полуметра.
    - Значит, кончили? - тихо спросил Антон. Карасик молчал.
    - Женя,  помнишь,  как  в  Саратове  тогда .. когда Тоська это?.. Как мы с
тобой на одной койке..
    - Помню, но постараюсь забыть.. Антон уложился, поставил вещи у дверей.
    - Ты куда сейчас? - спросил у него Карасик.
    - Не твоя забота.
    Карасик пожал плечами. Его всего трясло.
    - Смотри, Антон, сносит тебя по течению. Где пристанешь?..
    Кандидов подошел к нему:
    - Ну, давай, что ли, по-волжски... по-нашему выпьем расставальную...
    Он  достал  из  шкафа  бутылку,  две  рюмки. Горлышко бутылки тренькнуло и
запрыгало  по  краю  рюмки...  Но он справился и налил Карасику и себе. Оба не
глядели в глаза друг другу.
    - Ну,  -  Антон  поднял  рюмку, - кланяйся нашим... вашим то есть. А Насте
скажешь...  Нет,  ничего  не  надо,  Вс„ это одна петрушка... - Он вздохнул. -
Скажи,  Жень-одно  напоследок.  Можно  тебя  спросить?.. Ведь был ты, в общем,
хлюпик. Откуда, спрашивается, у тебя это взя-лось, что не собьешь теперь?
    - Дурак  ты,  Тошка!  -  сказал  Карасик,  беря рюмку.-И за учителей своих
Заздравный кубок поднимает, - Проговорил он и выпил, не поморщившись, глядя на
Антона непомутившимися, ясными и печальными глазами.
    Груша  сидела  на  сундучке.  Всем  было  не до нее. Тошка прошел сверху с
вещами. Она, обнадежившись, радостно вскочила.
    - Тебя еще тут не хватало! - процедил сквозь зубы Антон и вышел на улицу.
    - Вот попала-то, батюшки, не вовремя!.. - причитала Груша.
    Она не понимала, что же произошло, но видела, что у ребят стряслось горе.
    Карасик  даже не взглянул на нее. Бухвостов удивленно кивнул и отвернулся.
И даже радушный Фома не сказал ей своего обычного "чай да сахар, милости прошу
к  наше-ну шалашу". А она ехала с такими надеждами... Правда, Антон не ответил
на  ее  письмо,  где  она  сообщала  о  пред-етоящем своем приезде и намерении
учиться  в Москве. -Она сидела на сундучке одинокая и никому не нужная, чужая.
Из-под  двери  дуло.  По  тугим,  загорелым щекам поползли обидные капли. Мама
Фрума   спохватилась  и  подошла  к  ней.  Она  все  выспросила,  все  узнала.
Аккурат-ненькая,  участливая  старушка  показалась  Груше  в  эту минуту самой
родной на свете.
    - Ах, эти футболыцики, - говорила
    Антон собирал свои вещи

    мама  Фрума,  -  они  расшумятся, так это не дай бог! Антон, положим, тоже
хорош. Мальчики для него так старались, а от него одно огорчение... Ну, идемте
уж.
    Груша привезла целый мешок с арбузами. Полосатые спелые шары выкатились на
стол.
    - Надо угостить мальчиков! - воскликнула мама Фрума.
    И  через  несколько  минут она уже бегала по комнатам, разнося угощение, и
утешала.  На  все  случаи  жизни  у  нее  было  заготовлено одно всеисцеляющее
утешение.
    - Как  вы  думаете,  -  спрашивала  мама Фрума, - сколько жителей всего на
свете?
    - Да около двух миллиардов, - отвечали Фома, Бухвостов, Карасик.
    Она задавала этот вопрос в каждой комнате всем по очереди.
    - Так  на  свете,  самое  лучшее,  минимум  два  миллиарда неприятностей и
огорчений, - говорила мама Фрума.- Так стоит из-за каждого убиваться?
