ь или не есть. А сам чуть не давится от жадности,  и  в  животе  у
него - бездонная пустота. Готово. Стараясь не  показать  виду,  он  украдкой
оглядывает стол, не осталось ли чего на добавку. Но на столе ничего нет - ни
гренков, ни хлеба, ни джема, один только высокий  стакан  с  молоком,  но  о
молоке он даже мысли не допускает.
     Завтрак  в  музее,  прислушайтесь,  как  трещит  за  ушами  у  главного
музейного экспоната, А в остальном - могильная тишина, только часы тикают. И
снаружи не доносится ни звука, не слышно ни уличного  движения,  ни  людских
голосов. Хорошо бы увидеть, что там в окне у нас за спиной. Он так  вывернул
шею, что даже хрустнуло. А там -  ничего,  одна  корова  с  полным  выменем,
стонет, зовет, чтобы пришли с подойником.
     - Ты не выпил молоко.
     От неожиданности он посмотрел ей прямо в глаза, хотя и  не  хотел,  все
утро избегал ее взгляда. Сидит напротив и вытирает салфеткой уголки губ.
     - Я молоко не люблю.
     Хотел, чтобы было сказано как отрезано, а  вышло  жалобно,  потому  что
лицом к лицу при солнечном свете она  оказалась  совсем  не  такой,  как  он
думал. Старенькая, бледная, дома он привык видеть  за  столом  другие  лица;
вовсе не строгая, не сердитая, не каменная - обыкновенная славная  старушка;
а это неверно, это совершенно не подходит.
     - Сейчас тебе самое время научиться любить молоко. Мне  будет  приятно,
если ты выпьешь этот стакан.
     - А вы подумали, будет ли мне приятно, когда забрали мою тетрадь?
     - Джошуа... Не будем об этом.
     - Нет, будем!
     - Нет, не будем. Я не могу позволить, чтобы пререканиями было испорчено
воскресное утро. Скажу тебе только одно: я не шпионила.  Это  несправедливо"
Мне было больно слышать от тебя такое слово. Если бы я хотела прочесть  твои
стихи исподтишка, разве я не могла положить тетрадь на место, пока ты  спал?
Поразмысли над этим. А теперь будь добр, убери со стола и составь  посуду  в
раковину. После этого тебе лучше вернуться к себе в комнату и  привести  там
все в порядок. Не забудь застелить постель.
     И удалилась, шурша по полу подолом, а он остался и в бессильной  ярости
шепотом слал ей вслед проклятья, покуда самому не стало стыдно.

7

     Джош стоит в коридоре у дверей своей комнаты,  на  душе  у  него  кошки
скребут. Он  ждет  тетю  Клару  и  слушает,  как  с  разных  сторон  несется
сбивчивое, нервное тиканье всевозможных  часов  -  они  тикают  наперегонки,
боясь промедлить, пропустить других вперед,  волнуясь,  не  забыла  ли  тетя
Клара их завести вчера вечером, или на прошлой неделе, или в  прошлом  году,
или  когда  там  полагается,  размахивая   маятниками,   крутя   колесиками,
растягивая пружинки, щелкая,  звякая,  брякая  своими  механизмами.  Столько
часов в доме, а не видно ни одних, только  слышно.  Шуршат  шторы,  отовсюду
плывет  запах  лаванды,  натертые,  скользкие   полы   стелются   под   ноги
неосторожному человеку, обои лоснятся  золотом,  в  темных  углах  затаились
старые картины, сквозь разноцветные стекла по бокам от входной двери  кровью
просачивается  солнечный  свет,  а  дальше,  за   порогом,   лежит   поселок
Райен-Крик, невиданный, неисследованный, словно джунгли, в  которых  обитают
дикари.
     Из своей спальни выходит тетя Клара, вся разодетая в пух и прах.
     - Ты готов?
     - Да, тетя Клара.
     Врать так уж врать.
