сегодняшней  встречи,  я  думаю,  ты  осмотришься  несколько  иначе,   чем
осматривался до сих пор, и исчезнут, может  быть,  шоры,  о  которых  тебе
напоминала  Лина-Полина...  Сейчас  тебе  опять   будет   хорошо.   Уплыли
русалочки. Но если всерьез захочешь, опять  приплывут  -  все  зависит  от
тебя. Ты ведь неравнодушен к ним, точно? И к водным, и к земноводным, и  к
всецело  сухопутным,  у  которых  даже  намека  на  хвост  нет...   Вполне
объяснимо. Тебе не очень повезло с семьей, Алевтина  Викторовна  права.  И
увлечения твои были  на  редкость  неудачными:  то  чуть  ли  не  деловыми
какими-то,      то      безоглядно      романтическими      вдруг,      то
примитивно-поверхностными.  Ты,  Визин,  не  любил   никогда   -   сильно,
захватывающе, всепоглощающе, как выражаются ваши  поэты.  И  в  этом  твоя
беда, ты тут основательно обделен -  многие  тебя  выделяли,  но  Афродита
почему-то воздержалась... Вообще, что касается твоего матримониума, то тут
я в некотором смущении. Признаться, я, как и ты, неважный  спец  в  данной
области, - недаром мы двойники, - и можешь мне поверить, у меня тоже  есть
свои проблемы. И решать их должен каждый из нас  сам.  Но  я  все-таки  не
могу, - из двойничества нашего и все из того же мужского единомыслия, - не
приоткрыть некоторой завесы, чтобы ты, чего доброго, в  очередной  раз  не
наделал глупостей. Как вспомню воображенный тобой диалог с Тоней, когда ты
ее ждал и  она  не  пришла,  эти  теоретические  страсти,  сентиментальную
дипломатию... Впрочем, взгляни-ка...
   Открылся гостиничный номер - несомненно, его номер: вон  выщербинка  на
никелированной спинке кровати, вон его, Визина, отметка на карте района...
Стол был выдвинут на середину; он был уставлен яствами и питьем, а  вокруг
него сидели усатые кавказцы и энергично беседовали; был тут и тот, у  кого
Визин на базаре купил сливы. Была тут и Тоня - она стояла за спиной самого
красивого из молодцов и обнимала его за плечи, сплетя пальцы на его груди.
Он, похоже,  воспринимал  это  как  должное,  обычное,  иногда  машинально
поглаживал ее обнаженную руку или прислонялся к ней щекой, и она улыбалась
как-то отсутствующе и безвольно, и взгляд ее был далеко  -  она,  кажется,
совсем не слушала, о чем говорят мужчины.  Картина  шла  на  сей  раз  без
звука.
   - Это, Визин, тоже будущее. Правда,  не  особенно  отдаленное.  Совсем,
можно сказать, близкое. Включить звук? Не надо?.. Ничего интересного ты  и
не услышишь, ничего это не добавит к тому, что ты видишь. А Тоня все равно
молчит - она в данную минуту думает о тебе, да.  Потому  что,  Визин,  что
самое замечательное, она тебя взаправду любит. А этот  Дон-Жуан  обольстил
ее размахом.  Притом,  она,  глупышка,  решила,  что  так  удастся  вернее
выбросить тебя из головы. Повторяю: такая  ситуация  только  еще  впереди.
Следовательно, все поправимо: скачи - и  успеешь  спасти.  Но  прямо  тебе
скажу, от такой перспективы я не в восторге. Почему? Да  прокрутил  я  тут
эту перспективу, посмотрел... Ну представь  себе:  молодая  жена  ученого,
светила, туза, ты ее привозишь, акклиматизация, вывод в свет,  привыкание,
потом проходит несколько лет, она освоилась, она  поняла,  она  пополнела,
она себе представляется важной и значительной, забывается родство с Долгим
Логом... Нет, не стану даже прокручивать тебе, очень мне грустно  еще  раз
такое прокручивать...
