башка на ней. Руки и ноги  -  в  крови.  Истощенная,
худая, как будто давно уже голодала. Щеки запали. Казалось, кости  вот-вот
прорвут ее тонкую кожу. Но она улыбалась.
   Джиннет вскрикнула и отпрянула, но один лишь взгляд  этих  темных  глаз
парализовал ее, пригвоздив к месту. Женщины не отрываясь смотрели друг  на
друга. Одна - с дрожью ужаса, другая - с  нечеловеческим  спокойствием,  с
безмятежным безмолвием трупа. Ривен прижался к скале между ними.
   Беззвучный крик вырвался изо рта Джиннет. Она бешено затрясла  головой,
не сводя глаз со своего двойника. А потом рванулась - шагнула с уступа.  В
пустоту...
   - Нет! - Ривен бросился к ней. Слишком поздно.
   Не проронив ни звука, она упала с уступа, перевернулась  в  воздухе,  -
лицо мелькнуло в свете луны, - и исчезла.
   Боже правый!
   Ривен прижался губами к камню и зажал уши руками.  Он  не  хотел  этого
видеть, не хотел слышать... глухой звук удара и крик. Он не  в  силах  был
вынести ее крик. Ему показалось, что он слышит собственный голос, яростный
вопль где-то там, далеко-далеко, и на мгновение за спиной у него вспыхнуло
солнце. Он даже ощутил его тепло. А потом все пропало. Камень, к  которому
он прижимался щекой, был холодным, как смерть.
   Осторожное  прикосновение  руки  к  его  плечу.  Он  вздрогнул,   точно
испуганный заяц.
   - Майкл, - сказала она.
   На камне перед Ривеном сидела Дженнифер Маккиннон. На лице  -  тревога,
на губах - ускользающая улыбка. Та самая улыбка - с  чуть  опущенным  вниз
уголком рта, - которую ей передал отец.
   Его жена. Не какой-то двойник, не видение, не  сон.  Его  жена.  Здесь.
Перед ним. На той же самой горе, что убила ее.
   Он протянул к ней потрескавшиеся, изрезанные  о  камни  руки.  Их  руки
сплелись. Холодными пальцами она сжала его ладонь. Живая.
   - Дженни? - глухо прошептал Ривен. Голос его сорвался.
   На мгновение она нахмурилась, озадаченная. Потом лоб ее разгладился.
   - Да. Дженни. Я - Дженни.
   - Ты... Ты жива.
   Она вновь улыбнулась.
   - И даже больше, чем просто жива. Я - в этой истории, как теперь  и  ты
сам. Теперь о тебе будут слагать легенды. И молва о тебе пройдет  от  этих
гор и до самого моря. Ты стал легендарным персонажем, Майкл, и будешь жить
вечно.
   Ему на глаза навернулись слезы.
   - Я не хочу быть легендарным персонажем. Я хочу, чтобы ты вернулась  ко
мне. Вернулась домой.
   Она покачала головой.
   - Эта часть истории закончена. Ее уже не переделаешь и  не  перескажешь
заново. Я не вернусь. Не могу.
   Теперь Ривен понял: это не та женщина, с которой он поднялся в тот день
на Сгарр Диг. Не та, не совсем та. Рыдание комком встало в горле, когда он
осознал, наконец, что его Дженни потеряна навсегда.
   - Мингниш, так зовется земля,  которая  стала  теперь  твоим  домом,  -
продолжала она. - Ты никогда его не покидал. Он проникает в тот мир  и  он
часть того мира, который ты знаешь как свой, так что даже люди, которых ты
знал в одном мире, стали людьми из другого.
   - Кем была Джиннет? - спросил Ривен.
   - Она была частью тебя. И меня. Ты боялся за  меня,  и  она  была  этим
страхом. И больше того. Магия, Майкл. Теперь ты веришь в нее?
   Тупая боль поселилась в нем. Боль, которую он знал и прежде.
   - Да, верю. Теперь.