     Она распахивает дверь на низкое крыльцо, от которого до  калитки  ведут
вверх через двор каменные ступени. Подымаешься по ним, как на сцену, всем на
посмешище. Из-за  каждого  куста,  из  каждого  расцветшего  подсолнуха,  из
цветочных венчиков выглядывает ребятня всех мыслимых возрастов.
     "Вон еще один Плаумен идет, весь разодетый по-воскресному. Ну  и  цаца!
Ну и конфетка!"
     И будут хихикать со всех сторон. Знает он  деревенских  ребятишек,  они
вредные.
     От  крыльца  до  калитки  на  Главную  улицу  он  насчитал   пятнадцать
камней-ступенек. Калитка из коричневых планок открывается под скрип  пружины
и снова захлопывается со злобным  щелчком.  Тетя  Клара  со  связкой  старых
божественных книг, в черной широкополой  шляпе,  затеняющей  все  лицо,  она
крепко держит его за локоть, может быть боится, как бы не сбежал? И на  ходу
разъясняет:
     - Вон там, рядом с галантерейным  магазином,  дом  О'Конноров.  Хорошие
мальчики, и Билл, и Рекс. Они очень хотели с тобой познакомиться.  Вчера,  в
одном поезде с тобой, это была их сестра. А дом, где ставни  на  окнах,  был
раньше твоего дяди Джефри.
     Джошу ни до чего этого дела нет, просто он не может ее не  слышать,  он
же  не  глухой.  Шагать  вот  так  по  Главной  улице,  изображая  на   лице
жизнерадостность, - все равно что улыбаться, когда у тебя под лопаткой  нож.
А улица-то широкая, прямо луг. Куда подевались все вчерашние деревья, сквозь
ветки которых лучились фонари? Может быть, их по домам разобрали,  чтобы  не
жарились на солнцепеке? Земля под  ногами  твердая,  выгоревшая  и  горячая.
Можно понять тех, кто по субботам уезжают отсюда  на  поезде  и  где-то  там
напиваются. Скорее удивительно, что потом все-таки приезжают обратно.
     Рядом с тетей Кларой, с  другого  бока,  оказывается,  шагает  какой-то
мальчонка лет восьми, рыжий и весь в веснушках, шагает вприпрыжку  и  широко
улыбается, у него в руках каким-то образом очутились уже и книги тети Клары.
Шагает и чирикает, будто птенчик, совсем как  Каролина,  и  подскакивает  на
ходу. Из гнезда, что ли, вывалился? Со всех сторон несутся  детские  голоса.
Детвора выскакивает прямо из-под земли. Внезапное массированное нападение.
     - Здравствуйте, мисс Плаумен!
     - Эй, эй! Нас подождите!
     - Гляди-ка, вот и Джошуа! Приехал, приехал! Какой высокий, а?
     - Мисс Плаумен, а я сегодня  выучил  текст.  Могу  сказать  хоть  сзаду
наперед.
     - Мисс Плаумен, мисс Плаумен, посмотрите, какая у меня новая шляпа! Вам
нравится?
     Ребята наседают со всех сторон, каждый хочет поздороваться за руку, все
тянутся одновременно. Неподалеку какой-то мужчина перегнулся через  забор  и
кричит:
     - Я слышал, он  приехал!  Отличный  парень,  мисс  Плаумен,  вон  какой
рослый.
     Рука тети Клары сжимает его плечо, и на  душе  у  него  становится  так
мерзко, что просто дальше некуда. Он не понимает ни ее, ни  себя,  ее  лицо,
еще недавно такое бледное,  -  неизвестно  почему  заливает  румянец.  Слава
богу,, двинулись-с грехом пополам  дальше,  двинулись  всей  толпой,  малыши
лезут под ноги, а другие - больше Джоша, и  совсем  все  не  такие,  как  он
ожидал.
