казали виду, что уже встречались.  Я  надеялся,  что  он  не
заметил мгновенно охватившего меня напряжения, возникшего в ответ на то,
что испытывал он. И  напряжение,  которое  я  ощущал,  никак  не  хотело
уходить.
   Карти-Тодд  точно  соответствовал   описанию   герцога.   Человек   с
располагающей внешностью, хорошим голосом, кончивший  престижную  школу.
Именно таким ему и следовало быть, чтобы уловить герцога в свои сети.  И
на столе, конечно, стояли фотографии  в  серебряных  рамках,  о  которых
говорил герцог.
   У него были темные волосы с благородной сединой на висках,  маленькие
густые усы, розовато-желтая загорелая  кожа  и  серовато-голубые  глаза,
подчеркнутые массивными очками в черной оправе.
   Герцог удобно расположился в кресле у окна, и вокруг его великолепной
головы сиял солнечный нимб. Он закинул ногу на ногу и курил сигару. Весь
его вид говорил о том, как он доволен и как прекрасно себя чувствует. Он
с гордостью любовался офисом фонда, который создал с такими благородными
целями. Ради его спокойствия мне искренне хотелось, чтобы он никогда  не
очнулся от этого розового сна.
   Когда я вошел, Чарльз  Карти-Тодд,  достав  из  круглой,  полупустой,
красной с золотом жестянки апельсиновую корочку в шоколаде, угощал юного
Мэтью. Теперь он  сел  и  снова  предложил  Мэтью  шоколад.  Мэтью  взял
конфету, поблагодарил и съел ее. Но мальчик все  время  с  настороженной
сдержанностью следил за каждым движением Карти-Тодда. Как  и  герцог,  я
верил инстинкту Мэтью: он предусмотрительно включил желтый свет, если не
красный. Я надеялся, что ради нас всех  у  него  хватит  хороших  манер,
чтобы не высовываться.
   - Чарльз, дайте Мэтту форму для вступления в фонд, ведь он специально
для этого пришел, - довольным тоном попросил герцог.
   Карти-Тодд послушно поднялся, подошел к шкафу  с  картотекой,  открыл
верхний ящик и вытащил два листа бумаги. Один оказался формой, а  другой
- страховым сертификатом, украшенным причудливыми виньетками. Я заполнил
очень простую форму, а Карти-Тодд вписал  в  сертификат  мою  фамилию  и
номер. Потом я вручил ему пять фунтов,  в  результате  чего  остался  на
кукурузных хлопьях до получки. Но дело было сделано.
   - Теперь будьте осторожны, Мэтт, - пошутил герцог, а  я  улыбнулся  и
пообещал не рисковать.
   - Боже милостивый! - Герцог посмотрел на часы и встал.  -  Теперь  мы
все вместе пойдем на скачки. Пора. И никаких извинений,  Чарльз,  больше
не принимаю. Я настаиваю,  чтобы  вы  позавтракали  со  мной.  -  Герцог
повернулся ко мне и объяснил:
   - Чарльз очень редко бывает на скачках. Можете представить?  Ему  это
не интересно! Но, поскольку ипподром совсем рядом...
   Мне  было  понятно  отвращение  Карти-Тодда  к  конному  спорту.   Он
предпочитал быть человеком-невидимкой, неузнанным,  анонимным,  каким  и
оставался до сих пор. Он был  вынужден  очень  осторожно  выбирать  дни,
когда он может пойти на скачки. По-моему, он  никогда  не  появлялся  на
трибунах или в баре, не узнав заранее, что герцога там нет.
   Мы все вместе направились к ипподрому, впереди герцог с Карти-Тоддом,
сзади юный Мэтью и я. Мальчик чуть замедлил шаг и тихо спросил:
   - Мэтт, вы заметили нечто странное в мистере Карти-Тодде?
   Я взглянул на  Мэтью.  Лицо  полуозабоченное,  полунедоумевающее.  Он
ждал, что я успокою его.
   - Что ты имеешь в виду под словом "странное"?
   - Я раньше ни у кого не видел таких глаз.
   Дети невероятно наблюдательны. Мэтью инстинктивно заметил то, что  я,
зная, пытался разглядеть.
   - Но я не стал бы говорить ему об этом, - задумчиво протянул я. - Ему
может не понравиться.
   - По-моему, не понравится. - Он  помолчал.  -  Мне  тоже  не  слишком
нравятся такие, как он.
   - Понимаю.
   - А вам?
   - И мне не нравятся.
   - Я так и подумал. - Он удовлетворенно кивнул. - Не  понимаю,  почему
дядя так увлекся им. - Мэтью помолчал, потом бесстрастно добавил:
   - Дядя совсем не  разбирается  в  людях.  Он  думает,  все  такие  же
симпатичные, как он. А это не так.
   - Ты скоро сможешь стать его опекуном...
   Он засмеялся.
   - Я хорошо знаком с опекунами. У меня их хватает. Этого нельзя,  того
нельзя. Мама говорит, что других слов они не знают.
   - Дядя тоже твой опекун?
   - Нет, он не опекун, потому что мама говорит, что у него  совсем  нет
здравого смысла, чтобы контролировать такое  состояние,  и  что  в  один
прекрасный день он вложит все деньги в мыльные пузыри. Я спросит дядю, в
какие  мыльные  пузыри  он  собирается  вложить  деньги,  но  он  только
засмеялся. Он сказал, что у него есть биржевой маклер, который  за  всем
следит, а дядя только становится богаче. А когда ему  нужны  деньги,  он
говорит своему маклеру, тот продает акции и присылает дяде  деньги.  Все
просто. Мама зря беспокоится.  Дядя  ни  в  какую  беду  с  деньгами  не
попадет, потому что знает, что ничего о них не знает, понимаете,  что  я
имею в виду?
   -  Мне  не  хотелось  бы,  чтобы  он  слишком  много  отдал   мистеру
Карти-Тодду, - заметил я.
   Мэтью бросил на меня мгновенный понимающий взгляд.
   - Я тоже это почувствовал...  Как  вы  считаете,  правильно,  если  я
постараюсь немного поостеречь дядю?
   - По-моему, вреда от этого не будет.
   -  Я  должен  это  сделать,  -  твердо  сказал  мальчик.  -  Но  дядя
фантастически привязался к нему. - Мэтью задумался и вдруг улыбнулся.  -
Но должен признать, апельсиновая корочка в шоколаде была ужасно вкусной.
***

