пыток эпохи освоения космоса,
вам следовало бы расстараться и разобраться с этой старой  коровой  Бисби,
сэр. А то она думает, что у вас все собаки сидят не на  привязи,  если  вы
понимаете, что я имею в виду. Вот с кем чертовски приятно поговорить.  Она
знает кучу умных слов: аспирин, например, и еще - эластопласт.
   Ривен рассмеялся. В первый раз за столь  долгое  время  он  рассмеялся,
пусть даже мышцы лица разболелись ужасно.
   Белая бесформенная масса - сестра  Бисби  -  вплыла  в  палату,  словно
тяжело груженый корабль на всех парусах. Дуди закатил глаза:
   - Вот, черт побери, дождались.  Предполагается,  что  я  сейчас  должен
вытирать чью-то задницу, или лизать полы, или как там?
   - Дуди, по-моему, ты сейчас должен быть в другом  месте?  -  насупилась
сестра Бисби. - Уж не в прачечной ли?
   - Да, мэм,  туда-то  я  и  направляюсь,  -  отозвался  Дуди  и,  уходя,
подмигнул Ривену. Даже когда он уже скрылся за  дверью,  сестра  Бисби  по
инерции  продолжала  хмуриться  ему  вслед,  но  лицо   ее   вновь   стало
добродушным, когда она повернулась к Ривену. Взбила подушки за его спиной,
обращаясь с ним точно с дитем неразумным.
   - Надеюсь, мистер Ривен, вы себя чувствуете хорошо, потому  что  к  вам
пришли. Солидный такой господин, очень внушительный с виду, да. Адвокат, я
так понимаю, или что-нибудь в этом роде. Я только устрою вас  поудобней  и
сразу его приглашу. Ваш блокнот при вас? Хорошо. Пойду, позову его.
   Ко мне пришли. Поболтать с Майклом Ривеном, снова  обретшим  голос.  Не
было печали.
   Посетитель. Пухленький коротышка в  строгом  костюме,  сидящем  на  нем
как-то очень уж неуютно, как  на  корове  седло,  точно  ему  -  то  есть,
костюму, естественно, - хотелось тихонечко улизнуть  куда-нибудь  подальше
отсюда. С квадратным, бодро-румяным лицом и волосами, постриженными  почти
по-военному  коротко,  посетитель  мог  бы  быть  кузнецом   или   старшим
сержантом, если бы не эта мягкость взгляда.  На  лице  его  сияла  улыбка,
нацеленная на Ривена. Он выбросил руку вперед.
   - Привет, Майк.
   Ривен пожал ему руку. Улыбка наощупь пробралась наружу, к губам.
   - Привет, -  отчетливо  произнес  он.  Человек  этот  -  его  редактор,
повивальная бабка всех его книг. Которые Ривен писал, когда мир был юным.
   Хью - так его звали - пододвинул стул и  уселся  подле  кресла  Ривена.
Стул царапнул по полу. Хью, казалось, избегал смотреть Ривену в глаза.
   Боже мой! Неужели это так страшно?
   Наконец он решился и поглядел на Ривена. Пожал плечами:
   - Вот черт. Даже сказать нечего.
   - Да, - отозвался Ривен. Слово вышло чистым как стекло.
   Хью махнул рукой.
   - Предполагалось, что я тебе выдам должную порцию сочувствия, а  потом,
выждав для приличия некоторое время, стану расспрашивать, как там с  твоей
писаниной. - Он усмехнулся, и на мгновение весь его  облик  стал  каким-то
мальчишеским. - У меня пересохло в горле. Язык  такой,  знаешь,  черствый,
словно вчерашний хлеб. Подобные вещи... они легче проходят под  культурным
воздействием алкоголя. Но это табу, как мне сказали.
   Ривен кивнул.
   - Я бы душу, наверное, продал за кружку пива.
   Лед сломался. Хью заметно  расслабился.  Оглядевшись  по  сторонам,  он
достал из кармана одну из своих жутко вонючих  сигарет  и  с  наслаждением
закурил.
