Оба  квадратные,
широкоплечие,  походят  на  типичных  телохранителей  эпохи  Сталина.  Одеты
одинаково  в черные  костюмы советского  покроя  начала  пятидесятых  годов.
Широкие,  мешковатые  брюки, квадратные двубортные  пиджаки, белые рубахи со
свисающими остроконечными уголками воротников, широкие галстуки, черные,  до
блеска начищенные ботинки.
   Петя не обращает на них внимания.
   Мужчины подходят  к макету церкви.  Ставят  стремянку  справа от  арки.
Первый залезает  на стремянку, достает из кармана молоток, гвоздь и начинает
забивать гвоздь справа сверху от свода арки. Второй придерживает стремянку.
   После нескольких  ударов  молотка  спящий на  скамье  мужчина  начинает
просыпаться.  Сначала  шевелится  голова  под  газетой,  а  когда  раздается
следующий  -  более  громкий,  энергичный - удар молотка,  он резко садится,
поднявшись рывком, но ноги  по-прежнему лежат на скамье. Газета падает с его
лица. Это Иван Николаевич Захедринский.
   Он выглядит значительно  старше. Не по возрасту, - поскольку ему, как в
I и II актах, около пятидесяти лет, - но по внешнему виду. Он кажется старше
потому, что  очень изнурен. Бакенбарды  совершенно белые, на лице, несколько
дней не бритом, седая щетина, волосы длинные, нестриженые, неряшливые и тоже
седые.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (к мужчине на стремянке, тоном, которым отгоняют  собаку).
А не пошел бы ты!...
   Мужчина на стремянке оборачивается к Захедринскому, с молотком  в руке.
Стоящий под стремянкой Второй также проявляет интерес.
   Петя выпускает клуб дыма, не обращая внимания на происходящее.
   Поспать не дадут, сукины дети.
   Мужчина с молотком в руке не спеша спускается со стремянки.
   Захедринский садится на скамье, опустив  ноги на землю. На обоих мужчин
больше внимания не обращает.
   Первый спустился со стремянки и медленно приближается к  Захедринскому.
Второй следует за ним. Останавливаются перед Захедринским, который между тем
потягивается, зевает и чешет под мышками, не обращая на них внимания.
   ПЕРВЫЙ. Знаешь его?
   Второй отрицательно крутит головой.
   Что ж, придется познакомиться. (Наступает Захедринскому на ногу.)
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (медленно вставая). Ты чего?
   ПЕРВЫЙ. Вот мой друг желает с тобой познакомиться.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Передай, что мне его рожа не нравится.
   ПЕРВЫЙ (ко Второму). Слыхал?
   ВТОРОЙ. Не-а. Может он повторит?
   ПЕРВЫЙ (к Захедринскому). Мой друг желает, чтобы ты повторил.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Передай, что мне не хочется.
   ПЕРВЫЙ (передавая молоток Второму). Первым будешь?
   Второй берет у Первого молоток и приближается к Захедринскому.
   Петя кладет сигару в  пепельницу и резко  свистит  на пальцах. Первый и
Второй поворачиваются к нему.
   ПЕТЯ. Идите-ка сюда.
   Первый и Второй подходят к Пете. Тот указывает на церковь.
   Займитесь делом.
   Первый и Второй оглядываются на Захедринского.
   Петя встает с шезлонга.
   Я что сказал.
   Первый  и Второй возвращаются к  стремянке.  Устанавливают  ее слева от
арки.
   Петя долго и педантично гасит сигару в пепельнице.
   Первый  влезает  на  стремянку,  Второй  подает  ему  молоток  и держит
стремянку.  Первый  достает  из  карма  на  гвоздь и  тремя ударами  молотка
забивает его в стену на уровне первого гвоздя.
   Петя достает из кармана расческу и причесывается.
   Первый начинает спускаться со стремянки.
