ных птиц кружило с пронзительными криками над  поло-
сой умирающих рыб, выброшенных морем на пляж. Но послеполуденный солнеч-
ный свет казался только что родившимся, а жизнь без госпожи  Форбс  была
прекрасна. Однако когда собрав последние силы, мы наконец  поднялись  по
каменной лестнице, мы увидели около дома много людей и  две  полицейские
машины у двери, и только теперь до нас впервые дошло,  что  мы  сделали.
Брата забила дрожь, и он попятился.
   - Я не пойду, - сказал он.
   У меня же, напротив, появилось смутное предчувствие, что  освободимся
от страха мы только увидев труп.
   - Да успокойся ты, - сказал я. - Дыши глубже и думай только одно:  мы
с тобой ничего не знаем.
   Никто на нас не обращал ни малейшего внимания. Мы оставили в парадном
свои баллоны, маски и ласты и вошли в боковую галерею, на полу там  сей-
час сидели и курили двое людей, рядом с ними стояла  раскладушка.  Потом
мы увидели у черного хода машину скорой помощи и  нескольких  военных  с
винтовками. В гостиной, сидя на стульях, поставленных вдоль стены, моли-
лись на диалекте женщины из соседних домов, а их  мужья,  собравшись  во
дворе, говорили о чем угодно, но только не о смерти. Я сильнее сжал руку
брата, она была твердая и холодная как лед, и через черный ход мы  вошли
в дом. Дверь в нашу спальню была открыта, и внутри все было так, как  мы
оставили утром. У комнаты госпожи Форбс, следующей  после  нашей,  стоял
вооруженный карабинер, но дверь была распахнута. Потрясенные  происходя-
щим, мы заглянули внутрь, но едва мы это сделали, как  Фульвия  Фламинеа
молнией вылетела из кухни и с криком ужаса захлопнула дверь комнаты.
   - Христом Богом молю, figlioli 3, - кричала она,  -  не  смотрите  на
нее! Но было уже поздно. Никогда до последних дней нашей  жизни  нам  не
забыть того, что мы в это краткое мгновенье увидели. Двое в штатском из-
меряли при помощи рулетки расстояние от стены до кровати, а третий, нак-
рывшись, как фотографы в парках, куском  черной  ткани,  фотографировал.
Кровать была в беспорядке и госпожи Форбс на ней не было. Госпожа Форбс,
нагая, как-то неловко лежала в луже высохшей крови, окрасившей весь  пол
в комнате, и все ее тело было в кинжальных ранах. У нее оказалось  двад-
цать семь смертельных ран, и само их количество и бесчеловечность  гово-
рили о том, что наносили их с яростью любви, не знающей, что такое уста-
лость, и с такой же страстью принимала их госпожа Форбс, без крика,  без
слез, декламируя Шиллера своим звучным солдатским голосом, понимая,  что
это цена ее счастливого лета и она неизбежно должна ее заплатить.


   1 Мурена греческая (лат.). - Прим перев. 2  Мой  мальчик  (итал.).  -
Прим. перев.
   3 Деточки (итал.) - Прим. перев.



   Габриэль Гарсия Маркес
   Похороны Великой Мамы
   Рассказ

   ђ Перевод с испанского Э. Брагинской Форматирование  и  правка:  Б.А.
Бердичевский

   Послушайте маловеры всех мастей, доподлинную  историю  Великой  Мамы,
единоличной правительницы царства Макондо, которая держала власть  ровно
девяносто два года и отдала богу душу  на  последний  вторник  минувшего
сентября. Послушайте историю Великой Мамы, на похороны которой пожаловал
из Ватикана сам Верховный Первосвященник.
   Теперь, когда ее верноподанные, потрясенные до самого  нутра,  пришли
наконец в себя; теперь, когда дудочники из  Сан-Хасинто,  контрабандисты
из Гуахиры, сборщики риса из Сину, проститутки из  Гуакаамайяля,  ведуны
из Сиерпе и сборщики бананов из Аракатаки опомнились и натянули  москит-
ные сетки в надежде отоспаться после стольких бессонных  ночей;  теперь,
когда восстановили душевное равновесие и взялись за государственные дела
все, кому положено - президент Республики, да  и  те,  кому  подвернулся
случай представлять земную власть и силы небесные на самых пышных  похо-
ронах в истории человечества; теперь, когда душа и тело Верховного  Пер-
восвященника вознеслись на небо, а по улицам Макондо не пройти ни  прое-
хать, - где там! - когда горы консервных банок, порожних бутылок,  окур-
ков, обглоданных костей и потемневших кучек, оставленных повсюду  сбори-
щем людей, прибывших на погребение - самое время  приставить  к  воротам
скамеечку и, пока не нагрянули те, кто пишут историю,  с  чувством  -  с
толком рассказать о событиях, взбудораживших всю страну.