    - Действительно,  одна  двухмиллиардная мировой скорби! - невесело смеялся
Карасик.
    Груша  сидела  в  комнате  Насти.  На  столе  перед  Настей  лежал  арбуз,
светло-зеленый,  матовый.  Печально  припав  к  холодной  корке головой, Настя
что-то выцарапывала перочинным ножичком.
    - А тебя что, Антон выписал? - спросила она как можно равнодушнее.
    Но Груша почувствовала ревнивое любопытство в ее голосе.
    - Ой, Настенька, вы не думайте!.. - заторопилась она.
    Она все рассказала, как она готовилась на Волге, зачем она приехала. Перед
Грушей   стояла  тарелка,  полная  арбузных  корок.  Тараторя,  Груша,  звучно
выплевывала семечки, и они сочно щелкали о тарелку.
    - А Евгений Григорьевич у вас есть? - спросила вдруг застенчиво Груша.
    - А кто это? - не сообразила сразу Настя.
    - Ну,  вот этот деликатный такой, который в газете печатается. Вы его как.
Карасиком кличете?
    - Ах,  Карасик!  -  засмеялась  Настя. Она поняла вдруг смущение Груши. Ей
стало весело.
    А  в  соседней комнате хмуро расхаживал Бухвостов, Вприпрыжку за ним бегал
Фома.
    - Вот тебе и выиграли первенство, вот тебе и выиграли первенство!..
    - Уйди, говорю!
    - И уйду, дождешься. Сам, один играй.
    Крупная, дородная, сидела перед маленькой Настей Груша Проторова. Внезапно
Настя  почувствовала  доверие  к  этой  большой,  сильной  девушке. Она чем-то
напоминала Насте Антона.
    - Груша, не вернется он, - сказала Настя.
    - Кто,  Тошка-то? Очухается - сам придет. Я их, грузчиков, породу наизусть
знаю, все такие. У, демон!
    В  соседней  комнате Бухвостов и Фома уплетали арбуз. Они с носом по самые
глаза погрузились в сладкую хрустящую мякоть. Говорили с полными ртами.
    - По-твоему, перегиб? - спрашивал Бухвостов.
    - По-моему,  Коля,  перегиб,  - отвечал Фома, спешно жуя. - Он хоть и гад,
конечно, но парень ничего.
    - Гад, но ничего, - соглашался Бухвостов.
    Человек,   возвращающийся  из  долгого  отсутствия  домой  в  предвкушении
счастливой  встречи  и  семей-ных  радостен, но заставший на месте своего дома
головешки  пожарища,  поймет  чувства,  испытанные  Баграшом.  Все,  казалось,
полетело  к  черту. Едва Баграш вошел в общежитие, как наблюдательный его глаз
подметил  катастрофические  приметы.  Полы были не подметены, чертежи валялись
где  попало.  На некоторых из них лежал слой пыли. Баграга понял, что без него
произошло  что-то  неладное.  Когда ребята вернулись с работы, он поговорил со
всеми по очереди.
    - Всех  повышибатъ  вас!  -  слышалось  из  комнаты  Баграша. - На поле вы
туда-сюда, команда, а так - сброд!
    Из педагогических соображений Баграш нарочно сгущал краски.
    Фома  и  Бухвостов  вышли  из его комнаты встрепанные, красные и долго еще
потом  вздрагивали,  отдувались  и, смотря друг на друга, качали головами. Но,
несмотря  на  баню,  на полученную трепку и взгрев, оба - и Фома и Бухвостов -
как  будто  повеселели.  Потом  из  комнаты  Баграша  вылетела  сконфуженная и
пристыженная  Настя.  Она  вышла, закрыла за собой двери, весело встряхнулась.
Попало и маме Фруме за беспорядок.
    -Что это за глаз? удивилась мама Фрума.
    - Один  раз  зашел  и  все  уже  видит. Вот это хозяин и называется! Дошла
очередь до Карасика. Карасик был уверен, что поступил геройски, и был спокоен.
