кие партии, права  чело-
века, гражданские свободы, первый магистрат, вторая инстанция, арбитраж,
рекомендательные письма, законы исторического развития, эпохальные речи,
свободные выборы, конкурсы красоты,  всенародное  ликование,  изысканные
сеньориты, вышколенные кавалеры, благородные офицеры, Его  Высокое  Пер-
восвященство, Верховный суд, запрещенные для  ввоза  товары,  либерально
настроенные дамы, проблема  чистоты  языка,  проблемы  мясопроизводства,
примеры, достойные подражания во всем мире, установленный  правопорядок,
свободная и правдивая  печать,  южноамериканский  Атенеум,  общественное
мнение, уроки демократии, христианская мораль, валютный голод, право  на
политическое убежище, коммунистическая  угроза,  мудрая  государственная
политика, растущая дороговизна, республиканские  традиции,  обездоленные
слои общества, послания солидарности и...
   Тогда ей не удалось дотянуть до конца. Последний порыв ее неслыханной
воли был подсечен столь долгим  перечислением.  Захлебнувшись  в  океане
абстрактных формул и понятий, которые два века подряд были этической,  а
следовательно, и правовой основой всевластия их рода, Великая Мама гром-
ко рыгнула и испустила дух.
   В тот вечер жители далекой и хмурой столицы увидели во всех  экстрен-
ных выпусках фотографию двадцатилетней женщины и решили, что  это  новая
королева красоты. На увеличенном снимке, который занял  четыре  газетных
полосы, возродилась к жизни былая молодость Великой Мамы. Отретуширован-
ный на скорую руку снимок вернул ей пышную прическу из роскошных  волос,
подхваченных гребнем слоновой кости, вернул соблазнительную грудь в пене
кружев, сколотых брошью. Образ Великой Мамы, запечатленный в  Макондо  в
самом начале века каким-то заезжим фотографом, терпеливо дожидался свое-
го часа в газетных архивах, и вот теперь ему выпало судьбой  остаться  в
памяти всех грядущих поколений.
   В стареньких автобусах, в министерских лифтах, в унылых чайных  сало-
нах, обитых блеклыми гобеленами, говорили, переходя на почтительный  ше-
пот, о высочайшей особе, что скончалась в краю  малярии  и  невыносимого
зноя, говорили о Великой Маме, ибо магическая сила  печатного  слова  за
несколько часов сделала ее имя всемирно известным.
   Мелкая морось ложилась настороженной зеленоватой тенью на лица редких
прохожих. Колокола всех церквей звонили по усопшей. Президент  республи-
ки, застигнутый скорбной вестью в тот миг, когда он собрался на торжест-
венный акт, посвященный выпуску девяти кадетов, собственноручно  написал
на обороте телеграммы несколько слов военному министру, дабы тот в своей
заключительной речи почтил память Великой Мамы минутой молчания.
   Эта смерть сразу сказалась на политической и общественной жизни стра-
ны. Даже президент республики, до которого умонастроения нации  доходили
сквозь очистительные фильтры, испытал какое-то щемящее, тяжелое чувство,
глядя из окна машины на оцепеневший в молчании город, где открытыми были
лишь кабачки с дурной славой и Главный собор,  готовый  к  девятидневным
торжественным службам.
   В Национальном капитолии, где дорические колонны и безмолвные  статуи
покойных президентов заботливо стерегли  сон  бездомных  нищих,  укрытых
старыми газетами, ярко и призывно светились окна Конгресса. Когда Первый
Мандатарий, потрясенный всенародной скорбью, вошел в свой  кабинет,  ему
навстречу поднялись министры, все как один в траурных повязках, -  блед-
ные и торжественные более обычного.
   Со временем события той ночи и всех последующих ночей возведут в ранг
великих уроков Истории. И не только  потому,  что  самые  высокие  госу-
дарственные чины прониклись истинно христианским духом, но и потому, что
представители совершенно противоположных взглядов  и  противоборствующих
интересов с героической самоотверженностью пришли к  взаимопониманию  во
имя общей цели - погребения Великой Мамы. Долгие годы Великая Мама обес-
печивала социальное спокойствие и политическое согласие в царстве Макон-
до благодаря трем баулам с фальшивыми избирательными бюллетенями,  кото-
рые тоже, разумеется, являлись неотъемлемой частью  ее  негласного  иму-
щества. Все лица мужского пола - прислуга, арендаторы,  приживальщики  в
господском доме, все старые и малые не только сами участвовали в полити-
ческих выборах, но и всенепременно пользовались правом голоса выборщиков
умерших в последнее столетие.  Великая  Мама  олицетворяла  преимущество
традиционной власти перед новыми нестойкими авторитетами,  превосходство
правящего класса над плебсом, непреходящую ценность небесной мудрости  в
сравнении с преходящими догмами смертных. В мирное  время  Великая  Мама
самолично жаловала и отменяла синекуры и пребенды, назначала  и  снимала
каноников, пеклась о благополучии своих сторонников и на то была ее вер-
ховная воля вкупе с темными интригами, с подтасовкой избирательных  бюл-
летеней. В смутные годы Великая Мама тайно поставляла оружие своим союз-
никам и в открытую оказывала помощь своим жертвам. Столь небывалое  пат-
риотическое рвение отмечалось самыми высокими почестями.

