,
знаете ли, от бардака, творящегося повсеместно...
      ... И у меня, в том числе...
     Разве  это  серьезно:  гнать  пургу  через   спутник-шпион...  посылать
"наложенным платежом" конверт?!
     И  откуда  у  вас,  господин  отправитель,  уверенность  такая,  что  я
раскошелюсь на сто тонн  из-за какой-то дурацкой записки?! Или знаете, что я
вообще-то любопытен?
      812831844, 77564341...
     Что там у нас внутри? Вскрываю  конверт. В нем --  билет на сегодня  на
поезд  до  Москвы.  23.  59!  Любимый  рейс! Хотя  могли  бы  и  на  самолет
разориться... И  --  билет  на  завтра... на  футбольный матч  "Спартак"  --
"Алания".
     Та-а-ак! Это значит, чтон е к т охочет встретиться со мной на стадионе.
Любитель дриблинга и  паса!  Терпеть футбол ненавижу... И вообще -- все  это
какая-то дешевка. Бред. Впрочем, не больший бред, чем самолет, врезавшийся в
пароход и погребенный под останками поезда... И раз так --  съежу, развеюсь.
Все равно, как нынче говорят, я ни при делах.
     Вот  только к любителю кожаного  мяча и  гонцов с  "борзетками"  у меня
будет несколько вопросов. И вопросов, вполне серьезных...

     ГЛАВА 2
     Хорошо  путешествовать  налегке,  когда  есть  деньги.  Берешь  с собой
минимум необходимого, как-то: пару сменного белья, электробритву "Харькив" и
какую-нибудь книжонку  типа  "Мертвые  не потеют",  чтобы скоротать  дорогу.
Оставляешь дома  всю ненужную  пассажирскую  роскошь, как-то:  запотевшую  в
целлофане  курицу,  пяток  вареных  яиц,  термос с чаем  "белые  ночи"  и...
воспоминания. Оставляешь потому, что все это можно  купить в пути или... как
это?.. по месту назначения. Кроме воспоминаний, разумеется.
     ...  Двадцать  три пятьдесят две. Я не  спеша дошел  до своего третьего
вагона и полез в карман куртки за сигаретами. Судя по тому, что проводника у
трапа не наблюдалось,  посадка уже закончилась. Граждане пассажиры прощаются
сейчас с гражданами провожающими. Ну, и не буду им  мешать. Дорожные проводы
сильно  смахивают  на  деревенские смотрины: сидят  люди  в  купе  последние
несколько минут  и молчат,  пытаясь сжать время  и выдать  друг  другу самое
главное, доселе невысказанное.
     Интересно,  что  за  попутчики мне попадутся?  Потому интересно,  что в
застойные  времена  места в третьем вагоне этого  поезда были  непробиваемой
бронью ЦК ВЛКСМ. Сейчас, наверное -- все же самый  конец  июля -- достанется
мне какой-нибудь  несчастный командированный, неопределенного возраста мадам
и... А, впрочем, никакой разницы... если в кармане спортивной сумки те самые
мертвые, которые не потеют, да придавленная ими пачка сигарет.
     Да...  я  выстрелил  из пачки  "честерфилдину",  пошарил  в карманах  в
поисках зажигалки...  О черт, вот она,  проклятая  самонадеянность!  Оставил
дома столь нужную  вещь. Купить-то ее, конечно, можно, но только не  за пять
минут до отправления поезда.  Пришлось стрелять огоньку у проходившего  мимо
солдата... Всю дорогу предстоит теперь стрелять. Нехорошо.
     Докурив  и не дожидаясь призыва занять свои  места  согласно  купленным
билетам,  я  протиснулся   в  купе.  ...  Вот   тебе   и  командированный  с
неопределенной дамой!.. Три лежанки  в купе  уже заняли  молодые люди весьма
колоритной наружности.
     Судя по красно-белым шарфам, согревавшим их в душегубке летнего поезда,
по  огромного размера футболкам-балахонам  с ромбовидной эмблемой, это  были
спартаковские фанаты. Хм, забавное совпадение! Надо же, как теперь культурно
путешествуют фаны, а  все говорили: на электричках, на  электричках! Три дня
на оленях, два дня на собаках!..
     --  Здорово, дядя, -- протягивая руку,  прервал мои размышления старший
из спартачей, длинноволосый пацан лет семнадцати, -- за кого болеем?
     -- Здорово, дядя, -- в тон ему ответил я, --  А что, если ни за кого не
болеем... не пустите?
     --  Да не...  Ну  че так  сразу-то... Проходи,  садись,  --  добродушно
откликнулись из темноты купе, -- ты вообще кем будешь?