   - Мингниш соткан из  магии.  Он  -  не  застывший,  как  мир  Ская.  Он
постоянно меняется, и ты - то, что меняет  его.  Ты  родился  с  историей,
заключенной в твоей голове, история эта была так близка к сути этого мира,
что Мингниш вошел в тебя. И кому  ведомо  -  почему  и  как?  Может  быть,
когда-нибудь ты узнаешь. И вместе с Мингнишем в тебя вошла его  магия.  Ты
стал вершителем его судеб. Ты изменял его, а он изменял тебя. Но ты впитал
в себя слишком много  от  этого  мира.  Слишком  сильной  стала  связь,  и
когда... когда я умерла... это был катарсис. На какое-то время весь  поток
магии устремился в одном направлении - в Мингниш - и создал...  Дженнифер.
Ту самую смуглую молчаливую девушку, которая не давала тебе покоя, шла  за
тобою как тень с того момента, когда ты сам появился здесь. Потому что она
любила тебя.
   Он поднял глаза. Ее взгляд был устремлен в пропасть, в зияющую пустоту,
лицо искажено горем, которое она пыталась сдержать.
   - Магия была во мне, - продолжала она. - Она скопилась во  мне,  но  не
находила выхода. И мир, лишившийся магии, стал умирать.  И  лишь  когда  я
вновь обрела свою целостность, магия освободилась.
   - Потому что мы с Джиннет пришли сюда? - спросил Ривен.
   Она кивнула.
   - Теперь эта земля сама исцелит себя. А я снова стала собой.
   Он попытался привлечь ее к себе, но она не сдвинулась с места.
   - Почему?
   - Смерть - это конец, - тихо вымолвила она. - Но история продолжается.
   - Да, я и забыл. Жизнь продолжается, -  хрипло  выдавил  он,  заморгав,
чтобы смахнуть предательскую слезу. - Но что теперь у меня осталось?
   Она провела рукой по его щеке:
   - История, быть может. Которая  стоит  того,  чтобы  ее  рассказать.  И
причина, чтобы ее продолжить.
   - Все закончилось, правда? Я должен вернуться. Туда, откуда пришел.
   Она кивнула еще раз, молча.
   - А я попаду сюда, в Мингниш, еще когда-нибудь?
   - Сейчас ты возвращаешься. Ты идешь  домой.  И  ты  забываешь.  Ты  все
забудешь. Иначе тебе никогда не найти покоя.
   - Забуду все? - спросил он  и  вспомнил  Исполинов  и  гномов,  горы  и
города, друзей и врагов, и любимую, которая была совсем еще ребенком.
   Все.
   Поднялся ветер и завертелся вокруг скалы,  словно  стражник  в  панике.
Ривен замерз. Его одежда совсем износилась  и  обтрепалась.  Камни  больно
впивались в спину. Рассвет разлился, как кровь, по восточному  небосклону,
расцветая над зубчатой грядой Квиллина. Ривен весь дрожал, зябко  ежась  и
обхватив себя руками.
   Какого черта?
   Сквозь рассеивающуюся  тьму  внизу  вырисовывались  туманные  очертания
долины. В окнах некоторых домов уже зажглись огни. Он стоял,  пошатываясь,
удивленно соображая, почему его одежда так странно сидит на нем.  Хотелось
есть. Руки горели от боли.
   Он снова сел.  Что-то  забрезжило  на  самом  краешке  сознания  -  как
смутный, едва уловимый образ. Он чувствовал себя ужасно. Но было еще  одно
странное ощущение. Ощущение того, что он жив... по-настоящему жив. Он  мог
теперь рассмеяться, отдав смех свой  этим  суровым  горам,  и  голос  его,
многократно усиленный, обрушился бы на него звенящим эхом.
   Не будешь же ты целый день тут сидеть.
   Он поднялся. До  хижины  -  расстояние  приличное.  Но  небо  вроде  бы
прояснялось. Похоже, будет хороший  денек,  -  чистый,  прозрачный,  точно
родниковая вода. Он улыбнулся безбрежным просторам, горам, голубому  небу,
отдаленному плеску морского прибоя у берега Ская.
   Он заторопился домой. Потому что теперь Ривен знал, о чем будет писать.