   Президент Республики на сей раз пожелал без подсказки советников  оп-
ределить меру своей исторической ответственности перед согражданами.  Он
недолго мерил шагами садик, где темнели кипарисы и где на закате колони-
ального правления повесился из-за несчастной  любви  один  португальский
монах. Президент мало надеялся на личную  охрану  -  внушительное  число
офицеров, увешанных наградами - и потому его бил озноб каждый раз, когда
в сумерки он входил в этот садик, соединявший парадный зал для аудиенции
с мощеным двором, где в былые времена стояли кареты вице-королей.  Но  в
эту ночь президента пронизывал сладкий трепет озарения, ибо ему открылся
во всей глубине смысл его высокой миссии, и он, не дрогнув подписал дек-
рет о девятидневном всенародном трауре и о воздании  Великой  Маме  пос-
мертных почестей на том уровне, какой положен Национальной героине, пав-
шей в бою за свободу родины. В патетическом обращении к  соотечественни-
кам - оно было передано на рассвете по всем каналам радио и  телевидения
- Президент выразил уверенность, что похороны Великой Мамы станут  исто-
рическим событием. Но осуществлению столь высокой цели мешали,  как  во-
дится, весьма серьезные препятствия: правовая система Макондо, созданная
далекими предками Великой Мамы, не предусмотрела событий подобного  раз-
маха. Искушенные алхимики закона и мудрейшие доктора права  самозабвенно
углубились в силлогизмы и герменевтику, отыскивая  формулы,  которые  бы
позволили Президенту принять участие в похоронах Великой Мамы. Для всех,
кто причастен к высоким сферам  церкви,  политики  и  финансов,  настали
трудные дни. В полукруглом и просторном зале  Конгресса,  в  разреженном
воздухе абстрактного законодательства, где красовались  портреты  нацио-
нальных освободителей и бюсты великих греческих  философов,  возносилась
безудержная хвала Великой Маме, а меж тем зной сентябрьского Макондо на-
полнял ее труп мириадами пузырьков. Впервые все, что говорилось о  Вели-
кой Маме, не имело ничего общего ни с ее плетеной качалкой, ни с ее пос-
леобеденной одурью, ни с горчичниками. Теперь она сияла в  ореоле  новой
легенды, непорочная, без груза прожитых лет.

   Нескончаемые часы полнились словами, словами, словами, которые стара-
ниями корифеев печатного слова получали живой отклик на всей  территории
Республики. Так шло до тех пор, пока  кто-то,  наделенный  чувством  ре-
альности, не прервал государственные тары-бары стерильных  отцов-законо-
дателей, напомнив высокому собранию, что труп Великой Мамы ждет  решения
при сорока градусах в тени. Однако мало кто обратил внимания на  попытку
вторжения здравого смысла в  безгреховно-чистую  атмосферу  неколебимого
Закона. Разве что распорядились набальзамировать  труп  Великой  Мамы  и
снова взялись за поиски новых формул, снова согласовывали мнения и  вно-
сили поправки в Конституцию, которые могли бы позволить Президенту  при-
сутствовать на торжественных похоронах.