   Петя   убирает   расческу   в  карман  и  начинает   медленно  идти   к
Захедринскому.
   Первый снова  влезает на самый верх стремянки, чтобы лучше  видеть  то,
что сейчас произойдет.
   Петя останавливается перед Захедринским.
   Пауза.
   Второй влезает на стремянку, чтобы лучше видеть.
   Петя снимает темные очки и прячет их в карман.
   Смотрит на Захедринского, Захедринский на Петю.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (начинает петь, негромко).
   По железной дороге...
   ПЕТЯ (подхватывает).
   Шел петух кривоногий...
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (продолжает, громко).
   А за ним восемнадцать цыплят...
   ПЕТЯ и ЗАХЕДРИНСКИЙ (вместе, в полный голос, все более живо).
   Он зашел в ресторанчик,
   Чекалдыкнул стаканчик
   И еще восемнадцать подряд.[10]
   ПЕТЯ (радостно, "не  веря  собственным глазам"). Дядя Ваня! (Раскрывает
объятия.)
   Захедринский  также. Они  бросаются друг  к  другу, обнимаются, хлопают
друг друга по спине.
   Петя отступает от Захедринского и смотрит на него так, словно  не может
наглядеться.
   Ну как вы, откуда...
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. С северов.
   ПЕТЯ. А мы-то уж думали...
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я тоже думал.
   ПЕТЯ. Но зато живой?!
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Похоже на то.
   ПЕТЯ. Здоровый?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. С этим хуже.
   ПЕТЯ. Вот мама-то обрадуется!
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (указывая на тех, что стоят на стремянке). Твои тараканы?
   ПЕТЯ. А-а, нормальные подонки.
   Захедринский оборачивается к стоящим  на стремянке, сгибает правую руку
в локте, а ладонью левой руки ударяет по правому бицепсу.  Двое на стремянке
делают вид, что ничего не заметили.
   Пойдемте, дядя Ваня, встречу положено обмыть.
   Идут налево,  к столику. Петя отставляет табурет от шезлонга, теперь он
будет  служить  не  как  подножие,  а  как место  для  сидения. Захедринский
вытягивается  на  шезлонге.  Петя  берет  со  столика  бутылку  кока-колы  и
замечает, что двое на стремянке продолжают на них смотреть.
   Вон отсюда!
   Двое быстро  спускаются со  стремянки, становятся  рядом  и по-военному
отдают  честь Пете. Затем складывают стремянку  и  бегом выносят ее  налево.
Петя садится на табурет и передает бутылку кока-колы Захедринскому.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что это?
   ПЕТЯ. А вы, дядя, попробуйте.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ  (пьет   из  бутылки).  А  что,   ничего...  Только  зачем
подкрашено? (Отдает бутылку Пете.)
   ПЕТЯ. Пятьдесят на пятьдесят. (Пьет из бутылки.)
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. А разве чистый спирт нельзя?
   ПЕТЯ. Теперь уже нет. Европа. (Пьет из бутылки.)
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Понятно. Дешевле получается.
   ПЕТЯ. Для меня цена роли не играет.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. А в Европе цена - главное.
   ПЕТЯ. Сейчас  я вам кое-что покажу. (Ставит бутылку на столик и достает
из кармана несколько стодолларовых банкнот, держит их веером; берет со стола
зажигалку и поджигает деньги.)
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивает с шезлонга). Петя!
   ПЕТЯ. Для меня баксы - вот, смотрите!
   Оба смотрят на горящие деньги. Петя с гордостью, Захедринский с ужасом.
   Пауза.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Пусть бы хоть рубли, а то ведь доллары!?
   ПЕТЯ. Рубли лучше горят, только копоти больше.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но... И не жалко тебе?
   ПЕТЯ. У меня этого добра хватает.
   Когда  Петя  уже  не в состоянии  держать  в руке горящие  банкноты, он
кладет их в пепельницу. Деньги горят в пепельнице как факел.
