ений приходило  указание, какая именно
ситуация отрабатывается. Самой серьезной была ситуация "А": обезвреживание в
Подмосковье   группы  террористов,  захватившей  в  заложники   иностранного
туриста-автолюбителя.
     Командиры про себя матерились. Чушь! Бред! Порождение безумной фантазии
кремлевских  мудраков!  Какие в  нашем Подмосковье  террористы?!  Материться
матерились, но -- репетировали .
     --  СЛОЖИТЬ ОРУЖИЕ! ОТКРЫВАЮ ОГОНЬ НА ПОРАЖЕН ИЕ!
     Смотри-ка, как  оперативно сработали парни! Будто восьмидесятый сейчас.
Интересно, что чувствует их командир, обозревая открывающийся сверху пейзаж?
     -- Артем, Игорь,  Сергей...  Трое  ко  мне  без оружия! -- машет  рукой
Васильич, -- Остальным взять под охрану объекты!
     И дальше что? Подбегаем к командиру. Дмитрий Васильевич спокоен:
     -- Стойте рядом и молчите, со всем соглашайтесь. Все беру на себя!
     На территорию  лагеря врываются,  кувыркаясь на колдобинах,  два крытых
"КАМАЗа"
      ... Да-а-а, парни, счастлив ваш бог! Как вас на минах-то не рвануло?!. .
     С  бортов "КАМАЗов"  сыплются  на землю бойцы...  Навстречу  "КАМАЗам",
крякнув  и  чуть  ли  не  роя  дулом  землю,  выдвигается  наша  "шестьдесят
девятка"...  Метрах  в тридцати от  "Акулы"  приземляется  вертолет. Два его
прожектора, в упор направленные на нас, слепят глаза, обездвиживают...
     --   НА ЗЕМЛЮ!  ЛИЦОМ ВНИЗ! РУКИ ЗА  ГОЛОВУ!  -- кричит  на бегу  старший
группы быстрого реагирования.
     -- Делайте, -- шепчет нам Васильич.
     Мы  выполняем приказ  командира, но  сам он  не  спешит присоединиться.
Утыкаемся носом в пропахшую гарью пыль...
     --  ПАДАЙ, СУКА!
     -- Да вы, ребята, ох... ли! У нас...
     --  СУКА!
     Спокойный  тон  Самохвалов  резко контрастирует  с воплем  спецназовца,
раздающегося над нашими  с Валей головами. Зря он так. В смысле, Самохвалов,
а не спецназовец. Р-раз! Васильич, коротко  охнув и держась за живот, падает
рядом с нами. Правильно, спецназ сначала бьет, а потом разбирается.
     --  АЛЕКСАНДРОВ, ЕМОЛКИН, ВЗЯТЬ...
     --  ЧТО ЗДЕСЬ  ПРОИСХОДИТ?   --  начальственный  бас перебивает  указание
старшего группы.
     --   Почему...   вы...  --  Самохвалов   превозмогает  боль,  старается
выговаривать каждое слово отчетливо, насколько это  вообще возможно сделать,
не отрывая  головы от земли,-- Почему...  вы... врываетесь  на территорию...
съемочной группы?! Мы работаем... по заказу... Правительства России и ОРТ!
     --  ЧТО-ЧТО?!
     Пусть  "бас"  и  не   уловил  смысла   сказанного,   но  словосочетание
"Правительство России!" произвело  на него, видимо,  магическое воздействие.
"А Что это за отрепыш там, в грязи, смеющий вякать о Правительстве?!"

     --  АЛЕКСАНДРОВ, ЕМОЛКИН, ПОДНЯТЬ...
     Четыре  руки  одномоментно  вздергивают Самохвалова  к  начальственному
носу. Мы остаемся лежать, как и лежали. Ничего от нас сейчас не зависит.
     -- Правительство России! Вы... ответите за ваш... беспредел!
     Наконец-то  командир  правильно  начал!  С  ударной фразы. Я  физически
ощущаю, как он морщится от боли.
     -- Там... в  вертолете...  "дипломат"  с  документами...  Я перезвоню и
доложу о вашем самоуправстве... Виктору Степановичу!
