на
задах тоже. Наверно, обложили дом со всех сторон. Ну а что  же  тетя  Клара?
Неужели ей совсем все равно? Ведь без ее ведома они бы не могли там засесть.
А как прорвешься через такое оцепление? Ты один, а сторожей у тебя  -  целая
толпа. Прямо как побег из тюрьмы, честное слово!
     Послушай, Джош, ты ведь принял решение, так? Что бы там ни было, ты все
равно удерешь. Не потащит она тебя утром с позором  на  станцию,  не  бывать
этому! Ни за что на свете.
     Значит, надо выходить через заднюю дверь, и, если тетя  Клара  окажется
там, придется тебе,  Джош,  прорваться  мимо  нее  и  дать  стрекача.  Пусть
попробует догнать. Как-нибудь уж постараешься, раз надо. Помчишься  со  всех
ног.
     Вот что: надо запереть твою комнату. А что? Ключ - в карман. Почему  бы
не применить хитрость? Может быть, тетя Клара не услышит, как  ты  выходишь,
может, и не остановит тебя. Не исключено, что тебе все же удастся  выбраться
из дому, правильно? И  даже  если  ребята  сторожат  у  заднего  забора,  не
обязательно они тебя должны заметить. Ты заляжешь за  клумбой.  Затаишься  и
просидишь в саду, сколько надо, хоть бы и дотемна. Первый ход - твой,  Джош,
смотри не потеряй этого преимущества. А тетя Клара будет думать, что ты  все
еще сидишь в комнате. Заперся и дуешься. Характер показываешь. И на стук  не
отвечаешь. Пока до нее дойдет, что да как, ты уже будешь гулять на просторе.
     Так и сделаем, ей-богу. Джош осторожно вытащил ключ из замка, осторожно
вставил его снаружи, повернул, на цыпочках крадется  по  коридору  к  задней
двери, половицы скрипят, портьера шуршит, хорошо  хоть  ботинки  у  него  не
скрипучие. Весь трепеща  и  взмокая  от  пота,  он  заглядывает  по  пути  в
приоткрытые двери других комнат. Вон часы, на них без десяти три. Целых  три
часа проторчал взаперти! Но ощущение такое, будто дом  пуст,  кажется,  тети
Клары поблизости нет. Он заглядывает в кухню. Пакет с его  завтраком  так  и
лежит на столе, как он его тогда швырнул, обозлившись. Все остальное  в  том
же виде, как он оставил, выскочив  на  Главную  улицу.  Ничего  не  съедено.
Ничего не убрано. И тети Клары нигде не видно.
     Путь свободен, Джош, беги!
     Сразу отпустило страшное напряжение, сковывавшее мышцы. Ура. Все  идет,
как задумано, Джош, все идет как надо.
     Два шага в кухню.  Только  два  шага.  Джош  берет  со  стола  пакет  с
завтраком, прихватывает несколько яблок и немытых  морковок,  кусок  сыра  -
хватит два раза поесть. Один карман набит до отказа. Не беспокойся, ты  этим
себя не выдашь: она же понимает, что ты остался голодный. И  решит,  что  ты
забрал все это к себе в комнату.
     Джош, Джош, все идет хорошо.
     Рывком к задней двери. Тети Клары за порогом  нет.  И  в  кресле  своем
плетеном она не сидит. И в саду ее не видно. Так  все  удачно  складывается,
что даже страшно. Ну и пускай. Он слегка приоткрывает  дверь,  только  чтобы
как-то протиснуться наружу. Даже жирный белый Джордж отсутствует,  не  точит
на Джоша когти. Ну и ну, Джош, звезда, что ли, твоя переменилась?  Самое  бы
время.  По  закону  среднего  арифметического.  Если  не  везет,  то   потом
обязательно начнет везти.
     Он пробирается, прижимаясь плечами  к  стене,  через  заросли  садового
папоротника и фуксии, разгребая руками каскады свисающей из ящиков  кошачьей
мяты. Ну прямо Моисей в камышах. Вглядывается сквозь листья, прикидывает  на
глазок, удастся  ли  незамеченным  пробежать  до  проволоки.  Слишком  много
возможностей для засады, слишком много углов, за которыми  могли  спрятаться
ребята, слишком много шагов надо пробежать по открытому месту.  Да  и  когда
выйдешь за проволоку, тебя могут прошить очередями  с  разных  сторон.  Нет,
Джош, тут надо применить военную хитрость. Перехитрить  их  всех.  Залечь  и
выждать.

