приводил в качестве примера потрясающую историю певца Тимо Пипинена, который
мог бы стать великим тенором, если бы вдруг не обнаружилось, что у  него  из
носа удалены полипы! Опираясь на этот пример,  директор  Лехтевя  решительно
возражал против предоставления ссуд музыкантам и певцам. В то  же  время  он
подчеркивал, что является большим другом музыки: всякий раз, когда жена  его
пела в ванной комнате, он спешил заткнуть уши ватой.
     В это время  я  познакомилась  с  писателем  Свеном  Лоухела.  Если  не
ошибаюсь, имя его многим совершенно неизвестно. Я тоже ничего не  слыхала  о
нем, пока он сам не пришел ко мне и не представился. Явился он не за ссудой,
ему нужна была другая, совершенно пустяковая  помощь.  Вот  его  собственные
слова:
     - Разрешите  отрекомендоваться:  Лоухела,  литературный   разнорабочий,
всегда оставляющий стихи и калоши  в  передней  издателя  и  предоставляющий
славу  тем,  кто  ее  домогается.  Вы  позволите  отнять  у  вас  немножечко
драгоценного времени?
     Я пригласила его  сесть,  но  он  пожаловался  на  необходимость  вечно
спешить и сказал, что просидел уже восемь часов кряду.  Это  был  лысый  ("В
последний раз я снял волос с гребешка одиннадцать лет назад,  а  с  плеча  -
только вчера, но это уж был не мой волос"), кругленький мужчина средних лет,
с  живым  и  умным  взглядом  ясно-голубых  глаз.  Мне   сразу   понравилась
весело-непринужденная манера, с которой он представился, и его сочный  язык,
столь  разительно  отличный  от  нудного,  суконного  языка  деловых  людей,
министров и кухарок. Он достал из кармана блокнотик и сказал:
     - Ну вот, сударыня, раз уж мы  познакомились,  я  хочу  просить  вас  о
маленьком одолжении. Нет, нет, сударыня! Не о деньгах, а  о  чем-то  гораздо
более ценном. Вы стопроцентная американка  -  кстати,  какое  ужасное  слово
"стопроцентная"! - и, бесспорно, сможете мне помочь. Объясните, что означает
слово "pimp"?
     - Женоподобный мужчина, - ответила я, рассмеявшись.
     - Отлично. Это подходит к тексту. А тогда что такое "square", если речь
идет о человеке?
     - "Square", - это примерно то же, что чурбан, болван или остолоп.
     - Прекрасно! Тоже годится. А вот еще выражение: "slap stick"?
     - Это значит "рохля", парень-размазня, которому ото всех достается.
     - Спасибо! Я очень вам благодарен, сударыня. Я перерыл все словари,  но
нигде не нашел этих слов. Право же, я и сам изрядный "Square", что давно  не
догадался спросить у вас. Дело в  том,  что  мне  пришлось  переводить  одну
американскую книжку, и здесь я исключительно щепетилен:  переводить  так  уж
переводить! Не выношу, когда в литературной  работе  халтурят.  Это  слишком
напоминает духовную проституцию. Ну вот, огромное вам спасибо!
     - Не стоит благодарить за такую малость: всего лишь несколько  слов!  -
возразила я, искренне обрадованная тем, что среди такого множества  людей  я
нашла человека.
     - Нет, что вы, безусловно стоит, сударыня! Даже одно-единственное слово
может иметь необычайную силу: им можно начать или окончить  войну,  выразить
благодарность или порицание, а кроме того, ведь и  "вначале  было  слово"  -
лишь слово!
     Так состоялось наше первое знакомство. Через неделю он вновь  обратился
ко мне с такой же просьбой, после чего  стал  в  моем  доме  частым  гостем,
званым и желанным. Он выпустил ранее несколько  сборников  очерков  и  книгу
путевых заметок, но в то время жил почти исключительно за счет переводов  на
финский язык с английского. В дополнение  к  трем  специальным  авторитетным
комиссиям правление Фонда избрало Свена Лоухела  экстраординарным  экспертом
для  решения  вопросов,  в  которых  хорошо  осведомленные   комиссии   были
недостаточно хорошо осведомлены.