   Пауза.
   ПЕТЯ (разгребает догорающий пепел). Вот и все.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (садится на шезлонг, все еще под впечатлением от валютного
костра). Ну и  ну, кто бы  мог подумать, что  ты,  Петя, простой,  советский
ребенок...
   ПЕТЯ. Я, дядя, уже не ребенок.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Верно. Как летит время. Но советский.
   ПЕТЯ. И уже не советский.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Все так говорят, да что-то не верится.
   С   правой   стороны   у    края    набережной    появляется    Генерал
сверхъестественных  размеров  в форме Советской армии, без  головы. Парадный
мундир, на  груди ряды  орденов. На шее выше воротника кровавая  кайма, там,
где отрезана голова. На согнутой, правой руке парадная генеральская фуражка.
Ступает  деревянным   шагом,  не   сгибая   колен.   Медленно  и  размеренно
перемещается налево по краю набережной.
   Петя и Захедринский не видят его,  как  если  бы его  не было.  Генерал
существует  только   для   зрителей.  В  течение   всего   прохода  Генерала
сопровождает специальный осветительный прибор.
   Доносятся хлопки. Сначала одиночные, потом короткими сериями.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. А это что?
   ПЕТЯ. Что?
   Пауза.
   Захедринский слушает. Хлопки, две короткие серии.
   А-а, это. Друг друга по морде бьют.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Кто кого?
   ПЕТЯ. Одни других.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Зачем же по морде?
   ПЕТЯ. А теперь свобода.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ.  Так,  значит,   и   я  мог  бы...  тоже  мог  бы  теперь
кого-нибудь?...
   ПЕТЯ.  Конечно,  могли  бы,  правда,  у  вас,  дядя Ваня,  силенок  уже
маловато.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да, ты прав, упустил я время.
   Петя вынимает золотые, карманные часы, открывает крышку, смотрит время.
   Торопишься куда-нибудь?
   ПЕТЯ. Время еще есть. (Убирает часы.) А хотелось бы с вами...
   Слева входят Двое и останавливаются в некотором  отдалении от  Пети, не
смея приблизиться.
   ПЕТЯ. Ну, что там?
   Первый приближается к Пете, наклоняется к нему и что-то шепчет на ухо.
   Петя встает.
   Не сердитесь, дядя, у меня кое-какие дела в офисе.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Иди, сынок, а я тут пока подремлю.
   Петя выходит направо, Двое за ним.
   Захедринский устраивается на шезлонге, закрывает глаза.
   С левой  стороны входят Лили  и  Вольф. Лили идет со стороны авансцены,
справа  от Вольфа.  Она ведет Вольфа  под  руку. Доходят  до левой скамьи  и
садятся лицом к зрителям. Лили - слева от Вольфа. Смотрят перед собой.
   Захедринский  открывает  глаза,  поднимает  голову,  подобно  человеку,
который задремал и теперь не  может  понять, где находится.  Замечает Лили и
Вольфа. Смотрит на них некоторое время. Узнает.
   Встает и подходит к ним.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Лилиана Карловна! Вот так встреча! (К Вольфу, любезно, но
с меньшим энтузиазмом.) Рудольф Рудольфович...
   ЛИЛИ. Уже?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Мы же не виделись лет пятьдесят!
   ЛИЛИ. Уже пора?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ.  Еще бы не пора,  Лилиана  Карловна, ведь  пятьдесят  лет
прошло, а то и больше!
   ЛИЛИ (к Вольфу). Руди, уже пора.
   Вольф смотрит перед собой.
   (Тряся его за руку.) Руди!
   Вольф смотрит перед собой.
   (К Захедринскому.) Мой муж плохо слышит.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не беда.
   Лили  берет  Вольфа  под  руку,  помогает  ему  встать.  Тот  безвольно
подчиняется. Лили ведет Вольфа к церковной арке.
   Куда вы, Лилиана Карловна...
