ми   пластинками   ввалились  Цветочкин,  Ласмин.  Пошли
поздравления,  приветствия.  Димочка  подарил новорожденной соску. Он нажал на
резиновый  шарик  -  и  соска  запищала.  Все ужасно хохотали. Димочка опять с
чем-то приставал к Липе. Липа отмахивалась.
    Опять зазвонили - пришел профессор Мегалов, старый друг Марии Дементьевны.
Это  был  жирногубый круглый человек с редкими и гладкими прядями, зачесанными
сбоку  наперед,  словно  приклеенными  к лысине. Профессор состоял при высокой
особе  в пенсне. У дамы был снисходительный взгляд, говоривший как будто: "Да,
это  мой  муж, а я его жена, но что из этого?" Звонки теперь следовали один за
другим.   Влетали   нарядные   девушки,   входили   корректные  молодые  люди.
Поздоровавшись  с  Марией  Дементьевной,  поздравив  или  поцеловав  Ладу, все
начинали что-то искать глазами по комнате и останавливались на Антоне.
    - Это он? - спрашивали шепотом Марию Дементьевну.
    - Он, он!
    Всех знакомили с Антоном. Мегалов осторожненько протянул ему пухлую руку и
вопросительно  скосил  глаза  на  Марию  Дементьевну,  подобно тому как, гладя
большого дога, озираются на его хозяина: как, ничего, не цапнет?..
    - А-а, очень, очень рад! - сказал Мегалов. - Как же, как же! Слышал, о вас
столько,  в  газетах  читал...Потом  он вдруг перешел на другой лад. Подмигнул
Марии Дементьевне и запел: Моя милка пышна, пышна, Запоет - далеко слышно...
    - Где вы учились музыке? - спросила польщенная Мария Дементьевна.
    - В первом классе, - сказал Антон.
    - Как - в первом классе?
    - А  на пароходах, - пояснил Антон. - Там в салонах первого класса пианино
всегда.  Я,  как, бывало, разгрузки мало, так наверх... и подбираю до третьего
свистка... Раз чуть не уехал - "Сердце красавицы" подлаживал.
    Он стал настоящим героем вечера. Вспомнив цирк, он стал показывать фокусы.
Жонглировал  пустыми  бутылками.  Кольцо,  взятое у Марии Дементьевны, исчезло
из-под  чашки  и  нашлось,  конечно,  у  переконфуженного Ме-галова. Салфетка,
завязанная  в  три  узла,  непостижимым образом оказывалась саморазвязавшейся.
Водка горела в рюмке синим пламенем, и Антон опрокидывал огонь прямо в рот. Он
двигался  по комнате, огромный, сам немножко уже оглушенный вином и успехом, а
за  ним гурьбой, как крысы за гамельнским музыкантом, ходили гости и старались
не  упустить  ни  одного слова, ни одного движения, и восторгались, и ахали...
Каждый  хотел  выпить  с  ним  отдельно,  и  ему подносили и подносили. Он уже
чувствовал, что ему будет плохо, отказывался, но тогда начинались обиды.
    - Ай-я-яй, Антон Михайлович, со всеми пили, а с нами? Стыдно!..
    - Да я не могу больше, - отнекивался Антон.
    - Ну  да,  рассказывайте, такой богатырь! Бросьте скромничать. Что для вас
эта стопочка?
    Антон вдруг стал очень громко говорить. Ему казалось, что все где-то очень
далеко,  плохо слышат его. Почему-то он очутился с Ладой в передней. Очевидно,
их  снесло  сюда  во  время танца. Лада показалась ему необычайно красивой. Он
вспомнил Настю и с обиды, со зла поцеловал Ладу.
    - Сумасшедший!.. - сказала она и, передохнув, прижалась лбом к его плечу.