     Комиссия      по      литературе      состояла      из       тщедушного
профессора-литературоведа, который всегда получал советы и указания от своей
жены; молодого доцента, который предложил выдавать ссуды  лишь  писателям  и
поэтам, доказавшим свой патриотизм и  боровшимся  своими  произведениями  за
крепкий семейный очаг, за веру и  отечество;  молодого  критика,  по  мнению
которого ссуды следовало выдавать исключительно  литераторам,  не  достигшим
двадцатилетнего  возраста  (с  целью  поощрения  грамотности);  и,  наконец,
экстраординарным  членом  комиссии  был  писатель  Лоухела,   представлявший
здравый ум, способность суждения и трезвый цинизм. Перелистывая заявления  о
ссудах, он обычно весело восклицал:
     - Ишь ты, ишь ты! Мальчики хотят получить на выпивку! А этот-то,  этот,
вероятно, собирается купить себе  зимнее  пальто  или  вынужден  платить  за
старые проделки...
     Комиссия сценических искусств состояла  лишь  из  двух  членов:  одного
известного чтеца, который обладал высокоразвитым  литературным  вкусом,  ибо
покупал только хорошо  переплетенные  книги,  и  одного  почти  неизвестного
директора театра, представлявшего артистов обоего пола. И  в  этой  комиссии
экстраординарным членом был писатель Свен Лоухела.
     Состав научной комиссии менялся по мере надобности. Здесь был лишь один
постоянный член, Свен Лоухела,  и  восемнадцать  запасных  почетных  членов,
которых никогда не  звали  на  заседания.  Им  тем  не  менее  выплачивалось
ежегодное вознаграждение, поскольку они  разрешили  включить  свои  имена  в
списки членов Фонда, а ведь всем известно, что денег стоят как раз имена,  а
не носители имен.
     Распределение пособий производилось раз в год - в день моего  рождения.
Это был, собственно, единственный случай, когда я надевала все  мои  высокие
ордена,  норковую  накидку  и  драгоценные  украшения,  в  которые   вложила
несколько миллионов. Было большим наслаждением  тратить  деньги,  на  добычу
которых ушли лучшие годы моей жизни.
     Помимо регулярно выплачиваемых пособий, правление  Фонда  (то  есть  я)
отпускало ежегодно пять миллионов марок на разовые ссуды в порядке  все  той
же  благотворительности.  Правление  Фонда  (опять-таки  я)  доверило   дело
распределения  этих  ссуд,  именуемых  в  уставе  "экстренными   пособиями",
полностью в мои руки. Это потребовало от меня столько труда и забот, что мне
пришлось открыть в центре города специальную контору для приема  просителей.
Сначала я занималась этим  два  дня  в  неделю,  но  потом  стала  принимать
ежедневно с  десяти  до  тринадцати,  кроме  воскресений  и  кануна  больших
праздников.
     Круг моих знакомств начал расти с феноменальной быстротой.  Писатели  и
поэты несли мне  свои  книги  с  автографами,  чтецы  предлагали  билеты  на
премьеры, артисты - свои фотографии,  ученые  слали  просроченные  счета  за
электричество, воду, отопление и прочее, а какие-то подозрительные  личности
неизвестной профессии - вымогательские письма с угрозами. Как прекрасно было
чувствовать себя служительницей  культуры  и  опорой  всех  людей  духовного
труда! Я никогда не  думала,  что  в  Финляндии  окажется  столько  мастеров
литературы и искусства, изобретателей, ученых, чей труд  столь  нуждается  в
материальной и моральной поддержке.
     Однажды пришел ко мне доктор В.С.А., который уже трижды  получал  ссуды
от Фонда. Но ему необходимы были дополнительные средства, без которых он  не
мог закончить свои исследования.
     - Простите, а каков предмет вашей работы?
     - Блохи.
     Тема была особенно близка моему сердцу,  поскольку  моя  милая  собачка
Халли временами страдала от этих насекомых. Я  внимательно  присмотрелась  к
доктору. Это был высокий  мужчина,  похожий  на  борца  тяжелого  веса.  Мне
почему-то казалось, что  его  мозги  прилипли  к  затылку,  а  уши,  забавно
сморщенные, висели, как листья, побитые морозом.
     - Если бы я получил сто тысяч, мне бы хватило на полгода,  -  заговорил
достойный естествоиспытатель.
     - Мы не можем направлять наши ссуды столь односторонне,  -  ответила  я
довольно  холодно.  -  Есть  и  другие  области   науки,   требующие   нашей
материальной поддержки.