     --  АЛЕКСАНДРОВ, ЕМОЛКИН, ПРИНЕСТИ...
     Что же там, "наверху" происходит?! Голову не поднять, сразу заработаешь
тяжеленной "берцой" в челюсть.
     "Наверху"  щелкают  замки  "дипломата" и... воцаряется гробовая тишина.
Слышен только шелест бумаг...
     --  ГОСПОДИН САМОХВАЛОВ, Я...
     Не знаю, что случилось, но тон у начальника явно обескураженный.  Этого
хватает, чтобы командир ГБР отдал следующую команду на полтона ниже:
     --  ЕМОЛКИН, АЛЕКСАНДРОВ...
     Двое бойцов помогают нам  с Валентином подняться. Именно помогают, а не
вздергивают...
     --  ГОСПОДИН САМОХВАЛОВ, Я...
     --  ГОЛОВКА ОТ... ПУЛЬВЕРИЗАТОРА! -- ПОЛКОВНИК ШВЕЦ!
     Ругательство Самохвалова сливается с представлением  толстенного  чина,
облаченного в кожаную  куртку  и фуражку - "аэродром"  а-ля министр  обороны
Сергеев.
     Озираюсь.  Фантастика,  Армагеддон...  Бойцы  спецгруппы,  застывшие  в
нерешительности  возле  своих  "КАМАЗов",  и  танк с  грозной  надписью  "На
Крэмль!",  поводящий пушкой. Наша  "акула-неотложка"  и  вертуха, на которой
прилетел "сергеевец". Александров и  Емолкин, я  и Валька. Полковник-пузан с
пластиковой  папкой в  руках и Самохвалов, утирающий ладонью  кровь  со рта.
И... ни  одного  "двухсотого" или  "трехсотого" чеха поблизости: вовремя  мы
таки прибрались!
     Дмитрий   Васильевич,  неведомо  почему,   уже  полностью  контролирует
ситуацию:
     --  Ну-ка  дайте...  дайте-ка  мне "дельту"...  Я  перезвоню в  Кремль,
разбужу  Викторстепаныча...  доложу,  как  нас  избивают!  Актерскую  группу
избивают, подонки...
     --  ГОСПОДИН... ТОВАРИЩ РЕЖИССЕР...
     Губы у пузана подрагивают.
     --  ПРИМИТЕ ИЗВИНЕНИЯ. МЫ СРЕАГИРОВАЛИ... МЫ НЕ ЗНАЛИ...
     --  Чего вы "не знали"? -- передразнивает Самохвалов  и вырывает из рук
полковника папку с документами, -- Вот  же, вашу  мать...  вот и  вот. Заказ
Правительства  России  на  съемки  фильма   "Чистилище-2"...  Разрешение  на
проведение  ночных   съемок...  на   пиротехнические   работы.  Видите,  чья
подпись?!.. Дальше читайте: Александр Глебович Невзоров, депутат  Госдумы --
генеральный  продюсер.  Да  вы знаете, кого  вы мордой  в  грязь  только что
сунули?!
     Пузан  облизывает пересохшие  губы, а Самохвалов машет папкой в сторону
Вальки:
     --  Самого Дмитрия  Нагиева... исполнителя главной  роли в "Чистилище"!
Любимца премьера! Дайте, дайте "трубу"!
     --   ОТБОЙ! ВСЕМ ЗАНЯТЬ МЕСТА!  --   зычно гаркает полковник.  Он явно не
хочет, чтобы подчиненные становились свидетелями его позора.
     Александров,   Емолкин,  остальные   спецназовцы  нехотя  забираются  в
"КАМАЗы".
     -- Но... товарищ режиссер Самохвалов...
     Подопечные  пузана  расселись  по  машинам, и  в  голосе  пузана  сразу
наметились просительные нотки:
     -- Но... где же... сам Александр Глебович? Где...
     Полковник  Швец  пытается окинуть  взглядом  всю  "съемочную площадку".
Лишний вес не  дает ему повернуть головы,  он крутится, как медведь в цирке,
всем телом...