   Четырнадцать недель тому назад, после долгой череды мучительных ночей
с пиявками, горчичниками и припарками Великая  Мама,  сломленная  предс-
мертной горячкой, распорядилась перенести себя в любимую плетеную качал-
ку, ибо возжелала наконец высказать последнюю волю. Сим надумала она за-
вершить земные свои деяния.
   Еще на заре столковалась она по всем делам, касаемым ее души, с отцом
Антонио Исабелем и вслед за тем взялась  обговорить  дела,  касаемые  ее
сундуков, с прямыми наследниками - девятью племянниками и  племянницами,
что неотлучно торчали у ее постели. Поблизости находился  и  бормотавший
что-то невразумительное отец Антонио Исабель, которому было лет сто  без
малого. Десять рослых мужчин загодя внесли дряхлого священника на второй
этаж прямо в спальню Великой Мамы и порешили оставить его там,  дабы  не
таскаться с ним туда-сюда в последние минуты.
   Старший племянник Никанор - здоровенный и хмурый детина в сапогах  со
шпорами, в хаки, с длинноствольным револьвером тридцать восьмого калибра
под рубахой - отправился за нотариусом. Более двух недель цепенел в нап-
ряженном ожидании двухэтажный господский особняк, пропахший медовой  па-
токой и душицей, где в полутемных покоях теснились лари, сундуки и  вся-
кий хлам четырех поколений, чьи кости давно сотлели. В длинном  коридоре
с крюками по стенам, где еще недавно висели свиные туши и в  загустевшей
духоте августовских воскресений сочились кровью убитые олени, теперь  на
мешках с солью и рабочем инструменте спали вповалку уставшие пеоны,  го-
товые по первому знаку седлать коней и нести горестную весть во все сто-
роны бескрайнего Макондо.
   В зале собралась вся родня Великой Мамы. Женщины, землисто-бледные от
ночных бдений, малокровные по дурной наследственности, были, как всегда,
в трауре, в извечном, беспросветном трауре, ибо в клане их повелительни-
цы покойники не переводились.
   Великая Мама с матриархальной непреклонностью  обнесла  свое  родовое
имя и свои богатства неприступный стеной, и, не выходя  за  ее  пределы,
кузены женились на родных тетках, дядья на племянницах,  братья  на  не-
вестках и такая пошла кровосмесительная чехарда,  что  само  продолжение
рода стало порочным кругом. Лишь Магдалене, младшей из  племянниц,  уда-
лось преодолеть ограду. Она умолила отца Антонио изгнать из нее нечистую
силу, насылавшую ночные кошмары, остриглась наголо и отреклась от земных
радостей и всяческой суеты в одном из новициатов Апостольской  префекту-
ры.
   Однако племянники, - достойные мужи! -  усердно  пользовались  правом
первой ночи, где случится - в селении, на хуторе, под кустом при дороге,
и наплодили за пределами законных семей целую прорву  незаконнорожденных
отпрысков, которые жили среди челяди Великой Мамы, пользуясь ее покрови-
тельством.
   Близость смерти будоражила людей. Голос умирающей старухи,  привыкшей
к почету и покорству, был не громче приглушенных басов органчика в  зак-
рытой комнате, но он докатился до самых дальних уголков Макондо. Ни один
человек не остался равнодушным к этой смерти. Целый век Великая Мама бы-
ла как бы центром тяжести всего Макондо, точно так же, как два  столетия
до нее - ее братья, ее родители и родители ее родителей.
   Само царство Макондо разрослось вокруг их великого рода. Никто толком
не знал ни о происхождении, ни о реальной стоимости ее имущества,  ни  о
размерах ее владений, ибо все давно уже свыклись с тем, что Великой Маме
подвластны все воды проточные и стоячие, дожди, что пролились и прольют-
ся, все дороги и тропки, каждый  телеграфный  столб,  каждый  високосный
год, каждая засуха и по праву наследования - все земли и все живое. Ког-
да Великая Мама выплывала на балкон подышать вечерним воздухом и обруши-
вала на старую качалку всю неумолимую тяжесть своего разбухшего донельзя
тела и своего величия, то казалась поистине самой богатой и могуществен-
ной властительницей в мире.