   Энни Вилларс была расстроена из-за Кенни Бейста.
   - Утром я выбрала момент и навестила Кенни. У него сломаны обе ноги и
стеклом порезано лицо. Он не сможет в этом сезоне участвовать в скачках.
К счастью, он застраховался в Фонде защиты от несчастных случаев.  Кенни
сказал, что послал им  десять  фунтов,  поэтому  надеется  получить  две
тысячи. Этот фонд - замечательная идея.
   - Вы уже вступили?
   - Конечно. После бомбы. Тогда я, разумеется, не знала, что  это  дело
рук Руперта. Но все же лучше сделать сразу, как решил,  чем  откладывать
на потом, не так ли?
   - Не знаете, Китч и конюхи тоже застраховались?
   Энни кивнула.
   - Это были конюхи Китча. Он посоветовал им всем застраховаться.  Даже
предложил, что будет сам посылать по частям взносы  из  их  зарплаты.  В
Ньюмаркете только и говорят, как им повезло. Все конюхи  в  округе,  кто
еще не вступил в фонд, в ближайшие дни пошлют свои пять фунтов.
   - Вы читали о Руперте Тайдермене в "Спортинг  лайф"?  -  нерешительно
спросил я.
   Лицо у нее сморщилось, словно от боли. Впервые с тех пор,  как  я  ее
знал, мягкая линия губ была естественной, не намеренной.
   - Бедный Руперт... Какой конец... быть убитым!
   - Нет никакого сомнения?
   Энни покачала головой.
   - Я звонила в местную газету в Кембле. Возле этого города его  нашли.
В газете рассказали, что он лежал под насыпью у моста,  проходящего  над
железной дорогой. В Кембле считают, что его выбросили ночью  из  машины.
Там не признают версии, будто он упал с поезда. - Она  снова  растерянно
покачала головой. - Его ударили ножом под левую лопатку, и  он  умер  за
много часов до того, как его нашли.

***

   Мне долго не удавалось поговорить  с  герцогом  без  Карти-Тодда,  но
наконец я улучил момент.
   - Я оставил бумажник в офисе фонда, - пожаловался я ему.  -  Наверно,
забыл на столе, когда платил взнос... Как  вы  думаете,  сэр,  возможно,
чтобы вы дали мне ключ, если у вас есть, а  я  быстро  сбегаю  и  заберу
бумажник?
   - Дружище, конечно. - Герцог достал маленькую связку ключей и  выбрал
один, совсем новый и ярко блестевший. - Вот, возьмите.
   - Сэр, вы так добры. Я очень скоро вернусь. - Я сделал шаг к  воротам
ипподрома, но потом обернулся и с улыбкой пошутил:
   - А что было бы, сэр, если бы вы погибли в автомобильной  катастрофе?
Что случилось бы с фондом?
   Он добродушно улыбнулся, будто похлопал меня по плечу, успокаивая.
   - Дружище, все  предусмотрено.  Я  подписал  бумаги,  в  которых  все
оговорено. Деньги фонда гарантированы специально выделенной долей  моего
состояния.
   - Чарльз видел эти бумаги?
   - Естественно. Само собой разумеется. Знаете, он хорошо разбирается в
таких делах.

