х скучных для Павлушки вещах.

После ужина Ефим спросил:

- Ну что, на боковую?

- Нет, - ответил Петрович. - Мы с Павлом уговорились рыбу ловить. Пойдем,
Павло?

- Пойдем, - обрадовался Павлушка.

Захватив удочки и банку с червями, они отправились на реку. По пути
Петрович купил в ларьке две бутылки лимонаду. Устроившись на плотах,
рыболовы закинули удочки. Ни стаканов, ни кружек у них не было, и потому
лимонад пили прямо из бутылок.

- Так даже вкуснее, - сказал Павлушка. Ему не часто приходилось пить
лимонад. - Дядя Петрович, а вы у нас будете жить?

- Немного поживу. Что-то нас рыба с тобой обходит. Такая река, а рыбы нет.

- Это потому, что ветер северный, - пояснил Павлушка. - Северного ветра
рыба ух как не любит. Пойдемте домой. Вы лучше мне что-нибудь расскажите.
Вы умеете рассказывать?

5

Каждое утро Петрович уходил вместе с отцом на работу. В полдень Павлушка
носил им еду все в той же миске, завернутой в ситцевый платок.

Вечера Петрович проводил с ребятами. И взрослые дивились, как ему не
надоест возиться с мальцами: ловить с ними рыбу, выстругивать какие-то
ружья и стрелы, рассказывать всевозможные небылицы.

- Чудной у нас новый лесокат, - говорили взрослые. - Видно, нету у него
своих ребятишек, вот и тешится.

Прошло всего пять дней, как новый лесокат стал работать в артели и
поселился в квартире у Прокудиных. А Павлушка уже привык к Петровичу, и ему
казалось, что этот веселый человек, сам похожий на мальчишку, давным-давно
живет в их семье.

На шестой день вечером Петрович присел к столу, достал из сумки тетрадь и
стал писать. Потом он вырвал из тетради две страницы и подал их отцу
Павлушки.

- Сегодня, Ефим Иваныч, я должен уехать. Вот заявление об увольнении, а это
доверенность. Получишь за меня деньги - купи Павлушке сапоги. От меня
подарок ему!

- Так я и думал, - Ефим глубоко вздохнул. - Лес катать ты скоро
приноровился, а только я чуял: не долго ты у нас проработаешь. А деньги
зря. Что же ты, все это время на Павлушку робил, что ли?

- Я еще заработаю, - улыбнулся Петрович. - До свиданья, Ефим Иваныч! Еще
увидимся. До свиданья, Павлушка!

Ничего не понимая, Павлушка стоял и молчал. Петрович так и недорассказал
ему историю мальчишки, который участвовал в боях против белогвардейцев.

- Почему же это... - дрогнувшим голосом сказал Павлушка. - Почему вы
уходите? И не все рассказали...

- Я расскажу, обязательно расскажу, - пообещал Петрович.

* * *

Несколько дней спустя в архангельской газете "Правда Севера" был напечатан
очерк о лесокатах. Этот очерк читался и перечитывался в городе, в тресте
"Северолес", на всех лесопильных заводах. В очерке слышались шум двинских
волн, звон лесокатных цепей, песни тружеников леса. Автор очерка показывал
трудовые подвиги и требовал внимания к нуждам рабочих.

Отец Павлушки читал газету и удивлялся. Да, этот человек, который писал в
газете, здорово знал и понимал жизнь и работу лесокатов. Подпись под
очерком еще больше поразила Ефима Ивановича. Ведь такая же подпись была и в
конце доверенности для получения денег, подаренных на сапоги Павлушке. Нет,
оказывается, не только на Павлуху "робил" тот странный лесокат Петрович. Он
работал и у лесокатки, и за письменным столом - для рабочих.

И Ефим Иванович еще раз громко прочитал подпись под очерком: "Аркадий
Гайдар".

...Свое обещание Павлушке Аркадий Петрович Гайдар вскоре выполнил. Он
написал "Школу" - повесть об участии мальчишки в гражданской войне.

МАЛЕНЬКИЙ ЛОДОЧНИК

Был первый час ночи, когда Гайдар вышел из трамвайного вагона на конечной
остановке в Соломбале. Корреспондент краевой газеты, он по заданию редакции
ездил на дальний лесопильный завод в Маймаксу.

Гайдар устал, а еще предстояло перебраться через широкий рукав Северной
Двины - реку Кузнечиху.

Июньская белая ночь была тихая, безоблачная и прохладная. Над Кузнечихой
чуть дрожал легкий и прозрачный низкий росистый туман. За Соломбалой, на
северо-востоке, заря заката, не угасая, уже переливалась в зарю восхода.