   Никому из ее верноподанных не приходило на ум, что она смертна, как и
все люди. Никому, кроме близких родичей и ее самой в часы, когда ей  до-
кучал провидческими наставлениями старец Антонио Исабель. И все же Вели-
кой Маме верилось, что она проживет более ста лет, как ее бабка с  мате-
ринской стороны, которая в 1875 году, окопавшись на  собственной  кухне,
дала решительный отпор солдатам Аурелиано Буэндиа. Лишь в апреле  нынеш-
него года Великая Мама поняла, что Бог не будет к ней милостив и не даст
ей самолично в открытом бою истребить всю банду федералистских масонов.
   Когда Великая Мама окончательно слегла в постель, домашний лекарь не-
делю подряд ставил ей горчичники и приказал не снимать шерстяных  носок.
Этот лекарь, перешедший к ней по наследству, был увенчал дипломом в Мон-
пелье и отвергал научный прогресс по философским убеждениям. Великая Ма-
ма наделила его неограниченными полномочиями, изгнав  из  Макондо  всех,
кто занимался врачеванием. Было время, когда не знавший соперников эску-
лап объезжал верхом на коне весь край, дабы заглянуть  к  самым  тяжелым
больным на исходе их жизни. Природа по щедроте своей сделала  дипломиро-
ванного доктора отцом множества незаконнорожденных детей, но  однажды  в
лодке его вдруг сковал жестокий артрит, и с тех пор лечение жителей  Ма-
кондо шло заглазно, посредством записочек, советов и догадок.
   Только по зову Великой Мамы доктор проковылял, опираясь на две палки,
через площадь и явился в пижаме к ней в спальню.
   Лишь на восьмой день, уразумев, что его благодетельница кончается, он
приказал принести сундучек, где хранились пузырьки и баночки с этикетка-
ми на латыни, и три недели подряд донимал умирающую бесполезными миксту-
рами, свечами и припарками, сообразуясь с допотопными правилами. Не  за-
был он про пиявки на поясницу, а к самым болезненным местам  прикладывал
печеных лягушек. И все же настал тот рассветный час, когда дипломирован-
ного доктора взяло сомнение: то ли звать цирюльника, чтобы пустить кровь
Великой Маме, то ли отца Антонио Исабеля, дабы изгнать из нее беса.  Вот
тогда племянник ее, Никанор, снарядил за священником десять дюжих молод-
цов из прислуги, которые и доставили  престарелого  служителя  церкви  в
спальню Великой Мамы - притащили его на скрипучей плетеной  качалке  под
балдахином из линялого шелка.
   Звон колокольчика, который опережал отца Антонио, спешившего с дарами
к умирающей, задел тишину сентябрьского рассвета  и  стал  первым  вещим
знаком для жителей Макондо. С восходом солнца площадь перед домом  Вели-
кой Мамы уже походила на веселую деревенскую ярмарку.
   Многим вспомнились давние времена, вспомнилось, какую веселую  ярмар-
ку, какое гулянье устроила Великая Мама на свое семидесятилетие. Просто-
му люду выкатывали на площадь громадные оплетенные бутыли с  вином,  тут
же резали скот, а на высоком помосте трое суток подряд наяривал без про-
дыху оркестр. В жидкой тени миндаля, где на первую неделю нынешнего века
стоял лагерь полковника Аурелиано Буэндиа, шла бойкая торговля  хмельным
массато, кровяной колбасой, пирожками,  пончиками,  слоеными  булочками,
маисовыми лепешками, кокосовыми орехами. Люди толпились у столов с лоте-
реей, возле загонов, где шли петушиные бои; во всей этой толчее, в водо-
вороте взбудораженной толпы лихо сбывали скапулярии и медальки с изобра-
жением Великой Мамы.
   По обыкновению все празднества в Макондо начинались за двое суток  до
срока и после семейного бала в господском  особняке  устраивался  пышный
фейерверк. Избранные гости и члены семьи, которым старательно  прислужи-
вали их незаконнорожденные отпрыски, весело отплясывали под звуки модной
музыки, которую с хрипом исторгала старая пианола.