   Туман  между  стволами  сгустился,  будто  пространство  забили  ватой;
гостиничные апартаменты пропали.
   - Могу показать тебе другую перспективу.  Да,  есть,  Визин,  и  Другая
перспектива. - Голос Двойника стал принужденным. -  Особая.  Тут  я  готов
тебе позавидовать, тут мы - соперники, хотя я  уже  и  проиграл.  Не  могу
понять, почему она выбрала  земную  ипостась.  Ну  да  -  женская  логика,
женское сердце. Пусть и сердце инчанки... Между прочим, с нее и  началось:
она тебя по какой-то причине - опять же - выделила. И с  этого  начинается
интерес инов к землянину Визину. Таким  образом  правило  "ищите  женщину"
становится универсальным.
   Разрезая туман, наискосок между соснами протянулся  широкий  золотистый
луч, и в нем появилась Лина в белоснежном, невиданно красивом одеянии. Она
была легка, стройна, не было  и  следа  той  тяжеловесности,  массивности,
которая бросилась в глаза при первой встрече в коридоре  института,  да  и
после обращала на себя внимание; она теперь не шла, а плыла,  невесомая  и
статная, налитая плавной, сдержанной силой и красотой. Она двигалась вверх
по лучу, воздев руки, словно собираясь взлететь, и верилось, что стоит  ей
взмахнуть ими и  она  полетит.  Там,  где  луч  обрывался  в  тумане,  она
остановилась, оглянулась и посмотрела на  Визина.  Он  увидел  ее  зеленые
глаза, темные дуги бровей, каштановые локоны на  висках,  припухлые  яркие
губы, мягкую линию подбородка. Она  смотрела  на  него  несколько  секунд,
одобрительно и участливо, затем коротко улыбнулась, и ее не  стало  -  луч
померк, все снова заволок туман.
   - Редчайший случай... - Двойник казался утомленным. - Редчайший случай,
чтобы женщина-инчанка предпочла землянина. Бессмысленно искать  причину...
Но странно, что ты сразу не догадался. То есть ты догадался, еще во  время
первой встречи, но что это была за банальная догадка... Просто невероятно,
что потом уже, когда ты фантазировал о судьбе кавказца - торговца сливами,
ты допустил, что она, может быть, "и есть та  Единственная,  которую  чаще
всего не удается встретить, а встретив -  узнать".  Твои  слова...  Ладно,
разбирайся сам... - Двойник помолчал. - Прими также к  сведению,  что  эту
картину наблюдали сейчас еще  некоторые  страждущие.  Узнаешь  потом.  Им,
правда, было продемонстрировано несколько иначе,  но  принцип  сохранился:
луч и женщина в роскошном платье. По-моему, они восприняли доверчивее, чем
ты. Но так или иначе, а тебе уже  не  извернуться  и  не  списать  все  на
шалящие нервы. Одновременно и  одинаково,  Визин,  нервы  у  разных  людей
шалить не  могут.  Разве  что  мы  вмешаемся,  Ха-ха-ха!..  Знаешь!  -  Он
распрямился, встряхнул плечами. - По-моему, хватит, а? Количеством ведь не
возьмешь, не правда ли? Если  уж  это  тебя  не  встряхнет,  то  ничто  не
встряхнет. И таким образом, напрасно старалась наша прекрасная  инчанка...
В заключение - такая небольшая информация. Действие происходит в настоящую
минуту, синхронный показ.
   Проявилось предрассветное Макарове. Из пасечникова дома вышла  горбунья
Лиза,  вышла  крадучись,  неслышно  притворив  дверь.  Обнаружила  записку
Визина, прочла, спрятала за пазуху. Потом, также крадучись,  прошла  через
двор,  отворила  калитку  и  оказалась  на  улице.  Огляделась  и   быстро
посеменила к "женскому" дому. Вот и вторая записка в  ее  руках,  и  также
спрятана. Постояв в задумчивости и прислушавшись к тому,  что  делается  в
доме, отошла и поглядела  на  рощинскую  дорогу.  Потом  медленно,  понуро
свесив голову, двинулась к своему дому...