   - Наркота. Понимаю. Я говорил с твоим доктором. Судя по дозам, что  они
в тебя тут вливают, ты давно должен был отлететь как бумажный змей... - Он
вдруг умолк и принялся созерцать свою тлеющую сигарету. -  Мне  так  жаль,
Майк. Тебя... ее. Что так все паршиво вышло. Но что  такое  сказать,  чего
еще не было сказано? Ты знаешь, как я к ней относился, Майк. Я обожал  ее.
Очаровательная была женщина, восхитительная. Такая потеря.
   Ривен снова кивнул. Скорбь не только обременительна.  Она  банальна  до
пошлости. Общедоступна.
   - Я знаю, - сказал он. Слова как будто  сваливались  с  неуклюжих  губ.
Голос его, звучал как из приемника, у которого подсели батарейки.
   - Оставим это, Хью.
   Над пальцами редактора вился дым.
   - Хорошо, что ты левша.
   Ривен нахмурился. О чем речь? Но потом понял. Моя  здоровая  рука.  Моя
"пишущая" рука. Вот она - ирония судьбы.
   - Я теперь не пишу. Уже сколько времени не пишу... давно, Хью.
   Хью, смущенный, кивнул.
   - Честно говоря, другого я и не ждал. Тебе нужно время. С моей  стороны
было  бы  просто  бесстыдно  разглагольствовать  тут  о  корректурах   или
дальнейших планах... - Но, судя по его виду, Хью хотелось сейчас  обсудить
именно эту тему. - Ты теперь быстро  идешь  на  поправку,  вот  что  самое
главное. Еще на прошлой неделе ты вообще не мог говорить.  Врачи  считают,
что скоро ты поправишься окончательно... Мы тебя не торопим.
   Ты, черт возьми, прав.
   - Хотя вот есть одна вещь, Майк... твоя третья  книга.  Общественность,
знаешь ли, требует... последняя  в  трилогии.  Фанаты  твои  завалили  нас
письмами.
   Ривен фыркнул, напугав самого себя. Фанаты! У меня есть фанаты. Бог  ты
мой!
   В ответ Хью улыбнулся.
   - Я понимаю. После несчастного случая продажа твоих книг выросла вдвое.
Такова человеческая натура - непостижимая и временами сволочная. Случилась
трагедия,  настоящая,  в  жизни,  и  вдруг  всем  приспичило  читать  твою
беллетристику. Лично я не смог бы объяснить этот странный феномен.
   Смех застрял комком в горле Ривена, казалось, еще немного - и он просто
подавится смехом.
   - Я, может быть, опишу все это в следующей своей книге, - прохрипел он.
Глаза его блеснули.
   Утес на Скае. И сам он, сидящий  на  каменном  выступе.  И  безжизненно
повисший трос. Он все еще слышал крик. Ее крик.
   Почему это казалось особенно ужасным, что она  при  падении  выкрикнула
его имя?
   - Мне очень жаль, - повторил Хью, ерзая на стуле.  Потом  посмотрел  на
часы. - Я пойду. Ты, вполне обойдешься без  всей  этой  мутотени.  Позвони
мне, когда... когда немного придешь в себя. -  Он  встал  и,  по-видимому,
хотел опять подать руку, но потом передумал. -  Я  пойду,  -  повторил  он
снова. - Ты держись тут, Майк. - После чего, не оглядываясь,  ушел.  Ривен
принялся теребить рычаг управления в подлокотнике кресла.
   Почему, интересно, эти штуковины наводят на людей  такой  ужас?  Сидишь
вот в такой, и ты уже вроде не человек, а  какой-то  железный  кентавр.  И
люди отводят глаза. Пусть Дэн Дэйр лопнет  от  зависти.  Это  Майкл  Ривен
собственной персоной - на своих самых крутых реактивных салазках.