***

   Я уже подходил к главным воротам, когда бодрый голос окликнул меня.
   Я обернулся. Ко мне спешил Колин с седлом  под  мышкой.  Он  проиграл
первый заезд.
   - В моем распоряжении одна секунда, - выпалил он. - Надо  переодеться
к следующему заезду. Ты уходишь? Ты видел Нэнси?
   - Нет. Я искал ее. Я подумал... вероятно...
   - Она здесь. Там, на балконе. С Мидж.
   Я проследил за его взглядом, и правда, наверху,  касаясь  друг  друга
головами, они весело болтали. Нэнси и Мидж. Две половинки одного целого.
   - Знаешь, которая из них Нэнси? - спросил Колин.
   - Та, что слева, - без колебания ответил я.
   - Большинство не могут их различить.
   Колин заметил выражение моего лица и с досадой воскликнул:
   - Если у тебя к ней такое чувство, то какого черта ты не говоришь  об
этом, чтобы она знала! Она думает, что теперь все  конечно...  из-за  ее
выходки... и страшно несчастная, хотя и скрывает...
   - Ей придется жить на жалкие гроши.
   - Ну и что? Какое это имеет значение? Ты  переедешь  к  нам.  Мы  все
этого хотим. Мидж хочет, чтобы ты жил с нами... Теперь,  а  не  когда-то
там, когда ты решишь, что можешь себе это позволить.  У  нас  времени  -
только это лето. А после может почти ничего не остаться. - Он  поддернул
седло и посмотрел в сторону весовой. - Мне надо идти. Поговорим позже. Я
побежал за тобой, потому что у тебя был такой вид, будто ты уходишь.
   - Я скоро вернусь. - Я решил проводить Колина до весовой. -  Колин...
я должен кому-нибудь рассказать, потому что никогда не знаешь...
   Он озадаченно взглянул  на  меня.  В  трех  коротких  предложениях  я
объяснил ему, почему фонд превратился в мошенническое  предприятие,  как
его имя и бомба были использованы, чтобы раздуть бизнес, и  какую  аферу
задумал Карти-Тодд.
   - Господи! - Колин замер на месте. - Фонд - такая замечательная идея.
Черт подери, ну и позор!

***

   Субботний полдень. Следователи из комиссии разъехались к женам, детям
и траве на лужайках. Я положил трубку  и  подумал  о  полиции.  Полиция,
конечно, была на месте. На ипподроме. Готовая ко всему.  Но  захотят  ли
они помочь мне? Едва  ли.  Преступление  еще  не  совершено,  и  они  не
сдвинутся с места и на дюйм.
   В лучшем случае, если они поверят мне, то приедут к дому Карти-Тодда,
чтобы взять его показания.
   Но уже не будет ни Карти-Тодда, ни документов, ни фонда. А  возможно,
и герцога...
   Сколько раз я убеждал себя держаться подальше от неприятностей.
   Я никогда не прислушивался к собственным советам.