33

     - Джордж! Где ты?
     Тетя Клара зовет кота, и голос у нее раздраженный.
     Джош вздрогнул от неожиданности и еще плотнее припал к земле.  Крестные
отцы! Ведь она от него шагах в десяти, не дальше.
     Решетчатая  дверь  отворяется,  вереща,  как  пойманная  курица,  и  на
каменное крыльцо со стуком ставится жестяная миска. Джош затаился, прижался,
расплющился, весь сотрясаясь с каждым ударом сердца и моля бога, чтобы  тетю
Клару поразила минутная слепота.
     - Джордж! Вот тебе печенка.
     Вокруг  него  густо  стоят  стебли  спаржи,  разрослись   чуть   не   в
человеческий рост, листья разлохматились и торчат  во  все  стороны.  Сквозь
качание зеленых полос, сквозь  игру  зеленых  теней  особенно  ослепительным
видится небо, солнце. Так мышка-полевка, наверно, смотрит на  мироздание.  В
общем-то на виду, и всего футах в тридцати от заднего крыльца!
     Опасался, что дела складываются чересчур удачно? У Джоша  в  жизни  все
так. Тетя Клара, наверно,  как  раз  открывала  уличную  калитку,  когда  он
протискивался в заднюю дверь. И выглянула в сад за мгновенье до того, как он
уже было собрался встать и идти. Еще полсекунды, и все бы сорвалось. Даже не
смешно.
     Джош затаился. Вот бы стать сейчас хамелеоном.
     Тетя Клара три раза подряд,  вереща  дверью,  выглядывает  зачем-то  на
крыльцо. Потом выходит и  вытряхивает  в  сад  спитой  чай  из  чайника,  на
перепуганного Джоша даже попало несколько капель. Пожилая женщина, могла бы,
кажется, сесть в кресло, отдохнуть. Потом она семенит по дорожке  в  тронный
кабинет и возвращается обратно, вслух разговаривая сама с собою. Зовет  себя
Кларой. Наверно, все Плаумены чокнутые. С заварным чайником разговаривает  и
с ящиком,  где  растопка.  И  с  ветерком,  усыпавшим  ей  крыльцо  розовыми
лепестками.
     - Джордж, если ты не придешь и не съешь эту печенку, ее мухи унесут.
     Могучие мухи. Сплоченными рядами  налетят,  жужжа,  и  унесут  с  собой
кусочек с коровий носочек.
     - Почему этот мальчик не отвечает? Второй  Максимилиан,  право.  Избави
меня небо от жестоковыйных мужчин, которые жаждут умереть за свои  принципы,
хотя не пройдет и десяти минут, как все эти принципы  уже  будут  никому  не
нужны. Слишком идеальные люди. Только подумай, Клара, какая жизнь его  ждет.
Кто сможет его выносить? Бедная, бедная его мать. Не  удивительно,  что  она
все время держала его на коротком  поводке,  словно  породистого  пуделя.  -
Вдруг оглушительно: - Джордж!! Иди домой есть печенку, Казанова  ты  жирный.
Смотри, если будешь гоняться за кошками, я запру тебя в бельевом чулане.
     Джош чувствует, что краснеет. Тетя Клара, ну как вам не стыдно!
     Тетя Клара, взвизгнув дверью, опять ушла в дом.  Ушла-то  ушла,  да  на
сколько секунд? Снует взад-вперед, точно пчела в бутылке. Нет, правда, Джош.
Неужели незамужние старушки всегда так суетятся и бормочут, когда  их  никто
не видит? И неужели это ее искреннее мнение  о  тебе  и  о  прадедушке?  Вот
вредная какая.
     На животе, по-пластунски, он ползет  между  грядками.  И  застревает  в
малиннике. Прямо джунгли.  Ягоды  попадают  за  шиворот,  паутина  липнет  к
