, параграф четвертый, подраздел  "а",  и  статью  восьмую,
параграф второй.
   Я подождал, пока он договорит, а потом спросил:
   - Кто сообщил вам?
   - Это не имеет отношения к делу. - Он строго посмотрел на меня.
   - Не пилот ли "Полиплейн"?
   Он невольно моргнул.
   - Если мы  получаем  обоснованную  жалобу  о  нарушениях  правил,  мы
обязаны ее расследовать.
   Обосновать жалобу не составляло труда.  Комната  для  команды  еще  и
утром в понедельник была завалена субботними  газетами,  посвященными  в
основном еще одному покушению на Колина Росса. На  первых  полосах  всех
газет крупным планом фотографии. Мои пассажиры по  минутам  расписывали,
как мы вели самолет, в котором находился Колин, над  морем,  а  потом  к
дому на высоте семисот футов.
   Пассажиры ничего не присочинили, все правда. Единственная незадача  в
том, что одномоторный самолет типа "Чероки-шесть" не имеет права  летать
над морем на такой небольшой высоте с платными пассажирами. Кроме  того,
пилот  такого  самолета  не  имеет  права  садиться  на  аэродроме,  где
облачность ниже тысячи футов.
   - Вы признаете, что нарушили параграф?..
   - Да, - прервал я.
   Он открыл рот, потом снова закрыл его.
   - Э-э, ну так, - прокашлялся следователь. - Вы получите повестку.
   - Да, знаю.
   - Как мне представляется, не  первую.  -  Просто  констатация  факта,
никакой издевки.
   - Не первую, - безучастно согласился я. Наступило молчание.  Потом  я
спросил:
   - Как действует это приспособление? Пакетик  с  азотной  кислотой  на
резинке?
   - Это вас не касается.
   Я пожал плечами.
   - Я же могу спросить любого школьника, который изучает химию.
   Следователь заколебался. Он  относился  к  людям,  которые  не  любят
откровенничать. Он бы никогда, в отличие  от  высокого  следователя,  не
признал, что в решениях его правительства или его  комиссии  могут  быть
какие-нибудь  ошибки  или  даже  недоработки.  Но,  поискав   в   памяти
соответствующий  параграф  и  перебрав  все  правила,  регулирующие  его
работу, он понял, что имеет право ответить на мой вопрос.
   - Пакетик на резинке содержал стекловату, смоченную в слабом растворе
азотной  кислоты.  Участок  провода  на  кабеле,   идущем   к   главному
рубильнику, был оголен и  обмотан  стекловатой.  Азотная  кислота  такой
концентрации, видимо, часа полтора разъедала провод.  -  Он  замолчал  и
задумался.
   - А резинка? - подтолкнул я его.
   - Ну... Поскольку азотная  кислота  так  же,  как  и  вода,  проводит
электричество, то пока стекловата касалась  провода,  электропровод  был
разъеден. Поэтому, для  того,  чтобы  разомкнуть  электрический  контур,
необходимо  было  стекловату  убрать.  Это  было  достигнуто  с  помощью
резинки. Когда  азотная  кислота  разъела  провод  насквозь,  концы  его
разъединились, и уже ничто не  мешало  резинке  сократиться  и  оттащить
стекловату. Я понятно объясняю?
   - Понятно, - подтвердил я.
   По-моему, он испытывал небольшое физическое и моральное потрясение от
того,  что  так  много  сказал   подозреваемому   в   нарушении   правил
аэронавигации. Он с неожиданной энергией двинулся к двери.
   - Ладно, - на ходу бросил он мне. -  Теперь  я  должен  поговорить  с
мистером Харли.
   - Вы уже поговорили с майором Тайдерменом? - спросил я.
   После некоторой заминки он произнес:
   - Это вас не касается.
   - Вероятно, вы уже видели его?
   Молчание.
   - Вам удалось его найти?
   Молчание.
   - Хотя, может быть, майора нет дома?
   Снова молчание. Потом он обернулся  и  произнес,  подчеркивая  каждое
слово:
   - Это не ваше дело. Вы не имеете права задавать мне такие вопросы.  Я
больше не буду вам отвечать. Я приехал сюда, чтобы задавать вопросы вам,
а не отвечать на ваши. - Он с легким щелчком закрыл рот и  опять  строго
посмотрел на меня. - А ведь меня предупреждали, - пробормотал он.