    Между  тем  Дима,  несколько  уязвленный  тем,  что  сего профессор держал
тарелку,  в  другой  -  вилку.  Он держал тарелку, как палитру. Вид у него был
вдохновенный.  Он  откидывался  назад, искоса прицеливался, тыкал вилкой, клал
нежно  кусочек  на  тарелку,  примеривался к другому блюду, соображал малость,
цапал  ломтик,  пристраивал  его  на  тарелке,  затем  выбирал  грибок, словно
подбирал  нужный  колер...  Пили  за  новорожденную,  пили  за  отсутствующего
Ардальона  Гавриловича,  пили  за  присутствующих дам, пили просто так. Ласмин
высвободил   белоснежную  салфетку  из-под  козлиной  своей  бороды,  встал  и
провозгласил тост за знаменитого гостя.
    Все зааплодировали и полезли чокаться с Антоном.
    Мегалов растрогался, вытер рот салфеткой, облобызал Антона. И, тут же сев,
спросил:
    - Ну и что ж, это хорошо, в общем, оплачивается?
    - Что? - не понял его Антон.
    - Ну вот это... ножное искусство.
    Цветочкин,  Ласмин  и  Димочка  наперебой  подливали Антону. Как все очень
здоровые  люди,  непривычные  к  вину, Антон очень быстро захмелел. Он уже раз
опрокинул  бокал на скатерть. Мария Дементьевна, конечно, не заметила, но, как
только  Антон  отвернулся,  сейчас  же посыпала пролитое солью, чтобы пятна не
осталось.
    Антон уже рассказывал какие-то необыкновенные истории.
    - Я...  это  что!.. Вот у нас на Волге был грузчик, так можете поверить...
Один  раз  стоит на пристани и ухватился за корму парохода. Капитан командует:
"Самый  полный  ход!"  Что  за петрушка? Не идет пароход, и все!.. Так пароход
прямо с грузчиком пристань потащил...
    Димочка тут же не преминул сострить:
    - Э, Антон, да ты не только вратарь, ты привратник: приврать мастер.
    Как  всегда, в отсутствие Ардальона Гавриловича Димочка острил безудержно.
Но  Антон  уже  сидел  за роялем. Он взял несколько аккордов и хорошим, легким
голосом запел:
    - Эх,   да  пониже  да  города  Саратова  протекала  реченька  да  матушка
Камышенка...
    Он  сидел  на круглом стуле, как на причальной тумбе, и нажимал по очереди
обеими ногами педали, словно на велосипеде.- По-о-озволь! - кричал Кандидов.
    - Я не позволю! - лепетал профессор.
    - По-о-озволь!..  Это  чья?  Примай  под  расписку! - И Антон сдал на руки
профессору его супругу, едва не уронив ее на пол.
    - Ты  немножко  воздержись!  -  громко  сказал  ему  на  ухо  Цветочшш.  -
Неудобно...
    - Иди ты!..
    - Антон Михайлович... - увещевал его Ласмин. Антон так стиснул юриста, что
у бедного Валерьяна Николаевича потемнело в глазах.
    - И-эх,  гуляй!  Полный  ход,  грузи, давай не задержи-аай!.. Не подходи -
зашибу!..
    И Антон куролесил так, что Лада побежала звонить Карасику:
    - Послушайте,  Карасик, ваш этот приятель... напился тут. Утихомирьте его,
ради бога! Карасик всполошился.
    - Антон там натворил что-то, - сказал он и побежал.
    Токарцевы  жили  поблизости  от  завода. Через несколько минут Карасик уже
входил в квартиру Токарцевых. Ему открыла домработница Липа.
    - Ваш-то  здоровущий,  -  сказала она с осуждением,- какое безобразие себе
позволяет!  Скандальничает. Волнуясь и для чего-то надвинув на лоб свою верную
шляпу,  Карасик  вошел  в  гостиную.  Антон бушевал у роя-ля в ворохе диванных
подушек. Одна щека у него была в кармине, галстук вылез из-под воротника.
    - А, Карась! - закричал он суетясь. - А ну, подойди сюда, рыбка, выпьем.
    Карасик  медленно  и молча шел на него. Антон качался: - Ты чего это?.. Ну
подходи, ну...
