орошо было лежать, вытянув передние лапы и положив на них морду. Он закрыл
глаза, и сладкая дрема охватила его. И вдруг он услышал:

- Малыш, ко мне!

Он вскочил и в ту же секунду уже мчался по двору к своему вожатому. Его
влекла могучая сила воли человека, и ничто сейчас не могло бы его
остановить или заставить повернуть в сторону.

Сияющий встретил его Анисимов.

С этого дня началась регулярная учеба.

Малыш легко поддавался дрессировке, и это очень радовало Анисимова.

- Вперед! - говорил вожатый.

Малыш срывался с места, и Анисимов едва поспевал за ним.

Малыш научился по команде ложиться и ползать. В искусстве ползать ему
позавидовал бы самый ловкий пластун. Вытянувшись на снегу, энергично
действуя лапами и извиваясь, собака передвигалась необычайно быстро.

Когда молодой пес постиг эти премудрости, Анисимов повел его на стрельбище.

Первый винтовочный выстрел испугал Малыша, но вожатый успокоил его
ободряющим словом, погладил и дал мяса. Спокойный вид вожатого, как всегда,
благотворно подействовал на собаку. Вскоре Малыш настолько привык к
стрельбе, что не обращал внимания даже на станковый пулемет, установленный
рядом и бьющий длинными оглушительными очередями.

Приближалась весна. Анисимов торопился с обучением Малыша.

Однажды он вывел Малыша из будки. У самой двери лежали четыре собаки и
среди них был Снежок. Тут же стояли легкие санки-нарты. То была собачья
упряжка.

По команде собаки вскочили. Анисимов сел на нарты и крикнул:

- Вперед!

Собаки легко тронули с места нарты и побежали. Малыш со звонким лаем
устремился за ними. Так они сделали несколько кругов по двору.

А на следующий день Малыш сам был запряжен о сани. Он попытался
освободиться от потяга, рванулся в сторону и опрокинул нарты. Потом он лег
на снег и жалобно заскулил.

Однако Анисимов был настойчив. Когда нарты были установлены и Малыш
повторил свою уловку, вожатый рассердился. Впрочем он не кричал и не ударил
ленивца. Он только сказал: "Фу!"

А этого было вполне достаточно. Сконфуженный Малыш понял, что вожатый им
крайне недоволен. Пришлось повиноваться. Он нехотя побежал вперед.

Спустя несколько дней Анисимов включил Малыша в большую упряжку. Начались
ежедневные тренировочные выезды. И с каждым днем расстояние, пробегаемое
собаками, увеличивалось.

Весна наступала неудержимо. Под крышами в бесчисленных сосульках горело
солнце. И множество воронок от весенней капели окружало дома и собачьи
будки.

В подразделении ездовых собак давно предполагалось провести
учебно-тренировочный переход.

Пять упряжек участвовало в переходе. Малыш шел в упряжке со Снежком. Он уже
вполне освоился с работой и старался тянуть из всех сил. С тех пор как
Малыша стали запрягать, у него появилось больше солидности и собачьего
достоинства. Он чувствовал, что выполняет особенно полезное для Анисимова
дело. И работал усердно и с желанием.

Глава шестая
НА ФРОНТ

Весь май ездовые собаки оставались без дела. Анисимов, Ильинский и другие
вожатые были заняты постройкой маленьких лодочек-волокуш для упряжек.

Обычно в полдень Анисимов открывал наружную дверь будки. Через вторую
решетчатую дверь собакам был виден весь двор.

Снежок спокойно лежал, а Малыш принимался лаять. Тогда опять приходил
вожатый и строгим тоном произносил слово запрета. Подавать голос днем
собакам запрещалось: это отвлекало других собак - связных, санитарных и
караульных - от учебы.

Малыш скучал. Он предпочитал двигаться в упряжке, тянуть нарты с полным
грузом, чем сидеть взаперти, за ненавистной деревянной решеткой. Да что
там, предпочитал. Отдохнув после перехода, Малыш во время прогулок всюду
искал и вынюхивал следы от полозьев. Он искал нарты, хотел мчаться в строю
собак по просторам заснеженных полей под большим чашеобразным небом.

Июнь чередовал дождливые и солнечные дни. Погода никак не могла
установиться.

В воскресенье Анисимов явился какой-то необычный, взволнованный. И его
взволнованность и беспокойство Малыш почувствовал и воспринял немедленно.

