ться не входило в планы Лебяжьего. Каждое упоминание в официальных
документах и списках его имени, даже и ложного, угрожало его безопасности.
В этом году или, в крайнем случае, на будущий год Лебяжий решил во что бы
то ни стало выбраться на Большую землю. Только не в Архангельск, где
белогвардейского контрразведчика, арестовывавшего коммунистов и
сочувствующих Советской власти, все еще могли помнить. Лучше в Мурманск, а
оттуда через границу в Финляндию или морем на каком-нибудь иностранном
лесовозе.

"Пока зима и нет пароходов, нужно избавиться от Хатанзея, чтобы он и не
помышлял о списках, - решил Лебяжий. - Для такого дела Теняко подходящий
человек, лишенный и оленей, и права голоса, и обозленный на председателя".

В предвыборные дни президент острова часто выезжал в другие становища. На
этот раз он поехал на восточную сторону, к метеорологической станции, где
поблизости расположились стойбищем несколько ненецких семей.

Хатанзей провел собрание ненцев вместе с русскими метеорологами, собрал
наказы островному Совету и возвращался на упряжке домой, в Медвежье.

Едва он отъехал километров пять-шесть, как услышал позади чуть уловимый шум
нартовых полозьев, потом призывные крики.

"Должно, из стойбища или со станции догоняют, - подумал председатель и
попридержал оленей. - Видно, забыли что-то сказать".

Легкий ветер дул с северо-востока, в спину Хатанзею, и потому он скоро
хорошо расслышал голос с настигающей его упряжки:

- Эй, председатель! Погоди-ко!

Хатанзей хореем затормозил нарты. Шедшая сзади упряжка поравнялась с ним.

В темноте полярной ночи Иван различил на нартах двух человек, но не узнал
их.

- На моих олешках катаешься?! Вот и пришло время взять их мне обратно.

Теперь Хатанзей узнал: кричал Теняко. У председателя было с собой ружье, но
он даже не подумал о нем.

Зато свое ружье навел Теняко. Над заснеженной пустыней в тишине выстрел
хлопнул, как удар бича, коротко и резко.

Раненый Хатанзей упал на нарты и крикнул на оленей. Он ждал второго
выстрела, но его не было. Упряжка Хатанзея понеслась. Иван чувствовал
острую боль, терял силы и слышал погоню.

Вероятно, он на какое-то мгновение потерял сознание, выпустил хорей,
свалился с нарт.

Напуганные выстрелом олени умчались. За ними на своей упряжке погнался
Теняко.

А над раненым Хатанзеем склонился так и не узнанный им человек.

Удар ножом был таким же резким и коротким, как выстрел.

Теняко нагнал упряжку Хатанзея и вскоре вернулся. Лебяжий вскочил на вторые
нарты, и упряжки рванулись на северо-восток.

В полярной ночи на снегу остался лежать мертвый Иваи Хатанзей, первый
председатель островного Совета.

По рассказу Поморцева, Теняко арестовали и судили за убийство, в котором он
скоро сознался. Лебяжий долго скрывался на острове. Потом нашли его
растерзанный труп. Белый палач нашел смерть от когтей и зубов белого
медведя.

Свой колхоз ненцы назвали именем погибшего президента острова.

12. В БУХТЕ МЕДВЕЖЬЕЙ

- Илюша, покажи мне чум.

- Какой чум?

- Чум, в котором ненцы живут.

- А где же я тебе возьму?! Чумов здесь давно нету. Все мы, ненцы, в домах
живем. Здесь поселок, называется база оседлости.

- Ох, а я хотела посмотреть настоящий чум.

- Чумы теперь только там, в стадах, далеко. Там пастухи в чумах живут,
бригадами. Бригады меняются.

- А можно туда поехать, в стадо? Ведь там много оленей.

Илюша задумался, потом сказал:

- Знаешь, Ната, скоро у нас будет праздник - День оленя.

- Не День оленя, а День оленевода, - поправил Алексей Кириллович.

- Да, День оленевода, - повторил Илюшка. - Ух, как это интересно! Гонки
оленей. А потом будут трубку-топор и ножи метать, тынзей бросать...

- Тынзей?..

- Ну да, тынзей. Это такая веревка с петлей, чтобы оленей ловить, - Илюшка
покрутил над головой воображаемым тынзеем и выбросил руку вперед, словно
что-то метнул.

Наташа с восхищением смотрела на Илюшку

- И мы поедем на этот олений праздник?

- На праздник оленеводов, - теперь уже поправил Илюшка. - Обязательно
поедем. Все поедут. Это большой праздник. С Большой земли к нам приедут.