волосам, и на рубашке в нескольких местах растекаются кроваво-красные сочные
пятна. Попался. Застрял. Теперь не и выбраться.
     Снова хлопает дверь. Ей-богу, если тетя Клара  не  сорвет  ее  в  конце
концов с петель, это будет просто чудо. И? Джош затаился - и ни гугу.
     - Джордж!
     И еще говорит, что у кого-то плохой характер. Кто  бы  согласился  быть
котом и жить с одинокой старушкой?
     - Джордж, я не для того покупаю печенку,  чтобы  ее  пожирали  навозные
мухи.
     Что-то тут не так, или  это  только  кажется?  Пережим  какой-то.  Джош
вслушивается, озадаченный. Она так рассержена почему-то, так рассержена, что
чуть не плачет. А  как  же  ребята,  которые  прячутся  поблизости?  Ребята,
которые так невзлюбили меня и так хорошо относятся к ней? Ведь они  услышат.
Не показывайте вида, тетя Клара, не то у них опять я выйду виноват.
     - Даже кот и тот не отвечает...
     Ушла в дом. И все  время  бормочет,  бормочет,  не  переставая,  покуда
глубокие недра дома не превращают ее голос в безмолвие. Наверно, стучится  к
нему. Стучится, зовет и не получает ответа. Запертая комната не  отзывается,
словно знать ее не хочет.
     Что там тетя Клара говорит? "Ответь мне, Джош"?  А  из-за  двери  -  ни
звука, ни шороха. Пробует ручку - дверь не открывается.
     Не поддавайся, Джош, держись своего принципа. Она ведь сама велела тебе
складывать вещи. Она сама довела тебя  до  неприятностей.  Она  и  виновата,
Джош. А вовсе не ты.
     Но мне жаль ее до слез, честное слово.
     А ребята, которые тут стерегли? Они еще здесь? Или их и вообще не было?
Разве они могли бы спокойно смотреть  на  все  это  и  не  перемолвиться  ни
словечком? Не слышно ни разговора, ни шепота, а  ведь  от  Джоша  до  ограды
рукой подать. Но может быть, видя такое странное поведение тети  Клары,  они
смутились и разбежались по домам? И ты тоже сейчас убежишь, Джош,  это  ведь
дело решенное. Ты тоже смущен? Тебе открылось что-то новое, чего  ты  прежде
не знал.
     Мама, а это самое колесо, оно не может  остановиться  перед  совсем  уж
отвесной кручей?
     Дрозды в малиннике, привыкнув  к  Джошу,  снова  принялись  за  разбой.
Комары, дремавшие под листьями, пробудились, пищат над ушами, тучей вьются у
лодыжек, начинают одолевать. Молодая сорока хрипло зовет  маму.  На  стеблях
висят пауки. По земле муравьи бегают. А до  Мельбурна  еще  ой  как  далеко,
Джош. Все сто миль, как было, так и есть.
     Сияния солнечного дня в небе - еще на много-много часов. Джош старается
лечь поудобнее, но только  так,  чтобы  не  задеть  и  не  раскачать  кусты.
Старается бить комаров, но чтобы не раздавались шлепки.
     Джош, ты соображаешь, что делаешь?
     Райен-Крик живет себе своей жизнью, занимается своими  делами.  А  Джош
Плаумен прячется в малиннике, распластался на земле и старается не чесаться.
     Посмотри на себя чужими глазами.
     Разве это по-мужски?
     Тетя Клара стучится в твою дверь. А ты сидишь в  малиннике  и  скребешь
ногтями лодыжки. А дома мама в блаженном неведении рисует себе твои  простые
забавы. И Бетси где-то рядом, крикнешь - услышит,  но  в  то  же  время  так
далеко!
     Письмо Бетси:

     "Дорогая Бетси!
     Если я тебе напишу, ты мне ответишь? Я ведь знаю, что разговора у нас с
тобой все равно никогда не выйдет. Я ухожу, Бетси, потому что не могу больше
показаться на улице. За что вы все так против меня ополчились? Ведь не из-за
плауменовской же родни, правда? Может, вы приревновали ко мне тетю Клару?  И
из-за этого все и вышло так?  Вам  неприятно,  что  вы  тут  с  ней  живете,
стараетесь ей помогать, а я вдруг явился, и ко мне сразу особое отношение? И
так же, наверно, было раньше  с  другими  Плауменами.  А  что,  может  быть,
правда, в этом все дело. Потому что  я  все  время  думаю:  мои  двоюродные,
конечно, противные, но ведь не настолько же противные, как вы тут  говорите.
Вы просто хотите,  чтобы  тетя  Клара  была  ваша,  и  больше  ничья.  Ну  и
пожалуйста, берите ее себе. А может, она  посулила  завещать  вам  все  свое
богатство? Вот это да! Становится совсем  интересно.  Она,  наверно,  решила
оставить поселку свой дом и все, что в нем есть. Он и сейчас уже  вроде  как
музей* Вы потому ей и делаете все за просто так. Тайный сговор между  нею  и
поселком за спиной у наследников. Ну, и желаю вам удачи, Бетси. Если в  этом
все дело, то ради бога, на здоровье. То-то вы  прищемите  носы  кое-кому  из
Плауменов! А моя мама будет хохотать как сумасшедшая.  Вы  отсюда  услышите.
Да, так  на  чем  же  мы  остановились,  милая  Бетси?  Я  считало,  что  ты
потрясающая девчонка, хотя ты ничего не сделала, чтобы подтвердить  это  мое
мнение. Не сказала мне доброго слова, ни разу на меня ласково не  взглянула,
а на дурацкие намеки Рекса я не обращаю внимания. Он просто  хотел  заварить
склоку и натравить на меня Гарри. Если бы я был умный, я бы тебя должен  был
возненавидеть. Но я не возненавидел тебя, Бетси. Я бы хотел с тобой за  руку
нестись по вершинам гор. Но ничего такого никогда-никогда не будет. И письма
этого я никогда не напишу, и ты мне не ответишь".

     Письмо Лоре:

     "Дорогая Лора!
     Я знаю, что ты  сама  сочинила  то  стихотворение,  хотя  вообще-то  ты
порядочная врунья. Я знаю, зачем ты прыгнула с моста - хотела доказать,  что
ты тоже кое-что можешь и как  сказала,  так  и  сделаешь.  Это  был  храбрый
поступок, но нечестно было со зла  перекладывать  вину  на  Джоша  Плаумена.
Почему ты наврала, что у тебя нет матери? Это очень глупо с  твоей  стороны,
ведь, если бы я пошел к тебе есть блины, все бы обнаружилось. Я буду  всегда
учиться понимать людей, Лора, но кажется, мне  придется  учиться  этому  всю
жизнь. Люди бывают разные, об этом мне все время  твердят  старшие,  но  ты,
по-моему, совсем ни на кого не похожа. Я  мог  бы  написать  о  тебе,  Лора,
книгу. Потому что ты загадочная".

     Письмо Гарри:

     "Дорогой Гарри, нрзбр.".

     Письмо Биллу:

     "Дорогой Билл!
     Я еще вырасту и, может быть, стану сильнее тебя, так что ты,  приятель,
лучше отыщи себе на всякий случай кроличью нору и забейся в нее поглубже".