Но  Баграш  жестоко  распустил  и  его.  Он  говорил  очень  обидные слова. Он
утверждал,  что  на Карасика нельзя надеяться, что он не сумел оградить Антона
от  дурных влияний, что в своей комнате кое-как твердость он сумел проявить, а
дальше не хватило пороху.
    И, в общем, выходило так, что для коллектива Женя ничего не дал, а потом и
сам закис.
    - Пойми  ты,  Баграш, - оправдывался Карасик,- мне ведь тяжелее, чем всем.
Для  меня  ведь  Антон  не просто товарищ по команде, хороший там парень и все
такое.  Ведь  всю  жизнь,  понимаешь?..  Для меня образцом был, так сказать...
Через него я и с новыми людьми думал сдружиться.
    - Вот,  спасибо,  -  сказал  Баграш.  - А мы все не счи- таемся? Эх, Женя,
Женя!..  Много  в  тебе  еще  чепухи  сидит, "Образец"!.. Любишь ты эти пышные
словеса.  Литературная,  должно  быть,  привычка,  так?  А мне его просто, как
вашего, без всякой марки, просто жалко, и хватит с меня.
    Карасик побрел к двери.
    - Да  и  мы  сами... - после некоторой паузы сказал Баграш. - Мы, думаешь,
сами  не  виноваты?  Я  и  себя ругаю... Парень он действительно выдающийся по
своей  части,  надо  было  его  на  особое  положение.  Он,  правда, в сборной
стипендию  имеет,  но  с  нашей  стороны какая-то уравниловка была. Не учли мы
некоторые  моменты.  Пользуется  же  наша команда на заводе особыми условиями,
так? Освобождают время для тренировки, на дачу вывозят... А в своем коллективе
такому  парню не сумели создать условия. Это уж я сам недоглядел. Но все-таки,
я думаю, рано или поздно его к нам потянет, закваска у-него хорошая. Вольница,
правда, артельная, крючник, но все-таки наш.
    Через час он созвал всех в общую комнату.
    - Ну,  ребятки,  так  как  же? - сказал Баграш, оглядывая собравшихся. - У
меня есть план, друзья.
    - И у меня есть план! - закричал Фома.
    - Мальчики,  давайте  мыслить,  -  сказала  Настя.  - Вернуть Антона - это
значит победить его.
    - Вот  мы  и  говорим,  -  сказал  Бухвостов, - команда ему должна на поле
доказать.
    - А дальше? - спросил Карасик.
    - А  дальше?  Дальше,  значит,  видите,  дядя,  мы и без вас игрочки... Не
хотится  ль вам на чашку чая со старыми друзьями?.. Играть можешь в сборной, а
работать с нами.
    - Тогда  тренируйте  и  меня!  - закричал Карасик, страшно возбужденный. -
Хватит с меня быть болельщиком! Тренируйте меня сейчас же, к дьяволу!
    Баграш  оглядывал  ребят.  Глаза  у  всех  повеселели.  Команда с надеждой
смотрела на своего капитана. Ничего! Жить можно. Выправимся...



    ГЛАВА 39
    Пути расходятся

    Уйдя  с  завода,  Антон  первые  две  ночи  провел у Цветочкина. Потом ему
подыскали  на  год отличную комнату какого-то уехавшего инженера. (В "Магнето"
работали  очень  расторопные  люди.)  Потом  как-то он был с Ладой в концерте.
Оттуда  они  зашли  к  Ладе.  Мария  Дементьевна  уже  спала.  Но  их встретил
профессор, вернувшийся в тот вечер из заграничной командировки. Несмотря на то
что  час  был поздноватый для визита в порядочную семью, профессор оставался и
на этот раз истым джентльменом.
    - Что же вы стоите?.. Э... Антон... э...
    - Михайлович, - подсказал Антон.
    - Зови его просто Антон, - сказала Лада.