Потом пришел Ильинский. Вожатые очень долго стояли около будки и
разговаривали, забыв о собаках. Они говорили о начавшейся войне, о том,
чего не знали и не понимали Малыш и Снежок.

Потом начались сборы. Но с места подразделение снялось лишь осенью.
Потянулись скучнейшие дни жизни в закрытом товарном вагоне. Состав подолгу
стоял на полустанках, в тупиках, среди множества железнодорожных путей и
разнообразных вагонов.

Мимо проходили воинские эшелоны. На платформах везли танки и орудия,
накрытые брезентом, похожие на невиданных огромных животных.

Затем, после длительного путешествия в вагоне, ездовые собаки целых два
месяца жили на окраине какой-то большой деревни, в огромной заброшенной
конюшне.

Уже выпал снег. Первый снег взволновал Малыша. Выпущенный из конюшни, Малыш
неторопливо побежал по дороге, принюхиваясь к бесчисленным следам.

А через неделю Анисимов пришел в конюшню веселый и возбужденный.

- Ну вот, теперь и науки кончились, - сказал он. - Теперь работа будет.

Собак запрягли не в нарты, а в особые лыжные установки с санитарными
носилками. Малыш по-прежнему бежал позади Снежка. В голове упряжки место
вожака занимала Юнта - немолодая, но подвижная, опытная и на редкость
усердная лайка. За Малышом следовал Жук, серебристо-черный пес с бедовым
характером.

Вволю отдохнувшие собаки легко понесли установку, так что Анисимов едва
поспевал за ними на своих еще не обкатанных лыжах.

Упряжки мчались, растянувшись по дороге длинным поездом. Они приближались к
фронту.

Глава седьмая
РАНЕНЫЙ СПАСЕН

Рано утром послышался отдаленный грохот. Малыш вскочил и заметался.
Вскочили и другие собаки.

- Ложись! - приказал Анисимов.

Перед наступлением наши артиллеристы начали обстрел немецких позиций.

В землянке еще было совсем темно. Лишь вверху повис блеклый квадратик
единственного окошка.

Малыш покорно лег. Смутное предчувствие необычайного тревожило его.
Непонятный гул нарастал.

И вдруг все стихло. Только издалека доносились пулеметные очереди, хорошо
знакомые подготовленным собакам.

Потом снова загрохотали орудия. Землянка вздрагивала, стекло в окошке
дребезжало, раздражая Малыша. Вожатые уходили и приходили, успокаивали
собак, шептались между собой.

Зашел командир подразделения старший лейтенант Федулов, осмотрел собак и,
уходя, сказал:

- Быть готовыми!

- Есть быть готовыми! - вместе ответили вожатые.

Никогда еще Малыш не видел людей такими сосредоточенными. Он не знал, что
такое бой, но чувствовал, что от него сегодня потребуется напряжение, сила
и верность. Иначе, зачем так особенно внимательны к нему и к другим собакам
все бойцы? Иначе, почему так ободряюще звучит голос Анисимова?

Все были полны ожидания: и вожатые и собаки.

Снова явился старший лейтенант. Он, видимо, спешил и даже не зашел в
землянку, а лишь открыл дверь и приказал:

- Товарищ Рыбалко, подготовить три упряжки.

Командир отделения сержант Рыбалко подчеркнуто спокойно назвал фамилии:

- Анисимов, Фирсов, Ильинский...

Когда упряжки были подготовлены и тронулись в путь, бой уже затихал. Где-то
очень далеко слышался неясный шум, похожий на движение тракторов.

По мере того как упряжки приближались к передовой, выстрелы и пулеметные
очереди становились громче, отчетливее. Но стрельба нимало не смутила
собак. Юнта была опытная фронтовичка, а Малыш, Снежок и Жук привыкли к
выстрелам еще в дни учебы.

Собаки легко тащили по накатанной дороге лыжную установку. Дорогу плотно
обступал хвойный заснеженный лес. Перед выходом на опушку упряжки
остановились.

Из леса санитары осторожно вынесли раненого бойца. Его бережно уложили на
носилки лыжной установки. Затем принесли второго раненого и затем -
третьего.

Упряжки тронулись в обратный путь. Впереди шел сержант Рыбалко. Вожатые
двигались за установками, заботливо придерживая их на спусках.

Раненые стонали. И собаки, словно чувствуя их страдания, тащили установки
осторожно, ровно, без рывков.

