долг следить за безопасностью самолета, а не его.
   - Совершенно верно.
   - Разве вам не следовало пойти вместе с ним, когда он  отправился  за
газетой?
   Мне нечего было сказать.
   - За безопасность самолета отвечает пилот.
   Как ни крутись, а дело всегда сводится к ответственности пилота.
   Это была моя вторая встреча со  следственной  комиссией.  Первая,  на
следующий день после взрыва, проходила  в  дружелюбных  и  сочувственных
тонах, и слово "ответственность" ни разу не прозвучало, хотя и парило  в
воздухе. Оно неминуемо должно было появиться позже и лечь на  чьи-нибудь
плечи.
   - В течение  прошедших  трех  дней  мы  беседовали  со  всеми  вашими
пассажирами, и ни один из них не представляет, кто бы хотел убить его  и
почему?  Поэтому  теперь  мы  считаем,  что   должны   более   тщательно
рассмотреть вопрос о том, как могла бомба попасть в самолет, и надеемся,
что вы не будете возражать, если мы зададим вам  очень  много  вопросов.
Затем мы сложим все полученные от вас сведения и  будем  рады,  если  вы
подпишете протокол...
   - Сделаю все, что смогу.
   Буду копать собственную могилу. Снова.
   - Все пассажиры считают, что бомба была в свертке,  который  вы  сами
принесли на борт.
   Очень мило.
   - И намеченной жертвой был Колин Росс.
   Я сжал зубы.
   - Вы так не думаете?
   - Честно говоря, у меня и мысли нет, кто был  намеченной  жертвой,  -
сказал я. - Но не думаю, что бомба была в подарке.
   - Почему?
   - Подарок купила утром его сестра.
   - Мы знаем. - Вопросы задавал высокий человек с глазами,  обращенными
внутрь, будто он постоянно  консультировался  с  компьютером  у  себя  в
голове. Вкладывал в него каждый ответ, который получал,  а  потом  ждал,
пока раздастся щелчок, и компьютер выдаст заключение. В его  манерах  не
чувствовалось  агрессивности,  и  у  него  явно  не  было  поводов   для
преследования. Он собирал факты, выискивал причины, как ищейка, пущенная
по следу. Он знал запах правды. И никто бы не смог сбить его со следа.
   - Сверток пролежал на полке в раздевалке почти весь день, - продолжал
я. - А в раздевалку  не  разрешается  никому  входить,  кроме  жокеев  и
гардеробщиков.
   - Мы понимаем, что это так. - Он улыбнулся. - Могла ли в свертке быть
бомба? Судя по весу.
   - Наверное.
   - Мисс Нэнси Росс  говорят,  что  в  свертке  была  большая  красивая
бутылка шампуня для ванны.
   - Не осталось ни одного осколка? - спросил я.
   - Ни одного. - Высокий человек сморщил нос. - Мне  редко  приходилось
видеть такое абсолютное разрушение.
   Мы сидели в административном здании компании  "Дерридаун"  у  старого
военного аэродрома под Букингемом.  Помещение  называлось  комнатой  для
команды. В "Дерридаун" тратили деньги только  на  внешний  вид  кабинета
управляющего, зала ожидания для пассажиров и холла. Комната для  команды
выглядела так, словно стены уже давно отпраздновали серебряную  свадьбу.
Линолеум на полу давно достиг совершеннолетия. Трем из  четырех  дешевых
стульев еще надо было дожить до  зрелости,  а  пружины  четвертого  были
сломаны, так что удобнее было сидеть на полу.
   Убожество стен отчасти скрывали карты,  метеорологические  таблицы  и
различные инструкции для летчиков, некоторые из них давно устарели.  Там
висело и расписание полетов, где регулярно повторялась  моя  фамилия.  В
объявлении, написанном красными крупными буквами, сообщалось, что любой,
кто не  вернет  документы  самолета  вовремя,  будет  уволен.  Документы
"Чероки" сгорели и не были  возвращены.  Я  надеялся,  что  когда-нибудь
наконец поймут всю бессмысленность этих правил.