     Активные ребята.
     -- Про мэра Лужкова слыхали?
     -- Чего про Лужкова?
     -- "Здравствуйте, я мэр Лужков!" -- "Каких  таких лужков?". Ну вот, а я
--  ученик  Крепыша  и  любимец  Рабиндраната Тагора...  Или,  если  хотите,
наоборот:  гигант  мысли,  отец русской демократии и  особа, приближенная  к
императору...
     -- Собчак, что ли?
     Парни засмеялись. Не  заржали, не загоготали,  а именно засмеялись. Что
приятно, так же, как и начитанность современной молодежи.
     Болтая  со спартачами, я успел  одновременно скинуть куртку,  забросить
сумку на  свой верхний лежак и выложить  сигареты. То  есть, осуществил  все
положенные в таких случаях операции и уселся у окна.
     -- А сами вы  кто  будете, мужики? -- съюродствовал, -- судя по одежке,
футбольные болельщики... Погодите, сейчас и клуб угадаю.
     Наморщил   лоб,  принял  позу   роденовского  "Мыслителя"   и  радостно
воскликнул:
     --  Конечно...  Как я не понял. Вы за "красных"... значит, за питерский
"Локомотив"!
     Спартачи,  на  удивление,  не  обиделись и приняли  игру. Длинноволосый
предводитель нравоучительно воздел указательный палец:
      -- "Если спросит вдруг какой наглец...
     ... здесь он недвусмысленно посмотрел на меня...
     --  Ты за белых аль за красных, молодец?
     Наглецу дадим ответ простой:
     Мы за красных... с белой полосой!"
     Насытившись пикировкой,  каждый из нас занялся  своим. Никого нет лучше
таких  попутчиков:   и  дружелюбных,  и   неназойливых  одновременно.  Парни
принялись обсуждать взаимоотношения каких-то флинтов  с каким-то Романцевым,
а я углубился в свою книжонку, раскрыв ее на двадцать третьей странице:
      "Участковый инспектор  Кира Железнова скинула с себя  форменный  мундир
генерал-майора милиции.  Под ним,  как  всегда,  ничего не было.  Прожженный
рецидивист  Череп был сражен  наповал: эти  изящные маленькие  груди...  эти
большие мускулистые руки.  И пока  Череп наслаждался грудями и  руками Киры,
она с  криком ки-я!!! сделала в воздухе двойной кульбит, поразив его ногой в
самое сердце...  Груди Киры  взволнованно  колыхались над  поверженным телом
Черепа. "Неужели очередное  смертельное убийство?!"  --  вдруг  почему-то  с
грустью подумалось ей"...
     Кайф, нет?! Обожаю женщин, пишущих мощные психологические триллеры!
     ... --  Добрый  вечер!  Чай,  кофе...  К вашим услугам  свежие  газеты,
шахматы...
     -- Девушка, а футбола настольного у вас, случаем, нет?!
     Компания покатилась со смеху... я оторвал взгляд  от боевика Малинкиной
и...  ну  надо  же!.. где  мы  еще  не  встречались  с  Несси! Разве  что, в
знаменитом озере и в ночном поезде!
     Передо мной -- стояла -- Несси! Нет, не тот старый  плавучий чемодан из
большой шотландской лужи... а  Несси. Инесса. Инна. Инка Урусова. Моя  почти
первая любовь и... да что там объяснять!
     -- Здравствуйте, девушка -- а то ли -- видение. Здравствуй, Несси!
      -- Ой...
     Мне не надо было видеть ее смущение, это  "ой"  проявлялось всегда, когда
кто-нибудь сбивал Инну с роли, исполняемой ею в данный момент.
     -- Сережа? Неволин?

     ...Через пять минут. 

     Мы уже сидели в  ее служебной резервации, оставив негодующих  спартачей
без чая и настольного футбола с  шашками, и весело трепались. Нам  было  что
вспомнить,  как есть  что вспомнить людям, закончившим одно и то  же  высшее
учебное заведение. Пусть и с большой разницей между курсами.
     Инка в  сотый  раз вспоминала историю  нашего знакомства,  а я в сто...
первый раз...  испытывал холод в  тех частях тела, про  которые  народ мудро
замечает, что сколько волка ни корми, а у слона они все равно больше...
     Конечно, кое-кому смешно, а мне...
     Короче, история  наша такова.  Получив диплом  и  еще не став  офицером
"Символа", я в  течение  полугода  никак не  мог найти  работы по душе.  И в
течение  всего  полугода  мне  "почему-то", как мудро заметила  детективщица
Малинкина, очень хотелось есть.