- Я тоже поеду, - послышалось из другой комнаты. Это подал голос Игорь. Он
опять проспал и завтракал с запозданием в одиночестве. - А то вы тогда на
оленях катались, а меня не взяли.

- А ты спи больше, - подразнил приятеля Илюшка, - тогда и на праздник не
попадешь.

- Не просплю, - отозвался Игорь. - Я в ту ночь совсем спать не буду.

- Знаем, как ты не будешь спать, - засмеялся Илюшка. - Ешь и пей, а то мы
опять без тебя уедем.

- Куда уедете? - неуверенно сказал Игорь. - Оленей-то сегодня нету.

- А мы на доре или на лодке по заливу.

- Правда, поедем по заливу? - обрадовалась Наташа.

- Не уедете, не уедете, - торжествующе кричал из-за стенки Игорь. - Все
доры в море, на промысле.

- У нас своя лодка есть, - сказал Илюшка.

- Ну поехали, - появляясь в дверях, закричал Игорь. - Чур я на руле!

- Ничего, и на веслах тоже посидишь, - наставительно сказал Илюшка. -У нас
и руля нет, веслом управляем.

Алексей Кириллович уже ушел на станцию, на работу. Сказочник дома не
ночевал, гостил у соседей, записывал от старого Хатанзея ненецкие легенды.

- Куда собрались? - обеспокоенно спросила Вера Андреевна. - Далеко не
ходите, слышишь, Игорь!

- Не беспокойтесь, тетя Вера, мы только по берегу погуляем немножко. -
Илюшка, конечно, знал: заикнись он о поездке на лодке, тетя Вера ни Игоря,
ни Наташу на шаг из дому не отпустит.

Втроем они вышли из дому и отправились на берег. Недалеко от дома, где жили
Осиповы, стояла метеостанция - домик с четырехскатной крышей, башенкой и
бесчисленными всех видов антеннами. Над башенкой неторопливо кружились
робинзоновы полушария - четыре полуопрокинутые чашечки на стержнях и так же
медленно поворачивался флюгер.

Наташа залюбовалась робинзоновыми полушариями, остановилась.

Вдруг из-за метеостанции взлетел вверх большой желтоватый шар.

- Смотрите, смотрите, - закричала Наташа. - Воздушный шарик!

- Никакой не шарик, а обыкновенный зонд, - авторитетно и важно опроверг
Игорь.

- Какой зонт? - удивилась Наташа. - Воздушный шарик. У нас такие на
праздники продают, разноцветные - красные, синие, зеленые. Игрушечные.

- Никакие не игрушечные, - настаивал Игорь. -И не зонт, а зонд. Для
наблюдений.

- Не спорь, Наташа, - примирительно сказал Илюша. - Он знает. У него отец,
Алексей Кириллович, начальником на станции.

Воздушный шар-зонд поднимался все выше и выше, медленно отклоняясь на
северо-восток, и наконец совсем скрылся.

- Ветер юго-западный, - так же солидно и авторитетно заявил Игорь. -
Хорошая погода будет.

- А ты откуда знаешь? - чуть уязвленная разговором о шаре, спросила Наташа.
-Ты тоже наблюдатель?

- Не наблюдатель, а знаю. - Игорь надолго замолчал, раздумывая, стоило ли
объяснять девчонке: все равно ничего не поймет. Потом он пробормотал будто
для себя: - Юго-запад всегда несет хорошую погоду, а юго-восток - всегда
дождь или снег. А северо-восток, раньше норд-остом назывался,
по-иностранному, ветер холодный, не сильный, а резкий, противный.

После этих солидно и веско сказанных слов Наташа даже с уважением взглянула
на Игоря. А он шагал, как будто погруженный в какие-то большие, лишь ему
доступные раздумья, и не обращал никакого внимания на своих спутников.

- А это что сточит? - спросила Наташа, прислушиваясь.

- Это на электростанции, - пояснил Илюша.

- Тоже мне электростанция, - кому-то подражая, усмехнулся Игорь. - Просто
движок с динамкой для освещения. Электростанцию настоящую еще только строят.

В поселке от дома к дому тянулись электрические провода. Наташа вспомнила:
хотя в комнате было совсем светло, тетя Мэнева включила электричество,
потом - приемнмк. Не знаю, как, мол, у вас, а у нас все есть!

- Вот тут клуб, - показал Илюша на новое деревянное здание с широким в три
ступеньки крыльцом. - Сегодня кино будет. Все ненцы любят кино. Вот
увидишь, старухи по восемьдесят лет приходят. Раньше боялись, чуть что - из
зала убегали, а теперь за уши не оторвешь... Афиша уже висит. Вечером
пойдем.