   Высокий   внимательно   осмотрел   обшарпанную    комнату.    Второй,
приземистый, коренастый, молчаливый, сидел, уткнувшись в свой блокнот, и
грыз зеленый карандаш.
   - Мистер Шор, я знаю, что у вас есть  лицензия  пилота  и  сертификат
штурмана.
   Он явно выяснил, кто я. Я это предполагал.
   - Да.
   - Воздушное  такси...  едва  ли  та  работа,  которой  вы  хотели  бы
заниматься.
   Я пожал плечами.
   - Высочайшая квалификация... - Он покачал головой. - Вас  готовили  к
полетам в Британской  компании  трансокеанских  воздушных  сообщений,  и
девять лет вы работали у них. Первый пилот. На  пороге  представления  в
капитаны. И потом вы ушли.
   - Да.
   - Они никогда не берут обратно. Такая у них политика. Никогда.
   Высокий мельком заглянул в свои записи.
   -  Потом  вы  летали  в  качестве  капитана  на  частной   британской
авиалинии,   пока   она   не   ликвидировалась.   И   после   этого   на
южноамериканской авиалинии, откуда, как я понимаю, вас уволили. А  затем
весь прошлый год вы возили оружие и,  наконец,  этой  весной  занимались
обработкой посевов с воздуха. И теперь - воздушное такси.
   Они  ничего  не  забывают.  Интересно,  кто  составил  мой  послужной
список?
   - Я не возил оружия. Продукты, медикаменты, беженцев и раненых.
   - С некоторых глубинных полевых аэродромов  в  Африке.  -  Он  слегка
улыбнулся. - Темными ночами. Вас ни разу не подбили?
   Я посмотрел на него. Он поднял руки.
   - Знаю, знаю, все законно, вполне прилично  и,  разумеется,  не  наше
дело. - Он прокашлялся. - Не были ли вы... э-э... объектом расследования
года четыре назад? Когда работали в компании "Бритиш интврпорт"?
   - Был. - Я набрал побольше воздуха и медленно выдохнул.
   - М-м... - Он посмотрел в бумаги, потом в сторону. - Я читал отчет по
этому делу. У вас не отобрали лицензию.
   - Не отобрали.
   - Хотя но фактам дела можно было ожидать, что отберут.
   Я промолчал.
   - За вас заплатили штраф?
   - Нет.
   -  Компания  оставила  вас  капитаном,  хотя  вы  были   обвинены   в
халатности. Тем не менее, они вас не  уволили.  -  Это  был  полувопрос,
полуутверждение.
   - Правильно, - согласился я.
   Если ему нужны детали, пусть прочтет полный отчет. Он знал это,  и  я
знал. И он не собирался заставлять меня рассказывать, в чем  заключалось
дело.
   - Да... Хорошо, - сказал он. - Кто подложил бомбу в "Чероки"? Когда и
почему?
   - Хотел бы я знать.
   Его манеры не изменились. Тон оставался дружелюбным. Мы оба словно не
заметили его осторожную попытку нажать.
   - Вы совершили посадку в Уайт-Уолтеме и в Ньюбери...
   - В Уайт-Уолтеме я не запирал самолет, потому  что  припарковался  на
траве прямо под окнами зала ожидания и почти все время мог  видеть  свою
машину. Это продолжалось все полчаса. Я прилетел  немного  раньше...  Не
думаю, чтобы в  Уайт-Уолтеме  у  кого-то  была  возможность  или  кто-то
подумал, что у него есть возможность подложить бомбу в самолет.
   - В Ньюбери?
   - Все пассажиры  оставались  на  местах,  кроме  меня.  Пришел  Колин
Росс... Мы положили его сумку в багажник спереди...