Гайдар вышел на берег и досадливо чертыхнулся. Маленький речной пароходик
"макарка" пересекал реку в сторону города. Значит, теперь, в ночное время,
его нужно ожидать целый час.

Далеко за фарватером Северной Двины в первозданной тишине монотонно и чуть
слышно погромыхивала землечерпалка. Огромный океанский лесовоз-иностранец
неторопливо шел вверх по реке, минуя город, к лесобирже под погрузку. Труба
была желтая с голубой полосой марки (по этим цветам Гайдар и определил, что
пароход не советский). В Архангельске он жил немногим более полугода, а
навигация открылась всего лишь полтора месяца назад. И все-таки Гайдар уже
начинал разбираться в морских и портовых делах. Журналистика обучает всем
профессиям.

Ему нравился простор Северной Двины. И сейчас, глядя на плывущую громадину
иностранного лесовоза, он с улыбкой вспомнил узенькую и тишайшую речку Тешу
в далеком и родном Арзамасе. Там дома ниже этого океанохода.

- Товарищ, садись, поедем! - услышал он откуда-то снизу, из-под помоста
пристани, сипловатый, но сильный голос.

Дощатый настил лежал на высоких сваях. Под настилом, обегая столбы, мирно
поуркивали чистые струи воды.

Слева у пристани стояли две лодки. Одна почти наполовину залезла под
помост. С кормы ее поднялся невысокий, давно не бритый мужичок. Он и звал
Гайдара на перевоз. На второй лодке, что уткнулась носом в берег, сидел
мальчик лет десяти, удивительно белоголовый и белобровый, с ярко-синими
глазами. Лицо его сильно загорело и обветрело. Должно быть, дневное солнце
так же щедро золотило его лицо, как и выбеливало брови и волосы.

- А ты тоже перевозишь? - спросил Гайдар, спускаясь с пристани на берег.

- Перевожу.

- Тогда поедем, - Гайдар шагнул в лодку мальчика.

- Енька, перебиваешь! - сердито закричал второй перевозчик. - Я ж раньше
тебя подъехал. Смотри, Енька, припомню!

Мальчик виновато посмотрел на перевозчика, потом на незнакомого пассажира.

- Дядя, - сказал он, - Хлопин в самом деле раньше меня приехал. Вы
пересядьте к нему.

- Нет, я поеду с тобой, - сказал Гайдар. - Поехали!

- Дядя, а можно немножко подождать? - спросил мальчик. - Может быть, еще
пассажиры подойдут. А то одного везти невыгодно.

- Что? - Гайдар посмотрел на мальчишку, хотел рассердиться. - Невыгодно?..

Повысив голос, он подумал, что мальчик испугается. Но тот смотрел на
пассажира спокойно и выжидающе. Резкое сочетание молочной белизны волос и
кофейного лица с яркими васильковыми глазами вблизи еще больше удивило
Гайдара. Как бы в раздумье, он спросил:

- Тебя зовут Енька? Евгений?..

- Енька, - подтвердил мальчик.

- Знаешь, Енька, - сказал Гайдар и показал рукой на другой берег, - там
лежит больная девочка. А я доктор, и мне нужно поскорее к ней приехать.
Понимаешь?

- Тогда поедемте, - Енька встал и, упершись веслом в песок, решительно
оттолкнул лодку от берега.

Потом, действуя так же заправски, он сел и начал яростно грести: левым
веслом вперед, правым - назад. Почти на месте лодка волшебно быстро
развернулась. Едва удерживая равновесие, Гайдар стоял и изумлялся сноровке
маленького гребца.

- Давай я сяду, - потянулся он к веслам.

- Зачем же, - сказал Енька. - Вы деньги платите. Это у нас пассажиры
гребут, когда народу много. Тогда они не платят.

- Я все равно заплачу, - усмехнулся Гайдар.

- Нет, - сказал Енька. - Лучше я сам.

Вдруг он поднял голову и хитро взглянул на Гайдара.

- Дядя, а я ведь знаю, вы совсем и не доктор.

- Как ты знаешь?

- Такие доктора не бывают, - убежденно заявил Енька. - Я всех докторов в
Соломбале знаю.

- Так-таки всех? - Гайдар сделал вид, что удивляется.

- До единого, - серьезно подтвердил Енька. - Даже военного из
полуэкипажа... Трифонов его фамилья... Представительный такой и строгий. В
кителе со светлыми пуговицами ходит и в фуражке с "крабом", хоть и доктор.
Он к нам приходил, у нас мать больная.