   - Все! - Двойник посмотрел на него забиячливо-остро и весело.  -  Следы
твоего бегства уничтожены. Все подумают, что ты улизнул от них  на  Сонную
Марь. И горбунья  на  этот  раз  не  проболтается,  что  ты  отправился  в
противоположном направлении.
   Туман, дымясь и пенясь, стал редеть и растаял.
   - А теперь спрашивай! - сказал Двойник.



9

   Трубка погасла, но Филипп не спешил ее раскуривать, а положил  рядом  с
собой на пол. Он размышлял о том, что произошло сегодня, а  также  о  том,
что может произойти завтра, когда появится рыжий журналист, и они все, как
ни крути, должны будут сойтись и окончательно между собой  все  прояснить.
Ученого, кажется, пробрало сегодня, и  уж  как  он  завтра  себя  поведет,
сказать, конечно, трудно, но - наверняка, не как до сих пор. Вот  и  будем
ждать, размышлял Филипп, не  так  долго  осталось...  А  бабенка-то!  Ведь
совсем уже не в себе  была.  Куда  тебе  в  тайгу-то,  думалось,  когда  в
больницу надо голову лечить. И тут - как подменили. Потому что - баба есть
баба. Ты ей дело дай, дай позаботиться, понянчить кого-то, дай понять, что
она нужна, что без нее - никак. И все ее болезни  тогда  -  как  рукой.  К
примеру, вот бабка одна у них, в родной Филипповой деревне была. Девяносто
шесть лет, что только не пережила, совсем уже помирает, из дому не выходит
- сил нет. А кинули ей на  руки  праправнуков  и  -  ожила.  Зашевелилась,
зазаботилась, даже горбиться меньше стала. Потому что  и  кушать  готовить
надо, и стирать, и присматривать за  озорьем,  чтобы  чего  не  случилось.
Короче говоря, тут не хочешь,  а  оживешь.  И  уже  завираться  стала:  не
девяносто, дескать, ей шесть, а всего-навсего девяносто первый... То же  и
наша красавица... А тут еще красивую байку ей рассказали - про любовь, про
страдания... Чудная такая байка, никогда не приходилось слышать...
   И вдруг дверь скрипнула,  и  Филиппа  ослепило.  Приподняв  голову,  он
увидел, что со  двора,  наискось,  минуя  ночлежников,  протянулась  яркая
полоса света, - нет, не лунного, лунный таким не бывает,  -  а  совершенно
иного, необычного света, - и в этой полосе, окаймленная  дверным  проемом,
появилась молодая женщина в сверкающем белом  длинном  платье.  Она  вошла
спокойно и легко, руки в просторных рукавах свободно качались  в  такт  ее
шагам, и хотя расстояние от стены до стены было несколько шагов, казалось,
что она идет долго. Затем она даже как бы  поплыла,  чуть-чуть  поднявшись
над полом, - поплыла, воздев  руки.  Задержавшись  напротив  Филиппа,  она
кивнула и улыбнулась,  и  ему  показалось  ее  лицо  знакомым.  Потом  она
обернулась и с такой же улыбкой посмотрела на  стремительно  вскочившую  и
отпрянувшую за спинку кровати  Марго.  И  после  этого  поплыла  дальше  и
исчезла в глухой боковой стене под потолком. Свет пропал, дверь  аккуратно
затворилась, опять наступил полумрак.
   Трясущимися руками Филипп  нащупал  трубку,  набил  и  раскурил,  потом
потрогал лоб, потом посмотрел на Марго.
   - Что это? - вибрирующим шепотом спросила она. -  Филипп  Осипович,  вы
видели?