Рядом с клубом стояла школа-интернат.

- Вот здесь мы учимся, - сказал Илюшка. - Можно бы зайти, только сейчас
рано да и учителя все в отпусках, а пионервожатая только днем приходит.

- А вот и не все, не все в отпусках, - поспешил сообщить Игорь. Вся
серьезность и важность у него внезапно пропали. Он прыгал впереди на одной
ноге и кричал: - Алексей Иванович не в отпуске. Когда вы на оленях
катались, мы с ним ездили рыбу ловить. Вот такую камбалу выловили и много
камбал поменьше!

- Правда, я и забыл, - вспомнил Илюша, - Алексеи Иванович еще не уехал. Он
уже давно на острове, когда еще нас с Игорем на свете не было. Алексей
Иванович русский, а на нашем языке лучше нас говорит. Он и книжки-учебники
на нашем языке пишет. Только его в школе сейчас тоже нету. Рано еще.

От школы они прошли на берег, постояли на сопке, полюбовались притихшим
морем, далеким затуманенным горизонтом. Только Игоря море с берега не
интересовало. Уже насмотрелся. Захлебываясь, он все еще рассказывал, какую
огромнейшую камбалу они с Алексеем Ивановичем поймали.

- Хватит, - оборвал Илюшка болтовню Игоря. - Вперед!

Он рванулся с сопки, как только не свалился, и вмиг оказался на песчаной
отмели.

Наташа не заметила разлегшихся на отмели собак. Их было десятка три.
Вспугнутые стремительным появлением мальчика, они вскочили и огласили берег
заливистым угрожающим лаем.

Больше всею тут было лаек и крупных дворняг. Вскоре, видимо, узнав Илюшку и
поняв, что тревога напрасная, собаки успокоились. Только самая малая из них
дворняжка продолжала метаться по берегу и лаять. Конечно, она тоже узнала
Илюшу, но ей надоело валяться на песке, и она была рада случаю поноситься,
подразнить других собак и вообще подурачиться.

- Сайка, ложись! - строго прикрикнул на собачонка Илюша.

Дворняжка чуть поджала хвост, подбежала к мальчику, льстиво заглянула ему в
глаза. Илюша с руки дал ей какой-то кусочек, наверно, мясо или сахар.
Почуяв еду, несколько собак тоже подбежали к Илюшке.

- Ах вы, безработные голодяги, - ласково поругивал и оглаживал собак Илюша.
- Ах вы, бездельники! Жрать хотите. А что я вам дам?..

В это время с сопки спустились Наташа и Игорь. Хотя девочка любила и не
боялась собак, все-таки на всякий случай она спросила:

- А они не кусаются?

- Смотря кого. Но ты с нами, не бойся! А ну, Сайка, брысь! - отогнал Илюша
ластившуюся дворняжку. - Самая маленькая и самая нахальная. Из-под носу у
большой собаки кусок стащит.

Наташа заметила, что одна из собак скачет на трех лапах. Передней лапы
наполовину не было.

- Что это с ней? У вас ведь и трамваев-то нету...

- В песцовый капкан дурная попала. Вон и второй такой инвалид есть. Диксон,
ко мне!

Диксон, густошерстный пес, помесь овчарки с лайкой, подскочил к Илюшке. У
него тоже не хватало передней лапы.

- И этот позарился на мясо в капкане. Но в упряжке ходит. Я на собаках даже
больше люблю ездить.

- А чьи они?

- А ничьи, бесхозяйные. Живут где попало. И едят что попадется: рыбу,
потроха от забитого оленя. Зимой-то их хорошо кормят, когда на них ездят.
Вот как только снег осенью выпадет, нарты вытащим, собаки сами прибегут,
заскулят, в упряжки будут проситься... Ну пойдемте в лодку!

На берегу крепко пахло рыбой и ворванью - тюленьим жиром. Казалось, этот
густой запах можно было потрогать. Приливные волны моря навыбрасывали на
отмели рыжеватые водоросли, топляки, консервные банки, промытые до белизны,
большие и маленькие чьи-то кости.

Илюша закатал штаны, скинул ботинки и побрел под помост пристани, к столбу,
где была привязана небольшая вертлявая лодка.

Отвязав лодку, мальчик подвел ее к берегу и сказал:

- Садись!