     -- Где... эти... как их?.. кинокамеры?
     --  "Невзоров, кинокамеры!" --  презрительно скашливает  Самохвалов, --
Глебыч в такое время отдыхает... а кинокамеры... вся съемка ведется скрытыми
камерами.
     -- Одна вон, -- Самохвалов нагло смотрит  в полковничьи  очи, -- в дуле
танка! Что вам  еще из подробностей интересно?  Звоните прямо в Кремль, вашу
мать, если читать не умеете. Там и выясняйте!
     --  Еще  раз примите мои  извинения!  --  Швец  берет под козырек, -- С
виновными мы разберемся по все строгости...
     --  Да это не с ними, а с  вами,  полковник, разбираться надо, -- грубо
обрывает его Самохвалов, -- впрочем, пусть наши заказчики сами решают.
     -- Извините... мы думали здесь... какое-то поле Куликовское, что ли?!..
Все  громыхает...  горит...  За  километр  видно.  А  оказывается --  съемки
фильма...
     -- А что, вы и при свете прожекторов уже ни хрена не видите?
     Самохвалов -- воплощенное ехидство:
     --  Что,  разве может танк  с  идиотской  надписью  " На  КрЭмль!"   быть
настоящей боевой машиной?! Или вертолет -- "неотложная медицинская помощь"?!
Или вот Димуля... -- Самохвалов кивает на Валентина, -- похож  на чеченского
наемника?!
     -- Извините... Товарищ Самохвалов... Товарищ Нагиев...
     Полковник пожимает руки обоим:
     --  Досадное  недоразумение.   Больше  вам  никто  не  помешает,  лично
прослежу. Честь имею...
     Он  тяжело  разворачивается и  бредет  к своему  командному  вертолету.
Потерявший сановную спесь, обычный старый барбос-служака.
     --  Эй,  полковник  Швец!  -- кидает в  спину  барбоса  Самохвалов,  --
Вызовите-ка  пожарный вертолет,  а  то  тут  ребята  немножко с пиротехникой
перестарались. Бензин горит...
     Швец, не оборачиваясь, кивает и забирается в вертушку. Через три минуты
от  группы  быстрого реагирования не остается и следа,  будто ее  здесь и не
было.
     --  Отбой!  --  громко  командует  Самохвалов,  и  на  свет(?) Божий(?)
потихоньку выбираются наши бойцы.
     -- Снято кино, отбоярились!
     -- Как тебе, Сергей, кино?
      ... в  свете ПНВ струйки  пота, обильно стекающие  со  лба Самохвалова,
нетрудно принять за кровь...
     --  Рискованно... но неплохо.  И сколько мы его еще... кино...  снимать
будем?
     Командир тычет пальцем в спасительную папку:
     -- Да  по документам, хоть месяц...  Пока не решим, что  со  всем  этим
добром делать. Будем  снимать... до  последнего  патрона, если  понадобится!
Группам занять места по расписанию!

        ГЛАВА 18
     -- А я тут вот подумал, мужики, уйду я на пенсию на хер...
     Дежа вю. И это тоже было:  и  ремеслуковская поза "нога на ногу", и его
пенсионные  планы  насчет разведения кобелей,  и  мы  с  Баратынским, нехотя
внимающие велеречивому полковнику.
     --  Так  вот. Уйду  я на пенсию и...  на  хрен мне эта псарня сдались?!
Возьму и выставлю  свою кандидатуру на Президента России. А что?  Время  еще
есть. Деньги теперь тоже...
     У Ремеслука  сегодня  есть  не  только  время  и  деньги,  но  и  повод
помечтать.
     Еще  бы!  Базу  в "Заветах Ильича" мы с ребятами  Самохвалова взяли под
контроль  без  сучка без  задоринки.  Если не считать задоринкой  нескольких
легко   раненных  с   нашей  стороны,   а  сучком  --  толстого  полковника,
попытавшегося помешать киносъемкам.