   - Ну! - изумленно отозвался Филипп. - Матушки родныи, няу  я  спал!  Ды
как жа... И ты видала? Выходя, ня спал я? Как жа ета  понимать?  Аль  один
сон с тобой видали, а?
   - Господи! - полуобморочным голосом произнесла приросшая к стене Марго.
- Это же оно, то, мое космическое... Мой ансамбль...
   - Кого ты, Андреевна?
   - Платье, которое я  придумала...  Оно...  Филипп  Осипович!  -  давясь
рвущимся наружу криком, выдавила она. - И Вера в нем, Вера  наша!  Это  же
Вера была, вы понимаете!
   - Правда! - закивал Филипп. - Правда, Андреевна, Вера была. А я гляжу -
лицо быдто знакомое, а ня понять. А ета  жа  Вера!  Яна  нам,  можа,  знак
посылая, вот кого я скажу, Андреевна. Знак: живая я, значить, и здоровая!
   - Какой знак? Какой знак?! Вы подумайте, что вы говорите!  Разве  может
такое быть! Вы подумайте... -  И  Марго  бросилась  хватать  подряд  вещи,
сбрасывать их в кучу, заталкивать  в  сумку,  в  рюкзак.  -  Надо  быстро,
быстро, вон из этого дома, скорей, вы что, не  понимаете,  что  Произошло,
тут нельзя оставаться ни минуты... Жан! Жан!
   Жан пошевелился, сел.
   - А я думал, что мне снится, - произнес он растерянно.
   - И ты видел? И ты? Ты тоже?! - обалдело  повторяла  Марго.  -  Значит,
коллективная галлюцинация, коллективное помешательство...  -  Она,  тяжело
дыша, замерла над  грудой  вещей.  -  Неужели  такое  может  быть?..  Надо
уходить! Тут все может быть, все не так, я ничего не понимаю. Надо в  ваш,
в "мужской" дом, или - нет: лучше туда, к Герману  Петровичу.  Немедленно!
Филипп Осипович! Ради  бога,  закройте  дверь  на  крючок!  -  категорично
приказала она. - И ярче лампу! Ярче! -  И  осела  рядом  с  грудой,  потом
навалилась на нее и онемела.
   - Обморок? - беспомощно спросил Жан. - Ей плохо! - Он стал  сползать  с
кровати.
   - Спокойна! - Филипп резво поднялся. - Ляжи! - И подойдя к Марго, начал
тормошить ее. - Андреевна! Э! Андреевна! - Метнулся к  плите,  вернулся  с
кружкой воды. - Андреевна!
   Марго села, потрясла головой, стала растирать виски.
   - Пустяки... Пустяки все...
   - Ну, девка, пужаешь ты людей. Давай-ка вставай. Во, попей водицы.
   - Не надо. - Она отстранила кружку.
   - Ты слухай, кого говорять. Привыкать надо.  Ей,  можа,  тамака  хорошо
таперь, Вере. Можа, ей операцию сделалши, и ладно все обошлося, и яна  нам
знак посылая. А мы кричим дурным голосом.
   - Молчите, молчите! - Марго закрыла лицо руками.
   - Успокойся. - Он погладил ее по голове.  -  Ета  ня  страшно.  Яна  жа
улыбалася, видала?
   - Вы просто давно сумасшедший, поэтому вам все понятно.
   - С вами тутака сойдешь, - отходя, проговорил Филипп. - Кого  я  таперь
старухе своей напишу? Яна жа  ня  поверя.  Скажа,  как  и  ты,  Андреевна,
ополоумел совсим.
   -  Простите  меня,  -  прошептала  Марго.  -  Да,  Вера,  конечно...  Я
постараюсь понять... Обязательно постараюсь...
   - Идите сюда, - сказал Жан, отодвигаясь к стене. -  Будем  все  вместе,
втроем, рядом...
   - Добро, - произнес Филипп.  -  Рассвятая,  слава  тябе  господи,  день
скоро. Тады и разберемся...