В городе Наташа каталась и на лодках, и на шлюпках, карбасах, байдарках,
моторных катерах и яхтах. Вот только по морю на лодке она еще никогда не
плавала. Медвежья называлась заливом, бухтой, пли, по-северному - губой. Но
ни на залив, ни на бухту она не походила. Открытых берегов у бухты не было.
Были обширные мели, сомкнувшиеся почти в кольцо. Чаще всего они были
покрыты водой. Чтобы пройти в бухту через неширокий пролив-фарватер,
капитану нужно было хорошо знать этот путь и расположение отмелей. Немало
самых разнообразных судов нарывалось на зловредные отмели Медвежьей губы,
подолгу сидело в ожидании большой воды или помощи от других кораблей, а
иногда в осенних свирепых штормах суда так и погибали на банках - песчаных
мелях.

Но сейчас на море и в бухте было тихо. Едва заметная гладкая мертвая зыбь
мирно накатывалась на берег. На отмелях вода чуть рябила.

Друзья всласть накатались по заливу, поочередно сменяя друг друга на
веслах. Потом поставили лодку на прикол и, довольные, усталые, голодные,
отправились обедать.

- На лодке катались! - встретила Наташу и Игоря Вера Андреевна. - Видела,
видела, не отпирайтесь. Ох, Игорь, узнает отец!

Но было видно, что тетя Вера не очень сердилась.

13. ЗВЕРОБОИ

Приехал с охоты Ефим Валей, отец Илюшки. Приехал усталый, но веселый и
довольный. Охотник он был удачливый, со счастьем. Это признавали все, даже
другие опытные охотники.

Но счастье-то счастьем, а откуда оно придет, это счастье, если едущий на
охоту не знает местности, где и какая обитает птица, куда она перелетает,
покидая гнездовье? Какая будет удача, если расставить капканы там, где нет
лемминга - тундровой мыши? На лемминга охотится песец, белый и голубой -
красивый и ценный и ценный зверек. Уйдет лемминг с одного места на другое,
за ним перекочует и песец. Хороший охотник знает повадки зверя и птицы,
знает их крики и воркования, их ухищрения в борьбе с другими зверями и
птицами, знает их хитрости и увертки в бегстве от преследователей. Без
этого знания нет охотника. В этом знании прежде всего и заключалось счастье
Ефима.

На этот раз Ефим не привез ни белого, ни голубого песца. Не привез он и
гусей - ни белых, ни белолобых, ни гуменников, ни гаг. Не было у него и
чаячьих и гагачьих яиц. Летом на песца и на птицу охота запрещена.

Еще зимой нивесть откуда пришедшие волки стали беспокоить оленьи стада.
Пропадали олень за оленем, а огромные тундровые хищники оставались
безнаказанными. Дважды островные охотники и оленеводы устраивали облавы,
устанавливали по тундре большие капканы с тугими стальными клешнями. Одного
полярного волка все-таки затравили. Остальные ушли и надолго притихли. Но
был редкий случай, когда в тундре добычи хватало, а волки появились около
оленьих стад летом. Каждый раз, приезжая в становище, пастухи жаловались:
обижают волки.

Не привез Ефим Валей песцов и птицу, привез убитою им огромного
бело-палевого полярного волка, вожака стаи - грозу оленьих стад. И будет
охотнику за тундрового хищника большая благодарность от оленеводов и
хорошая премия.

В малице, тобоках, подпоясанный широким ремнем, с ножом в деревянных
ножнах, Ефим Валей казался неуклюжим, медлительным, медведистым. Как он мог
ловко управлять оленьей упряжкой или тяжелой моторной дорой в штормовую
погоду? Как мог он, такой увалень, мчаться на широких, подбитых нерпичьим
мехом, охотничьих лыжах, преследуя в тундре зверя? И как без промаха влет
стрелял быстрокрылых птиц?

Но неуклюжесть охотника только кажущаяся. Он был силен и вынослив, ловок,
быстр и легок на ногу.

Ефим охотился и в море на тюленя, морского зайца, лысуна, нерпу. Был он и
умелым рыбаком - ловил гольца, селедку, камбалу и мелкую полярную треску -
сайку. И на этом промысле его редко покидала удача.

Как большинство пожилых ненцев, Ефим Валей не умел плавать. Учиться было
негде - в Ледовитом океане много не накупаешься. Но и не умея плавать, Ефим
в любую погоду безбоязненно выходил в океан на доре, карбасе и даже на
крошечной стрельной лодке.

В молодости, еще холостой, уехал Ефим Валей в город, на Большую землю.
Поступил на курсы шоферов, закончил их, поработал немного на машине. Но
соскучился по родному острову, по Заполярью. И вернулся домой.