- А что с ней? - спросил Гайдар.

Мальчик перестал грести и оглянулся. Потом резко затабанил левым веслом,
направляя лодку на курс значительно выше пристани, с поправкой на быстрое
течение.

В этом Гайдар тоже увидел опыт и сноровку лодочника.

- Порок сердца у нее и припадки, - сказал Енька, не забыв о вопросе Гайдара.

- А ты часто сюда приезжаешь?

- Не-е, не часто, только ночами. Днем не разрешают, гонят, а то и штрафуют.
Да и днем два парохода через каждые пятнадцать минут ходят.

Енька помолчал, усиленно гребя, потом спросил:

- А девочка эта - ваша дочка?

- Какая девочка? - удивился Гайдар.

- Которая больная лежит.

- Нет, я пошутил. У меня не дочка, а сын, маленький. Давай-ка я тебя сменю.

Енька беспрекословно встал. Но пока Гайдар садился на его место, неожиданно
правое весло выскользнуло из уключины, и стремительное течение подхватило
его. Секунда, две-три - и весло уже было в нескольких метрах от лодки.

- Эх, дядя, - с легкой укоризной сказал Енька. - Шляпы мы с вами.

- Это верно, шляпы, - огорченно согласился Гайдар, тщетно пытаясь
дотянуться другим веслом до весла, уносимого течением.

- Не-е, так не выйдет, - сказал Енька. - Так его не словишь. Только лодку
далеко снесет. Вот еще несчастье! Сейчас я его...

Он быстро стянул рубашку, поставил босую ногу на борт, подскочил и головой
вперед бросился в воду. Гайдар даже не успел крикнуть его имя. Енька плыл
быстро, саженками, высоко поднимая вверх то одну, то другую руки.

Гайдар взволнованно и с восхищением следил за пловцом, который не побоялся
ни ночного холода, ни быстрины на многометровой глубине.

- Боевой мальчишка, - прошептал он.

Тем временем Енька ухватил весло, сильным толчком направил его в сторону
лодки и уже на боку, рывками, поплыл следом. Даже в том, что толкал он
весло в лопасть, рукояткой вперед, сказывалась смекалка мальчика. Несколько
раз подталкивал Енька весло, пока оно не ткнулось в лодочный борт.

Гайдар вытащил его и помог мальчику забраться в лодку.

- Замерз небось?

- Не-е. Мы часто вечерами купаемся, - сказал Енька, натягивая рубаху и
садясь за весла. - Сейчас согреемся. А снесло все-таки порядочно. Ничего,
мы быстро, дядя...

- Ты не торопись, - сказал Гайдар. - Не к спеху.

Минут через пятнадцать лодка подошла к пристани, у которой все еще стоял
пригородный пароход.

- С приключениями, и все равно быстрее, - сказал Гайдар.

Он подал Еньке рубль.

- Ой, что вы, дядя! - испугался мальчик. - У меня столько и сдачи нету.

- А сдачи и не надо, - сказал Гайдар и потрепал Енькины белесые волосы. -
Забирай все. Молодчага!

- Не-е, дядя. Это очень много. Постойте тут, я мигом на пароходе разменяю.

- Не надо, - сказал Гайдар. - Я пошел. До свидания, отважный лодочник!

Енька долго еще стоял с рублем в руке и смотрел вслед пассажиру.

А Гайдар поднялся на высокий городской берег, помахал кепкой маленькому
лодочнику и восхищенно подумал: "С такими ребятами не пропадешь!"

МАЛЫЙ МУЗЕЙ РЕВОЛЮЦИИ

Долгие годы стоял он в затоне на приколе. Давно отслужил свою службу
маленький буксирный пароходик, ветеран речного флота. С давних пор в его
однотопочном котле не поднимали пар и малярные кисти не прикасались к его
поржавелым бортам. Не многие ныне плавающие речники и работающие
судоремонтники помнят те времена, когда "Геркулес" таскал на буксире по
реке баржи, соперничал с другими пароходами в скорости хода, в зычности
гудка и в лихости подхода к причалу.

Стоял старик на приколе, никому теперь уже не нужный и забытый. Зимой,
когда на других судах шђл горячий ремонт, вокруг "Геркулеса" даже не
окалывали лђд. С открытием навигации все пароходы, теплоходы и катера
покидали затон, а он оставался у причала, и вид у него был грустный, словно
обиженный.