    Карасик приблизился почти вплотную. Антон протянул руку, чтобы сграбастать
его. Но тут произошло нечто не ожиданное.
    - Добрый  вечер,  Антон,  - негромко сказал Карасик, почтительно сняв свою
смешную шляпу. - Сядь! Успокойся, и пойдем.
    И  Карасик, встав на цыпочки, крепко взял Антона за плечи. дня он оказался
на  втором плане, придумал сыграть с Антоном шутку. Антону дали в руки половую
щетку. Дима влез на стол. В руках у него была миска с водой.
    - Сможешь удержать? - спросил он Антона.
    - Об чем разговор!
    Миску  прижали щеткой к потолку. Щетку вручили Антону. Антон крепко держал
ее. Дима спрыгнул со стола и отставил его к стенке.
    - Ну, вот и стой теперь так! - воскликнул Дима при общем восторге.
    И  все  стали  уходить.  А Антон остался посередине комнаты со щеткой. Это
была  старая  испытанная шутка. Уйти невозможно - миска упадет, разобьется. Но
Дима  забыл, что имеет дело с лучшим вратарем страны. Антон легко выбил щетку,
отскочил и поймал миску вытянутыми вперед руками. Он почти не расплескал воды.
Но  тут  обида  подступила  к  горлу  вместе  с  тошнотой. Он подошел к Диме и
поставил  ему  миску  на  голову.  Димочка  в ужасе присел. Миска покачнулась,
облила  ему  брюки. По паркету растеклась лужа. Бибишка подбежала, понюхала и,
поджав хвост, заползла на всякий случай под диван: "Я, мол, тут ни при чем, но
иди доказывай потом, когда ткнут носом да еще выдерут..."
    Но Антону теперь уже на все было наплевать...
    - Бей! - закричал он и стал в дверях, распахнув обе половинки.
    Лада  пустила  в него диванной подушкой. В него полетели апельсины, в него
метали  коробками  из-под  тортов,  шляпами. Он ловил без промаха. Всех объяло
какое-то  беснование. Потом Антон совсем разошелся. Стал показывать свою силу,
согнул  ключ, поднял шкаф с книгами, закружил Марию Дементьевну и подхватил ее
на руки.
    - Надорветесь!  -  кричала Мария Дементьевна. - Надорветесь! Меня с тысяча
девятьсот одиннадцатого года никто поднять не мог.
    Она  была действительно очень тяжела. Антон посадил ее на диван и шагнул к
профессорше Мегаловой.
    - Вы  с ума сошли! - закричала профессорша, взлетая, руками одергивая юбку
и ловя свалившееся с носа пенсне. - Ксенофонт!..
    - Молодой  человек!  -  сказал  Мегалов, животом надвигаясь на Кандидова.-
Скажешь,  значит?..  Эх  ты,  газетчик...  отдел  объявлевий.  -  Он с досадой
покривился.  -  Ну,  смотри,  Женя,  как  знаешь...  Только  товарищи  так  не
поступают. Пожалеешь после...
    - Ты что это, грозишь, кажется?
    - Чего там грозить, сам увидишь, - загадочно сказал Антон.
    - Ну,  я  не  мастер  загадки  отгадывать!  - разъярился Карасик. - С этим
обратись в отдел ребусов и шарад. А ведь я же, по-твоему, отдел объявлений...
    Антон ушел, пнув ногой стул по дороге.
    Это уже была ссора.
    Коммуна,  узнав о вчерашней истории, заволновалась. Настя была возмущена и
растерянна.  Бухвостов  кричал, что Антон опозорил Гидраэр. Фома говорил, что,
конечно  человеку  иной раз выпить и не грешно, но всему край есть. И это срам
для  всей  команды.  Послали  письменное  извинение  Токарцевым.  Письмо отнес
Карасик.
    - Ничего, пустяки какие, - сказала Мария Демен-тьевна. - Ну выпил человек.
Это  Валерьян  Николаевич Ласмин виноват, он его все спаивал, а я не углядела.