     Орлы  Баратынского захватили казначейство  "чехов"  в  санатории  ВЦСПС
"Молодые дубки". И  тоже  -- без лишних  проблем.  Правда, и  к ним подоспел
расторопный СОБР, причем  более отмороженный, чем наш.  Сразу начал  палить.
Если  бы  не  дипломатичность "кинорежиссера  Баратынского",  дело могло  бы
обернуться большой кровью. Но, слава Богу, пронесло.
     И  вот  мы  --  Юрий  Викторович,  я   и  Паша  Платонов   в   качестве
совещательного  голоса  --  сидим  в  директорской Ремеслука и  слушаем  его
разглагольствования. Ближайшая задача решена, по всем документам у нас целый
месяц на то, чтобы разобраться с "золотом регионов".
     -- Юлий Викторович, -- подает голос Платонов, -- А если серьезно... что
с  раненными  "чехами"  делать  собираетесь?  Их восемь  человек  на объекте
Самохвалова и еще пятеро в "Дубках". Ну, ночь они там перекантовались, но не
на базах же их держать в самом-то деле!
     Ремеслука не  смущает вопрос  Паши. Он  надевает очки,  достает  пухлую
визитницу,  перебирает пластиковые страницы, плотно  утыканные карточками  и
бормочет  себе  под  нос что-то  вроде:  "Тэк-с,  Черномырдин...  Хазанов...
Собчак... нет, не то! Ага... Жванецкий... Горбачев... нет. Вот!"
     Он  выдергивает  одну из визиток и  шлепает ей о  стол, будто  козырным
тузом:
     -- Вот. Майор Барковский. Слыхали о таком?
     Мы  недоуменно переглядываемся с Платоновым  и Баратынским: нет, такого
майора мы не знаем.
     --  Ну как  же,  как  же, друзья!  Об акции  "Пропавший полк" разве  не
слышали?  Барковский  -- ее  руководитель. Он ищет  чеченцев,  "пропавших" в
России и меняет их на наших пленных. Так я тут по базе данных посмотрел, эти
тринадцать "духов"  -- все барковский  контингент. Все борцы  за веру. Все в
общероссийском  розыске:  убийства, грабежи, изнасилования,  вымогательства,
наркотики. Я сейчас Барковскому позвоню: пусть забирает их на хер в Ичкерию.
Привезет оттуда  наших ребятушек  --  тринадцать русских матерей  счастливее
станут.
     Ремеслук тут же снимает трубку и в течение десяти минут утрясает вопрос
с  руководителем акции  "Пропавший полк":  да, возьмет,  да,  доставит,  да,
солдатиков  наших на обмен привезет. До сих пор  не могу привыкнуть к манере
Леонидыча вести дела: часами лясы точить, а потом решать все в один момент.
     --   Юлий  Леонидович,  а  про  деньги  как  решили?  --   интересуется
Баратынский, -- Надо  ведь еще с закладными  как-то разбираться,  с мэрскими
гарантиями...
     -- Нет, а серьезно, -- вскидывается полковник, -- Хрена  ли там решать?
Сколько  баксов  было в коробке  из  под  ксерокса, которую  из Белого  дома
скрысили?  Пятьсот тысяч!  Сколько  баксов складировано сейчас в "Заветах" и
"Дубках"? Поболее, поболее... Но и у меня...
     Полковник обводит взглядом комнату:
     -- И у меня коробок вон до фига. И из под ксероксов, и из под факсов, и
из  под пипифаксов.  Есть  куда бабки  грузить! И на  президентскую компанию
вполне хватит... Вот стану Президентом, и все гарантии -- на свалку.
     Юлий Леонидович ожесточенно потер нос:
     -- Прикиньте... По "ящику" рекламу закажу. Что-нибудь вроде: "До выбора
Ремеслука президентом России  осталось 168  дней,  12 часов,  30  минут,  15
секунд!". Бам-Бам-Бам! Кино  про  меня  Рязанов  снимать будет.  "Ремеслук в
кругу семьи... то есть, Зики". А сам я свалюсь  куда-нибудь в Москву-реку...