Вспомнили о нђм однажды осенью, перед ледоставом, когда реку заполнила
шуга. Начальство решило, что напрасно старый буксир занимает место. Места и
в самом деле не хватало другим судам, а флот разрастался. "Геркулеса"
вывели из затона и поставили у обрывистого берега выше затонского посђлка.
"Постоит до весны, - сказал директор затона, - а там..." Зазвонил телефон.
Директор не договорил, но всем находившимся в кабинете и так было понято,
что ждђт "Геркулеса" весной. Конечно, его ожидала судьба всех старых,
непригодных судов - на слом, на резку, в металлолом.

В полном одиночестве дремал обречђнный старый труженик, прижатый
нарастающим льдом к берегу. Обильный снег, словно тентом, покрывал его
палубу, рубку, машинный кап.

Несколько дней поселковые ребята катались на коньках по замђрзшей реке. Но
скоро снег толстым слоем покрыл и лђд.

В воскресенье мальчики вышли на реку с лопатами и метлами, чтобы устроить
каток - расчистить ледяную площадку.

- Смотрите, ребята, - сказал Костя Глушков, - какой-то буксир прибило...

- Это "Геркулес". Его не прибило, а привели сюда из затона, - отозвался
всеведущий Рудик Карельский, сын главного механика. - Весной резать будут,
старый потому что...

- Пойдђм посмотрим. Может быть, там пока теплушку сделаем. Греться будем и
лопаты хранить. Костя взвалил лопату и метлу на плечо. Спустя минут десять
шумная толпа уже хозяйничала на заброшенном пароходе. Ничего заслуживающего
внимания ребята на "Геркулесе" не нашли.

- Котђл под давление не годится, вся арматура снята, - деловито сказал
Рудик. -Машину тоже обобрали.

- А в каюте хорошо. Если времянку поставить, будет тепло! - сказал Володя.

- А нам больше ничего и не нужно, - заметил Костя. - У нас в сарае есть
старая печка.

Ребята очистили палубу от снега, в каюту притащили железную печку-времянку
и фонарь "летучая мышь".

Печка нещадно дымила. Приходилось открывать иллюминатор.

Однажды, когда мальчики грелись у печки, а в иллюминатор с посвистом
задувал ветер, послышался скрип сходни, потом хрипловатый голос:

- Эй, на "Геркулесе"! Кто тут живой?

Самозваная команда притихла. Костя предупредительно поднял руку: "Тише!"

- Что, уже резать пришли? - снова послышался тот же голос.

Костя поднялся по трапу и приоткрыл дверь. На палубе, сняв ушанку и
отряхивая еђ от снежных хлопьев, стоял похожий на Деда Мороза затонский
старожил Мигалкин, судоремонтник-пенсионер. В бороде его искрились снежинки.

- Ты чего тут? - удивлђнно спросил Мигалкин.

- Да так, ничего, - смущђнно замялся Костя. - Здравствуйте!

- Коли не шутишь, здорово! А я уж подумал, не автогенщики ли явились. Будто
рановато, да и резать тут не с руки. Кран сейчас не подведђшь, да и
вообще...

Старик неторопливо надел шапку, расстегнул полушубок и, вытащив пачку
"Прибоя", огляделся. Должно быть, его удивил порядок на палубе.

- Так что же ты тут делаешь? Вижу, и камелђк горит. По-хозяйски. Только вот
дым из двери валит. Почему так?

- А мы тут греемся. Каток расчищаем и греемся.

Старик спустился в каюту, осмотрел камелђк и сказал:

- Нет, не по-хозяйски. Тяги нету, труба низко выведена. Глаза ест. Ух,
сколько тут вас! А обогрев-то плохой!

- А что нужно сделать? - спросил Рудик. - Вы нам только скажите, мы и
сделаем.

- Говорю, труба очень низко. Наращивать трубу надо.

- А у нас больше трубы нету, - пожаловался Рудик.

- Трубу найдђм, - сказал Мигалкин. Он помолчал, закуривая, вздохнул, словно
вспомнил что-то. - А я даже испугался было. Что такое - у "Геркулеса" дым?
Пожар не пожар, а резать не время Весной будут резать. А жалко!

- Он же старый, - сказал Рудик Карельский, - никуда уже не годен...

- Это верно, старый, - согласился Мигалкин. - Старый, зато заслуженный.
Пароход, можно скачать, геройский. Он, может, ордена боевого Красного
Знамени достойный!

- Ордена? - удивились ребята. - За что?..