     - Понимаю, госпожа советница, но поймите же и вы меня, пожалуйста!  Вам
ведь известно, что под воздействием новейших химических  средств  количество
блох в нашей стране катастрофически сокращается, и потому если вообще  вести
начатые мною исследования, то надо вести их именно сейчас, пока мы не попали
в совершенно критическое положение!
     Он пододвинул стул поближе к моему письменному столу и, бросив на  меня
доверчивый взгляд подростка, заговорил горячо и торопливо,  сбиваясь  иногда
на грустный, иногда на торжественный тон:
     - Я  уже  говорил  вам,  что  заканчиваю  свой   труд   "Квантитативные
особенности организмов и относительные  размеры  живых  существ".  Подобного
исследования наша страна вообще никогда ранее не знала, так что мне пришлось
опираться почти целиком на иностранные источники. Если разрешите, я  в  двух
словах расскажу вам, до чего  я  дошел  в  моей  работе.  Вот  масштаб,  где
сравниваются  веса  живых  существ.  Некоторые  вымершие  наземные  животные
достигали веса почти в двадцать тонн. Наибольший вес современных  обитателей
суши составляет лишь семь тонн, так что произошло явное уменьшение веса.  Но
ведь это обычное явление, известно буквально всем, у кого только  в  порядке
глаза и весы. Иначе обстоит дело с мельчайшими животными. Как  вы,  надеюсь,
помните,  мой  труд  охватывает  насекомых  и  членистоногих  вообще,  но  в
особенности концентрирует внимание на мельчайших  беспозвоночных.  Я  сейчас
заканчиваю исследования блох, которыми занимаюсь вот  уже  девять  лет.  Вы,
разумеется, желаете знать: сколько весит блоха? Я с удовольствием отвечу  на
ваш вопрос. В среднем блох идет три штуки на миллиграмм. В обычное,  простое
письмо, которое весит двадцать  граммов,  поместится  семьдесят  тысяч  этих
маленьких плутовок. Если предположить - а  ведь  в  науке  все  основано  на
гипотезах, - что где-нибудь в деревенской избушке, где и  поныне  занимаются
разведением блох без государственной дотации,  достигнут  местный  рекорд  в
семьдесят тысяч блохоединиц, то их всех можно послать в конверте  с  обычной
почтовой маркой в другой конец страны.  Это  дешевый  и  действенный  способ
избавиться от маленьких кусак. Часто говорят, что в такой-то  избушке  "блох
наберешь килограммами".  Но  эта  поговорка  указывает  лишь  на  чудовищное
невежество простонародья. Люди просто не представляют себе веса блохи.  Ведь
только на двести граммов идет примерно  семь  миллионов  блох  -  количество
вполне достаточное, чтобы вся Финляндия не смогла сомкнуть  глаз.  Разве  не
удивительно?
     - Да, чрезвычайно  удивительно.  Но  какова  цель  ваших  исследований?
Принесут ли они пользу человечеству?
     - Я стремлюсь к научной истине, а истина полезна всему миру. Если бы  я
был эгоистом, думающим лишь о материальной выгоде и личной обеспеченности, я
мог бы сам начать разводить блох и продавать их в блошиные  театры,  которые
всегда испытывают острейшую нужду в породистых блохах. Но поскольку  я  лишь
скромный ученый, я целиком  удовлетворяюсь  моей  наукой.  Я  намерен  также
опровергнуть поговорку о  "килограммах  блох",  основанную  на  первобытном,
наивном  веровании.  Таким  образом,  мой   труд   будет   иметь   также   и
этнографическое значение.  Современное  блоховедение  -  наука,  основателем
которой можно по праву считать американца Уолтера Д. Сиге-ля младшего;  отец
его Уолтер Сигель старший был в свое время  владельцем  крупнейшего  в  мире
Нью-Йоркского театра блох, - так вот,  блоховедение  недавно  доказало,  что
наивная вера людей в "килограммы блох", гуляющих на свободе,  происходит  от
недостатка чувства относительности.
     - Простите, доктор...
     - Известно ли вам, госпожа советница, что современная  наука  различает
четыреста восемнадцать видов блох? Но  преимущественно  изучены  и  наиболее
распространены в наше время, как и в древности,  блоха  человеческая  (pulex
irritans) и блоха собачья (ctenocephalus canis)...
     - Простите, но я более не располагаю временем...