    - М-да... Что? Садитесь, Антон Михайлович... Липа, дайте нам всем чайку...
Так  что?  М-да.  Прошу...  Он  предложил  Антону сигарету.- Ну, а как дела со
скоростным? Как ваши товарищи? Что?
    - Я ведь не у них теперь... - пробормотал Антон.
    - А где же? - спросил профессор.
    - Да, собственно, так... В "Магнето" числюсь.
    - М-да... Что? Это не по моему ведомству, - сухо сказал профессор и рванул
засунутую  за  ворот  салфетку,  словно  рубаху  на  себе  разодрал. Он бросил
салфетку на стол и вышел.
    Лада на цыпочках подбежала к дверям спальни и стала прислушиваться.
    - Ты  стал  ужасно  узок,  Арди!  -  услышала  она  голос  матери.  - Пора
примениться  к  взглядам. Я не понимаю... Ну, зашел молодой человек навестить.
Ты  сам  с  ним  нянчился.  А  он  симпатичный, прямо прелесть, и, конечно, он
головой выше всех этих... Вот и вырвался от них.
    - Что  это  за  профессия  -  футболист,  я  спрашиваю?  - доносился басок
профессора.  -  Мои  гидраэров-цы  -  это  же  отличные  работники,  усердные,
талантливые... А это что? Дезертир! Лада вернулась к столу.
    - Ничего,  ничего,  пейте чай, - успокаивала она Антона, - обойдется. Я уж
их знаю. И они меня тоже.
    Груша  поступила  на вечерний рабфак. Баграш устроил ее работать на заводе
подручным  метеорологом  на  летной  испытательной  площадке Гидраэра. Девушка
оказалась  способной,  Баграш  не  ошибся.  Фома  первое  время  позволял себе
некоторые  вольности в обращении с Грушей, но однажды получил такую затрещину,
что  охал  и  почесывался  до вечера. После этого он стал относиться к Груше с
уважением.  Груша  еще  на  Волге была отличной пловчихой. Теперь она ходила в
свободные  минуты  в  большой  бассейн  и  мечтала  выступать  весной в водных
соревнованиях. Она по-прежнему увлекалась метеорологией. Теперь она имела дело
с  настоящими  серьезными барометрами, дождемерами, градусниками, флюгерами...
Она  краснела,  когда  кто-нибудь  напоминал  о ее смешной домашней самоделке,
упорно стоявшей на "дожде".
    Груша  увлекалась  своей  работой. И поздно вечером, когда она приходила в
общежитие, ребята, чтобы сделать ей удовольствие, спрашивали:
    - Ну, как сегодня?
    - Резкое  потепление,  порывистые  ветры,  северные,  второй  четверти.  В
средней полосе депрессия, - без запинки отвечала Груша.
    - А циклон есть? - спрашивал серьезно Баграш.
    - Нет, циклона нет.
    - Может быть, тогда хоть антициклон?
    - Нет, нет и антициклона.
    - Что  ж  это  ты,  Проторова?  -  говорил Баграш. Она немножко хромала по
географии. Карасику было поручено репетировать ее.
    При Карасике Груша катастрофически розовела, смущалась. Все замечали это и
подтрунивали над Карасиком. Карасик изнемогал от ее внимания. Она вышивала ему
полотенца,  украдкой  гладила  костюм, вырезывала все статьи Карасика. Карасик
иногда  даже  сердился.  Расхаживая по комнате, он втолковывал Груше очередной
урок  по  географии.  Груша внимательно смотрела ему в рот и искала на глобусе
заданное  место,  копаясь  пальцами  в  материках  и океанах. "Словно в голове
ищет!" - раздраженно думал Карасик.
    - Я  вас  все  хотела  спросить,  Евгений  Григорьевич...-  начинала Груша
каким-то особенно значительным тоном и опускала глаза.
    - Это относится к уроку? - спрашивал неумолимый Карасик.
    - Нет, это не по географии.