спляшу   "комаринского"  где-нибудь   в  Лондоне...   назову  разок   Швецию
Швейцарией,  Польшу  Норвегией,  прихвачу  парочку  натовских  секретарш  за
задницу,  пообещаю рассчитаться  с пенсионерами и  бюджетниками.  И  все.  И
писец.  И  я -- всех вас... Президент.  Ну, конечно, портфели  распределю по
профилю...
     Ремеслук шмыгнул носом. Его несло:
     -- Ты,  Платонов,  теперь  кто? Глава продюсерского  агентства.  Будешь
министром  финансов.  "Люди  добрые,  мы   беженцы,  поможите   России,  чем
можете..." Это по твоей части.
     Неволин у нас сейчас вообще не  пришей кобыле хвост.  Кем тебя сделать,
а, Неволин?
     Ну, а с Баратынским вообще все ясно.  Начальник психушки, так  сказать.
Значит, сделаем его спикером Госдумы. По профилю близко.
     -- Простите, господин полковник...
     Я  решаюсь вторгнуться в мечты  Ремеслука. Кто-то ведь  должен спустить
его с небес на грешную землю:
     -- Простите, но пока вы  не определились с моим  портфелем, могу я быть
свободен?  Что делать с  ценностями,  вы решите  и  без меня.  Я свою задачу
выполнил,  хотелось бы  только  про Шамиля напомнить.  Насколько понимаю,  в
числе захваченных на базах "духов" его нет...
     Ремеслук  действительно спустился с небес на землю. Скорее  упал. И без
парашюта.
     -- Ах да... Сережа... конечно!  Ты прав. Ты свое отработал. И с Шамилем
надо по быстрому разбираться. Это и в твоих, и в наших интересах.
     Полковник взглянул на часы:
     -- Он сейчас в своем  головном  офисе. В "Темпе-А". И,  естественно,  в
курсе событий. Связь  с обеими базами прервана,  ему нетрудно домыслить, что
могло  произойти.  Надо  его  сегодня же и брать.  Шамиль  -- опытный шакал.
Наверняка уже со своими партнерами созванивается, планирует что-нибудь нам в
пику. Давай так...
     Ремеслук провел пальцем по циферблату.
     -- Двух... трех  часов  тебе хватит,  наверно. Там, на  втором этаже  в
комнате у Мадины тебя трое японцев  каких-то с утра  дожидаются,  поговорить
хотят...
     -- Какие японцы?
     Честно говоря, в пылу ночных "киносъемок" я  успел позабыть  о событиях
другой,  предшествовавшей  им ночи, о  злобном Исрапи  и  о своих  нежданных
спасителях.
     Ремеслук поднял брови:
     -- Какие  японцы и откуда, тебе лучше знать. Заявились ни свет ни заря,
я  подумал  -- за  девочками.  Нет,  говорят: Нииволина, Нииволина.  Хорошо,
старший у  них с разговорником,  немного по-русски лопочет. Нииволин-сан, --
объясняет, -- нас луцсий друг. Мы будем его ждать.
     --  Что мне  оставалось? Провел их в комнату  к  Мадине,  дал им шашки,
чтобы в "Чапаева", значит, играли, да двух бойцов к ним приставил.
     --  Ты, Сергей, упрекал  вот нас  в непрофессионализме, -- не  преминул
подколоть  злопамятный Леонидыч, -- Дескать, в твое  время  все  по  другому
было,  а сам... тащишь в мой штаб, кого ни попадя. "Светишь"  адрес каким-то
узкоглазым, которые нам ни в... известное место, ни в Красную Армию...
     -- Я никому ничего не светил, -- буркнул я.
     --  Ну, дело твое, -- развел руками Ремеслук,  --  Давай, поднимайся  к
ним, разбирайся и назад.
     --  Я, кстати,  своих обещаний  не  забыл,  --  полковник потряс воздух
указательным пальцем,  -- и с Шамилем  тебе  помогу.  Будете  действовать  с
Мадиной на пару. Вернешься, объясню. Только не задерживайся с ними уж очень.
     -- Хорошо.