     - Хорошо,  я  только  опишу   вам   анатомические   особенности   этого
насекомого. Членики тела блохи отличаются необычайной подвижностью,  и  если
смотреть в микроскоп, бодрая блоха в высшей степени  похожа  на  современную
исполнительницу модных американских песенок, которая за  отсутствием  голоса
поет главным  образом  бедрами.  Глаза  блохи  напоминают  человеческие.  Ее
верхняя губа вместе  с  верхней  челюстью  образуют  очаровательную  сосущую
трубочку, которую защищают нижняя губа с весьма утонченной бородкой и нижняя
челюсть, напоминающая обыкновенный остроконечный нож. У  блохи  имеются  три
пары     членистых     конечностей,     поперечно-полосатая     мускулатура,
высокоорганизованная нервная система, а главное - мозг, обратите внимание  -
головной мозг, совершенно как у человека! Разница состоит лишь  в  том,  что
человек шевелит своими мозгами гораздо реже, чем блоха; последняя же гораздо
реже, чем люди, пускает в ход  свой  нож.  Блоха  режет  лишь  тогда,  когда
стремится утолить  естественное  чувство  голода,  напротив,  человек  режет
своего ближнего при самых различных обстоятельствах:  на  войне,  в  ножевой
драке, в операционной, в парикмахерской и так далее.
     - Довольно, господин доктор! Вот ваш чек!
     Доктор В.С.А. покинул мою контору и поспешил в банк. Время  приема  уже
окончилось, и мне захотелось принять ванну. Я собралась уходить, как вдруг в
кабинет ворвался молодой человек. Его усики еще едва  пробивались  нежнейшим
пушком,  но,  как  бы  то  ни  было,  это  все  же  были  усы.  Он  оказался
поэтом-модернистом и потому говорил отрывистыми фразами:
     - Ссуду. Тороплюсь. Готовлю сборник. Пять стихотворений написано.
     - Простите, у вас дефект речи? - спросила я сочувственно.
     Он состроил гримасу, показал  мне  язык,  ударил  кулаком  по  столу  и
сказал, что обладает высшим  интеллектом.  Он  представился  таким  довольно
странным способом, потому что решил присоединиться к  литературному  течению
"сердитых молодых людей", - как только сумеет издать за  свой  счет  сборник
стихов и получит государственную стипендию. Однако надежда на  ссуду  весьма
заметно повлияла на  его  настроение.  Он  изящно  сел  и  по  моей  просьбе
заговорил:
     - Теория функций? Тьфу! Дрянь. Фрейд?  Старомодно.  Элиот?  Хорошо,  но
дешевка. Либидо. Жуткая молодость! Я не был на фронте. Комплекс? Нет, только
зубная боль. Горячей,  горячей!  Надо  обнажаться.  Страсти!  Стариков  надо
убивать!
     Выпустив эту  словесную  очередь,  юноша  бросил  на  меня  вопрошающий
взгляд. Я нажала кнопку звонка и пригласила секретаршу следить за  развитием
событий. Случалось ведь и так, что нам приходилось обращаться к помощи врача
или полиции. Теперь  молодой  человек  сосредоточил  все  свое  внимание  на
секретарше,  которая  была  очень   женственна   и   обладала   естественной
способностью краснеть.
     - Продолжайте, не смущайтесь, - спокойно сказала я.
     Белокурая секретарша была готова стенографировать,  а  молодой  человек
готовился "обнажаться". Но вот он присел на корточки, словно  занял  огневую
позицию в каком-то тесном пулеметном окопе, и начал новый обстрел.
     - Раки.  Интроспективные  животные.  Бью  и  смеюсь.   Темнеет.   Шипит
вселенная. Пахнет укропом. Джеймс, давай чистую простыню. Дрожу, раздуваюсь,
кричу. Оргазм. Море стихает. Засыпаю в объятиях бога...
     Я  многозначительно  посмотрела  на  секретаршу   и   попросила   юношу
продолжать, на что он скромно ответил:
     - Я помню наизусть только  эти  два  стихотворения.  Первое  называется
"Fortes fortuna adjuvat", а второе "Primo amoroso",  но  я  готов  клятвенно
подтвердить, что всего написал их уже пять.
     - А теперь вы хотели бы получить ссуду?
     - Конечно. Я немного спешу. Вдохновение одолевает.
     - А вы не обращайте внимания. Оно вас оставит в покое, когда вы станете
постарше. Впрочем, я хочу  уточнить  одно  обстоятельство:  если  вы  сейчас
получите ссуду, намерены вы сразу же отрастить окладистую бороду?