   ЛИЛИ  (останавливливаясь  вместе  с  Вольфом).  Mais...  Vous  etez  du
bateau[11]...
   Пауза.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Лилиана Карловна, вы, должно быть, не узнаете меня.
   ЛИЛИ (к  Вольфу).  Allons[12]...  (Ведет  Вольфа к церковной
арке.)
   Захедринский  преграждает  им  путь.  Лили  и  Вольф   останавливаются.
Захедринский берет Лили за руку.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Давайте попробуем разобраться.
   Ведет Лили вместе с Вольфом, которого та поддерживает под руку, обратно
к скамье.  Все трое садятся, лицом к зрителям. Лили в середине, Захедринский
слева от нее.
   Ведь вы Лилиана Карловна Вольф, урожденная Светлова.
   ЛИЛИ. Это моя внучка.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Артистка, не так ли?
   ЛИЛИ. В прошлом, да, артистка.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Все правильно. А это ваш муж, Рудольф Рудольфович Вольф.
   ЛИЛИ. Остерман.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Инженер-железнодорожник.
   ЛИЛИ. Граф Остерман.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. По происхождению немец. Ведь так?
   ЛИЛИ. Он родился в Вестфалии, но потом поступил на царскую службу.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ.  Вот   именно.   И  создавал  всероссийскую  транспортную
систему.
   ЛИЛИ. Он был министром Петра Великого.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Какого Петра?
   ЛИЛИ. Великого.
   Пауза.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ  (отворачивается  от  Лили и  смотрит  перед  собой). Нет,
что-то тут не так.
   Между тем Генерал уже достиг левой кулисы - по пути появившись в проеме
церковной арки - и исчез слева. Если  не исчез, то должен  вскоре исчезнуть.
Это зависит от ширины  сцены и темпа  его прохода. Высоко на небе, слева  от
края набережной, появляется  голова Священника  сверхъестественных размеров.
На ней высокий цилиндрический  головной убор православного  духовного  лица.
Длинные  волосы,  борода.  Снизу на  шее, там  где голова отрезана, кровавая
кайма.  Голова  движется  вправо,  профилем к  зрителям,  очень  медленно  и
равномерно.  Так   же,  как   Генерала,   голову  сопровождает   специальный
осветительный прибор.
   Захедринский, Лили и Вольф - все трое сидят, глядя перед собой.
   (Повернувшись к Лили.) А меня вы помните?
   ЛИЛИ (повернувшись к Захедринскому). Oui, mon capitaine[13].
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (снова глядя перед собой). Я никогда не служил в армии.
   ЛИЛИ. Когда вы нас заберете?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (повернувшись к Лили). Куда?
   ЛИЛИ. В Константинополь.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (снова глядя перед собой). Час от часу не легче.
   ЛИЛИ. Вы не можете оставить нас здесь.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Почему же нет?
   ЛИЛИ. И вы это говорите?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но если мы не знакомы...
   ЛИЛИ. Моего мужа зовут...
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Знаю, граф Остерман. Но я с ним не знаком.
   ЛИЛИ. Вы не верите мне?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я знаком только с Лилианой Карловной.
   ЛИЛИ. За нас может поручиться генерал Врангель.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (повернувшись к Лили). Но ведь он умер!
   ЛИЛИ. Месье! Генерал Врангель - наш лучший друг.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но это невозможно!
   ЛИЛИ. Месье! Я  понимаю,  что вы как  француз  не  обязаны  подчиняться
российским  военным  авторитетам.  Но  как  офицер вы  должны  верить  слову
русского генерала.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Офицер! Француз!
   ЛИЛИ. И, наверное, джентльмен, смею полагать.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но я же русский!
   ЛИЛИ. Месье, надеюсь, честь французского  морского офицера  не позволит
вам оставить двух старых, беззащитных людей на растерзание убийцам.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Каким еще убийцам!