   - Надеюсь, вы  найдете  майора  раньше,  чем  он  поставит  очередное
устройство в самое неподходящее место, - вежливо заметил я.
   Он  фыркнул  и,  не  оглядываясь,  вышел  из  комнаты  для   команды,
направляясь в кабинет Харли. Харли  знал,  зачем  приехал  представитель
следственной комиссии, он еще с пятницы злился на меня.
   -  Мистер  Шор  признает,  что  нарушил   правила,   -   заявил   ему
представитель следственной комиссии.
   - Он не мог не признаться, - сердито проворчал Харли, - если  учесть,
что  все  базы  военно-воздушных  сил  страны  говорили  ему  о   низкой
облачности над Кембриджем.
   - В таких обстоятельствах, - продолжал  коротышка,  -  ему  следовало
немедленно вернуться в Манчестер,  где  высота  облачности  еще  была  в
допустимых правилами пределах, и ждать там улучшения погоды, А он вместо
этого летал над всей восточной  Англией  с  недопустимо  низким  запасом
горючего.  Ему  следовало  искать  свободный  от  облачности   аэропорт.
Правильно было бы сразу вернуться.
   - И черт с ним, с этим Колином Россом, - произнес я светским тоном.
   Они синхронно поджали губы.  Больше  сказать  было  нечего.  Если  вы
проскочили на красный свет и превысили скорость ради того, чтобы  спасти
жизнь человеку, вовремя доставив его в больницу, вас все  равно  накажут
за нарушение правил движения. Либо гуманность,  либо  закон  -  извечное
противоречие. Каждому приходится делать свой выбор и ждать последствий.
   - Я не несу никакой ответственности за то, что вы сделали,  -  мрачно
заявил Харли. - Я категорически утверждаю и повторю  это  в  суде,  если
понадобится, что вы действовали, нарушая инструкции "Дерридаун",  и  что
"Дерридаун" абсолютно не связан и не имеет никакого  отношения  к  вашим
действиям.
   Я хотел было спросить, не  принести  ли  ему  тазик  для  ритуального
умывания рук, но, подумав, решил промолчать.
   - И безусловно, - продолжал он, - если вам присудят штраф, вы  будете
платить сами.
   "Всегда мне не везет, - подумал я. - Работаю в фирмах,  которые  сами
на грани банкротства и не могут быть щедрыми".
   - Все? - спросил я у них. - У нас есть заказ, если  вы  помните...  -
добавил я, повернувшись к Харли.
   Они оба недовольно смотрели мне вслед, а я собрал нужные документы  и
полетел на "Ацтеке", чтобы забрать бизнесменов  в  Элстри  и  отвезти  в
Гаагу.

***

   В ту пятницу, едва Колин и я заперли самолет Нэнси, чтобы  никто  его
не трогал, как  увидели  мчавшиеся  на  нас  передовые  когорты  местной
прессы, которая обогнала даже следственную комиссию. В ту ночь  не  спал
ни один репортер, ни один редактор, готовились срочные ночные и утренние
выпуски о чудесном спасении Колика Росса.
   Сохранить в секрете переговоры самолета с землей так  же  невозможно,
как  переплыть  Атлантический  океан  на  спасательном  круге.   Десятки
радиолюбителей, живущих на земле, но устремленных в  небо,  слушали  мои
переговоры с  диспетчером  радара  Бирмингема  и  оборвали  в  Кембридже
телефоны, чтобы узнать, спасся ли Колин Росс.  Они  бесстрашно  сообщили
газетам о возможности его гибели. О его прибытии целым  и  невредимым  в
телевизионных  новостях  сообщили  через  сорок   минут   после   нашего
приземления. Великая четвертая власть Британии  описала  каждый  вдох  и
выдох пассажиров. Нэнси и Энни Вилларс даже охрипли, отвечая на вопросы,
и спаслись от журналистов только в женском туалете. Колин  привык  иметь
дело с репортерами, но даже он к тому времени, когда  вырвался  от  них,
стал бело-синим от усталости.
   - Пойдем, - сказал он мне, - заберем Нэнси и поедем домой.
   - Мне надо позвонить Харли...