   Он направил кресло к окну и выглянул наружу.
   Осень. Осень на Скае. Папоротник скоро станет совсем-совсем  бурым.  Ты
успеешь еще застать первый снег на Квиллинских высотах. Не  верится  даже,
но и там, наверху, ноябрь бывает на удивление теплым.
   - Какой-то он кислый был с виду, этот ваш  визитер,  -  весело  объявил
Дуди. Он толкал перед собой тележку, нагруженную бельем для  прачечной,  и
резко затормозил подле кресла Ривена.
   - Сейчас бы бренди, - рассеянно отозвался Ривен. - Крепкого  бренди.  И
много.
   - А я-то думал, что вы уже вроде избавились от этой пагубной  привычки.
Пребывание в больнице все же имеет свои преимущества.
   Ну да. Преимуществ не счесть.
   - Дуд, какое сегодня число?
   - Двадцатое  ноября.  Вот  ведь  гадство,  эти  чертовы  простыни  меня
заколебали. Наш старый говнюк, мистер Симпсон, снова  ведет  себя,  скажем
так,  небрежно.  Можно  было  бы  предположить,  что  уж   банкир   должен
контролировать свою задницу. Да только вот светофор у него не горит,  если
вы понимаете, что я хочу сказать.
   Получается, я здесь четыре месяца. Боже правый!
   - Дуди, а сколько ко  мне  приходило  людей  с  тех  пор,  как  я  сюда
поступил?
   Дуди помедлил, соображая.
   - Да куча народу. Заходили сюда частенько. Просто вы никого не  видели.
Валялись в беспамятстве. - Тут он сморщил лоб. - И вы ни разу не  сказали,
почему не хотите их видеть.
   Воспоминания. Сочувствие. О боги!
   Он снова уставился в окно, глядя на реку и прибрежные ивы.  Однажды  он
заметил, как там промелькнуло что-то синее - зимородок. Зимородок, лето...
   Как он пробрался сюда, ко мне?.. Белый кит, разумеется. На что это было
похоже? Ну, да, адвокат. Вот она - личина респектабельности. Старина Хью.
   - А знаете, сэр, как ни странно,  в  последнее  время  вы  стали  таким
молчуном,  прямо  ужас.  Раньше,  когда  с  блокнотом,  вы  были   гораздо
разговорчивее, чем теперь,  когда  у  вас  снова  есть  голос.  -  Дуди  с
сомнением поглядел на Ривена, сжимая в руке ворох льняных наволочек.
   Взгляды их встретились.
   - Ладно, Дуд, ты же понимаешь, в чем дело, да?  -  печально  проговорил
Ривен.
   Дуди мотнул головой.
   - Это просто симптом алкогольного голодания.
   - А-а! - Дуди глубокомысленно кивнул и направился прочь,  толкая  перед
собой тележку. - Теперь, когда вы слезаете с наркоты, уж  я  позабочусь  о
том, чтобы вы получили необходимую терапию, мистер Ривен, сэр...