Вы  скажите  ему, чтобы он не расстраивался. Пусть зайдет Но вы какой молодец!
Вот не ожидала. Он ведь такой исполин, силач, это чудо! Можете представить, он
меня  как  пушинку...  Настя  сообщила  Карасику, что дело будет обсуждаться в
комитете  комсомола.  Антона  вызвали для объяснений. В этот вечер Карасик был
занят  в  редакции,  а  когда  вер-нулся,  то  не  застал Антона дома, а Фома,
Бухвостов и Крайнах говорили при Карасике иносказательно, нам„ками.
    - Ну что, был комитет? - спросил Карасик.
    - Да, там насчет перевода цеха, - уклончиво отвечал Бухвостов.
    - Я насчет Антона спрашиваю.
    - Что  же  Антон?  -  неохотно  отвечал  Бухвостов  -  Поговорили  с  ним.
Поговорили крепко... Вот будет открытое собрание, тогда узнаешь, потерпи.
    Карасик впервые за все время вспылил, послал всех к черту и пошел к себе.
    Плохо,  плохо  было  в  коммуне.  Даже тренировка шла вяло, словно мяч был
слабо  накачан.  А Баграш вс„ не Антон сел. Он сделал легкое движение, и литые
его  плечи  ушли  из  пальцев Карасика. Но тут ему стало дурно, он скис. Шляпа
Карасика валялась на полу. Карасик взглянул на Антона, и ему стало жаль друга.
Бледный,  испачканный  кармином, опоганенный, обвисший, сидел Антон. Карасик с
бешеным отвращением оглядел гостей. Они перепуганно жались у дверей.
    - Оставьте  нас  вдвоем! - резко сказал Карасик. Повинуясь его голосу, все
перешли в соседнюю комнату.
    - Тоша, воды, может быть, тебе?
    - Вот  дрянная,  брат,  петрушка!  Я,  кажется, пьян? Подпоили, сволочи!..
Уведи меня отсюда... Подсоби, Женя...


    ГЛАВА 38
    Похмелье

    Очень  скверное  вышло дело. Антон встал утром зеленый, запухший. Ему было
досадно и совестно. И ясный до боли в надбровьях день брезгливо посматривал на
него  через  окно. Вещи были разбросаны. Одежда валялась скомканная и небрежно
брошенная,  словно  в  панике  бежала  вчера  с  него. "Даже брюки, даже брюки
убежали  от  тебя",  -  припомнилось  ему  детское  стихотворение. Стул стоял,
сердито  повернувшись  к  нему  спинкой.  Подтяжки  свисали  до  полу. Сопя, с
омерзением  натягивал  на  себя  помятые штаны Антон. Карасик молча смотрел на
него и ждал, что он скажет. Но Антон молчал.
    - Отличился, нечего сказать! - не выдержал Карасик.
    - Я,  кажется, наделал делов - не расхлебать, - проговорил Антон. - Ребята
ничего не знают?
    - Узнают еще, - сказал Карасик.
    - А  нельзя ли как-нибудь?.. - замялся Антон. - А то раззвонят. - А почему
ты не боишься, что вчерашние твои друзья разболтают?
    Антон не ответил. Он подозрительно и мутно взглянул на Женю.
    - Скажешь,  значит?..  Эх ты, газетчик... отдел объявлений. - Он с досадой
покривился.  -  Ну,  смотри,  женя,  как  знаешь...  Только  товарищи  так  не
поступают. Пожалеешь после...
    - Ты что это, грозишь, кажется?
    - Чего там грозить, сам увидишь, - загадочно сказал Антон.
    - Ну,  я  не  мастер  загадки  отгадывать!  - разъярялся Карасик. - С этим
обратись в отдел ребусов и шарад.
    -А ведь я же, по-твоему, отдел объявлений...
    Антон ушел, пнув ногой стул по дороге.
    Это уже была ссора.