   Высокий покачал головой.
   - Взрыв произошел сзади. Но крайней мере, за сиденьем пилота.  Осмотр
обломков ясно свидетельствует об  этом.  Некоторые  металлические  части
сиденья пилота врезались в приборную панель.
   - Всего за минуту, - задумчиво проговорил я. - Скверная штука.
   - Да... У кого в Хейдоке была возможность?
   - Полагаю, у любого. - Я невольно вздохнул. - С той минуты,  когда  я
дал ключи майору Тайдермену, и до  того  времени,  когда  я  вернулся  к
самолету.
   - Долго это продолжалось?
   - Часа три. Но...
   - Но что?
   - Никто не мог рассчитывать, что самолет останется незапертым.
   - Пытаетесь увильнуть?
   - Вы так считаете?
   Он уклонился от ответа и сказал:
   - Я, пожалуй, соглашусь с вами, что знать это не  мог  никто.  Но  вы
просто облегчили злоумышленнику задачу.
   - Пусть так, - проговорил я. - Но вы должны признать, что угонщики  и
автомобильные воры каждый день отпирают замки машин,  а  ключи  самолета
точно такого же рода. Человек, сумевший изготовить и подложить в самолет
бомбу, вероятно, смог бы открыть маленький простой замок.
   - Возможно, - вздохнул он и повторил:
   - Но вы облегчили ему задачу.
   Проклятый майор  Тайдермен,  мрачно  подумал  я.  Тупой,  беззаботный
старый осел. Кольнула мысль: мне следовало настоять, что я пойду  с  ним
или сам принесу газету, но ведь мне  так  не  хотелось  оставлять  Нэнси
одну.
   -  Оставим  вопрос  с  замками...  Кто  имел  возможность  подойти  к
самолету?
   - Любой. - Я пожал плечами. - Пересечь скаковую дорожку, - и все.
   - Самолет был припаркован напротив трибун и,  я  уверен,  на  виду  у
сотен зрителей.
   - Да. Фактически в ста ярдах. Но все же с трибун  трудно  разглядеть,
что делает человек возле самолета. Предположим, кто-то  ходит  вокруг  и
заглядывает в окна, но вы же знаете, так делают многие.
   - А вы никого не заметили?
   - Нет, - покачал я годовой. - В течение дня я несколько раз  подходил
к  самолету.  Правда,  я  не   ждал   неприятностей,   и   особенно   не
приглядывался.
   - Хм. - Он с минуту подумал. - Насколько я  знаю,  рядом  стояли  два
самолета компании "Полиплейн".
   - Да.
   - Надо будет поговорить с пилотами. Возможно, они что-то заметили.
   Я промолчал. Ни с того ни с  сего  глаза  у  него  стали  жесткими  и
мрачными.
   - Они были дружелюбны? - спросил он.
   - Пилоты? Не особенно.
   - То есть враждебны? - Он осуждающе посмотрел на меня.  -  Вы  же  не
глухой. Не может человек, работающий в "Дерридаун", не  знать,  что  эта
компания и "Полиплейн" в  любой  момент  готовы  выцарапать  друг  другу
глаза.
   - Плевать мне на их вражду, - вздохнул я.
   - У вас слюны не хватит, когда они начнут писать на вас доносы.
   - Доносы? На меня? За что? Не понимаю, о чем вы говорите.
   - Если вы нарушите правила хотя  бы  на  один  дюйм,  то  еще  колеса
самолета не остановятся, а "Полиплейн"  уже  пришлет  нам  донос.  -  Он
саркастически улыбнулся. - Они идут на все, чтобы  выдавить  "Дерридаун"
из бизнеса. На большую часть  их  доносов  мы  не  обращаем  внимания  -
злобные выдумки. Но, если летчик действительно нарушил  инструкции  и  у
"Полиплейн" есть свидетели, мы начинаем расследование.
   - Очень мило.