   Харли  уже  знал  и  взорвался,  как  петарда.  Кто-то  -  как  потом
выяснилось, служащий "Полиплейн", - позвонил и рассказал  ему,  что  его
высококвалифицированный пилот нарушил все правила в поисках Колина Росса
и посадил "Дерридаун" в лужу. Известие о том, что его лучший клиент  жив
и  завтра  оплатит  все  расходы,  не  произвело   на   Харли   никакого
впечатления. "Полиплейн" заставил его подергаться, и все по моей вине.
   Я  остался  в  Кембридже,  пообещав  Харли  заплатить  за  ангар  для
самолета, и вместе с Нэнси и Колином отправился домой.
   Домой?
   Опасное, тревожащее память слово. И самое скверное, что я и на  самом
деле чувствовал себя там дома. Всего в третий раз я приходил в этот дом,
такой родной, уютный, где так легко... Не стоило  мне  чувствовать,  где
так легко... Не стоило мне чувствовать, что  я  принадлежу  этому  дому,
потому что я ему не принадлежал.

***

   Субботнее утро я провел, разговаривая с кембриджской полицией лично и
со следственной комиссией в Лондоне по телефону.  В  обеих  организациях
невнятно бормотали, что, возможно, им придется попросить майора  Руперта
Тайдермена помочь в расследовании. В субботний полдень я без приключений
отвез Колина в Хейдок. Субботнюю ночь я опять с удовольствием  провел  в
Кембридже. В воскресенье мы с  Колином  полетели  в  Букингем,  потом  я
поменял "Чероки-шесть" на "Ацтека" и  доставил  Колина  в  Остенде.  Мне
удавалось избегать встречи с Харли  до  самого  вечера  воскресенья.  Но
когда я наконец вернулся, он стоял и ждал, пока я заведу машину в ангар,
и потом больше получаса читал нотацию, как важно соблюдать букву закона.
Главный  пункт  его  аргументов  заключался  в  том,  что,  если  бы   я
предоставил  Нэнси  самой  себе,  она   благополучно   приземлилась   бы
где-нибудь на плоских равнинах восточной Англии. У нее не оставалось  бы
выбора. И конечно же, настаивал Харли, она не ударилась бы  ни  об  одну
радиомачту, ни о трубы тепловых электростанций, которые в  этом  районе,
будто иглы, пронизывают облака. Они все отмечены на карте, и  она  легко
избежала бы их. Нэнси ведь знала, что, если она начнет снижаться, то  ей
грозит налететь на один из устремленных в небо пиков, будь то труба  или
мачта. Телевизионная мачта в Мендлшеме уходит под облака больше  чем  на
тысячу футов. Но, говорил Харли, она сумела бы  миновать  ее  тоже.  Без
сомнения, она благополучно села бы на любом плоском поле.
   - Как бы вы себя чувствовали в ее положении? - спросил я.
   Он не ответил. Как пилот и как бизнесмен Харли был чертовски глуп.

***

   Во вторник Харли сказал, что Колин отменил свой полет в Фолкстон,  но
что мне надо на "Чероки-шесть" забрать владельца лошади и его  друзей  в
Ноттингеме и отвезти в Фолкстон.
   Я решил, что Колин переменил свои планы и вместо Фолкстона  поехал  в
Понтефракт.  Но  я  ошибся.  Он  прилетел  в   Фолкстон.   На   самолете
"Полиплейн".
   Я узнал, что он участвовал в соревнованиях в Фолкстоне, только  после
скачек, когда он вернулся на такси в аэропорт.  Он  вылез  из  машины  в
обычном потрепанном виде и прошел мимо меня, направляясь к "Полиплейн".
   - Колин, - окликнул я его.
   Он остановился,  оглянулся  и  посмотрел  прямо  мне  в  лицо.  Очень
недружелюбно.
   - В чем дело? - озадаченно спросил я. - Что случилось?
   Он отвел глаза,  я  проследил  за  его  взглядом.  Колин  смотрел  на
"Полиплейн", возле которого стоял пилот и  самодовольно  ухмылялся.  Это
был тот тип, который отказался  помочь  Кенни  Бейсту,  и  самодовольная
улыбка не сходила с его физиономии весь день.
   - Ты прилетел с ним?
   - Да. - Голос холодный. Глаза тоже.
   - Не могу понять...