     Это у них что же, такой порядок заведен на воскресное утро - тетя Клара
в кольце ребят, и они чуть не с ног  ее  валят  от  избытка  чувств?  Малыши
пристают с вопросами, мальчишки и девочки постарше шагают чуть  поодаль,  но
тоже улыбаются оживленно, тепло, доброжелательно; не ухмыляются,  не  кривят
губы - ничуть. Среди них одна толстуха смотрит на  него  в  упор  припухшими
глазами, совершенно не  стесняясь,  будто  так  и  надо,  будто  глазеть  на
человека - это вовсе не грубость, а самая естественная вещь на  свете.  Джош
украдкой поглядывает по сторонам, он ищет вчерашнюю девочку, которая  с  ним
вместе ехала, Бетси они ее называли, и она тоже оказалась здесь. Джошу  даже
стало щекотно - может быть, она тоже успела к нему прикоснуться?  Но  теперь
не узнаешь, поздно. Он движется по улице все время в тесном кольце ребят, он
плохо соображает, он как во сне, у него голова кругом идет от беспрестанного
шума, толкотни, разговоров, он только старается не глазеть на Бетси, как  та
пучеглазая девчонка глазеет на него, и вот всем скопом они входят в церковь,
здесь голоса сразу зазвучали тише, все  заговорили  хриплым  шепотом,  можно
подумать, будто разговаривать в церкви неприлично.
     - Садись с нами!
     Его дружески толкает в бок коренастый паренек со стрижкой "под бокс"  -
никогда бы не подумал, что такой ходит в воскресную школу,  к  тете.  Кларе.
Ему лет шестнадцать,  наверно.  Может  быть,  его  зовут  Билл?  По  фамилии
О'Коннор? Джош совсем запутался, он никого не различает, кроме той девочки с
поезда.
     - Билл, - говорит она тем временем. - Я забыла дома деньги. Одолжи  мне
три пенса.
     Билл смотрит на нее насупившись.
     - Где я тебе возьму три пенса? У меня только для себя есть.
     Бетси так прямо с протянутой рукой отворачивается от него.
     - У кого есть лишние три пенса? Билл опять жмотничает. Как всегда.
     Джош торопливо сует руку в карман.
     - У меня есть. Постой минутку, дай достану.
     Но она не услышала или притворилась, будто не слышит, и куда-то делась,
пропала из глаз, а Большой Билл, расталкивая стайку  малышни,  отвел  его  в
угол, где скамьи расставлены квадратом.
     Джош шлепается на скамью, встрепанный,  запаренный,  он  отдувается  и,
подымая голову, снова встречает взгляд пучеглазой  девчонки,  которая  сидит
прямо против него. Она с улыбкой наклоняется к нему.
     - Тебе правда только четырнадцать лет?
     Джошу не по себе, он чувствует себя в ее власти,  он  словно  выставлен
напоказ, он не хочет слушать, что она говорит.
     - И ты стихи пишешь?
     Джоша бросило в жар и в холод. С этой девчонкой лучше  не  связываться.
Он, ерзая, отодвигается от нее подальше, к концу  скамьи,  пусть  кто-нибудь
сядет  на  освободившееся  место.  Но  пучеглазая  в  один  миг  вскочила  и
плюхнулась рядом с ним, вышло, будто это он для нее освободил место.
     - Про цветы и про бабочек?
     Он что было  сил  отрицательно  трясет  головой  и  старается  забиться
подальше в угол, чтобы она не наваливалась на него сбоку. Это все тетя Клара
наболтала. Верно, думала произвести на них  впечатление.  Да  они  от  смеха
животики  надорвут.  Ринутся  наперебой  рвать  его  и  терзать,  как   стая
стервятников, покажут ему свое настоящее лицо, не то, которое тете Кларе. Он
знает, слишком уж они дружелюбно держались, до того  приветливо,  что  ясно:
прикидывались.
     - Про милых и все такое?