10

   Теперь спрашивай! Может быть, я что-нибудь не так сказал, не  прояснил,
обошел.  Как-никак,  Визин,  я  тоже  волновался  -  у  меня  ведь  вполне
нормальное сердце... Молчишь...
   Хорошо, я помогу тебе. Предполагаю, что тебя интересует, что я думаю  о
твоем открытии или находке - уж не знаю, как назвать, ведь ты получил этот
препарат случайно. Так вот я тебе не скажу, что я думаю. Я  скажу  только,
что дай ты ему ход, ты произведешь фурор. Вначале. А потом... Думаю,  тебе
не стоит лишний раз напоминать про эти "потом". Изобретение динамита  было
отмечено Нобелевской премией, а потом... Не уверен -  сделай  еще  анализ,
еще пять, десять,  сто  анализов.  В  конце  концов  ты  более  или  менее
разглядишь, что ты получил. А попутно, что бывает, наткнешься на некоторые
любопытные вещи. Конечно, в том случае, если ты  еще  захочешь  заниматься
этим когда-нибудь. Не забудь  про  консервированное  молоко,  которым  так
щедро тебя обеспечивал аэрофлот.
   Надеюсь, что касается Лины, тебе все понятно?..
   Может быть, тебя все еще интересует, зачем мы все  это  время  дразнили
или даже пугали тебя? Ну, там, в самолете, потом эта радиограмма, фокус  с
телефоном, кассирша и тому подобное. С единственной целью, Визин: чтобы ты
окончательно и бесповоротно усомнился. Понимаешь?  До  того  ты,  конечно,
усомнился, спору нет. Но - частично. И сам это увидел и признал. И оценил.
А нам надо было, чтобы ты усомнился глобально. Только таким образом  можно
было открыть тебе глаза. Были запланированы даже  более  резкие  меры,  но
Лина все смягчила, сгладила, плюс и предостерегла тебя, чтобы ты ничему не
удивлялся, ничего не боялся, чтобы  не  стал,  опешив,  немедленно  искать
всему свои физико-химико-психологические разъяснения. Конечно, уверенность
многого стоит. Однако иногда у тебя была не  уверенность,  а  элементарное
упрямство.  Это  уже  никуда  не  годится,  Визин:  непонятное   объявлять
сверхъестественным,  а   значит   -   несуществующим,   кажущимся.   Чисто
по-человечески, ничего не скажешь. Но ведь все обстоит иначе. То,  что  вы
знаете, вы называете естественным, а чего не знаете -  сверхъестественным.
Но сверхъестественного, Визин, не бывает, а  бывает  лишь  -  незнание.  И
чтобы понять, наконец, это, ты должен был усомниться предельно глубоко.  И
мы тебе старались помочь.
   Далее - небольшое пояснение. Зачем была женщина в луче показана другим,
я тебе сказал: чтобы ты не сомневался в реальности виденного. Но это  было
и одновременно актом нашего подталкивания  тех,  других  -  им  тоже  надо
прозревать.
   Наверное, ты хотел бы спросить про Андромедова? Что ж -  изволь.  Он  -
наиболее прозревший  из  всей  компании,  включая,  Визин,  и  тебя.  Наши
подталкивания и понукания он великолепно чувствует, его уже не  испугаешь.
Прошлой ночью он встретился с Верой - во время ливня, -  и  им  дано  было
прослушать часть разговора между мной и  Линой.  Речь  шла  о  тебе.  Вера
всего-навсего что-то заподозрила, а Андромедову все сразу стало ясно и  он
лишь старался отвлечь Веру от догадки, смягчить  у  дар  прозрения  -  она
ведь, в сущности, совсем не готова. Подготовить ее - его задача,  и  он  с
ней справится. Он станет ином, Визин,  это  уже  очевидно.  Потому  всякие
подталкивания его  будут  отменены.  Пусть  дозревает  сам.  Мы  не  хотим
воспитывать иждивенцев.