   -  Авиации  никогда  не  понадобится   специальная   полиция,   чтобы
расследовать нарушения. Каждый занят  тем,  чтобы  настрочить  донос  на
коллегу. Иногда это вызывает у нас смех.
   - Или слезы.
   - Слезы тоже. - Он сухо  кивнул.  -  В  авиации  нет  вечной  дружбы.
Коллеги, которых человек считает своими друзьями,  первыми  отказываются
от знакомства с ним, едва только мелькнет неприятность. В авиации, чтобы
предать, даже не ждут,  пока  прокричит  петух.  -  В  его  голосе  ясно
слышалась горечь. Но его  огорчало  несовершенство  мира,  а  не  личная
обида.
   - Вы не одобряете такое положение.
   - Нет. Так нам работать, конечно,  легче.  Но  мне  меньше  и  меньше
нравится смотреть, как люди, спасая себя, толкают в пропасть других. Это
унижает их. Они становятся мелкими.
   - Но они  не  всегда  виноваты  в  нежелании  оказаться  втянутыми  в
историю. Законы авиации такие жестокие, такие непрощающие...
   - Когда вы попали под следствие, друзья в  "Интерпорт"  окружили  вас
заботой и поддержали?
   Я вспомнил долгие недели одиночества.
   - Они ждали, чем кончится дело.
   - Боялись запачкаться, - кивнул он.
   - Это было так давно, - сказал я.
   - Но человек никогда не забывает, что был отвергнут. Это травма.
   - В  "Интерпорт"  не  отвергали  меня.  Они  не  уволили  меня,  и  я
проработал там еще год, пока компания не лопнула. И, - добавил я, - я не
имел никакого отношения к их разорению.
   - О, я знаю. - Он тихо  засмеялся.  -  Мои  хозяева  в  правительстве
устроили это и выдавили их из дела.
   Меня  не  удивили  его  слова.  История  авиации   выложена   трупами
разорившихся авиакомпаний. Угроза  банкротства,  будто  орел-стервятник,
нависает  над  владельцами,  и  еще  раньше,  чем  фирма  отдаст  концы,
разрывает ее на части. "Бритиш игл", "Хэндли  пейдж",  "Бигл"  -  список
погибших  бесконечен.  "Интерпорт"  -  одна  из   крупнейших   компаний,
"Дерридаун", которая еще держится на плаву, -  одна  из  мельчайших,  но
проблемы  те  же  самые.  Неизбежные   огромные   расходы.   Ненадежные,
непостоянные доходы. Пишите сумму прописью.
   - Есть еще одно место, где могла быть подложена бомба. - Я замолчал.
   - Назовите его.
   - Здесь.

***

   Высокий следователь и его молчаливый коллега с зеленым  карандашом  и
блокнотом спустились в ангар, чтобы задать вопросы старому Джо.
   Харли вызвал меня к себе в кабинет.
   - Они закончили?
   - Они пошли спросить у Джо, не подложил ли он бомбу в "Чероки".
   -  Нелепо.  -  Харли  был  раздражен,  впрочем,  это  его  постоянное
состояние.
   - Или не подложил ли Ларри?
   - Ларри?
   - В то утро он улетел в Турцию, - напомнил я. - Не оставил ли он  нам
кое-что в наследство?
   - Нет. - Ответ быстрый, резкий и страстный.
   - Почему он ушел?
   - Так  захотел.  -  Харли  сердито  посмотрел  на  меня,  не  скрывай
неприязни. - Вы говорите, будто следственная комиссия.
   - Простите, - примирительно сказал я. - Наверно, их тон заразителен.
   Кабинет Харли напоминал о временах, когда фирма процветала.  Пол  был
покрыт ковром, краска на стенах еще сохранила следы  молодости,  дорогой
удобный стол не грозил занозами. Мягкие голубые шторы окаймляли  большое
окно,  выходившее  на  летное  поле,  а  несколько  хороших   фотографий
самолетов  в  рамках  украшали  стены.  Когда  приходили   клиенты,   им
разрешалось  сидеть  в  почти  новом  легком  кресле.  Команда  занимала
деревянные стулья с прямой спинкой.