   Великая Мама, обложенная подушками в наволочках  тончайшего  полотна,
восседала в кресле, и все было послушно малейшему движению ее правой ру-
ки со сверкающими кольцами на всех пяти пальцах. В  тот  день,  порой  в
сговоре с влюбленными, а чаще по наитию Великая Мама объявляла о  предс-
тоящих свадьбах на весь год. В самом конце шумного праздника она выходи-
ла на балкон, украшенный гирляндами и китайскими фонариками, и бросала в
толпу горсть монет.
   Эти славные традиции давно отошли в область преданий, отчасти по при-
чине неизбывного траура, а больше из-за политических волнений, сотрясав-
ших Макондо.
   Новые поколения лишь понаслышке знали о ее былом великолепии,  им  не
выпало лицезреть Великую Маму на праздничной мессе, где ее всенепременно
обмахивал опахалом кто-нибудь из представителей гражданских  властей,  и
только ей одной, когда возносили Святые Дары, разрешалось не  преклонять
колен, дабы не мялся подол ее платья в голландских кружевах и  накрахма-
ленные нижние юбки. В памяти стариков призрачным видением  юности  запе-
чатлелись те двести метров ковровой дорожки, что протянулась от  старин-
ного особняка до Главного алтаря, те двести метров, по  которым  двадца-
тидвухлетняя Мария дель Росарио Кастаньеда и-Монтеро возвращалась с  по-
хорон своего высокочтимого отца в силе нового и сиятельного титула Вели-
кой Мамы. Это зрелище, достойное средневековья, принадлежало  теперь  не
только истории ее рода, но и истории всей нации.
   Посредником Великой Мамы во всех ее высочайших делах был старший пле-
мянник Никанор. А она сама, отдаленная от простых смертных, едва  разли-
чимая в зарослях цветущей герани, обрамлявшей вязкую духоту балкона, зы-
билась в ореоле собственной славы.
   Все знали наперед, что Великая Мама посулила  устроить  народное  гу-
лянье на три дня и три ночи, как только  будет  оглашено  ее  завещание.
Знали, что она прочитает его лишь перед самой смертью, но никто не  мог,
не желал, не смел поверить, что Великая Мама-смертная.
   Однако час Великой Мамы настал. Под пологом из  припорошенного  пылью
маркизета, среди сбившихся полотнянных простынь едва угадывалась жизнь в
слабом вздымании девственных и матриархальных грудей Великой  Мамы,  об-
лепленной по шею листьями целительного столетника. До пятидесяти лет Ве-
ликую Маму осаждали пылкие и настойчивые  поклонники,  но  она  отвергла
всех до единого, и, хоть природа наградила ее могучей грудью,  способной
выкормить предначертанных ей на роду потомков, Великая Мама умирала  де-
вицей, умирала непорочной и бездетной.
   Когда отец Антонио Исабель приготовил все для  последнего  помазания,
он понял, что ему без посторонней помощи не умастить священным елеем ла-
дони Великой Мамы, потому что она, почуяв смерть, сжала пальцы в кулаки.
Напрасны были все старания племянниц, состязавшихся в  ловкости.  Упорно
сопротивляясь, умирающая истово прижала к груди руку, увенчанную  драго-
ценными камнями, и, тараща бесцветные глаза на племянниц, злобно  проши-
пела: оВоровки!п Но потом, переведя цепкий взгляд на отца Антонио Исабе-
ля, а затем на молоденького прислужника с блюдом и колокольчиком,  Вели-
кая Мама проговорила тихо и беспомощно: оЯ умираюп. После этих слов  она
сняла фамильное кольцо с брильянтом неслыханной красоты и протянула его,
как положено, самой младшей племяннице - Магдалене.  Так  была  прервана
стойкая традиция их рода, ибо послушница Магдалена  отказалась  от  нас-
ледства в пользу церкви.