     Привязалась! Надвинулась вплотную, с ума сойти. Но кто-то трогает его с
другой стороны за плечо и шепчет на ухо. Вот спасибо, Билл О'Коннор.
     - Мы завтра на охоту собираемся. Пойдешь с нами? Мы бы и  сегодня  тебя
повели, только сегодня нельзя, понятное дело. Мы кроликов стреляем. Один раз
кенгуру принесли. Красавец!
     Еще один парень, здоровый  такой,  мускулистый,  пригнулся  из  заднего
ряда.
     - Ты про завтрашний день  его  спрашиваешь?  Что  скажешь,  Джошуа?  Мы
зайдем за тобой часов  в  девять,  ладно?  Если  пойдешь,  захвати  с  собой
завтрак.
     Джошу опять стало не по себе: это что же, снова вызов?  Он  и  ружья  в
руках, можно сказать, не держал, как-то  по  консервным  банкам  стреляли  с
ребятами, да и то он все мазал. Но все-таки он ухватился  за  приглашение  и
кивнул, чтобы только избавиться от приставаний пучеглазой, он даже чуть было
не сказал им: "А почему же не сегодня? Зачем откладывать  охоту  на  завтра?
Пошли прямо сейчас". Но в это время Бетси пробралась к ним и  села  рядом  с
мускулистым парнем, и у  Джоша  все  вылетело  из  головы.  Он  старался  не
пялиться на нее и украдкой разглядывал ее округлые изгибы, а пучеглазая  все
толкала его в бок и спрашивала: "И про любовь ты тоже пишешь  стихи?"  Покою
от нее нет, да и невежливо больше делать вид, будто ты ее не замечаешь.
     - Я вообще ни о чем не пишу, -  отвечает  Джош  сдавленным  голосом.  -
Почти совсем бросил.
     - А мисс Плаумен говорила иначе.
     - Отстань от него, Лора, - раздраженно шипит на нее мускулистый парень.
- И не толкайся. Вечно она со стихами лезет. Не обращай внимания.
     - Сам не лезь не в свое дело, Гарри. Я только хочу  узнать,  о  чем  он
пишет стихи. По-дружески. Что же в этом плохого?
     - Ты ему мешаешь, Лора.
     - Неправда. Разве я тебе мешаю, Джошуа? Ведь нет же? Я стараюсь,  чтобы
он среди нас не чувствовал  себя  одиноким.  Он  просто  смущается,  правда,
Джошуа? Я-то хорошо знаю, каково это, когда тебе одиноко среди людей.
     -  Да  бога  ради,  отвяжись  от  него,  сестра!   Человек   не   хочет
разговаривать, его право.
     Кажется, он ввязался в семейную распрю, которой ни начала, ни конца  не
видно, а у Лоры, во всяком случае, не было в мыслях ничего  худого.  И  Джош
говорит заикаясь, потому что всем вокруг неловко:
     - Я тебе расскажу; Лора, расскажу. Только потом.
     Но почему-то ее брата Гарри это, кажется, только еще больше  разозлило.
Но тут раздались звуки органа, и все сразу встали и молча повернулись  лицом
к алтарю. Удивительно даже. Джош  слышал  биение  своего  сердца,  ему  было
как-то неловко, непривычно, да еще эта Лора льнет сбоку,  будто  она  с  ним
знакома давным-давно, а не только что познакомились, будто  она  всегда  его
знала, а вот он ее - нет. Хоть бы тетя Клара была  поблизости,  но  от  тети
Клары ему видна только тулья шляпы, и тетя Клара в это время берет еще  один
аккорд. И все запели, все поют, надрываются, слов не  разобрать,  слова  все
какие-то незнакомые, что-то про "счастье во благовремение", и  про  "денницу
восставшую", и еще про "луч небес на  равнинах".  На  слух  Джоша  -  полная
бессмыслица, и остальные тоже сами не знают, что поют.  Это  сразу  заметно.