***

   В офисе Карти-Тодда стояла абсолютная тишина. Даже часы не тикали. Но
мне казалось, что атмосфера здесь зловещая  и  гнетущая.  Карти-Тодд,  с
уверенностью можно сказать, на скачках, и в моем распоряжении по меньшей
мере час - умом я это прекрасно понимал. Но нервы оставались натянутыми,
как струна.
   Я поймал себя на том, что на цыпочках подхожу к столу. Нелепо, я даже
усмехнулся и поставил ступню целиком на поглощающий звуки ковер.
   На столе располагались пресс-папье без единого пятнышка, стаканчик  с
ручками и карандашами, зеленый телефон, фотография женщины, трех детей и
собаки в серебряной рамке,  настольный  календарь-дневник  и  красная  с
золотом жестянка с апельсиновыми корочками в шоколаде.  В  ящиках  стола
лежали почтовая бумага, марки, скрепки и  маленькая  стопка  листовок  с
призывом застраховаться против бомбы, которая может взорваться  на  пути
домой. Два из четырех ящиков стола были совершенно пустыми.
   Два шкафа с картотекой. Один заперт, другой - нет.  В  верхнем  ящике
незапертого хранились формы для  вступающих  в  фонд,  бланки  страховых
сертификатов и формы заявления для получения страховой премии. Во втором
ящике были расположены по алфавиту заполненные формы. В  третьем,  почти
пустом ящике я нашей три папки: на верхней была  надпись  -  "Требования
удовлетворены", на следующей - "Требования рассматриваются" и на  нижней
- "Расписки".
   Папка "Требования удовлетворены"  содержала  отчеты  о  выплатах.  По
тысяче фунтов получили Эйси Джонс и тренер в Кенте, которого  в  конюшне
лошадь ударила копытом в лицо. Три тысячи выплатили  ученице  тренера  в
Ньюмаркете, которая повредила запястье, упав на  утренней  тренировке  с
кобылы-двухлетки.  К  заявлениям,  написанным  строго  по  форме,   были
приложены справки от врача, и на каждом стояли штамп "выплачено" и дата.
   Папка "Требования рассматриваются" была толще. Там лежали пять  писем
с просьбой прислать форму заявления, помеченные "форма послана",  и  два
заполненных заявления. В  одном  случае  по  поводу  пальца,  укушенного
жеребенком во время вечернего кормления;  в  другом  -  по  поводу  ноги
конюха, поврежденной из-за небрежно оставленного на тропинке плуга. Судя
по датам, подавшие заявления ждали получения  денег  не  больше  месяца.
Всего  несколько  компаний  в  Британии  выплачивают  страховые   премии
быстрее.
   Папка "Расписки" в некотором смысле оказалась самой интересной,  хотя
и самой тонкой. Отчеты, составленные в виде  дневника,  содержали  номер
нового клиента и день, когда он заплатил взнос.  Если  в  первые  недели
вступало два-три человека, то потом число вступивших  росло,  как  грибы
после дождя.
   Первый заметный приток  новых  членов  был  сбоку  отмечен  припиской
мелким   аккуратным   почерком:   "Эйси   Джонс   и   др.".    Следующий
астрономический взрыв был отмечен тем  же  почерком:  "Бомба!"  Третьей,
совсем небольшой прибавке клиентов  сопутствовало  слово  "листовка".  И
рядом с четвертым заметным подъемом  популярности  фонда  стояли  слова:
"Повреждение электропроводки". После этого число клиентов росло изо  дня
вдень. К тому времени уже все  знали  о  существовании  и  преимуществах
основанного герцогом фонда.
   Общее число членов за  два  месяца  достигло  пяти  тысяч  четырехсот
семидесяти двух. После выдачи  нескольких  страховых  премий  (некоторые
клиенты платили двойные взносы и получали двойную премию) на счету фонда
оставалось двадцать восемь тысяч сорок фунтов стерлингов.
   После катастрофы, в которой погибли Эмброуз, Китч и конюхи,  у  фонда
едва ли хватит денег, чтобы выплатить положенное  семьям  погибших.  Эта
катастрофа, конечно, произошла случайно. Карти-Тодд не  подстраивал  ее:
для него хороши только те  несчастные  случаи,  после  которых  не  надо
платить страховых премий. У фонда едва ли хватит денег, чтобы  выплатить
положенное семьям погибших. Я вздохнул  и  нахмурился.  Это  будет,  как
сказал  Колин,  позор.  Взгляды  герцога  на  фонд  вполне  обоснованны.
Управляй им честный человек, при  разумных  премиях  и,  возможно,  чуть
больших взносах он бы всем принес много добра.
   В раздражении я с силой задвинул нижний ящик шкафа и хлопнул дверцей.
Когда шум эхом раскатился по  комнате,  я  почувствовал,  как  адреналин
быстрей погнал кровь по жилам.
   Но никто не вошел. Нервы успокоились. Дрожь прошла. Можно вернуться к
делу.
   Второй шкаф был заперт только для вида. Чуть наклонив его к стене,  я
ощупал дно нижнего  ящика.  Да,  так  я  и  думал.  Достаточно  вытащить