     Юноша  невольно  почесал  свой  идеально  гладкий  подбородок  и  смело
ответил:
     - Разумеется.
     - Вы полагаете, борода улучшит ваши стихи?
     Он заершился:
     - Вы, видимо, ничего не смыслите в современной лирике.
     - Напротив. Мне кажется, я нахожу в  ваших  стихах  некоторые  идеи,  о
которых вы наверняка даже не подозреваете. Стихи ваши  показывают  в  первую
очередь все то, чего вы не знаете. Именно это, по-моему,  и  есть  настоящая
лирика.
     - Это что, ваша рецензия? - спросил юноша враждебно.
     - Нет, всего лишь одобрение и признание.
     И, обратившись к секретарше, я сказала:
     - Барышня, выписывайте чек. Я не хочу быть предубежденной,  когда  речь
идет о культуре. Люблю одухотворенное безумие!


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ТРАГЕДИЯ ПОЭТА

     После того как я два года занималась  распределением  экстренных  ссуд,
мне стало надоедать это занятие. Писатель  Свен  Лоухела  не  без  основания
говорил, что я невольно  создала  в  нашей  стране  новую  профессию  людей,
утративших простое умение жить, которое предполагает, что  на  каждую  каплю
вдохновения необходимо добавлять по девяносто девять капель пота.
     Я продлила приемные часы и стала работать ежедневно до  шестнадцати,  а
также увеличила годовой объем экстренных ссуд до восьми миллионов марок.  Но
все же это была ничтожно малая сумма для страны, население которой превышало
четыре миллиона человек (число претендующих на ссуду было немногим  меньше).
Постоянным моим клиентом стал теперь бывший заведующий рекламой  объединения
"Карлссон"  поэт  Олави  Хеймонен.  Он  пользовался  моей  благосклонностью,
поскольку я помнила его выдающиеся заслуги, особенно во времена системы  ПУ.
Но в конце концов и он начал испытывать мое терпение. Регулярно выдавая  ему
экстренные ссуды, которые Свен Лоухела  ласково  называл  "затравочками",  я
доставляла маленькому поэту  одни  лишь  страдания.  Каждый  раз,  когда  он
получал на руки чек, весь мир  перед  его  глазами  начинал  пошатываться  и
кружиться. То же самое, впрочем, констатируют  и  все  те,  кто  употребляет
слишком много алкоголя.
     И вот он снова сидел в моей конторе, обуреваемый желанием поговорить со
мной наедине. Моя деликатная секретарша тотчас удалилась к себе, и  я  могла
спокойно смотреть в глаза человеку, который сделал целью своей жизни писание
книг. Все, кто не читал его произведений, находили их великолепными. В  этом
не  было  ничего  предосудительного,  ибо  ведь  точно  так  же  большинство
человечества верит в небесное блаженство, хотя и  не  испытало  его.  Одному
лишь небу известно, что значит быть на небе. И только  поэту  известно,  что
значит стремиться к небесам.
     Казалось, он все  глубже  и  глубже  погружался  в  мягкое  кресло.  Он
выглядел поистине беспомощным.  Маленький,  щупленький  человечек.  Седой  и
сгорбленный. От пышной шевелюры остался лишь печальный  венчик,  обрамляющий
лысину. В светло-серых глазах мерцал загадочный взгляд. То был робкий взгляд
ребенка, покорного и неискреннего; взгляд преждевременно  стареющего  поэта,
который ищет на стенах  кабинета  изображение  мадонны  (накануне  оно  было
перенесено в комнату моей  секретарши),  а  в  моем  лице  -  хоть  малейший
проблеск сочувствия и человеческой жалости.
     Но  у  меня  уже  стало  складываться  очень  стойкое  мнение  о  поэте
Хеймонене, который ходил в кабак, чтобы плакать, а в церковь, чтобы спать, и
который всегда был несчастен и счастлив одновременно. Хотя я знала его много
лет, я только теперь заметила, что глаза  у  него  косые.  Может  быть,  это
происходило оттого, что в последнее  время  он  стал  оглядываться  на  свою
жизнь, которая шла вкривь и вкось? Ему давно бы следовало выбирать себе очки
посильнее, а напитки послабее.
     Мой бывший заведующий рекламой начал трястись ровной мелкой