Поют оглушительно, во всю глотку, не  заглядывая  в  книжку  и  не  сознавая
значения ни единого слова.
     Джош начинает дрожать с головы до ног, ему страшно  в  этом  незнакомом
мире, он не знает, как себя вести. Никто вокруг  него  не  подозревает,  что
перед ними Плаумен, который еще никогда в жизни не бывал в воскресной школе.

8

     Обратный  путь  по  улице  до  тетиклариной  коричневой  калитки.  Билл
О'Коннор вышагивает с одной стороны, Гарри Джонс, играя  мышцами,  топает  с
другой, они наперебой объясняют ему и переговариваются через  его  голову  -
тут и капканы, которые они каждый вечер ставят в овраге  ("Отличная  вещь  -
жирный, мясистый кролик, а, Джошуа?"), и купанье у запруды, и крикетный матч
с командой из Кроксли, назначенный на вторник.
     - Они так задаются, прямо жуть. Надо им всыпать разок, чтобы знали.  Ты
как в крикет, умеешь? Кому же и выступать за нашу команду, если не Плаумену?
     Тут же Лора, дышит ему прямо в затылок,  а  Бетси  нигде  не  видно,  и
малышня теснится под ногами и за спиной, и солнце палит, и  с  обочин  то  и
дело взлетают тучи пыли. Здесь у них ветер никогда не стихает, что ли?
     - Сегодня мистер Стокдейл читает проповедь,  -  объявляет  тетя  Клара,
будто это невесть какое важное событие. - Он любит видеть  среди  слушателей
юные лица. Надеюсь, что кто-нибудь из вас пойдет к трем часам и доставит ему
это удовольствие.
     Еще того не легче, Джош понимает намек. А тут еще Лора:
     - Но он так длинно говорит,  мисс  Плаумен!  В  прошлый  раз  когда  он
приезжал, то дочитал одну проповедь и сразу начал вторую.
     - Лора!
     - Правда, правда, мисс Плаумен! Я уж думала, он никогда не кончит.
     - Мы все не совершенны, моя милая. У каждого из нас свои слабости. Если
мы не всегда разделяем пристрастие мистера Стокдейла к многословию, это  еще
не значит, что мы не можем ничему научиться, сидя у его ног.
     - Я лучше у ваших ног буду учиться, мисс Плаумен.
     - Благодарю тебя, Лора, но тебе не удастся вскружить мне голову лестью.
Мы с Джошуа будем на сегодняшней проповеди. Приходи и ты, займешь  свободное
место на нашей скамье, а потом попьем чаю у меня в доме.  Помнится,  у  меня
остался от ужина пирог с яйцами и ветчиной.
     Она уже взялась за ручку калитки,  а  ребята  все  не  расходились.  Их
удивительная любовь к тете Кларе совсем замучила Джоша. Не одна же она ведет
занятия в воскресной школе. Почему они не донимают своей преданностью других
наставников? Час и двадцать минут просидели, не сходя  с  места,  -  псалмы,
молитвы, отрывки из Библии наизусть, все больше о том, как  господь  перебил
десятки тысяч древних египтян за то,  что  не  тому,  кому  надо,  молились.
Уместно ли убеленной сединами даме выхваляться таким богом? Ребята  теснятся
вокруг, на их лицах улыбки, их столько здесь,  видимо-невидимо,  Джош  молит
бога, чтобы они наконец ушли. Кончится ли когда-нибудь эта мука?
     Он уже едва держится на ногах, он так устал все время притворяться.
     - До свидания, мисс Плаумен.
     - До встречи, Джошуа.
     - Я постараюсь прийти в церковь, мисс Плаумен,  правда,  мы  собирались
гулять с папой...
     - А он с петрушкой, ваш пирог, мисс Плаумен?
     - Не забудь захватить завтрак, Джошуа.
     - Ну да, мисс Плаумен, мы его берем завтра на охоту, уже  договорились.