    Коммуна,  узнав  о вчерашней истории, заволновалась Настя была возмущена и
растерянна.  Бухвостов  кричал  что Антон опозорил Гидраэр. Фома говорил, что,
конечно  человеку  иной раз выпить и не грешно, но всему край есть. И это срам
для  всей  команды.  Послали  письменное  извинение  Токарцевым.  Письмо отнес
Карасик.
    Ничего,  пустяки  какие,  - сказала Мария Дементьевна. - Ну выпил человек.
Это  Валерьян  Ни  Нико-лаевич  Ласмин  виноват,  он  его  все спаивал, а я не
углядела,  скажите  ему, чтобы он не расстраивался. Пусть Но вы какой молодец!
Вот  не ожидала. Он ведь исполин, силач, это чудо! Можете представить, он меня
как  пушинку:  Настя  сообщила Карасику, что дело будет обсуждаться в комитете
комсомола.  Антона  вызвали  для  объяснений. В этот вечер Карасик был занят в
редакции,  а  когда  вернулся,  то  не застал Антона дома, а Фома, Бухвостов и
Крайнах говорили при Карасике иносказательно, намеками.
    - Ну что, был комитет? - спросил Карасик.
    - Да, там насчет перевода цеха, - уклончиво отвечал Бухвостов.
    - Я насчет Антона спрашиваю.
    - Что  же  Антон?  -  неохотно  отвечал  Бухвостов  -  Поговорили  с  ним.
Поговорили крепко... Вот будет открытое собрание тогда узнаеш потерпи.
    Карасик впервые за все время вспылил, послал всех к черту и пошел к себе.
    Плохо,  плохо  было  в  коммуне.  Даже тренировка шла вяло, словно мяч был
слабо накачан. А Баграш все. не приезжал. Антон приходил теперь лишь ночевать.
Бухвостов,  стуча кулаком по столу, требовал срочно на общем собрании обсудить
поведение Кандидова. Карасик просил обождать до приезда Баграша. Но возмущение
ребят  было  очень  велико.  Они  настояли  на немедленном разрешении вопроса.
Кандидов,  узнав  об  этом,  взбеленился.  Хватит  с него, что на комитете его
клевали. А выслушивать выговор перед всей командой он не намерен.
    Все  собрались,  а Антона не было. Гидраэровцы растерянно переглядывались.
Настя,  зябко  закутавшись  в  большую  шаль,  сидела в уголке. Поздно вечером
явился  Антон,  и  все  снова  собрались  в общей комнате. Потупившись, стояли
напористые и решительные ребята из нападения. Смятение было на подвижных лицах
полузащитников.
    Упрямые   и  непреклонные,  переминались  на  толстых  своих  ногах  беки,
защитники. Все стояли плечом к плечу, исподлобья глядя на Антона.
    Это  стояла  команда,  слитная,  готовая  сейчас двинуться вместе, дружно,
разом.  Антон  почувствовал холодную неприязнь ребят. Ему стало тяжело. Скорее
бы кончить все! Нехорошо все это получилось, неладно...
    - Есть  люди,  -  сказала, вставая, Настя, и все оглянулись на нее, - есть
люди, которые в своем коллективе не умеют...
    - Ребята,  давайте обойдемся без митинга, без всей этой петрушки, - сказал
Антон, как бы не видя Насти.
    - Тут  не  митингом  пахнет,  а  предупреждением  последним!  -  выкрикнул
Бухвостов.
    - Может быть, помолчите, товарищ, пока я говорю! - холодно сказал Антон.
    - За  такое отношение, знаешь, можешь в два счета выкатиться... арбузом! -
рассвирепел Бухвостов.
    - Ага... Кто-то уже арбузами попрекает? Что ж, я не навязываюсь.
    - Знатного  человека  - это мы уважаем, а зазнавак учить будем! - закричал
Крайнах.
    - Может, помолчишь минутку? - спросил его Антон.
    - Действительно,  Яша,  дай  человеку  сказать,<  -  зашептала мама Фрума,
горестно стоявшая поодаль, в дверях.