   - Ты... ты... - Он окинул меня уничтожающим взглядом. - Мне  противно
даже говорить с тобой.
   От  чувства  нереальности  происходящего  у  меня  отнялся  язык.   Я
ошарашенно смотрел на него.
   - Ты просто разгромил наш дом... О, полагаю, что ты  не  хотел...  Но
Нэнси ушла из дома, а Мидж, когда я уходил, сидела и плакала...
   - Но почему? - в ужасе воскликнул я. - В воскресенье утром, когда  мы
расстались, все было прекрасно...
   - Вчера, - с горечью сказал он,  -  Нэнси  вчера  узнала.  У  себя  в
аэроклубе. Это абсолютно раздавило ее. Она вернулась домой в  шоке,  все
перевернула, все расшвыряла и разбила, а сегодня утром собрала  сумку  и
ушла. Ни я, ни Мидж не смогли задержать ее. Мидж в ужасном  состоянии...
- Он замолчал, и желваки перекатились у него по щекам. - Какого черта ты
сам не сказал ей? Духу не хватило?
   - Не сказал что?
   - Что? - Он сунул руку в карман потрепанных джинсов и вытащил вырезку
из газеты. - Вот что.
   Я взял газету. Развернул. И  почувствовал,  как  у  меня  одеревенело
лицо. Я знал, что он видит, как у меня одеревенело лицо.
   Он дал мне вырезку с самым злым, с  самым  несправедливым  отчетом  о
моем процессе, где меня обвиняли в том, будто я подверг опасности  жизнь
восьмидесяти семи пассажиров.  О  том  самом  процессе,  который  удивил
высокого следователя. Давно  забытое  дело  четырехлетней  давности.  Но
протоколы хранятся, и каждый, кто хочет сенсацией на один день  привлечь
внимание публики, может раскопать их.
   - Но это еще не все, - продолжал Колин. - Он сказал ей,  что  ты  был
уволен с другой аэролинии за трусость.
   - Кто сказал ей? - еле выговорил я и протянул ему  вырезку.  Он  взял
ее.
   - Это имеет значение?
   - Да.
   - Для него в этом не было никакой выгоды. Это и убедило ее.
   - Значит, никакой выгоды... Ты уверен?
   - Конечно, а какой ему интерес?
   - Ей сказал этот пилот "Полиплейн"? К примеру, тот, с кем ты  сегодня
прилетел?
   Сейчас этот тип повернулся к нам спиной. "Отыгрался, - подумал  я,  -
за то, что я пригрозил ему, когда Кенни проклинал его".
   Колин открыл рот.
   - Не было выгоды, - горько сказал я. - Смешно. Все лето они  пытаются
перетянуть тебя у "Дерридаун", и наконец-то им, кажется, удалось.
   Я отвернулся от Колина Росса, что-то сдавило мне горло. Наверно, я не
мог бы больше сказать ни  слова.  Я  подумал,  что  он  уйдет,  сядет  в
"Полиплейн" и швырнет мое будущее в корзину для мусора.
   Но он подошел ко мне и взял за руку.
   - Мэтт...
   Я сбросил его руку.
   - Скажи своей драгоценной сестрице:  из-за  того,  что  я  вел  ее  в
Кембридж, мне пришлось нарушить правила, и меня снова будут судить. Меня
приговорят к штрафу, и я опять погрязну в долгах. Но в этот раз я шел на
нарушение с открытыми глазами... не то  что  тогда...  -  Я  показал  на
вырезку дрожащей рукой. - И тогда меня наказали за то, что в общем-то не
было моей виной.
   - Мэтт... - Колин был потрясен.
   - И что касается трусости, ей сообщили искаженные факты...  О,  я  не
сомневаюсь, что они звучали убедительно и  ужасно...  "Полиплейн"  много
выиграл, расстроив ее... Но я не понимаю... не понимаю, почему  ей  было
мало просто уговорить тебя не летать со мной.
   - Почему ты сам не рассказал ей?
   Я встряхнул головой.
   - Возможно, когда-нибудь и рассказал бы. Я не думал, что эта важно.
   - Не важно! - воскликнул он в яростном раздражении. - Она сделала  из
тебя героя, а потом узнала, что герой-то  на  глиняных  ногах.  Конечно,
тебе следовало все ей рассказать, раз ты собираешься  на  ней  жениться.