   Не сомневаюсь, что ты хотел бы спросить про Сонную Марь. Я  сознательно
избегал рассуждений на данную тему - закон компетентности. Не уполномочен,
к тому же. Короче, ты волен  вернуться  в  Макарове  и  продолжить  поиски
источника, но волен и идти дальше, то есть до Рощей. Выбери сам.  Большего
подталкивания, чем встреча со мной, у тебя не будет, пойти  на  большее  -
это уже не подталкивание, а активное вмешательство, что не для нас.
   Крепко запомни, Визин, следующее. Как бы тебя  не  подмывало,  никогда,
никому и ни при каких  обстоятельствах  не  рассказывай  все  же  о  нашей
встрече, о нашей беседе. Таково важнейшее условие. Пока об этом  никто  не
знает и, если будешь молчать, не узнает, даже  проницательный  Андромедов.
Невыполнение этого условия влечет за собой неприятные последствия.  Прежде
всего, Андромедову тогда  не  быть  ином,  Лине  -  лишиться  способностей
инчанки   и   так   далее.   И   потом:    анализы    только    подтвердят
доброкачественность открытого тобой продукта, и он станет  ширпотребом,  и
лишь много лет спустя обнаружатся последствия. И,  само  собой,  все,  что
произошло с тобой за последние дни, останется в твоей памяти,  как  дурной
сон. В связи с вышеизложенным, как пишут  у  вас  в  официальных  бумагах,
возникает вопрос" зачем я сказал тебе про Андромедова и  его  перспективы?
Отвечаю; затем, что это тебе потом пригодится. Но, Визин,  как  только  мы
расстанемся, ты этот момент нашей беседы забудешь напрочь.  Я  постараюсь.
Чтобы  у  вас  не  осложнились  отношения.  Такая,  же  манипуляция  будет
произведена и с Колей, когда его двойник или  кто-то  другой  из  наших  в
очередной раз встретится с ним. В моих силах сделать так, чтобы  ты  забыл
вообще обо всем, что здесь происходило. Но этого не требуется. Все  помни,
Визин. Память - наше  достояние.  А  насильственное  забвение  -  ложь.  Я
полагаюсь на тебя, Визин... Ну вот и все. Мне пора.



11

   Двойник легко поднялся с пня, поправил снаряжение.
   - До свиданья, Герман, - произнес  он  и  улыбнулся.  -  Надеюсь  -  до
свиданья. - И стал меркнуть, рассеиваться.
   И когда от него остались одни только дрожащие, тусклые очертания, Визин
опять услышал его голос:
   - Да! Может быть,  ты  хотел  спросить,  как  надо  жить?..  Жить  надо
вертикально...
   И он иссяк.
   Визин  стоял  один  на  обочине  дороги;  сквозь  деревья  на   востоке
просвечивало алое небо.



12

   В десятом часу на рощинской дороге загрохотало,  и  в  Макарове  вкатил
мотоцикл и остановился возле пасечникова дома. За рулем сидел  милиционер,
в коляске - некто в очках и с портфелем, а на заднем сидении - Андромедов.
И сразу зашевелились в домах, замаячили в окнах лица, и бодро  соскочивший
с сидения Андромедов побежал к "женскому" дому,  столкнулся  у  крыльца  с
Марго и сказал, что будет проверка документов.
   - С Верой все в порядке! - возбужденно  доложил  он.  -  Сразу  вызвали
вертолет, и Веру с Боковым увезли в Долгий  Лог.  А  часа  через  три  уже
позвонили оттуда: операция сделана, легкие не задеты. Так  что,  Маргарита
Андреевна,  можно  сказать,  что  все  завершилось  благополучно.  Ну,  не
завершилось, а завершается.
   - Слава богу, - отозвалась бледная, осунувшаяся Марго. - А  у  нас  тут
такое... У нас, во-первых, Жан заболел, простудился очень, а во-вторых...
   На крыльце появился Филипп, за ним - т