2

   Медицинский Центр в Бичфилде - дорогая лечебница санаторного  типа  для
тех, кто предпочитает, чтобы за  ними  ухаживали  в  частном  порядке.  Не
будучи  заведением,  определяемым  термином   "привилегированный",   Центр
поощрял, если так можно сказать, "крупный калибр" клиентуры. Похоже, одной
из главнейших задач этого учреждения была ненавязчивая подготовка наиболее
привилегированных   представителей   старшего   поколения   к    неумолимо
надвигающемуся переходу в мир иной. Так что артрит, ревматизм и старческий
маразм стояли в самом начале списка недугов,  представленных  внутри  этих
белых стен. Случай Ривена представлял собой вопиющее отклонение от  нормы,
но его все равно приняли в Центре радушно. У  него  было  какое-то  имя  в
литературе: он написал два добротных романа  в  жанре  "фэнтези",  которые
прошли вполне сносно и принесли ему скромный, но все же приличный доход, -
на жизнь, по крайней мере, хватало,  -  да  иногда  еще  Ривен  брался  за
подворачивающуюся работенку, чтоб приток средств не  прерывался.  Но  лишь
иногда. Его родители всегда мечтали о том, чтобы сын  получил  "приличное"
место, и хотя они, прямо скажем, не прыгали от восторга по поводу службы в
армии,  но  это,  по  крайней  мере,  еще  не  выходило  за   пределы   их
представлений о приличной работе. Однако Ривен уволился из  армии  в  чине
лейтенанта, решив, что  ему  уже  хватит  армейской  службы  сполна.  Дело
нужное, да, и полезное, но не на всю же жизнь! Тем не менее Ривен гордился
тем, что был солдатом; служба, во-первых, реализовала его ребячью мечту, а
во-вторых, дала ему время подумать. Так что начальство Центра  в  Бичфилде
даже осталось довольным тем, что заполучило его к  себе,  пусть  поведение
его иногда выглядело несколько эксцентричным. Тот факт, например,  что  он
не хотел принимать посетителей. Или наотрез отказывался общаться кое с кем
из персонала. Но ведь он пережил двойную трагедию: гибель жены, тяжелейшие
увечья. Так что его можно понять. В общем,  пока  его  страховая  компания
исправно платила за пребывание Ривена в  Центре,  на  все  его  странности
смотрели  сквозь  пальцы.  Врач-консультант,  доктор   Лайнам,   частенько
заглядывал к Ривену с неизменной улыбкой. Он был  из  той  породы  мужчин,
которые  курят  трубку  с  неподражаемой   неумелостью,   но   мужественно
продолжают ее мусолить. Наверное, он когда-то решил для себя, что  к  тому
времени, когда вернется в свой домик в Котсволде, он  все  же  ее  освоит,
трубку.  К  пациентам  своим  он  относился  с  тем  же  самым  рассеянным
расположением, которое питал и к своей собаке, что  вовсе  не  делало  его
плохим врачом, просто у пациентов возникало чувство неловкости за то, что,
приставая к нему со своими  болезнями,  они  тем  самым  как  бы  нарушают
спокойное и размеренное течение его жизни.
   За Ривеном, кроме того, присматривали две  медсестры:  сестра  Бисби  и
сестра Коухен. Бисби - великодушная и милосердная воспитательница, ходячий
пережиток  викторианской  эпохи.  Лицо  ее  больше   всего   походило   на
неотесанный валун нежно-розового цвета. Волосы она  убирала  назад  и  так
туго их стягивала, что Ривен не сомневался: если она их распустит, лицо ее
тут же обвиснет складками кожи, как у бладхаунда.
   Сестра Коухен, в противоположность Бисби, была молода и стройна.  В  ее
озорные глаза Ривену почему-то было больно смотреть.
   Имелся также кое-какой санитарный персонал  на  подхвате.  И  небольшой
поварской штат. Дуди - вроде как и уборщик, и санитар по совместительству,
а иногда еще помогает на кухне. Похоже, никто в Центре  толком  не  знает,
каковы обязанности Дуди. И вообще, кем он тут числится.
   В девятнадцать лет, дослужившись до чина капрала, он  добровольно  ушел
из армии, не дожидаясь повестки в военный суд за  избиение  офицера.  Дело
было  в  Ирландии.  Его  группа  набрела  на  какой-то  странный  с   виду
автофургон.   Разведка   сообщила,   что   в   этом   фургоне   содержится
подозрительное устройство, и группу Дуди загнали на наблюдательный пост на
холме, чтобы держать под  контролем  окрестность.  А  потом  вдруг  возник
командир роты и стал орать, чтобы они спустились к  колымаге  и  проверили
ее. А когда Дуди отказался, тот обозвал его трусом и еще всяким нехорошими
словами... в общем. Дуди его нокаутировал, офицера. И буквально через пару
минут  в  фургоне  взорвалась  бомба.  Тогда-то  Дуди  и   попросился   на
Королевскую военно-медицинскую службу. Он неплохо справлялся с работой, но
у того офицера оказались обширные связи. Вот так и вышло, что  в  возрасте
двадцати лет капрал Дэвид Дуди оказался не у дел. Обученный в армии  двум,
так сказать, специальностям: убивать людей и врачевать. И  это  -  как  он
любил повторять - вполне логично. Для армии.