   Сам Харли был владельцем, управляющим, главным инструктором  полетов,
бухгалтером   и   мойщиком   окон.   Его   штат   состоял   из    одного
квалифицированного механика,  давно  перевалившего  пенсионный  возраст,
одного парня, время от времени помогавшего механику, одного  летчика  на
полной ставке (меня) и одного летчика, которого Харли вызывал  в  случае
необходимости, потому что тот милях в двадцати от аэродрома  "Дерридаун"
учил желающих летать.
   Богатство "Дерридаун", кроме взорвавшегося "Чероки",  составляли  еще
три пригодные для полетов машины и одна симпатичная девушка.
   Из трех  самолетов  два  маленьких  одномоторных  использовались  для
тренировочных полетов, а  третий  -  двухмоторный  "Ацтек"  восьмилетней
давности - был оборудован для относительно дальних полетов.
   Девушка Хони, дочь брата Харли, работала за гроши ради любви к делу и
была тем краеугольным камнем, на котором держалась вся постройка. Я знал
ее голос лучше, чем лицо, потому что она целый день сидела в контрольной
башне и руководила воздушным движением над аэродромом, В  перерывах  она
печатала на машинке все бумаги, вела  бухгалтерские  дела,  отвечала  на
телефонные звонки в отсутствие дяди и собирала плату  от  приземлившихся
на аэродроме летчиков. Считалось, что она сохнет  по  Ларри,  и  поэтому
очень редко спускается вниз из своего вороньего гнезда.
   - Хони выплакала все глаза по Ларри, - объяснил  мне  коллега,  когда
Харли вызвал его в очередной раз. - Но подождите, недели через  две  она
займется вами. Еще не  было  ни  одного  хорошего  пилота,  которого  бы
упустила наша Хони.
   - А как с вами? - Меня забавлял его рассказ.
   - Со мной? Она  выжала  меня,  как  лимон,  еще  до  появлений  этого
проклятущего Ларри.
   - После бомбы мы потеряли  два  заказа,  -  мрачно  заявил  Харли.  -
Клиенты говорят, что "Ацтек" слишком дорогой, и лучше ездить на  машине.
- Он потер рукой лоб. - Есть один "Чероки-шесть" в Ливерпуле, его  можно
взять в аренду. Я только что договорился по телефону. Его пригонят  сюда
завтра утром. Когда вернетесь из Ньюмаркета, посмотрите и  скажите,  что
вы о нем думаете.
   - А как со страховкой прежнего? - без энтузиазма спросил я. - Дешевле
купить новый, чем брать в аренду.
   - Он был куплен в рассрочку, - сердито объяснил Харли. -  Чудо,  если
мы получим хоть пенни. И вообще, это не ваше дело.
   Харли, полноватый и  лысоватый,  не  обладал  нужной  хваткой,  чтобы
вытянуть "Дерридаун" из грязи. Он обращался со мной скорее  как  хозяин,
чем как коллега, и причину такого отношения я вполне понимал.
   - Джо последний из тех, кто подложил бы  бомбу  в  любой  самолет,  -
вызывающе проговорил Харли. - Он же ухаживает  за  ними,  как  мать.  Он
полирует их!
   Это правда. Самолеты "Дерридаун" искрились чистотой снаружи  и  пахли
шампунем внутри. И вообще,  обманчивая  атмосфера  процветания,  которая
окружала повернутый к публике  фасад  фирмы,  создавалась  исключительно
стараниями Джо.