     Не справившись с нелепым чувством, я в конце концов, пошел  к знакомому
сэнсею Ревазу Кундышеву. Тот, по слухам,  нахватал групп выше всякой крыши и
явно нуждался в ассистенте.  Ревазик заглотил мой напор с истинно кавказским
самообладанием:
     -- Ва, дорогой! Какие проблемы! Бэри. Прыходы. Трэнируй.
     Аддам тэбэ группу. Ха-арошую такую группу аддам!
     Прервав словоизлияния благодарности, Кундышев веско подытожил:
     -- Завтра в одынадцат  и начынай. А  я устал с ными. А у мэня жена. А я
мужчына, понымаеш?
     Отнеся  "жену,  усталость  и  мужчину"  на  счет  неведомых  кавказских
заморочек, я на следующий день на крыльях влетел в додзе, тренировочный зал.
     Боже! Тут-то я и понял, какую подлянку выкинул Реваз. Женская группа!
     Шестнадцать пар девичьих глаз выжидающе уставились на меня. Шестнадцать
юных  фей...  ночи.  Сразу  было  видно:   примерно  половина  фей  страдает
комплексом собственной  непривлекательности  и пришла в зал, чтобы в будущем
уметь  набить  фэйс  счастливым  соперницам.  Остальные...  судя  по  томным
взглядам  и  налету  эдакой романтической пыльцы на  нежных щеках... явились
сюда в поисках  "настоящих мужчин" -- таких  у Кундышева набиралось  еще три
группы.
     Лл-ладно!  Я -- не Реваз. У меня нет жены,  усталости, и вообще я -- не
мужчина...   когда  одеваю   кимоно.  Я   --  тренер.  Питерское  воплощение
Бодхидхармы с... ммм... незначительными местными изъянами.
     --  Товарищ тренер!  --  тянет руку голубоглазое создание, -- разрешите
вопрос?
     -- Задавайте!
     -- Я  вот  тут читала книгу  о японских женщинах  -- ниндзя,  куноити.  И
разучила в  совершенстве один прием  из  их арсенала. Можно,  я  его  на вас
покажу?
     Создание извивается вокруг своей оси так, что позавидовала бы и  змея с
известной медицинской эмблемы.
     -- Хм... в совершенстве! А сколько вы его разучивали?
     -- Пять минут... Ну, това-арищ тренер, можно я покажу?
      Так...  заносчивого ученика надо  сразу осадить... дать понять... кто в
доме хозяин.
     -- Показывайте!
     Белоснежка выходит на татами... кланяется... и затем быстро распахивает
кимоно. Под кимоно, как  напишет однажды звезда детективов Малинкина, ничего
нет. Вернее есть. Девичья грудь.  Большая! в отличие от белоснежкиных рук! и
изящная!
     -- Това-арищ тренер, а я вас уже мечом зару-убила!
     Девицы покатываются со смеху.
     Ну,  мечом,  положим, не  зарубила,  но...  Есть, есть у куноити  такой
прием. А я-то хорош! Уставился, как мальчишка!
     -- Группа! Равняйсь! Смирно! Бегом...
     Дальнейший  ход  тренировки ничем не  омрачен. Вскоре я  вновь  начинаю
ощущать себя тренером. В завершение занятий -- разучиваем новый прием. И тут
-- снова вопрос из строя:
     -- Товарищ тренер, а говорят,  у  каждого спортсмена  есть свой любимый
прием...
     Симпатичная шатенка  с зелеными глазами. Стоп. Не "шатенка  с  зелеными
глазами",  а --   Ученица.   И,  следовательно,  я  начинаю  рассказывать  про
Харлампиева и Чернигина, про Штурмина и Илларионова, про Брю...
     -- Товарищ тренер, а у вас свой коронный прием есть?
     Что ж, я, конечно, не Брю..., но имеется, имеется и у меня "коронка".
     -- А покажите, пожа-а-луйста!
     Вызываю ученицу на татами. Прием в партере. Заключается он в следующем:
раздвигаем коленями колени противника и идем "на разрыв". Болевой. Ваши ноги
внутри ног противника, вы раздвигаете  их все шире и шире. При отсутствии  у
него растяжки... разрыв связок гарантирован.
     Показываю.
     -- А мне не больно, -- зеленые глаза с интересом следят за мной.
     Аккуратно увеличиваю нагрузку.
     -- А я не понимаю сути приема.
     Делаю "сплетение" ног, руками забираюсь подмышки... противника.
     -- А можно еще плотнее?
      Ну и растяжка же у нее!
     ............................
     ............................