В этот день упряжки сделали два рейса с передовой до госпиталя. На
следующий день наступление продолжалось и работы для упряжек стало больше.
К концу дня Анисимов получил приказание выйти с упряжкой на поле боя.

Только что отбили ожесточенную контратаку немцев. Противник отступил и,
видимо, готовился повторить удар.

На поле остались раненые бойцы. Вскоре все они были подобраны санитарами. И
только один солдат не был вынесен с поля боя. Он лежал в небольшой лощинке,
тяжело раненный осколком в голову. Но даже приблизиться к нему санитарам не
удалось. А все знали, что он жив. И кроме того, знали, что пулеметчик
Васильев совершил героический поступок.

...С ручным пулеметом Васильев выдвинулся вперед и выбрал удобное место для
ячейки. Он лежал, низко пригнув голову, и наблюдал за полем боя. Ветер дул
ему в лицо, срывал с бруствера ячейки колючую снежную пыль.

Васильев знал, что немцы вот-вот должны появиться на гребне возвышенности
за лощинкой. Пусть попытаются!

Ожидать долго не пришлось. Гитлеровцы словно выросли на гребне и,
пригибаясь и ведя бешеный огонь из автоматов, бросились вперед.

Васильев быстро осмотрелся и дал очередь.

Он бил наверняка. Немцы ринулись к нему. Но уже послышались сливающиеся в
общий треск выстрелы наших пехотинцев.

А потом немцы побежали назад. Васильев поднялся и, преследуя их, на ходу
бил из пулемета. Он упал, раненный осколком мины, и еще лежа стрелял.

- Товарищ старший лейтенант, - сказал Анисимов, - разрешите мне.

Командир подразделения испытующе взглянул на вожатого.

- Надо попытаться. Идите слева, вон от той елки. Но берегите собак. Без них
пропадете.

Анисимов кустарниками вывел упряжку к высокой елке.

- Вперед! - прошептал он и побежал, низко пригибаясь к земле.

Собаки побежали за ним.

Глубокий снег был истоптан тысячами следов. Малыш чувствовал горький запах
пороха и копоти. Он на бегу лизнул почерневший снег и фыркнул.

Вдруг на немецкой стороне длинной очередью застучал пулемет.

- Ложись! - падая, крикнул Анисимов.

Малыш с прыжка лег на снег. Он видел, как Юнта, прижав уши, поползла. Потяг
натянулся. Пополз Снежок. Извиваясь и зарываясь в снег, Малыш двинулся за
ним.

Затаив дыхание, красноармейцы следили за упряжкой.

Выждав момент, Анисимов вскочил и успел пробежать метров пятнадцать.
Стремительно рванулась за ним Юнта. Собаки догнали вожатого и снова легли.

Опять на вражеской стороне злобно затакал пулемет. Анисимов больше не
поднимался. Он полз впереди упряжки.

Пули взвизгивали и ворошили снег. Сейчас Анисимовым владела одна мысль -
добраться до лощинки, где лежал Васильев.

Добраться во что бы то ни стало!

В это время пулеметные очереди послышались с нашей стороны. Поддержка
оказалась кстати. Анисимов пополз к маленькой высотке. Теперь пули не могли
задеть его. Едва заметный пригорок все же был надежным укрытием.

Анисимов даже приподнялся и пополз на четвереньках. Собаки все еще ползли,
несколько отстав от вожатого. Но как только упряжка оказалась укрытой от
обстрела, Юнта вскочила.

В момент упряжка была возле вожатого.

- Милые! - прошептал Анисимов.

Пока они были в безопасности.

Анисимов нашел Васильева лежащим без сознания. Одной рукой он держался за
шейку пулеметного приклада. Около головы снег был красным от крови.

Вытащив из волокуши два индивидуальных пакета, Анисимов покрыл голову
Васильева толстым слоем бинтов. Положить раненого в волокушу оказалось
нелегко.

Но вот бесчувственный бледный Васильев лежит в лодочке. Вожатый, стоя на
коленях, оглаживает собак. А пулеметы бьют и бьют.

- Ну, тронулись, дорогие! Вперед!

И снова поползли вожатый и собаки.

Теперь тащить волокушу было несравнимо тяжелее. Нос лодочки зарывался в
снег и тормозил. Между тем упряжка достигла открытого места, и пули снова
назойливо запели над вожатым, над собаками и над волокушей.

Полностью доверив управление Юнте, Анисимов полз сзади, подталкивая и
поддерживая волокушу.