     Я  поднялся из директорского кресла и пошел наверх, оставив  полковника
наедине с Пашкой и Баратынским обсуждать судьбу  "чеховских" денег и светлое
будущее ремеслуковского президентства.
     В мадининой комнате,  как и было сказано,  я застал трех японцев и двух
ремеслуковских охранников. Один из них -- Петром его зовут, кажется -- сразу
поднялся мне навстречу:
     -- Сергей Иванович, ну наконец-то! Мы и так после "Дубков" ни помыться,
ни  переодеться  не  успели, а тут товарищ полковник  японцев  нам подсунул:
"охранять-просьбы удовлетворять-ничего не позволять!" Нам уже скулы сводит!
     -- В каком смысле, скулы сводит?
     -- Так  ну че они?  -- пояснил напарник Петра, молодой плотный парнишка
рязанского вида,  --  Просьб  никаких,  в шашки не  играют.  Сидят  только и
улыбаются. Ну и че нам? Сидим и тоже улыбаемся, а скулы и болят!
     Н-да,  перетрудились  ремеслуковские  парни! По  их  характерным  лицам
видно, что не шутят: таким легче базы брать, чем лишний раз улыбнуться.
     -- Спасибо, ребята! Извините, что заставил ждать. Вы свободны.
     Петр  и   "рязанец"   не  заставляют  повторять  дважды,  и  с  видимым
облегчением подхватываются из кресел.  Стоило охранникам  покинуть  комнату,
как  японцы,  так  и  продолжавшие  улыбаться  на  протяжении  всего  нашего
недолгого  диалога, моментально  преобразились. Посерьезнели. Молодые  парни
коротко  поклонились,  их  престарелый спутник...  Сунь Цзы? Нет,  Сайдзи!..
Подошел ко мне и с видимым достоинством протянул руку.
     У Сайдзи-сан при этом было такое  выражение  лица, как... Как  у  меня,
если бы я освоил эскимосский  обычай здороваться,  потираясь  носами. Гордое
такое  выражение:   освоил-таки,  освоил  дикарское   приветствие!  Научился
говорить с варварами на их языке!
     -- Сергей-сан, ми ради синова видеть васа! Ви ехати с нами. Ми говорить
си перевосика!
     Я пожимаю руку японцу и  кланяюсь,  как  когда-то в  додзе,  на татами.
Пусть и  моим  спасителям  будет  приятно: гайдзин,  чужеземец,  тоже  может
освоить хитрую науку японского церемониала:
     -- Сайдзи-сан... Касуми-сан... Сугитани-сан. Я  тоже  рад вас видеть. Я
готов. Куда... мы... должны... ехать?
     Говорю  медленно, с расстановкой, не совсем по-русски выстраивая фразы,
чтобы моим странным друзьям был ясен смысл сказанного.
     -- Перевосика. Ми... ви... перевосика. Ситоби ясина говорить.
     Ого,  уже без  талмуда-разговорника чешут. И,  в общем, я  все понимаю:
японцы предлагают поехать к какому-то переводчику.
     Два-три  часа у меня есть,  сказал  Ремеслук? Должен  успеть.  Поехали,
господа! Судя по  всему, у вас ко мне действительно какое-то важное дело. Не
для того же вы в Россию летели,  чтоб прикрывать зад неизвестному чужеземцу,
вляпавшемуся в непонятную для вас авантюру?!
     -- И... куда... мы... едем?
     -- "Тойота-моторс"! Пиреставительсво. Холосая пелевосика!
     Ах  ну  да,  как   же  я  запамятовал!  Где   же  в  Москве   еще  быть
переводчику-японцу, как ни в автотранспортной фирме.
     На  выходе из  публичного дома наша  странная процессия  сталкивается с
Ремеслуком. Морда  у полковника  довольная, как у кота,  наевшегося сметаны.
Наверное, мое отсутствие не помешало ему с Пашкой и Баратынским определиться
насчет денег и президентства.
     Полковник хлопает меня по плечу -- "давай, Сережа, скоренько,  и  -- за
дела!" -- и расшаркивается с японцами:
     -- Вы заходите, заходите.