   На рассвете Великая Мама пожелала остаться наедине с Никанором, чтобы
дать ему последние наставления. Более получаса она в здравом уме и твер-
дой памяти обсуждала с Никанором положение дел в царстве Макондо, а  за-
тем завела речь о собственных похоронах. оГляди в оба! - сказала умираю-
щая, - все ценное держи под замком. Народ разный. В доме, где  покойник,
каждый ищет, чем поживитьсяп. Отослав Никанора, Великая Мама призвала  к
себе священника, и тот, выслушав ее долгую подробную исповедь, пригласил
в спальню всех родных, чтобы при них умирающая получила  последнее  при-
частие. И вот тогда-то Великая Мама возжелала сесть в плетеную качалку и
обнародовать свою последнюю волю. Твердым, отчетливым голосом  она  сама
диктовала нотариусу - свидетелями были отец Антонио Исабель и  доктор  -
полный реестр своих богатств, единственной и прочнейшей основы ее  вели-
чия и всевластия. На этот реестр, составленный Никанором, ушло  двадцать
четыре страницы четкого убористого почерка. В реальных величинах  владе-
ния Великой Мамы сводились к трем энкомьендам, которые королевской  гра-
мотой были пожалованы первым колонистам, а затем, в итоге каких-то  хит-
роумных и всегда выгодных роду брачных  контрактов,  перешли  в  безраз-
дельную собственность Великой Мамы. На бескрайних и праздных землях пяти
муниципий, где хозяйской руке не случилось посеять ни единого зерна, жи-
ли арендаторами триста пятьдесят два семейства.
   Ежегодно в канун своих именнин Великая Мама  взыскивала  с  этих  се-
мейств внушительную подать и тем как бы утверждала, что ее земли не  бу-
дут возвращены государству во веки веков.
   Восседая в кресле, вынесенном на галерею, Великая Мама принимала мзду
за право жить в ее владениях, и все было точь в точь, как у ее  предков,
принимавших мзду у предков нынешних арендаторов. Господский двор ломился
от добра: три дня подряд люди несли сюда свиней, индюков, кур, первины и
десятины с огородов и садов. Это, по сути, и был тот урожай, который род
Великой Мамы получал с нетронутых земель, занимавших, по грубым  подсче-
там, сто тысяч гектаров. На этих гектарах волею истории разрослись  семь
городов, включая столицу Макондо, где горожанам принадлежали лишь  стены
и крыши, а посему они исправно платили  Великой  Маме  за  проживание  в
собственных комнатах, да и государство, не скупясь, платило за  улицы  и
переулки.
   Не зная хозяйского глаза и счета,  гулял,  где  придется,  господский
скот. Обессиленные от жажды животные забредали в самые  отдаленные  края
Макондо, но мелькавшее на их задах клеймо -  в  виде  дверного  висячего
замка - верой и правдой служило легенде о могуществе  Великой  Мамы.  По
причинам, над которыми никто так и не удосужился размыслить,  господская
конюшня, сильно оскудевшая еще во времена гражданской войны, мало-помалу
превратилась в сарай, где нашли себе последнее пристанище старая, негод-
ная дробилка риса, сломанный пресс для сахарного тростника и прочая рух-
лядь. В описи богатств Великой Мамы были упомянуты и три знаменитых кув-
шина с золотыми моррокотами, зарытые в каком-то тайнике господского дома
в далекие дни войны за независимость и все еще не обнаруженные, несмотря
на беспрерывные и усердные поиски. Вместе с правом на землю, обрабатыва-
емую арендаторами, вместе с правом на десятинный сбор, на первины и про-
чие подати, новые наследники получали каждый раз все более продуманный и
совершенный план раскопок, суливший верную удачу.
   Полных три часа понадобились Великой Маме, чтобы перечислить все свои
зримые богатства в царстве  Макондо.  Голос  умирающей  пробивал  духоту
алькова и как бы сообщал каждой означенной вещи особую весомость.  Когда
столь важная бумага была скреплена расползающейся подписью Великой Мамы,
а ниже - подписями двух свидетелей, тайная  дрожь  пробрала  до  печенок
всех, кто теснился в толпе у ее дома, накрытого тенью пропыленных минда-
лей.
   Затем дошел черед до полного подробнейшего  перечня  всего,  чем  она
владела по своему моральному праву. Опираясь на монументальные  ягодицы,
Великая Мама невероятным усилием воли заставила себя выпрямиться  -  так
делали все ее предки, не забывавшие о собственном величии даже в  предс-
мертный час, - и, укладывая слово к слову, убежденно и властно стала пе-
речислять по памяти свои необозримые богатства:
   - Земные недра, территориальные воды, цвета  государственного  флага,
национальный суверенитет, традиционные политичес