   ЛИЛИ.  И вы  не понимаете? Неужели не желаете  понять? Разве  только...
Нет, это невозможно.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (снова глядя перед собой). А что, если все возможно...
   ЛИЛИ. Разве  возможно,  чтобы  офицер,  француз  и джентльмен  оказался
большевиком?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (про себя). Да, все возможно.
   ЛИЛИ (встает). Месье!
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивая со скамьи). Нет, нет! Вы меня превратно поняли,
конечно же, вы правы, это поистине невозможно! Я пошутил, то была всего лишь
шутка, несколько  плоская, готов признать, но ведь служба на море  огрубляет
нас. К  тому же, мы, французы, готовы  все отдать за bon mot[14].
Даже, если это не слишком bon. Прошу меня извинить, мадам, разумеется, честь
офицера не позволит мне... (Галантно целует руку Лили.)
   ЛИЛИ. Значит, я могу на вас рассчитывать?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Посмотрю,  что удастся для вас сделать. Но пока что... Вы
мне позволите вас покинуть.
   С правой стороны слышится автоматная очередь.
   Битва призывает меня! (Быстро отходит направо.)
   Лили садится на прежнее место рядом с Вольфом.
   Оба смотрят перед собой, не двигаясь.
   С  правой  стороны входит  Петя,  за  ним  Двое.  В руках  у Пети АК-47
(автомат Калашникова).
   ПЕТЯ. Порядок! (Отдает автомат Первому.)
   Первый  почтительно принимает автомат, подобно дворецкому, принимающему
зонт  из  рук  хозяина-аристократа.  Петя вытягивается  на  шезлонге и  пьет
"коктейль" из бутылки. Первый и Второй выходят налево.
   Захедринский садится на табурет.
   (Между глотками из бутылки.) Ну, дядя, что слышно?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вот  побеседовал  с господами...  (Показывает на  Лили  и
Вольфа.) Ты их знаешь?
   Петя оборачивается и смотрит на сидящих неподвижно Лили и Вольфа.
   Короткая пауза.
   ПЕТЯ (снова принимаясь за "коктейль"). Нет.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Говорили, что живут здесь уже давно.
   ПЕТЯ. Может, и давно.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. И ты не знаешь, кто они такие?
   ПЕТЯ. Тут всякие болтаются.
   Пауза.
   Между  тем  голова  Священника  проплыла  через  диск  луны, потом  над
куполами  церкви  и,  продолжая движение,  исчезла справа.  Если  голова еще
видна, то вскоре должна исчезнуть.
   С левой стороны  по краю набережной входит Оборотень сверхъестественных
размеров,  с головой волка и телом мужчины. Одет во фрак с белой  манишкой и
бабочкой. Перед собой  везет детскую коляску  старинной  модели на  высоких,
велосипедных  колесах, черную, с опущенным  тентом. Из  коляски высовывается
голова гуся на длинной шее, клювом обращенная к Оборотню.
   Так же, как Генерала и  голову Священника, его сопровождает специальный
осветительный прибор.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Петя...
   ПЕТЯ. Да.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Это правда, что сюда должен прибыть какой-то корабль?
   Петя замирает с бутылкой, поднесенной ко рту.
   Пауза.
   ПЕТЯ (ставит бутылку на столик). А вам, дядя, откуда это известно?
   Захедринский  движением   подбородка   показывает  на  Лили  и  Вольфа,
неподвижно сидящих на скамье. Петя оборачивается к Лили и Вольфу, смотрит на
них.
   Пауза.
   (Приняв прежнюю позу.) Правда.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что за корабль?
   Пауза.
   ПЕТЯ. Ладно. Но строго между нами.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не беспокойся. Мы ведь не чужие.
   ПЕТЯ. Из Америки.
   Захедринский тихо свистит, подразумевая: "Высоко залетел".
   Вы слышали о святой Апалагии?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. С житиями святых у меня слабовато.