А тренироваться в крикет зато будем сегодня.
     Можно подумать, что завтрашнюю охоту ему нарочно  подстроили,  что  все
это - заговор.
     И вот он снова в доме, где все золоченое и странное и пахнет  лавандой,
он  стоит  в  коридоре  лицом  к  лицу  с  тетей  Кларой  в  зловещем  свете
разноцветных стекол  у  двери,  голова  у  него  гудит,  и  скулы  свело  от
многочасового жизнерадостного оскала, стоит  и  боится  шумного  объяснения,
которое сейчас все-таки произойдет. Боится, но и ждет его. Время  наступило.
У тети Клары лицо принимает натянутое выражение.
     - Проходи на кухню, сейчас заварим чай. Это одна минута.  Вода  горячая
есть.
     Он покорно тащится  за  нею  в  полумрак,  глаза  со  свету  ничего  не
различают, не видно, куда идти.  И  опять  эта  ужасная  портьера  из  нитей
шуршит, как тростник. И щекочет.
     - Можешь снять пиджак, если хочешь. И пойди, пожалуй,  посиди  пока  на
веранде. Я к тебе выйду. Там ветерок обдувает, мух не будет.
     Джош перешагивает через белого ощерившегося кота, едва подавив  в  себе
вредное желание наступить на него и еще потопать. На ходу  кинул  пиджак  на
спинку стула, устало распустил узел галстука. Ветер треплет розы, швыряет  о
стену облетевшие лепестки, весь сад охвачен зеленым смятением и трепетом,  а
в небе белесая дымка, и у Джоша перехватывает горло.
     Эх, Джош...
     Обессиленный, опустошенный, он опускается  в  плетеное  кресло.  Голова
кружится, может быть, даже стошнит - тогда полегчает.
     Здешние ребята, наверно, решили, что он дурачок. Что в  голове  у  него
ничего не держится, все навылет. Проулыбался целое утро, как Чеширский  кот,
а слова толкового не вымолвил, на вопросы не отвечал, только  скалился.  Да,
Джош, наверно, они считают, что у тебя винтика в голове не хватает. Но  ведь
они ничего не знают про то, как тетя Клара  шпионит  по  ночам.  Послушайте,
тетя Клара, вы не имеете права судить меня, как господь бог, за мысли. Вы же
не знаете, какие мысли у других мальчишек. Или они вам рассказывают? Нет, вы
не знаете, что думают другие люди, потому что о таких  вещах  никто  вам  не
расскажет. Например, эта история про  Египет,  про  то,  как  господь  судил
плохих людей. Вы же меня имели  в  виду,  я  не  дурак,  понял.  Все  ребята
заметили, что в расписании  ее  не  было,  догадались,  что  вы  на  кого-то
намекаете. Но ведь вы даже не знаете, как получаются стихи.  Иногда  никаких
мыслей просто нет, покуда белый лист не ляжет передо мной на стол в ожидании
слов. А вы думаете, я такой плохой, что...
     Решетчатая дверь на веранду отворилась, взвизгнув старыми петлями, тетя
Клара ставит серебряный поднос на перевернутый бочонок, на подносе - чайник,
тоже из серебра, и фарфоровые чашечки, такие хрупкие, даже страшно,  как  бы
их ветром не сдуло.
     - Придвинь свое кресло, Джошуа.
     Белый жирный кот зашевелился, лежебока, потянулся,  подошел  на  мягких
лапах и стал тереться, извиваясь, вокруг ее лодыжек, мурлыча и пресмыкаясь и
молитвенно глядя на молочник у нее в руке. И получил то, ради чего ползал на
брюхе: блюдечко молока. А надо было тете Кларе угостить его носком туфли.
     - Иди же, Джошуа, придвинься к столу.
     Джош волочит кресло по каменным  плитам,  может  быть,  ему  тоже  надо
помурлыкать? В руке у него вдруг  оказывается  фарфоровая