    - Ребята, вот что, - начал Антон, - это все разговоры мимо ворот.
    И, глядя в окно, стараясь быть как можно спокойнее, он вполголоса сообщил,
что переходит в команду клуба "Магнето".
    Весть эта поразила ребят. Поступок Антона показался им изменой.
    - Так! - сказал насмешливо Бухвостов. - Почем за кило дали?
    Антон вспыхнул и сжал кулак:
    - Скажи спасибо, что это тут... Я бы тебе на Волге за это слово...
    - Да будь покоен, - сказал Фома. - Я бы тебя у нас в деревне тоже на задах
словил...
    - Антон,  -  Настя,  бледная,  глядела  ему в глаза, - ты что? Шутишь это?
Пугаешь нас?.. Да мы в совет...
    - Ребята,  давайте  не злиться, - отвернувшись, проговорил Антон. - Силком
не  удержите,  а  все  уже  согласовано, и в Высшем совете тоже. Что, на самом
деле,  одна  на  свете  советская  команда  вы, что ли? Есть и почище. А у вас
мне... Не расту, в общем, я у вас...
    Он видел, что его уже ненавидят. Команда бросала на него недобрые взгляды.
Он на всякий случай отступил к стене.
    Сделай  он  одно  неосторожное  движение, скажи сейчас резкое слово, и все
покатилось бы в драке. Он попятился к лестнице.
    - Ну и вали, вали к своему Цветочкину разлюбезному! - сказал Бухвостов.
    - Пошел,  пошел, не оглядывайся! - кричал Фома, Антон поднимался в комнату
Карасика за своими вещами.
    Мама Фрума с подоткнутым фартуком стояла поодаль, у дверей кухни. Огромная
извилистая морковь пылала в е„ руке, как огненный меч.
    - Я  не  вмешиваюсь,  Антон,  -  сказала  мама  Фрума,  -  но  люди так не
поступают...
    Антон скрылся в комнате.
    Карасик,  молчавший  все  время, словно очнувшись, кинулся за ним. Команда
уныло молчала. Слышно было, как сопит Фома.
    - Чего-то  мы  с  ним,  ребята, - сказал он, почесывая затылок, - неладно.
Кажется, ерунду напороли... всю посуду перебили, накухарничали.
    Голосом звонким, ставшим прозрачным от слез, Настя сказала:
    - Есть люди, которые в своем коллективе не умеют чутко (она взглотнула)...
к своему товарищу...
    - Начинается! - сказал Бухвостов и плюнул.
    - Вот  так  так,  а  куда  ж мне теперь? - раздался сзади у входных дверей
чей-то голос.
    Все обернулись.
    В  дверях,  с сундучком и узлом, со связкой книг, в полудетской панамке, в
высоких ботинках с ушками, стояла Груша Проторова из артели "Чайка".
    В  комнате  Карасика  Антон  собирал  свои  вещи. В старенький баульчик, с
которым  он приехал в Москву, летели перчатки, бутсы, майка. Антон взял в руки
свитер,  отпорол  матерчатый  значок Гидраэра. Карасик, стоя у дверей, молча и
понуро следил за его движениями.
    - Женя,  -  сказал Антон и подошел к нему, - то одно дело, а у нас с тобой
другое... Надеюсь, это не касается?
    - То есть?
    - Ну, вот в том смысле, что с тобой мы по-прежнему.
    - Нет, Антон, об этом забудь. Ты для меня кончился.
    - Женя, я с тобой, как с человеком, а ты... Ты понять только не хочешь.
    - Я  все понял, Антон, хватит... Я-то, дурак, думал: вот, мол, пример. Это
человек!  Одна  биография чего стоит. - Карасик чуть не плакал. - А ты!.. Куда
все  это  девалось?  Есть  такие...  вроде валенок: в стужу греют а как только
оттепель, так сразу мокнут, ни к черту не годятся!
    Антон   снимал   со  стены  свои  портреты,  вырезанные  из  журналов.  Он
остановился перед Женей. Между ними было не больше