   - И вот теперь я здесь, - заключал он обычно, -  подтираю  им  задницы,
этим чокнутым старикашкам, и стараюсь держаться подальше от нашего Сталина
в белом халате.
   - Замечательная погода,  просто  чудо,  -  объявила  сестра  Коухен.  -
Настоящая золотая осень.
   Ривен кивнул. Она толкала его кресло через лужайку на задворки  Центра.
Его укутали с головы до ног, чтобы  он  не  замерз,  на  колени  набросили
одеяло, но на улице было тепло и ясно, а над  ивами  вились  скворцы.  Как
весной.
   - Я пока вас оставлю. Вернусь через десять минут, чтобы вы не простыли.
Все в порядке, мистер Ривен?
   Он снова кивнул и даже выдавил улыбку.
   А у нее длинные волосы, интересно, когда  она  их  распускает...  тьфу,
черт.
   Он сидел, слушая плеск  чистой  струи  и  вскрики  скворцов.  Небо  над
головой такое чистое, по-зимнему чистое.  И  хотя  времени  после  полудня
прошло немного, солнце уже начало потихоньку клониться к  закату,  удлиняя
тени в дымке бледно-оранжевого света.
   Рука легла Ривену на плечо. Явно не рука сестры.  Он  резко  обернулся.
Моулси.
   - Ну вот, мистер Ривен, - старик лукаво  огляделся  по  сторонам.  -  Я
слышал, вы снова можете говорить.
   - Угу. - Это ты, Моулси, именно ты ткнул меня снова в  это  дерьмо.  Ты
мне напомнил про Скай. И уж калека увечный я там или нет, теперь я  заткну
твой фонтан.
   Персонал в Бичфилде буквально помешан на гигиене, но  о  старике  никак
нельзя было сказать, что он чист и  тщательно  вымыт;  наоборот,  от  него
исходил  запах  земли  и  пота.  Моулси  как-то  удавалось   избежать   их
предупредительного внимания. И, уж во всяком  случае,  Ривен  ни  разу  не
видел, чтоб старика сопровождала сестра или кто-то из санитарок. Сейчас  в
нем шевельнулось какое-то странное тревожное чувство. Здешний  медперсонал
как будто и не подозревает о существовании Моулси.
   Тот вновь огляделся по сторонам. Как всегда,  старикан  насторожен.  Он
что, не хочет, чтобы его тут видели? Ривен нервно заерзал в кресле.
   - А вы здесь давно уже, Моулси? - спросил он.
   Старый шотландец пропустил вопрос мимо  ушей.  -  Мы  знаем  тайну,  мы
вдвоем, - сказал он, и снова в провинциальном его  говорке  мелькнул  этот
странный  акцент,  который  Ривен  никак  не  мог  уловить.  -  Но  вы  не
волнуйтесь, я умею хранить тайны.
   - Что еще за тайна? - раздраженно спросил Ривен.
   - Да ладно вам, мистер Ривен, не смейтесь над стариком. Вы  ведь  родом
из Эйлин-А-Шео. И вы знаете, что там таится в горах над морем, где водопад
низвергается на Мыс Волчьего Сердца.
   Да он же тронутый. С приветом. Полоумный, как кенгуру.
   Но лицо старика стало вдруг проницательным и  озорным,  взгляд  тут  же
сосредоточился. На мгновение его губы как будто  сжались,  и  в  этот  миг
Ривену показалось, что Моулси вовсе не старый. Но уже в следующую  секунду
это впечатление пропало.