     -- Инна! Ну мы пойдем сегодня домой или нет?!
     Голос я слышу и чувствую спиной. Он несется откуда-то сзади, со стороны
входа в зал, со стороны моих... ног.
     -- Кто это? -- шепчу на ухо Несси, благо оно рядом.
     -- Это? Мой муж, -- обреченно вздыхает она.
     Тогда-то я  и почувствовал впервые холод...  в  отдельных частях  тела.
Честно  говоря, на  месте  инниного мужа  я,  застав  такую  идиллию, сильно
отработал бы ногой одно простенькое движение...
     -- Ты знаешь, -- тихо говорит Несси, выпутываясь из нашей камасутры, --
мне почему-то кажется, что мы будем с тобой спать...
     --  Здравствуйте, мастер!  --  громко  орет муж,  когда  я поднимаюсь с
татами.
     Через пару тренировок мы уже отрабатывали любимый прием не на татами, а
в однокомнатной квартирке на Черной речке,  которую я, холостякуя,  снимал у
древнего деда.
     Чем  меня покорила зеленоглазая девчонка? -- Не  знаю. Почему она тогда
выбрала  меня?  --  Тоже не  знаю.  Во  всяком случае, Инна  не относилась к
любительницам  адюльтеров и  амурных похождений  на татами,  как  я  понял в
дальнейшем.
     Потом оказалось, что мы с Несси однокашники... Потом мы  встречались на
институтских  вечеринках...  Потом  я  женился... уехал в Афган...  Потом мы
столкнулись на какой-то каратистской тусовке, вовремя проспонсированной моим
"Союзконтрактом": Инна,  невесть  с  какого перепугу, умудрилась  заработать
"черный пояс"  и стать главным тренером клуба  "Бусинкан". Потом... Потом...
Потом... Сколько и где бы мы потом не пересекались, все заканчивалось  одним
и тем  же.  Но  без  продолжения. "Встретимся  во  времени", --  было  нашим
девизом.

      ...Через час.

     Мы  устали  от  воспоминаний и использовали  позднее время  в  качестве
предлога...  Правда: давно не виделись и не к фанатам  же мне  возвращаться.
Они такие... громкие... они точно поспать не дадут.
     Будто мы дадим друг другу поспать!
     Я тонул  в ее глазах, вдыхал, как  кислород, запах ее волос, мои руки в
этот момент жили отдельной от остального  тела жизнью...  "Ее пальцы целовали
мои шрамы",   -- так  пел когда-то  мой друг Андрюшка Романов. И лучше  я  не
скажу.  Мое подсознание, мой оккупант, мой внутренний  японский воин Хаттори
бесновался и пытался наставить на путь истинный.  Но я не поддался на уловки
любителя экзотического секса и потому... не было ничего, кроме нежности.
     Если это нежность, то нежность точно превыше любви.
     Я растворялся в  Несси...  плавал  в  ней,  как в  теплом  предзакатном
озере... ограниченном  размерами  проклятого  узкого  ложе.  Все.  Любителей
подробностей отсылаю к... дамским романам.
      ... Через... несколько часов. 
     Я  понял, что дико хочу курить.  Достал из кармана слаксов, укоризненно
сморщившихся на полу, сигареты и... да, я же оставил зажигалку дома!
     -- Несс...
     В темноте купе вспыхнул огонек. Вспыхнул и снова погас.
     -- Держи, Сереж... Единственная, кстати, вещь... как память о тебе...
     -- Ну да не помер еще...
     Я  взял в руки старенькую  бензиновую "зиппо",  откинул  крышку.  Снова
полыхнул огонек  и осветил на секунду  затейливую арабскую вязь, покрывавшую
зажигалку. Ба-тюшки светы!
      -- Сереж, а помнишь...
     Странные бывают ситуации.  Вот встретились в вагоне ночного поезда двое
людей не от мира сего. Сидят... лежат... и вспоминают далекое  прошлое. И ни
один не спросит у  другого:  а тебя каким ветром сюда  занесло?.. а  ты куда
едешь?.. а что было в жизни твоей за те полтора года, что не виделись?
     Ни Несси, ни мне не хочется спрашивать... Может быть потому, что каждый
знает: другому не  захочется отвечать. А врать друг другу мы не  умеем.  Или
потому, что, на самом деле, мы и остались в том прошлом? А ныне сидят в купе
поезда  двое  совершенно  других  людей...  они  встречались  в  какой-то из
жизней... они любили друг друга и пытаются мучительно вспомнить:  где, когда
и почему это было?