   ПЕТЯ. Никакая она не святая, просто выдумала для себя такой псевдоним.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но зачем, если не святая?
   ПЕТЯ. Сейчас это модно, для рекламы. Она артистка.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Верно, шлюха какая-нибудь.
   ПЕТЯ. Конечно,  шлюха, но теперь шлюхи  стали артистками. Не так, как в
ваше время.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что поделаешь, Петя, за вами не поспеть.
   ПЕТЯ. Ну и она приезжает к нам, а я как раз ее ожидаю.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивая). К нам?!
   ПЕТЯ. К нам. Что это вы, дядя Ваня?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ (радостно, почти с недоверием). В Россию?!
   ПЕТЯ. В Россию. Да что вас так удивляет?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Так это же означает, что у нас хорошая жизнь настала!
   ПЕТЯ. У нас? Да вы в своем уме, дядя Ваня?
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Петя! Ты  сам не  понимаешь,  что  говоришь!  Наконец-то,
после долгих столетий!
   ПЕТЯ. Да не волнуйтесь вы так, не то инфаркт может случится.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Так я же от радости, Петя, от  радости. Дождалась светлой
зари наша отчизна, я же, как-никак, патриот!
   ПЕТЯ. Какой еще зари, что вы плетете.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я, Петя, сидел на Севере с одним экономистом. Валим мы  с
ним лес, под конвоем, само  собой, а он мне все толкует: "Иван Николаевич, -
говорит,  - знаете, когда у нас будет все хорошо?" "Когда же?"  - спрашиваю.
"Когда  поедут к  нам проститутки из-за  границы. В экономике  -  это  самый
верный показатель. Что там разные Марксы или Фридмэны - все это мусор. А вот
как  заграничные  проститутки  на  Россию полетят, это  будет  означать, что
экономика встала на  ноги.  Они  лучше  всех знают, где хорошо.  Это  я  вам
говорю". Образованный был человек.
   Пауза.
   И ты не радуешься?
   ПЕТЯ. Она приезжает не по импорту.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Однако, приезжает!
   ПЕТЯ. Она за нашими путанами едет. На экспорт.
   Пауза.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. А я-то, дурень, радовался.
   ПЕТИ. У нее в Америке  большой бордель, а там проститутки всегда были в
дефиците. Ну вот, мы их от нас и экспортируем в Америку.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Кто экспортирует?
   ПЕТЯ. Мы с ней, совместное предприятие.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да, не знал я, знатная у тебя фирма.
   ПЕТЯ. Работаю монопольно. Гриша  взял на себя икру, Миша - нефть, а я -
половой бизнес.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Лихо!
   С  левой стороны входит  Анастасия Петровна с узлом.  Подходит  к Пете,
кладет узел на землю. Развязывает узел и достает самовар.
   ПЕТЯ (к Анастасии). Я же сказал - нет.
   Анастасия подходит с самоваром к Захедринскому.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вы, случаем, не Анастасия Петровна?
   АНАСТАСИЯ. Я и есть.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. А меня не узнаете?
   АНАСТАСИЯ (присматривается к Захедринскому). Что-то, вроде...
   Пауза.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну, узнаете?
   АНАСТАСИЯ. Муж мой, Батюшков.
   Пауза.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не обижайтесь, Анастасия Петровна, но... вы еще живы?
   АНАСТАСИЯ. Да кто его знает...
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. А я... жив? Как вам кажется?
   АНАСТАСИЯ. Откуда мне знать...
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да я и сам уже не знаю. Думал, что вы мне скажете.
   АНАСТАСИЯ. Я человек неученый.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но все же, вы-то как думаете?
   Пауза.
   АНАСТАСИЯ. Вернее  всего  ущипнуть себя. Будет больно, значит, пока что
живы.
   ЗАХЕДРИНСКИЙ. Мне и так больно, можно не щипать.
   АН