    - Тогда в другой раз, - сухо говорил Карасик.
    Карасик  давно уже усиленно тренировался. Это было очень нелегко, это было
очень   трудно.   Мальчишки   сбегались  к  полю  и  кричали:  "Чарли  Чаплин,
Чемберлен!.."  Сколько  издевательств,  сколько насмешек выносил Карасик. Тело
его  было  в  синяках.  Ноги  так  болели, что, ложась спать, он должен был их
укладывать  в  постель руками. Ночью мама Фрума слышала иногда странные мягкие
удары  об пол, доносившиеся из комнаты Карасика. Это Карасик, разостлав пальто
на  полу,  учился  делать  кульбиты,  кувыркался.  Для  футбола  кульбиты были
совершенно  не  нужны, но как-то Карасик заметил, что он не умеет кувыркаться,
боится.  И  он  заставлял себя делать кульбиты, всей спиной плюхаясь о жесткий
пол. Лопатки его были сплошь в синяках.
    - Я очень смешной, вероятно? - спрашивал иногда Карасик у Груши.
    - Ну ничуть! - восклицала убежденно Груша.
    - Отчего же все смеются?
    - Весело - вот и смеются.
    Зима прервала футбольные тренировки на поле, но Баграш должен был отметить
большие успехи Карасика.
    - Дело  пойдет, - говорил он. - Так? За зиму надо весу немножко прибавить,
вообще подразвиться чуток. А весной - держись, Кандидов, пропадай!
    Даже  не  склонный  восхищаться Бухвостов должен был признать, что Карасик
теперь  отлично  владеет некогда устрашавшим его мячом. Поздней осенью Карасик
сыграл  несколько  игр  в составе младшей команды Гидраэра. На последнем матче
ему  даже аплодировали три раза, когда он, играя полузащитником, ловко обводил
неприятельского форварда и отнимал у него мяч.
    Антон  ранней  весной  вместе  с  командой  магнетовцев  уехал  в  большое
заграничное  турне.  В это же время гидраэровцы уехали на юг пробовать на море
первую опытную конструкцию двухлодочного глиссера. В этом скрывалась небольшая
хитрость  Баграша. В то время как на всех московских стадионах еще лежал снег,
катки мокли, спортсмены переживали скуку бессезонья, гидраэровцы могли отлично
тренироваться  на  южных стадионах. Баграш нарочно приурочил время испытаний к
ранней весне.
    С  командой  поехал  специально  приглашенный  заводом  известный  тренер,
выходец из Австрии, Мартин Юнг. Он был хорошо известен в зарубежных спортивных
кругах.  Плечистые  его  воспитанники  подвизались  на  всех  стадионах  мира.
Когда-то  Мартин  сам  игрывал  в  одной  из лучших европейских команд. Но ему
подлейшим  образом  в  двух местах сломали ногу в большом международном матче.
Мартин  Юнг  хромал.  Он  был  опытным  тренером,  но  вскоре у него произошли
какие-то  неприятные  столкновения  с  заправилами профессиональных клубов, Он
позволил себе разоблачить кое-какие темные махинации. От его услуг отказались.
Два  года  он  ходил  без работы, полуголодным. Он давно уже открыто признавал
себя  болельщиком Советов и с радостью принял приглашение приехать на работу в
СССР.  Ребятам  сперва  пришлись  не  по  вкусу  его  придирчивые  требования,
утомительные   упражнения,   которыми   он   мучил  на  тренировках.  Особенно
доставалось  Карасику,  который  взял специально отпуск в редакции и приехал с
командой  на  юг.  С  Карасиком  Мартин занимался отдельно, так как нашел, что
способности  у  Жени  отличные  -  живость,  реакция,  глазомер, но подготовки
никакой.  Он  заставил  Женю  бегать  кросс.  И  часто  можно  было  видеть  в
окрестностях  города огромного старика, бегущего легко, хотя и припадающего на
левую ногу, а рядом старательно частившего маленького Карасика.