Малыш напрягал все силы. Увлекаемый примером Юнты, он рвался за ней и
приходил в ярость, когда волокуша застревала и потяг удерживал собак.
Выбрасывая лапы вперед, Малыш отчаянно цеплялся за снежный наст. Пули своим
пронзительным визгом бесили его. В тот момент, когда Малыш чуть
приподнялся, одна из них обожгла его спину, и он почувствовал в этих
невидимых кусочках металла смертельных врагов.

О подвиге анисимовской упряжки стало известно во всей дивизии. В армейской
газете была напечатана заметка "Вожатый Анисимов и его собаки". В заметке
упоминались и Юнта, и Малыш, и Снежок, и Жук.

Потом приехал генерал и вручил Анисимову медаль "За отвагу".

Появление упряжки всюду приветствовали.

- Анисимов едет! - кричали бойцы, издали заметив собак.

- Товарищ Анисимов, которая у тебя Юнта?

- Вот так Малыш! - восторгались бойцы. - Такой Малыш волку спуску не даст.

- Нипочем не даст, - соглашались другие.

Когда Анисимов подготовлял волокушу, чтобы отправиться на переднюю линию, к
упряжке подошел боец и спросил:

- А что, товарищ, на Центральном вам не приходилось бывать?

- Не бывал, - ответил вожатый.

Солдат погладил Малыша.

- Вот такой же песик был в упряжке, что меня из-под огня раненого вывез. От
верной смерти спасли. Имечко только не знаю. Очень похож...

Он достал из мешка кусок сыру и, разрезав его на четыре части, дал собакам.

Глава восьмая
ПАТРОНЫ ДОСТАВЛЕНЫ ВОВРЕМЯ

Теперь Анисимов ежедневно выводил свою упряжку на поле боя. Сражения на
этом участке длились уже вторую неделю. Даже по ночам не прекращалась
стрельба. В густую черноту неба врезались хвостатые разноцветные ракеты.

Пядь за пядью, высоту за высотой, деревню за деревней отбивали наши войска
у врага.

Малыш привык к разрывам мин и снарядов. При взрыве он мгновенно приникал к
земле, чутко вслушиваясь в медлительный посвист смертоносного металла. Он
не ждал команды "ползи", сам инстинктивно чувствуя опасность. У опытной
Юнты он научился выбирать в пути укрытия - бугры и ложбинки, воронки от
снарядов и оставленные пехотинцами стрелковые ячейки.

Ранним утром стрелковая рота начала наступление на небольшую деревушку,
расположенную на высоком берегу озера. Пулеметный расчет сержанта Русакова
находился на левом фланге и поддерживал огнем наступление.

Меняя огневые позиции, пулеметчики скрытно продвигались по берегу. На лед
выйти было невозможно. Все озеро простреливалось вражескими пулеметами.

Остервенело били немецкие минометы и задерживали наступление стрелковой
роты. Полоса разрывов мин стала, словно стена, перед советскими
пехотинцами. Неожиданно немцы на левом фланге перешли в контратаку. Они
тоже использовали кустарники и складки на берегу озера. Стойко сражался
расчет сержанта Русакова.

Но немцы наседали. У Русакова в кожухе пулемета вскипела вода. Позади, за
огневой позицией, в укрытии метался в бреду тяжелораненый ефрейтор Бочаров
- первый номер. Командир отделения сержант Русаков сам лежал у пулемета.

"Выстоять!" - одна мысль владела в этот момент сержантом. В окаменевшем
лице, в слитых с рукоятками пулемета руках, во всем напряжении тела было
одно: выстоять! Разве не об этом же думал сейчас и второй номер пулеметного
расчета!

Но патроны были на исходе. И это означало приближение конца.

Пулеметная лента судорожно гнала патроны в приемник. И каждый патрон словно
отсчитывал дольку оставшейся жизни.

Должно быть, подносчик Семенов, отправившийся на патронный пункт, погиб.

Оставалась одна, последняя лента.

Русаков - фронтовик с первых дней войны - хорошо знал цену последней ленты,
последней винтовочной обоймы, последнего пистолетного патрона.

Фашисты надолго залегли. Они выжидали того тягчайшего для советских
пулеметчиков момента, когда прогремит последний выстрел. Они старались
вызвать напрасный огонь. Но Русаков был опытным пулеметчиком. Он
рассчитывал и берег каждый патрон.