   - Когда вы, наконец, выздоровеете и снова сможете ходить, не  забудьте,
что нужно вернуться домой. В конце  нам  всем  нужно  вернуться  домой,  -
серьезно проговорил Моулси. - Потому что вы нужны  там...  там,  где  горы
встречаются с морем. В его голубых глазах промелькнули искорки. - Там  еще
многое надо сделать.
   Ривен увидел, что к нему уже направляется сестра Коухен.  Проследив  за
его взглядом, Моулси скривился и тихонько выругался себе под нос.
   - Ну, мне пора сматываться, -  буркнул  он.  -  Пора  снова  пройти  по
Северной Тропе. Не забывайте  запах  моря,  мистер  Ривен,  и  как  кричат
кройшнепы на вершинах Черного Квиллинса. Не забудьте  об  этом  здесь,  на
юге, где воздух тяжел от дыма, а затхлая вода пахнет гнилью. Помните, куда
вы должны вернуться.
   Он опрометью бросился прочь  по  высокой  прибрежной  траве  в  сторону
больничного корпуса и налетел на какого-то пациента. А  потом  растворился
под сенью деревьев, и только слабый запах земли и пота  еще  задержался  в
воздухе, подтверждая, что это было не наваждение.
   - Все  хорошо,  мистер  Ривен?  -  сестра  Коухен,  была,  как  обычно,
приветлива.
   - Кто он такой, черт возьми? -  спросил  Ривен,  думая  о  своем,  хотя
Коухен уже взялась за ручки на спинке его каталки.
   - Кто?
   - Этот старик... шотландец. Он постоянно ходит один.
   - Здесь, в Бичфилде, нет никаких шотландцев, мистер Ривен. Только  один
ирландец, и  сейчас  он  собирается  ужинать.  Что-то  похолодало,  вы  не
находите?
   Ривен поежился. Но не от холода.
   В последнее время, когда  стало  рано  темнеть,  он  почти  все  вечера
проводил в комнате отдыха. Пациенты развлекались  просмотром  телепередач,
игрой  в  карты  и  безобидной  болтовней.  Ривен  читал.  Честно  пытался
"держаться в струе" современного потока "фэнтези",  как  сие  называл  его
постоянный редактор. Иной раз он задавался вопросом, а будет ли  он  снова
писать - хоть когда-нибудь. Но каждый раз, когда  ручка  касалось  бумаги,
тут же его мозг охватывало какое-то оцепенение, которое  парализовало  его
или же обращало каждое написанное им слово в  ерунду.  Никудышную  ерунду.
Приближалась зима. Изнывая от безделья, он кое-как коротал долгие  осенние
вечера в ожидании перемен к лучшему. За исключением Хью, Ривен не  общался
ни с кем из своей прежней жизни. "Прежней" он называл ту жизнь,  что  была
до того, как все сломалось. Теперь ему уже даже не  верилось,  что  раньше
вообще была жизнь. Насмешливый командир боевого  подразделения,  любовник,
муж и писатель. Это был кто-то другой.
   Он глянул в окно. Туда, где во тьме бежала река. Где скрылся Моулси.
   Предстояла еще одна мрачная ночка. Что ж, не  первая  и  не  последняя.
Сколько ночей миновало с тех пор,  как  я  побывал  на  Скае  впервые?  То
посещение, забыть которое невозможно. Я тогда еще не ушел  из  армии.  Той
зимой. Давным-давно.


   Он наблюдал, как  дикие  гуси  с  криком  садятся  на  воду.  Последние
отблески солнца уже растворялись во тьме  хребта,  придавая  облакам,  что
сложились  в  вечернем  небе  "елочкой",  бледно-розовый  оттенок.   Закат
бросился в озеро, и рябь на воде засверкала.
   Ноги он промочил; костерок догорал вместе с  закатом.  "Посуда"  стояла
тут же, под боком. Жестянки,  почерневшие  снаружи,  внутри  -  жи