     Письмо Сынку:

     "Дорогой Сынок!
     Я знаю, почему Рекса  так  выворачивало  в  воскресенье.  Он  накурился
сигарет. Скажи ему, что тебе не надо его вонючих денег,  что  тебе  сигареты
нужны самому. Иначе тебе придется  разговаривать  с  его  матерью.  А  потом
поднеси спичку, парень, и затягивайся поглубже, сколько влезет.  Твое  время
подходит к концу".

     Джош сидит и жует острейший в мире сыр - закладывает  запасы  протеина.
Сидит, расчесывает комариные укусы и шлепает комаров.

34

     Джоша вдруг словно толкнуло, он чуть не подавился своим  протеином.  Из
дома, из родного гнезда,  донеслись  звуки  великого  смятения  -  протяжный
вопль, исторгнутый из груди тетки (собственно, двоюродной бабушки), внезапно
обнаружившей исчезновение племянника. Захлопали двери.
     - Джош! Джош! - это уже крик с улицы, такой оглушительный, что,  должно
быть, вспугнул всех птиц на кладбищенских соснах.
     Джош, давясь, набивает рот сыром, а то куда его девать?
     Еще раз хлопнула дверь. Наверно, опять парадная, так и ходит на  петлях
туда-сюда. Каблуки простучали по половицам, по плитам заднего крыльца.
     - Джош!!! - вопль с крыльца, от которого всполошились и залаяли  собаки
под горой.
     Джош выплевывает остатки сыра, которые не успел прожевать и проглотить.
Он чуть было не вскочил во весь рост и не пустился бежать - едва удержался.
     Прочла! Она прочла письмо! Нажала на дверь, сломала замок и все  прочла
гораздо раньше, чем он рассчитывал.
     - Джош, вернись! Вернись сию же минуту!
     Возбужденно бормочет что-то себе под нос, мечется то в дом, то из дому,
точно вихрь.
     Джош отползает к самой ограде. Дальше хода нет - не  забор,  а  Великая
китайская стена. Единственный штакетник в округе, который стоит  прочно,  не
заваливается.
     Тетя Клара кричит на всю улицу,  сзывает  на  помощь  соседей.  А  Джош
ползет вдоль внутренней стороны  забора,  изо  всех  сил  работая  руками  и
коленями, и, стараясь сохранять хладнокровие, продирается  сквозь  зелень  и
высматривает, нет ли в заборе прорехи, чтобы можно было как-то  протиснуться
наружу. Протиснуться - и затеряться в голубой дали, прежде  чем  тетя  Клара
скличет целую армию преследования. Пока они будут  накапливаться  на  улице,
зады останутся без присмотра. Дальше на пути - крыжовник, весь в шипах,  как
в иголках, кусты шиповника стоят между стволами  груш  непроходимой  стеной.
Под ее защитой он  одним  скачком  лихо  перепрыгивает  через  штакетник  и,
спотыкаясь, вылетает на открытое место. Перед ним  -  пустые  выгоны,  внизу
овраг, по дну его течет речка, а за оврагом на той  стороне  железнодорожная
станция. Путь свободен. Джош. Мчись со всех ног, уносись на волю, словно  ты
из племени гончих псов. Никакие ребята тебя, оказывается, здесь не сторожат.
И войска с пушками не стоят развернутым строем. Только две коровы пасутся на
лугу, прикованные цепью к своим орбитам. Джош перепрыгивает  слегу  и  бежит
наискось по выгону, узелок бьется  за  плечом,  летит  следом,  борозды  под
ногами глубокие, как канавы,  только  бы  лодыжку  не  подвернуть,  и  всюду
коровьи лепешки, но он не разбирает дороги. Опять забор - с разбегу взять  и
это препятствие. Одолел кое-как. И чуть не кубарем слетел, ломая заросли,  в
овраг вблизи полосы отчуждения. Он стоит на четвереньках над водой  и  дышит
со свистом, со  стоном,  ничего  больше  не  соображая.  Задыхается,  трясет
головой и боится, как бы его не вырвало.
     Джош, неужели твоя взяла?
     Он нащупывает  в  карманах  яблоки,  морковь  и  огрызок  карандаша.  И
тетрадка со стихами на месте. И узелок, завернутый в  плащ,  не  развязался.
Вон сколько ты пробежал, Джош, ничего не выронил. Пробежал - и  ни  разу  не
споткнулся и не растянулся. И никто не топал вдогонку у тебя за спиной и  не
орал, что, мол, вон он, вон он! Невероятно. Была, правда, минута  опасности,
но с ней удалось справиться. Ты выскочил из  тетиклариного  сада  и  уже  не
слышишь, как она разговаривает сама с собой, и  она  не  может  больше  тебя
разжалобить и не может о тебя споткнуться.
     Джоша рвет.