    ГЛАВА 40
    Из дальних странствий

    Команда  "Магнето"  вернулась  домой,  поспев  к  московской  весне.  Зима
продулась  вконец. Дворники давно сгребли лопатами с улиц ее снежную ставку. И
сквозь  прозревшие  окна  трамваев москвичи увидели весну. Она была прекрасна.
Бледная немочь заморозков, свойственная ранним веснам, не портила ее.
    У  Токарцевых Антона встретили уже совсем как своего. Мария Дементьевна не
могла наглядеться на новый покрой парижского костюма. Профессор расцеловался с
Антоном.
    - Ну  как?  В  Версаль  ездили?  А  на Эйфелеву взбирались? Что? Вот я как
сейчас помню 1909 год...
    Лада  встретила Антона еще на вокзале. Она бросилась к нему, вскинула руки
на  его  габардиновые  плечи.  Но  Антон  заметил,  что она успела посмотреть,
снимают ли в это время их фоторепортеры.
    Команду  встречали  торжественно, с цветами и музыкой. Антон искал в толпе
знакомые  лица  ребят  из  Гидраэра, но их не было. Он поднял тяжелый чемодан,
сплошь  оклеенный розовыми, желтыми, зелеными этикетками отелей. На другой его
руке повисла Лада. Поздно вечером был банкет. Антон порядочно выпил.
    Он  долго  потом  не мог уснуть. В последние недели поездки он страшно, до
взвоя, скучал по родине. Ему хотелось к себе. Ну вот, он вернулся. Но он опять
чувствовал  себя  в стенах чужого дома. И тоска о других, недавно еще своих, а
теперь тоже чужих людях растравляла его бессонницу.
    - Настя, Настя... Ребята, поймите, - шептал он, ворочаясь.
    Еще в вагоне ему попалась "Правда". Там сообщалось, что молодежная бригада
гидраэровцев  спустила  на  воду и закончила испытание двухлодочного глиссера.
Этот глиссер, сконструированный под руководством профессора Токарцева, показал
на  испытаниях  блестящие результаты. Машина имела большое оборонное значение,
указывалось  в  газете. Намекалось, что это только промежуточный этап в работе
Гидраэра и что бригада Баграша предполагает построить сверхмощный быстроходный
глиссер-экспресс  того  же  типа.  Рядом  была  помещена фотография глиссера и
групповой  портрет.  Ухмылялся белобрысый и лукавый Фома Рус„лкин. Исподлобья,
взметнув брови, подтянутые изуродованной переносицей, глядел серьезный Баграш,
торчали   вихры   Яшки   Крайнаха.  Хмурился  честный,  грубоватый  Бухвостов.
Сосредоточенно  смотрела  вперед,  слегка  выпятив  губы, Настя. Карасик, не в
силах  сдержать  радости,  откровенно  сиял.  Тут  же  была  помещена беседа с
бригадиром и капитаном Баграшом.
    "Мы  думаем в этом году успеть еще выиграть кубок спартакиады по футболу",
- говорил Баграш.
    "Ну, это уж положим!" - усмехнулся про себя Антон.
    Ах,  хорошо  бы  сейчас  потолковать с ребятами "за жизнь", как говорится,
рассказать  им,  что  видел  на  белом  свете.  Но теперь это было невозможно,
"Слабо, слабо тебе, Антон", - твердил он сам себе. Он проснулся на другой день
очень поздно. Боль разламывала голову. Антон не хотел просыпаться. Он не хотел
дня.  Он старался отодвинуть его начало. Он накрылся с головой. Но день настиг
его  и  под  одеялом.  И начался он теперь какими-то звуками. Курлыкала вода в
унитазе за стеной, в соседней квартире взыграл примус, засипел и испустил дух.
    Антон  еще  долго  валялся.  Идти  было  некуда  и  не к кому. Но он решил
прогуляться.  Он