   Столько всего было наговорено высокими болтунами, что их болтовня пе-
ресекла государственные границы, переправилась через океан  и  знамением
проникла в папские покои Кастельгандольфо. Верховный  Первосвященник,  с
трудом стряхнувший сонный дурман  феррагосто,  в  глубокой  задумчивости
смотрел на то, как погружаются в озеро  водолазы,  разыскивающие  голову
зверски убитой девицы.  Последние  недели  все  вечерние  газеты  писали
только об этом ужасном происшествии, и Верховный Первосвященник  не  мог
остаться равнодушным к тайне, разгадку которой искали в такой  близи  от
его летней резиденции. В тот вечер, однако, все переменилось: в  газетах
разом исчезли фотографии предполагаемых жертв и на смену им явился порт-
рет двадцатилетней женщины в траурной рамке. оВеликая Мама!п -  восклик-
нул Верховный Первосвященник, мигом узнав тот самый нечеткий дагерротип,
который ему поднесли в далекие времена по случаю его восшествия на Прес-
тол святого Петра. оВеликая Мама!п - дружно ахнули в своих  апартаментах
члены кардинальной коллегии, и в третий раз за все двадцать веков на не-
объятную христианскую империю  обрушился  вихрь  сумятицы,  неразберихи,
беспорядочной беготни, которая завершилась тем, что Верховного Первосвя-
щенника усадили в длинную черную гондолу, взявшую курс на далекие и фан-
тастические похороны Великой Мамы.

   Позади остались сияющие ряды персиковых деревьев, старая Аппиева  до-
рога, где солнце золотило ласковые тела кинозв›зд, не ведающих  о  столь
горестном событии. Скрылась из виду громада Кастельсантанджело,  маячив-
шая на горизонте Тибра. Густые вздохи собора Святого  Петра  вплелись  в
тенькающие четверти церквей Макондо.
   Сквозь заросли тростника в затаившихся болотах, где проходит  граница
между Римской империей и священными угодьями Великой  Мамы,  пробивались
визгливые крики обезьян, потревоженных близостью человека. Эти крики всю
ночь донимали Верховного Первосвященника, изнывающего от духоты под гус-
той москитной сеткой. В ночной темноте огромная папская  ладья  наполни-
лась до отказа мешками с юккой, связками зеленых  бананов,  корзинами  с
живой птицей, и, разумеется, мужчинами и  женщинами,  которые  побросали
свои дела в надежде попытать счастья и с выгодой продать свой  товар  на
похоронах Великой Мамы. Впервые в истории христианской церкви  Его  Свя-
тейшество мучился от озноба, вызванного бессоницей, и от  укусов  тропи-
ческих москитов. Но волшебные краски рассвета над землями Державной Ста-
рухи, первозданная красота царства игуаны и цветущего  бальзамина  мгно-
венно вытеснили из его памяти все невзгоды  путешествия  и  воздали  ему
сторицей за такое самопожертвование.
   Никанор проснулся от трех ударов в дверь, возвестивших  прибытие  Его
Святейшества. Смерть завладела всем домом без остатка. Цветистые  и  на-
батные речи Президента, жаркие лихорадочные споры парламентариев,  кото-
рые уже давно потеряли голос и объяснялись с помощью жестов,  сорвали  с
места сотни людей, и они, кто в одиночку, а  кто  целыми  конгрегациями,
прибывали в дом Великой Мамы,  заполняя  замшелые  лестничные  площадки,
душные чердаки и темные коридоры. Запоздавшие устраивались черте-где - в
бойницах, на дозорных башнях, в амбразурах, у слуховых окон. А в главной
парадной зале дожидалась высочайшего решения набальзамированная  Великая
Мама, над которой рос и рос устрашающий ворох телеграмм. Обессиленные от
слез девять племянников и племянниц в экстазе взаимной  подозрительности
ни на шаг не отходили от тела, которое мало-помалу превращалось в мумию.
   Словом, еще долгое время мир жил в напряженном ожидании. В  одном  из
залов Муниципии, где по стенам стояли четыре табурета, обтянутые  кожей,
а на столе - графин с дистиллированной водой, маялся бессонницей Верхов-
ный Первосвященник, пытаясь скоротать удушливые ночи чтением  мемориалов
и циркуляров. Днем он раздавал итальянские карамельки ребятишкам,  кото-
рые торчали под окном, и подолгу обедал в беседке, крытой вьющимися аст-
ромелиями, в обществе отца Антонио Исабеля, а случалось - и с Никанором.
Так он и жил, провожая изнурительные от жары дни, которые складывались в
нескончаемые недели и месяцы, до того знаменательного дня, когда на  се-
редину площади вышел Пастор  Пастрана,  чтобы  под  барабанную  дробь  -
трам-тарарам-там-пам - огласить решение Высочайшего Совета. оВ  связи  с
нарушениями общественного порядка, угрожающими государственной  безопас-
ности, Президенту Республики -  трам-тарарам-пам-пам  -  предоставляются
чрезвычайные полномочия, - трам-там-пам - которые дают ему право участия
в похоронах Великой Мамы! Трам-тара-рам-пам-пам!п