   Следственная комиссия вернулась из ангара  с  несколько  ошеломленным
видом. Я догадался, что Джо хорошо поработал острым как бритва языком. В
шестьдесят девять лет, со сбережениями в банке, он  мог  себе  позволить
устанавливать свои законы. Джо хмуро  выслушал  мое  предположение,  что
соскочил один из приводов.
   - Это невозможно в моем самолете, - сдержанно сказал он. - А если  вы
правы, то это брак изготовителей. И можете убираться!
   - Эта неполадка спасла жизнь Колику Россу, - напомнил я. -  Вы  могли
бы потребовать медаль за такое благое дело.
   Он открыл рот и заткнулся.
   Следственная комиссия прошагала в кабинет Харли. Высокий сел в кресло
для клиентов, "зеленый карандаш" - на стул с прямой спинкой, а я остался
стоять, прислонившись к стене.
   - Мы пришли к заключению, - сказал высокий,  -  что  на  летном  поле
любой, кому вздумалось, мог подойти к "Чероки" и  положить  в  него  что
угодно. Любой сотрудник компании,  любой  посетитель,  приехавший  в  то
утро, любой зевака, оказавшийся поблизости. Мы предполагаем,  что  бомба
была нацелена на Колина Росса, но у нас нет никаких доказательств.  Если
это действительно так, кто-то точно знал, когда Росс будет в самолете.
   - Последний заезд в четыре тридцать. Он в  нем  участвовал,  -  начал
Харли. - Не надо много ума, чтобы рассчитать: в пять сорок  он  будет  в
воздухе.
   - В пять сорок семь, - поправил его высокий. -  Точно  в  пять  сорок
семь.
   - В пять сорок, в пять пятьдесят - в любое время после пяти тридцати,
- раздраженно настаивал Харли.
   - Интересно, где же была бомба? - задумчиво протянул высокий. - Вы не
заглядывали в коробку с медикаментами для первой помощи!
   - Нет. - Я удивленно уставился на него. - Только проверил, что она на
месте. Я никогда не заглядываю в нее.  И  в  огнетушители  тоже.  И  под
сиденья...
   - Правильно. - Высокий кивнул. - Она могла быть в любом из этих мест.
Или в завернутом в цветную бумагу подарке.
   - Отбросьте эту мысль, - фыркнул Харли.
   Я медленно отклеился от стены.
   - Предположим, - неуверенно начал я, - предположим, что во всех  этих
местах бомбы не было. Предположим, она лежала где-то глубоко, спрятанная
от  глаз.  Где-то  между  переборкой  кабины   и   внешней   обшивкой...
Предположим, она была  плоская,  как  блюдце...  Из-за  воздушных  ям  и
бесконечных поворотов, которые я делал, чтобы избежать кучевых  облаков,
она  сдвинулась  с  места  и  опустилась  на   привод   руля   высоты...
Предположим, именно это я почувствовал... и потому решил приземлиться...
Так что получается, сама бомба и спасла нас.

ГЛАВА 5

   На следующий  день  я  возил  на  "Ацтеке"  пять  человек,  жокеев  и
тренеров, из Ньюмаркета в Ньюкасл на скачки  и  обратно,  и  всю  дорогу
слушал их ворчание насчет того,  что  полет  обходится  слишком  дорого.
Вечером я опробовал пригнанный из Ливерпуля "Чероки", который все  время
падал на левое крыло. Стрелка, показывающая количество горючего в баках,
без конца прыгала, и электропроводка была явно неисправна.
   - Самолет не очень хороший, - сказал я Харли.  -  Старый,  шумный  и,
вероятно, жрет много горючего. И, по-моему, что-то  не  так  с  зарядкой
батарей.
   - Он летает, - перебил меня Харли,  -  и  стоит  дешево.  А  Джо  все
исправит. Я беру его.
   - Кроме того, он оранжево-белый, почтя как машины "Полиплейн".
   - Я не слепой, - раздраженно взглянул он  на  меня,  -  сам  знаю.  И
неудивительно,