Ясно, что именно это и потрясло ее...
   Я потерял дар  речи.  Челюсть  буквально  отвисла.  Наконец  я  задал
дурацкий вопрос:
   - Ты сказал "жениться"?..
   - Ну да, конечно, - нетерпеливо подтвердил он, и лишь потом, кажется,
заметил мое состояние,  близкое  к  шоку.  -  Ты  же  собирался  на  ней
жениться. Разве нет?
   - Мы никогда... даже не говорили об этом.
   - Нет, должно быть, говорили, - настаивал он. - Я  подслушал,  как  в
воскресенье вечером они с Мидж обсуждали этот вопрос, когда  я  вернулся
из Остенде. "Когда ты выйдешь замуж за Мэтта", - сказала  Мидж.  Я  ясно
слышал. Они в кухне мыли посуду. Они решили, что ты переедешь  и  будешь
жить с нами... Они распределили спальни... - Он говорил все тише и тише.
- Разве это... не правда?
   Я молча покачал головой.
   Колин недоуменно смотрел на меня.
   - Ох, девушки, девушки, - вздохнул он.
   - Я не могу жениться на ней, - мрачно объяснил я. - У меня не  хватит
денег даже на разрешение...
   - Это не имеет значения, - перебил он.
   - Для меня имеет.
   - Но не для Нэнси. - Он задумался. - Ты хочешь сказать... она не  так
далека от истины в конечном счете?
   - Совсем недалека...
   Он посмотрел на вырезку, которую все еще держал в руках,  и  вдруг  с
яростью смял ее.
   - Это выглядело так ужасно, - пробормотал он с  нотками  извинения  в
голосе.
   - Это и было ужасно.
   Он внимательно посмотрел на меня.
   - Да, понимаю.
   Подъехало такси, резко  остановилось  и  выгрузило  моих  пассажиров,
веселых,  раскрасневшихся,  с  бутылкой  шампанского  в  руках.   Лошадь
владельца победила.
   - Я объясню ей, - пообещал Колин. - Найду и приведу домой. - Внезапно
его лицо исказилось от ужаса, будто он увидел страшное.
   - Куда она отправилась?
   Он сморщился, словно от боли.
   - Она сказала... - Он сглотнул. - К Чантеру.

***

   Весь вечер я просидел в вагончике  с  желанием  разнести  это  убогое
жилище на куски. Мне хотелось  выворотить  плиту  в  кухне.  Расколотить
окна. Измолотить стены.
   Наверно, мне стало бы легче, если бы я это сделал.
   Чантер...
   Я не мог есть, не мог думать, не мог спать.
   Вечно я не слушаюсь собственных советов:  не  увлекайся.  Если  бы  я
держался в стороне, то ничего бы меня и не трогало. Ледяное спокойствие.
Равнодушие.
   Я попытался снова вернуться в Арктику и ничего не принимать близко  к
сердцу, но было уже поздно. Чувство кипело во мне с неожиданной для меня
самого силой, и я ничего не мог поделать. Я не понимал раньше, как люблю
ее. Знал, что она мне нравится, что мне хочется чаще ее видеть,  быть  с
ней, не расставаться надолго. Я считал, что в любой момент могу удержать
наши отношения на дружбе, не сознавая, как  далеко  зашел,  как  глубоко
завяз.
   О, Нэнси...
   Выпив полбутылки виски, подаренного Кенни Бейстом, я заснул, но лучше
мне не стало. В шесть я проснулся такой же  несчастный,  но  вдобавок  с
головной болью.
   В тот день не было полетов, и ничто не могло отвлечь мои мысли.
   Нэнси и Чантер...
   Утром, дойдя  до  ручки,  я  позвонил  из  автомата  для  клиентов  в
Ливерпуль, в художественную школу, и попросил дать  мне  адрес  Чантера.
Сухой голос  секретарши  ответил,  что  она  очень  сожалеет,  но  в  ее
служебные  обязанности  абсолютно  не  входит  давать  домашние   адреса
сотрудников. Я могу написать письмо на адрес школы, и они передадут  его
адресату.
   - Как вы думаете, могу я с ним поговорить? - спросил я. Хотя  что  бы
это дало - одни Бог знает.
   - Бо