   Исторический день настал. Дюжие  арбалетчики  лихо  расчищали  дорогу
столпам Республики на улицах, где народ роился возле стоек  с  рулеткой,
киосков с лотереей, ларьков со снедью, на маленькой  площади,  где  люди
натянули москитные сетки и расстелили циновки и где  невозмутимо  сидели
со змеями на шеях ясновидцы, сбывавшие снадобья, которые исцеляют от ро-
жи и даруют бессмертие. В предвкушении вершинного момента стояли не  ше-
лохнувшись прачки из Сан Хорхе, ловцы жемчуга из Кабо де Вела, вязальщи-
ки сетей из Сиенаги, коптильщики креветок из Тасахеры, знахари из  Моха-
ны, солевары из Мануаре, аккордеонисты из Вальедупары, объездчики  лоша-
дей из Айяпеля, продавцы папайи из Сан-Пелайо, непревзойденные зубоскалы
из Ла Куэвы, оркестранты из Лас-Сабанас де Боливар, перевозчики из Ребо-
ло, бездельники из Магдалены, крючкотворы из Момпокса  и  многие  другие
вкупе с теми, о ком шла речь в самом начале рассказа. Даже ветераны пол-
ковника Аурелиано Буэндиа во главе с герцогом Марлборо в парадной  форме
- тигровая шкура с когтями и зубами -  явились  на  похороны,  пересилив
столетнее зло на Великую Маму и ее приближенных, чтобы отнестись с  про-
шением к Президенту Республики о военных  пенсиях,  которых  они  тщетно
ждали семьдесят лет подряд.

   Около одиннадцати утра обезумевшая, измученная солнцепеком толпа, чей
напор сдерживала элита невозмутимых блюстителей порядка в расшитых доло-
манах и пенных киверах, взревела от восторга. В черных фраках и  цилинд-
рах, торжественные, исполненные сознания собственного достоинства,  поя-
вились на углу телеграфного здания министры и сам Президент, а за ними -
парламентская комиссия, Верховный суд, Государственный совет, традицион-
ные политические партии, высшее духовенство, высокие представители  бан-
ков, торговли и промышленности. Президент  республики  -  лысый,  кургу-
зенький, в годах, болезненного вида - семенил  под  ошалелыми  взглядами
людей, которые когда-то заглазно сделали  его  верховным  властителем  и
лишь теперь удостоверились в его реальном  существовании.  Рядом  с  ним
выступали огрузневшие от понимания собственной значимости архиепископы и
военные чины с выпяченной грудью в непробиваемой броне орденов, но  лишь
он один был окружен сиянием высшей власти.
   Вторым потоком в мерном колыхании траурных шелков плыли королевы все-
го сущего и всего грядущего. Впервые без  ярких  роскошных  нарядов  шли
вслед за Королевой мира королева манго, королева зеленой ауйамы, короле-
ва гвинейских бананов, королева мучнистой юкки, королева гуайявы,  коро-
лева кокосового масла, королева черной фасоли, королева  четырехсотдвад-
цатишестиметровой связки яиц игуаны и все остальные королевы, которых не
счесть и которых мы не упомянули, дабы не слишком растягивать этот  спи-
сок.

   Великая Мама, возлежащая в гробу с пурпурными кистями, отрешенная  от
всего земного восьмью медными подставками и перенасыщенная  формалиновой
вечностью, не могла постичь всей грандиозности своего могущества. Все, о
чем она мечтала, сидя на балконе в знойной  духоте,  свершилось  теперь,
когда прогремели сорок восемь хвалебных песнопений, в которых высочайшие
особы, ставшие символами целой эпохи, воздали должное  ее  памяти.  Даже
сам Верховный Первосвященник, который являлся ей в предсмертном бреду  -
летящий в золотой карете над садами Ватикана, одолел с помощью пальмово-
го опахала тропическое пекло и почтил своим высоким  присутствием  самые
торжественные похороны на земле.