35

     Может быть, Гарри давно уже стоял над ним, а  может  быть,  только  что
подошел. Но Джош перестал корчиться и поднял голову,  а  он  стоит  в  своей
крикетной форме.
     - Не торопись, Джошуа, я подожду. У нас в  распоряжении  целый  день  -
благодаря твоей милости.
     Джош понурился и прижал ладонь к боку -  мир  его  распадался,  издавая
стоны, и не мысленные, а вслух.
     -  Я  так  и  сказал,  что  ты  объявишься,  как  только  поднаберешься
нахальства. Даже до  вечера  не  высидишь.  Всех  делов-то  было  -  немного
обождать поблизости.
     Джош отполз в сторону от того места, где  его  вырвало.  Чертов  Гарри,
конечно, все видел.
     - Только чего это ты, парень, на такой скорости стреканул  в  овраг?  У
тетеньки терпение, что ли, лопнуло? Пригрезилась тебе шкуру отделать?
     Джош молчит. Он боится всхлипнуть, если откроет рот.
     - Знаешь, какое у  нас  к  тебе  предложение?  Убирайся-ка  ты  отсюда.
Заскучай нестерпимо по родной мамочке и проси  тетю,  чтобы  отпустила  тебя
домой. Нам такие ребята, как ты, здесь не нужны. Ты всем Плауменам  Плаумен,
что верно, то верно. У тебя особая хватка, как ни  у  кого.  Столько  народу
собралось, игроки в спортивной форме, зрителей  толпа.  Знаешь,  как  далеко
было ехать некоторым из команды Кроксли? У нас тут нет автобусов  за  каждым
углом, как у вас в городе. А теперь им  придется  топтаться  на  станции  до
восьми часов вечера, поезда ждать.
     Джош выравнивает внутреннюю линию обороны, хотя сознает, что  нечего  и
пытаться, все бесполезно.
     - Надоело слушать про этот ваш несчастный матч. Не пойму, вы  вообще-то
собирались играть или нет? А я? Нужно мне было появляться или не нужно?  Кто
сказал, чтобы я сидел дома? Кто грозился отлупить меня, если я  покажусь  на
поле?
     - Это теперь к делу не относится. Сам знаешь, что все переменилось.
     - Ничего не переменилось. Если бы я пошел играть, меня бы избили,  если
бы не пошел, опять же избили бы. Что  же  переменилось,  скажи,  пожалуйста?
Хотя можешь не говорить. Я вас все равно не понимаю и никогда не  пойму.  Вы
хотите, чтобы я убрался из поселка, вот  я  и  убираюсь.  Ну  как?  Это  вас
устраивает? Теперь можно мне идти?
     - Нечего паясничать.
     Джош с усилием подымается на ноги, он чувствует себя как недооживленный
утопленник, подбирает с земли свой узелок и взваливает на плечо.
     - Я ухожу. Я уже собрался, вот, видишь? Надо только, чтобы  тетя  Клара
не узнала.
     Он делает шаг в сторону, чтобы  обойти  Гарри,  но  натыкается  на  его
вытянутую руку. Гарри захватил рубашку Джоша  на  груди  и  тянет,  едва  не
отрывает его от земл