Между тем, когда пулеметный расчет Русакова отбивался от разъяренных
фашистов, патроноподносчик Семенов подползал к патронному пункту. Он попал
в полосу минометного огня. Осколки располосовали его ватированную куртку.
Широкий след крови тянулся далеко позади. Кровь заливала валенок, набухло
кровью белье. А Семенов полз и полз. С каждой минутой он все больше
ослабевал. На мгновение он потерял сознание. Но сразу же очнулся, даже
приподнялся, пытаясь вскочить на ноги. Острая боль в ноге и слабость от
потери крови уложили его на снег.

В этот момент его заметили.

- Скорее патроны расчету! - прошептал он.

И вот впервые на волокушу упряжки Анисимова были уложены плоские коробки с
пулеметными лентами.

Собаки стремительно пронеслись через открытое поле и оказались на берегу
озера. Низко пригибаясь, укрываясь за кустарниками, Анисимов бежал впереди
упряжки. Лыжи ежеминутно натыкались на кочки. Вожатый сбросил лыжи и,
проваливаясь по колено в снежные сугробы и задыхаясь, продолжал бежать.

Волокуша прыгала на кочках, громыхая наскоро уложенными коробками.

Анисимова поразила тишина. Неужели пулеметчики погибли?

Он побежал еще быстрее. Неожиданно слева дробно застучал пулемет. Пули
просвистели совсем близко.

Анисимов упал. Приникли к земле и собаки.

- Сюда! - услышал Анисимов.

Только сейчас он заметил пулеметчиков. Длинная пулеметная очередь нарушила
тишину. Это Русаков, узнавший о привезенных патронах, вне себя от радости,
погнал без перерыва остатки теперь уже не последней ленты.

Немцы попытались пойти в атаку на огневую позицию станкового пулемета, но
не выдержали огня и снова залегли.

- Попробовали! - злорадно закричал Русаков.- Рано радовались!

Собаки лежали в кустах, пережидая, когда вожатый позовет их в обратный
путь. Малыш слизывал с веток чистый затвердевший снег.

Прошло минут двадцать, может быть, полчаса.

Вдруг справа на озере раздалось раскатистое "ура".

- Ура-а! - закричал Русаков.

Немцы побежали. И снова над озером, над берегом и лесами рассыпался горох
длинной очереди русаковского пулемета.

Анисимов видел, как бойцы, преодолев по льду озеро, занимали деревню.
Сильный ветер дул на озеро, и трескотня пулеметов, винтовок и автоматов
была едва уловимой.

Сержант Русаков все еще лежал у пулемета. Немцы поспешно и далеко отошли,
боясь остаться отрезанными от своей роты, выбитой из деревни.

Наконец сержант поднялся и вздохнул:

- Все!

Потом он подошел к упряжке.

- Спасли, дорогие мои, - проговорил он и обхватил Юнту. Потом прижал к себе
Малыша, тряхнул ему лапу и чмокнул в нос. Малыш удивленно смотрел на
сержанта, ласково гладившего собак.

- Еще три минутки - и патроны закончились бы!

Сержант лег на снег, усталый, с серым от копоти лицом.

Тем временем Анисимов с помощью другого солдата уложил раненого ефрейтора
на волокушу.

Собаки вскочили.

- Ложись! - приказал Анисимов. - Нужно перекурить.

Он достал коробку с табаком. Предложил сержанту. Все вместе закурили. И
казалось, люди присели лишь для того, чтобы отдохнуть после длительного
перехода, как будто и не было тех минут, когда смерть висела над их
головами. Только окровавленный снег, кучи почерневших гильз да несколько
трупов немцев вдали напоминали о бое.

Потом Анисимов встал, накинул на плечо лямку от лыжной установки с
пулеметом и крикнул собакам:

- Вперед!

Глава девятая
ВОЖАК

На поле боя от шальной пули погибла Юнта. Это была большая потеря в
подразделении.

Место вожака в упряжке занял Малыш. В новой должности он повел себя
уверенно, по-хозяйски деловито. Если Юнта влияла на других собак своим
примером и прилежанием, то новый вожак сразу же проявил требовательность.
Он недовольно ворчал, когда упряжка задерживалась в пути. Сам Малыш всегда
тянул лодочку с таким усердием, что остальным собакам невольно приходилось
следовать его примеру.

Но новый член упряжки Тобик не отличался трудолюбием. Он мог в пути
неожиданно рвануться в сторону, чтобы облаять встречную машину или
совершить еще какой-нибудь недопу