металлический стержень, которым  соединялись  все  ящики,  и  они  будут
открыты.
   Я быстро все просмотрел, будто шум, который сам поднял,  подействовал
на меня, как ускоритель. Даже если бы у меня  было  все  время  мира,  я
хотел бы поскорее отсюда уйти.
   В верхнем ящике хранились папки с бумагами, в среднем - большая серая
металлическая коробка, в нижнем - две картонные коробки и две  маленькие
квадратные жестянки.
   Вдохнув побольше воздуха, я принялся за верхний ящик. В папках лежали
документы  фонда  и  бумаги,   так   доверчиво   подписанные   герцогом.
Юридический  жаргон  прекрасно  замаскировал  жульнические   цели.   Мне
пришлось  дважды  перечитать  составленные  Карти-Тоддом   документы   и
заставить себя сосредоточиться, прежде чем я понял, какие два соглашения
заключил с ним герцог.
   Первое, как герцог и говорил, заключалось в том, что сто тысяч фунтов
стерлингов  переводятся  на   счет   фонда   в   качестве   гарантийного
обязательства на случай смерти  герцога.  Второе  соглашение  на  первый
взгляд мне показалось повторением первого. Но на самом деле это было еще
одно обязательство со стороны герцога. Суть его  состояла  в  том,  что,
если герцог умрет в течение первого года существования  фонда,  еще  сто
тысяч фунтов из его состояния должны быть переведены на счет фонда.
   И  в  обоих  случаях   единственным   попечителем   фонда   оставался
Карти-Тодд.
   И в обоих случаях  ему  предоставлялась  полная  свобода  действий  в
распоряжении капиталом. Он мог вкладывать или использовать  деньги  так,
как считал необходимым.
   Двести  тысяч  фунтов  стерлингов...  Я  бессмысленно   уставился   в
пространство. Двести тысяч фунтов стерлингов, если герцог  умрет.  Повод
такой соблазнительный, что совратит и святого.
   Двадцать восемь тысяч, взносы, собранные с  клиентов,  -  это  только
начало. Наживка. Главный выигрыш - после смерти герцога.
   Наследникам  придется  заплатить.   Точнее,   юному   Мэтью.   Бумаги
составлены по всем требованиям закона, с подписями свидетелей и печатями
нотариусов. Карти-Тодд предусмотрительно обеспечивал себе сто процентов.
Ему не составит труда получить у  наследников  эти  двести  тысяч.  Дело
несложное.
   "Он не станет терять зря времени", - подумал я. Не будет  дожидаться,
когда поступят заявления от родственников погибших в  катастрофе.  После
смерти герцога ему выплатят двести тысяч почти  сразу.  Потому  что,  по
соглашению, эти деньги считаются как бы долгами герцога и уже не  входят
в его состояние. Ему даже не  придется  ждать  официального  утверждения
завещания. Если бы Карти-Тодду удалось отсрочить выплату премий,  он  бы
удрал и с деньгами герцога, и с деньгами фонда.
   Я положил бумаги в папку, а папку - в ящик.  Ящик  закрыл.  Тихонько.
Слышались только глухие удары сердца.
   Второй ящик. Большая металлическая  коробка.  Ее  можно  открыть,  не
вынимая из шкафа. Открыл. Места много, но содержимого мало.  Вата,  крем
для лица, клей и полуиспользованная  коробка  с  театральным  гримом.  Я
закрыл крышку. Закрыл ящик. Все, что я и ожидал.
   Нижний ящик. Я нагнулся.  Две  маленькие  квадратные  жестянки.  Одна
пустая, другая полная и тяжелая, и крышка обмотана изолентой. Я заглянул
в нее, и у меня перехватило дыхание, будто лошадь лягнула в лицо.
   В ней было все, чтобы  сделать  радиобомбу.  Соленоиды,  передатчики,
взрыватели, батарейка  и  маленький  контейнер  с  порохом.  Взрывчатка,
аккуратно завернутая в тонкую фольгу.
   Я посмотрел на маленькую жестянку. Сел на корточки, В голове  звучали
слова  высокого  следователя:  чем  плотнее  упакована  взрывчатка,  тем
сильнее будет взрыв.
   Решил не открывать. Холодный  пот  выступил  у  меня  на  лбу.  Капля
шлепнулась на пол.
   С большой осторожностью я закрыл  нижний  ящик,  но  понял,  что  это
глупо, если вспомнить, как я наклонял весь шкаф, чтобы  открыть  его.  И
кроме того, Карти-Тодд не пошлет сигнал и не устроит взрыв в  помещении,
где лежат такие ценные бумаги прямо рядом с бомбой.
   Я вытер рукой лицо. Встал. Сглотнул. Я нашел все, ради  чего  пришел.
Все, кроме одной вещи. Оглядел офис. Должен быть  еще  шкаф,  где  можно
спрятать что-то большое...
   В углу, за столом Карти-Тодда, была дверь. Я решил, что она связывает
офис с комнатой секретаря. Подошел к ней. Подергал ручку. Заперто.
   Я вышел из офиса и направился в комнату секретаря. Там была  дверь  в
офис, но закрытая. Ни замочной скважины, ни ручки я не  заметил.  Дальше
гладкая стена. Тогда я понял. Это  стенной  шкаф.  А  дверь  со  стороны
офиса.
   Вернувшись в офис, я остановился возле двери,