- То-то и оно - за что? - Мигалкин снял ушанку, присел. - Вы думаете,
"Геркулес" только баржи таскал? А вот и не только. Он, если хотите знать, в
гражданской участвовал, воевал против белогвардейцев и интервентов. На нем
орудие и пулеметы были. Когда белые на своих судах вверх по реке хотели
прорваться, "Геркулес" им дорогу преградил. Больше двух часов шђл бой на
реке - не пропустили белых и англичан. Были в этом бою на "Геркулесе"
убитые и раненые. Потом к нашим в подкрепление прибыли балтийские моряки и
путиловские рабочие из Петрограда. Ещђ и другие бои вђл этот пароходик... А
один раз под огнђм белых доставил на наши позиции боеприпасы. Как раз успел
вовремя, когда стрелять уже было нечем и наши отходить собирались. Вот
тогда осколком снаряда убило капитана "Геркулеса" Василия Гавриловича
Прилуцкого. Понятно вам, какой это буксир?..

Молча слушали мальчики старика.

- А потом что? - спросил Костя.

- Потом залатали пробоины, что от белогвардейских снарядов остались. Это
уже когда Советская власть у нас полностью установилась. Плавал "Геркулес"
ещђ лет тридцать, баржи буксировал. Ещђ и в Отечественную войну трудился.

Мигалкин рылся в карманах полушубка и пиджака и никак не мог отыскать
спички. Костя подал ему свою коробку.

- Так зачем же его резать? - спросил он.

- Затем, что бесполезный стал. На металл, - сказал Рудик. - Знаешь, сколько
металла нужно!

Мигалкин молчал, о чђм-то раздумывая.

- Он же революционный пароход, - сказал Костя.

- Всђ равно как броненосец "Потђмкин", - добавил Володя.

- Как "Аврора"! - закричали другие ребята.

- Сказали тоже, как "Аврора"! - засмеялся Рудик

- А и верно, как "Аврора", - сказал Мигалкин. - Наша маленькая "Аврора".
Моя воля, я бы не стал "Геркулеса" на металл сдавать. Сохранил бы для тех,
кто революции и гражданской войны не видел. Сохранил бы для закалки
революционного металла в душе человеческой. Такой металл нам тоже нужен!

Старик даже сам удивился, как это у него такие слова нашлись. А ребята не
заметили его смущения, загалдели:

- Его бы в музей превратить.

- Сюда бы экскурсии стали ходить, как на "Аврору" и в Музей Революции.

- Директор не разрешит, - сказал Рудик. - В затоне план по сдаче
металлолома.

- План-то оно, конечно, план... - раздумчиво заметил Мигалкин. - А вот,
может, этот буксир не только металлолома, а и всякого золота нам дороже. Вы
ко мне, ребята, за трубой приходите. До весны ещђ далеко. Обогреем пароход,
тогда каюту помоете.

- Хорошо бы здесь повесить портрет капитана, который погиб...

Косте Глушкову "Геркулес" уже виделся настоящим музеем.

- У Василия Гавриловича дочь жива, - вспомнил Мигалкин. - Если ей написать,
может быть, карточку пришлђт.

- А карточку увеличить или перерисовать, - сказал Костя. - И назовђм буксир
Малым музеем Революции!

- Ребята, пойдем к директору школы, расскажем о "Геркулесе", а он директору
затона позвонит.

- Лучше прямо самим к директору затона.

- В случае чего, вы, парни, в райком партии, - посоветовал Мигалкин и
подмигнул: - Вас там раньше всех других примут. И я тоже слово скажу: не
годится, мол, заслуженное судно на слом.

Мигалкин ушђл, напомнив ребятам, чтобы приходили за трубой.

Когда возвращались домой, уже темнело.

- Рудик, а твой батя не поможет? - спросил Костя.

- Что ты! - отмахнулся Рудик. - Отец матери сказал: "Геркулес" - это наше
спасение! По металлолому..."

- А матери-то почему? Она ведь не в затоне работает.

- Он маме всђ говорит. Что-то на работе не получается - он дома сердится и
говорит. Я-то всђ слышу. Знаешь, Костя, другой раз даже жалко его.

- А чего жалко? Он на доске Почђта!

- Ох, Костя, Костя!.. Ничего ты не понимаешь! Тебе легко - у тебя батька
только слесарь... А мой отец говорит, сам слышал: "К чђрту это главное
механичество! Пойду токарить. Или стармехом на судно. У меня инженерного
образования нет. А с меня требуют, чтобы все механизмы..." Вот тебе и доска
Почђта!

По просьбе ребят директор школы позвонил директору затона.

- Да, - сказал директор после телефонного разговора, - к сожалению, ничего
не получается. План по сдаче металлолома - это раз; где стоять пароходу -
вопрос, это два; кто его будет охранять, отапливать, нужны штатные единицы
- это три... И вообще...

- Да... - сказал Костя, когда ребята в растер