   Простой люд, обалдев от лицезрения столь небывалой процессии, не  мог
услышать алчного хлопанья крыльев у порога  господского  дома,  когда  в
итоге шумной перебранки именитых особ самые именитые  вынесли  на  своих
плечах катафалк с гробом Великой Мамы. Никто не  различил  грозной  тени
стервятников, которая ползла вслед за траурным кортежем  по  раскаленным
улочкам Макондо. Никто не заметил, что после этой процессии  на  улочках
остались зловонные отбросы. Никто не подозревал, что племянники  и  пле-
мянницы, приживальщики и любимчики Великой Мамы, да  и  ее  слуги,  едва
дождавшись выноса тела, ринулись поднимать полы, срывать  двери,  ломать
стены, словом - делить родовой дом. Зато почти все  до  одного  услышали
шумный вздох облегчения, пронесшийся над  толпой,  когда  после  двухне-
дельных молитв и дифирамбов огромная свинцовая плита легла на могилу.
   Кое у кого, кто при том присутствовал, хватило ума и догадки  понять,
что они стали свидетелями рождения новой эпохи.
   Верховный Первосвященник, выполнивший свою великую миссию на  грешной
земле, мог теперь воспарить душой и телом на небеса. Президент республи-
ки мог теперь распоряжаться государством по своему  разумению,  Королевы
всего сущего и грядущего могли выходить замуж по любви, рожать детей, ну
а простой люд мог натягивать москитные сетки, где ему сподручнее - в лю-
бом  уголке  владений  Великой  Мамы,  потому  как  сама  Великая  Мама,
единственная из всех смертных, кто мог тому воспротивиться и  кто  ранее
имел на то неограниченную власть, начала уже гнить под тяжестью  свинцо-
вой плиты.
   Главное было - поскорее отыскать того, кто сел бы на скамеечку у  во-
рот дома и рассказал все, как есть, чтобы его рассказ стал ярким  уроком
и вызывал смех у всех грядущих поколений и чтобы маловеры, все до едино-
го, знали эту историю, ибо в среду утром,  неровен  час,  должны  прийти
усердные дворники, которые навсегда сметут весь мусор после похорон  Ве-
ликой Мамы.




   Габриэль Гарсия Маркес
   Последнее путешествие корабля-призрака
   Рассказ

   ђ Перевод с испанского Ростислава РЫБКИНА  Форматирование  и  правка:
Б.А. Бердичевский

   Вот теперь я им докажу, сказал он себе своим  новым,  низким  голосом
мужчины через много лет после того, как  однажды  ночью  впервые  увидел
этот огромный трансокеанский лайнер, который беззвучно и  с  потушенными
огнями прошел по бухте, похожий на громадный, покинутый  людьми  дворец,
он был длиннее городка и намного выше, чем колокольня церкви, этот  лай-
нер, который проследовал в темноте дальше, на другую  сторону  бухты,  к
укрывшемуся от корсаров за крепостной стеной городу колониальных времен,
с кого когда-то работорговым портом и вращающимся прожектором маяка, чей
скорбный свет через каждые пятнадцать секунд преображал городок в лунное
селение, где дома фосфорецируют, а улицы проходят по вулканической  пус-
тыне, и хотя он был тогда ребенком и низкого голоса мужчины  у  него  не
было, у него было зато разрешение матери оставаться на пляже допоздна  и
слушать, как играет ветер на своих ночных арфах, он запомнил до мельчай-
ших подробностей, будто видел сейчас, как трансокеанский лайнер  исчеза-
ет, когда свет маяка на него падает, и возникает снова, когда свет  ухо-
дит, корабль как бы мерцал, то он есть, то его нет,  и  когда  входил  в
бухту и потом, когда словно на ощупь, как  лунатик,  начал  искать  буи,
указывающие фарватер, и вдруг, должно быть, что-то случилось со стрелка-
ми компасов, потому что корабль повернул к подводным камням, налетел  на
них, развалился на куски и погрузился в воду без единого звука, хотя по-
добное столкновение с рифами должно было бы вызвать