      ...  И  возвращается  к  планете  Земля  старый,  иссеченный  осколками
астероидов, звездолет. И возвращается к своей земной возлюбленной космонавт.
Но... много  миль еще  пройти. Он понимает, что не успеет вернуться,  потому
что тяжело болен. И вот космонавт воспроизводит своего био-двойника, который
выйдет из обгоревшего звездолета к счастливой девушке.
     А в  это  время  любимая  космонавта создает своего клона. Земное время
бежит быстро, она  давно уже  стара, она знает, что не  дождется возвращения
своего парня. А так хочется обрадовать его...
     И приземляется звездолет... И двое молодыхл ю д е йбегут навстречу друг
другу...
     И   много   миль  еще  пройти...   И  возвращаются  воспоминания...   И
возвращается  ветер...  Черный  ветер,  разрушивший  Королевство, которое  я
когда-то защищал, будучи последним бойцом последней королевы...
     Не знаю, в ком  и  что будит любовь,  а во мне -- ассоциации и картины,
образы, запахи и звуки. Если это любовь... Инны.
     -- Ээ-й,  ежик,  очнись... Ты опять куда-то улетел? Помнишь...
     Знакомьтесь: ежик -- это я. Другая ипостась. Ежик, Хаттори-сан и Сергей
Неволин. Кто-то третий из нас -- сейчас лишний. И я даже знаю, кто.
     --  Конечно помню, Нес. Только  думал, что где-то потерял ее... Ох  как
мне этой зажигалки в Афгане не хватало... Как ты могла... Теперь бы все было
по-другому. Я стал  бы эмиром Мазари-Шарифа и наблюдал  из окон  дворца, как
внизу лениво пасутся мои отары, а  ты была  бы любимой женой и проводила все
дни в роскоши и довольстве.
     --  Ага, с  глазами под  чадрой,  -- засмеялась  Несси,  -- чтобы... не
видеть твоих нелюбимых жен.
      Зажигалка...    Какое  отношение  имела  она  к   моему   умозрительному
эмирству?..  О-о-о,  дело  было перед  командировкой  в Афганистан...  Инна,
узнав,   что   я  уезжаю,  настояла  на  проведении  отвальной.  Она  вообще
любительница всяких  "party".  Вечеринка  состоялась  в общежитии института.
Несс  зазвала на  нее нескольких однокурсников, в том числе, и двух афганцев
-- для меня, с познавательной целью.
     И вот сидим мы, пьем "Абу Симбел" с лимонадом "Буратино", а тут один из
афганцев поднимается и так это прочувствованно обращается ко мне:
     --  Ты  мне  очень  понравился,  брат.  Я  хочу  тебе  сделать  большой
подарок...
     -- ...
     -- Произнеси, пожалуйста:  ла илля  иля миах ва Мухамад расул  Аллах...
Только от души скажи.
     Пожалуйста. Почему бы не порадовать человека:
     -- Ла илля... иля миах... ва Мухамад расул Аллах...
     -- Все, -- по-детски  радуется афганец,  -- теперь по  нашим законам ты
стал мусульманином. Теперь я могу тебе дарить... Я -- Гилани Алекозай!
     Со  значением  говорит.  С  расстановкой. Типа, "зовите  меня просто --
Ильич". Ну и хорошо. Нормальный такой гилани, вполне симпатичный алекозай!
     -- Нет, ты не понял, брат! Я -- Гилани!!!
     И  объясняет мне, значит, Алексей,  что  он  --  ни много, ни мало, как
племянник знаменитого Гилани. Предводителя моджахедов, почитаемого  в Афгане
наравне с Гульбеддином Хекматиаром  и  Ахмад Шах Масудом. А теперь  подарок!
Гилани   что-то  усердно  царапает  карандашом   на  бумажке  и   царственно
протягивает мне.
     Ну, и что здесь написано?
     -- А здесь написано, брат... Как  попадешь в Афганистан, сразу сдавайся
в  плен... Здесь написано,  что  ты мусульманин  и  друг маленького  Гилани,
племянника Большого Гилани... И должны будут  дать тебе  отару овец  и самых
красивых девушек в жены... Бери, дорогой, пользуйся. Тебя Гилани любит!
     -- Евреи,  вообще-то, не  сдаются, --  отшучиваюсь  под  хохот  честной
компании. И пытаюсь спрятать дарственную во внутренний карман пиджака.
     Гилани вырывает у меня записку:
     --  Нет,  так  пропадет.  Вот...  --  он  мастеровито   разбирает  свою
зажигалку,  сворачивает дарственную трубочкой и прячет ее в "зиппо", -- Бери
от Гилани вместе с зажигалкой. Раз