- Эх ты, беспокойная голова! - посмеялся председатель колхоза. - Не хотел
жить в городе, тогда иди на наш бот мотористом. Или опять пасти оленей
хочешь или охотничать?

Плавал Ефим мотористом на боте, перевозил грузы с рейда от парохода на
остров, буксировал плоты плавника, вывозил зверобоев на промысел. А когда
началась Отечественная война, призвали его в Красную Армию и, как
специалиста то двигателям внутреннего сгорания, направили на краткосрочные
курсы водителей бронемашин. Воевал, отступал и наступал, горел в машине,
лежал в госпиталях, с победой дошел до Берлина. Ненец пришел к немцам.

Житель тундры, бывший пастух и погонщик оленей, на машине с боем ворвался в
столицу Германии, освобождая народы Европы.

Потом он с боевыми орденами вернулся на свой заполярный остров и занялся в
колхозе зверобойным промыслом.

Войдя в дом, Ефим смущенно и грубовато обнял жену, чмокнул в щеку сына,
спросил:

- Ну, как жили?

Снял малицу и тобоки и остался в пестрой холщовой рубахе. У него были
веселые и лукавые, чуть припухшие от ветров глаза и забавная, на удивление
реденькая маленькая бородка, такая редкая, что, пожалуй, все волосинки в
ней можно было пересчитать.

Ефим сел на стул, закурил трубку, дружелюбно и с любопытством взглянул на
Наташу.

- Гостья? Ну здравствуй, гостья!

- Это Наташа. С Большой земли, - сказал Илюша.

- Саво, Наташа, саво, Илья! Умоемся и есть будем. Проголодался, оленя съем.

Тетя Люба-Мэнева уже хлопотала у плиты.

- По-нашему так, - сказал Ефим, - сначала гостя накормить, потом говорить.
Так, Илья?

- Так, - кивнул Илюшка. - Только она здесь уже несколько дней. Мы ее
угощали, и мы уже говорили.

- Ну, а теперь угощать буду я. И говорить буду я и гостья. Садись, гостья
дорогая!

- Мы уже завтракали, - смущенно сказала Наташа.

- Со мной не завтракала.

- Нельзя, нельзя отказываться, - зашептал Илюша. - Садись.

Наташа присела к столу. Тетя Мэнева опять заполнила стол мисками и большими
тарелками с самыми вкусными кушаньями. Ах, как любят островные ненцы еще
недавно незнаемые ими пельмени, как любят лакомиться оленьими языками и
мороженой строганиной! А как любят чай! Пока Ефим не допил четвертую кружку
чаю, он сказал всего несколько слов, хотя все время улыбался, словно
подбадривал, молчаливо угощал Наташу.

- Теперь трубку, и можно потолковать, - проговорил он, вставая из-за стола.
- Рассказывай, что же ты тут поделываешь?

- А мы на оленях катались и на лодке по Медвежьей губе, - опередил Наташу
Илюшка. - И потом мы хотим пойти в тундру искать хаерад-цветок.

Ефим не сердито, но укоризненно взглянул на сына.

- Илько! - только и сказал он.

И Илюшка понял: отец спрашивает не его, а Наташу. Нечего соваться, пока к
тебе не обращаются. Отец не любит болтливых и лезущих вперед, чтобы
показать себя. Но Илюшка не болтлив. Просто слова у него вы рвались как-то
нечаянно.

- Ты почему молчишь? - спросил Ефим у Наташи.

- Да, - сказала Наташа, - мы хотим пойти в тундру, искать хаерад-цветок.

Ефим хитро улыбнулся

- Это хорошо, искать хаерад. Только, где вы его найдете?.. Я весь остров
исходил и изъездил, а хаерада еще не встречал. Но раз задумали - идите. Не
найдете хаерад - остров посмотрите, много узнаете. Польза будет.

- А вы?.. Разве вы с нами не пойдете?

- Я?.. Не до тундры сейчас. Дома давно не был, дома дела много, а потом -
по рыбу. Да и неудачливый я по хаерадам. Я удачливый на песца, на лисицу,
на нерпу.

Наташа и Илюшка приуныли. Они так надеялись. Конечно, интересно
путешествовать по тундре, но во сто раз интереснее, когда рядом идет
настоящий, бывалый охотник, такой, как Ефим Валей.

Ефим прилег отдохнуть с дороги, а Наташа и Илюшка пошли побродить, чтобы
обдумать и обсудить свое горестное положение.

- А может быть, он передумает, - без особой надежды спросила Наташа.

- Не знаю, может быть, и согласится. Хорошо бы!

- А